Читать книгу Северная страна - Максим Гурбанов - Страница 3

«Тук-тук»

Звук доносился откуда-то снаружи.

– Кто там?

«Наверное, показалось», подумала Констанция, отойдя от двери своей палаты.

– Ты кого-то ждешь?

– Да нет. Наверное. – Констанция вытащила из мятой обувной коробки белые тапочки. – Мне кажется, птица должна скоро прийти, – сказала она, аккуратно складывая их носками к двери. – Вернуться что ли. Я жду, что она меня почувствует и обязательно найдет дорогу домой.

– А птица это кто? – спросил Том.

– Птица – это мое внутреннее я. – Констанция нервно потерла подушечками пальцев мокрый лоб. – Моя внутренняя часть потерялась. Только вот не знаю – это я ее где-то забыла, или она сама убежала, устав от пренебрежения.

– Я могу подождать ее с тобой. Мне совсем не трудно. – в его светло-голубых глазах, едва заметно отражался миниатюрный силуэт. – Садись, поболтаем.

– Ты, наверное, думаешь, что я жутко странная раз позволила этому случиться.

– Думаю, – непринужденно ответил Том. – Но это не важно.

* * *

В реабилитационных клиниках наподобие ВИК пациентов лечили от инакомыслия и непохожести. Их миссия заключалась в излечении оригинальных, нестандартных пациентов и превращении их в «нормальных людей». Такие клиники появились сравнительно недавно, но уже успели набрать большую популярностью среди зажиточного класса и представителей самопровозглашённой аристократии. В последние же пару лет интерес стали проявлять и обычные семьи. Поначалу, ведь все родители поддерживают в своих детях неповторимость и даже болеют этим, но в определенный момент часть мозга, отвечающая за уникальность, отключается, словно по щелчку. Будто кто-то подходит к ним сзади и нажимает кнопку «выкл» – разумная часть начинает тихо угасать словно одинокая свеча в темном пространстве, заранее ощущая необратимость процесса. В итоге на каком-то этапе жизни всех начинают загонять в стойло, указывать на общие нормы и правильное поведение.

Трусливые родители приводили в такие клиники своих малолетних детей, дабы не упасть в глазах общества, а суды еженедельно приговаривали к пожизненному заключению в ее стенах рецидивистов и смельчаков.

Реабилитационная клиника ВИК являлась смешанной частной клиникой с возрастной группой от двадцати одного до тридцати семи лет. По мнению современных врачей, люди именно этого возраста успешнее поддавались терапии и социальной реинтеграции. Сто двадцать два пациента пребывали в ВИК на стационарном лечении без права контактов с внешним миром.

* * *

– Но ведь живут же как люди без внутреннего я, Констанс? – спросил Том немного погодя. – Живут и, кажется, радуются жизни. Ну или так кажется. Вот мои родители прожили всю жизнь хорошо, и знать не знают про второе я и его существование. Может и тебе надо. Просто отпустить, перестать ждать и начать жить. Оно ведь приносило тебе дискомфорт, как я понял. Докучало тебя. И твоих родных. Поэтому они привезли тебя сюда?

Констанция промолчала, бросив оценивающий взгляд на небольшое бордовое пятно на футболке Тома.

– Я просто, просто предположил, что многие люди не разговаривают со своими я. – Том смущенно потер кончик носа указательным пальцем. – Ну или не говорят об этом. Раньше все те, кто вели беседы со своим я, жили в определенных лечебных заведениях. Тебе же об этом известно?! – Он лукаво улыбнулся и обвел взглядом прилегающую к основному зданию зеленую лужайку.

– Да, я знаю. Но многое что, кажется, в одну эпоху ненормальным, становится обыденным в последующую и этот факт. Поэтому обижаться на твои слова я не собираюсь.

– А если серьезно, то ты не ответила на мой вопрос: почему в ВИК тебя привезли родители?

– Ладно, приведу другой пример. – сказала Констанция, игнорируя вопрос Тома. – Вот представь, живет маленький мальчик. Авторитарный отец пытается сделать из него настоящего мужчину, постоянно швыряя в него фразами «ты же будущий мужик», «не хандри» и т. д. Мать, при этом, одаривает его всем тем, что считает пойдет на пользу «мужчине» (из мужа сделать настоящего мужчину не получилось, так она приступила к сыну). И этот мальчик растет. Его неповторимый внутренний голос стучит по внутренним стенкам души, но остается запертым где-то глубоко в грудной клетке. Его видение, ощущение мира игнорируется, осуждается – ведь общество лучше знает, что для него важнее, и что необходимо. Он начинает делать все то, что от него требует общество. То, что делают его друзья и окружение. Он идет на работу или женится и начинается взрослая реальная (в кавычках) жизнь. Его жена хочет ребенка и у них появляется ребенок. Потом первому ребенку нужен братик или сестра. И так пролетают десять лет, потом двадцать. И вот проснувшись как-то утром, спустившись на за завтрак, этому мужчине до боли захочется залезть в петлю. Не потому, что все ужасно – и жена его вроде бы любит и дети вроде бы уважают. А потому что, что-то внутри не дает ему покоя. Он забыл, как звучит внутренний голос и сейчас для него это просто физические симптомы, которые выражаются в высоком давлении, в несварении желудка, а у некоторых в хронических заболеваниях. И вот наш мальчик в возрасте пятидесяти лет пытается как-то решить дискомфорт, образовавшийся при всей его хорошо организованной жизни. Каждый день он смотрит в зеркало и видит лишь глубокие морщины, аккуратно прорисованные кистью жизни, уставшие карие глаза и одиночество. Спустя еще какое-то время после такого утра, соседи и знакомые будут жалеть его супругу: «Ведь надо же какое несчастье выпало на ее душу. Муж то пьет, то кричит, то любовницу завел». Но никто не задастся вопросом, а что же толкнуло этого мальчика пятидесяти пяти лет на такие действия.

Том достал из левого нагрудного кармана футболки сигареты.

– Нет, только не стряхивай пепел на пол. – Констанция достала пепельницу из-под дивана.

– Ты хочешь ты сказать, что все те люди, которые начинают странно, по мнению общества, себя вести…… – Том два раза затянулся, сморщив лоб. – Что у всех этих людей просто проблемы с внутренним я?!

– Нет.

– А что тогда? Я не совсем тебя понял.

– Не страшно. – Констанция, прихватив с подоконника книгу в мягком переплете, легла на кровать возле Тома.