Читать книгу Северная страна - Максим Гурбанов - Страница 5

«Скорее всего это грязь. Испокон веков живущая в этом городе, она добралась и до меня. Грязь и зависть, грязь и ненависть или просто грязь. Грязь попала в эту местность случайно, но почувствовав благодатную почву, заполнила собой все пространство. Возможно, много столетий назад, в одной из квартир пятиэтажного дома появился маленький вулкан. Он возник неожиданно, где-то в северных серебристых сумерках, перед самым рассветом, где-то под ржавой раковиной на кухне. Его можно было заметить и закрыть жерло, но жильцы той квартирки были люди глуповатые и безрассудно любопытные. Понемногу, не торопясь, этот вулкан рос и рос, и стал частью дома. И чем стремительней бежало время на планете, тем больше массы лезло из жерла кухонного вулкана. Возможно, жители пятиэтажного дома, достаточно насытившиеся лавой, стали бросаться ею в соседей и друзей. У них была своя философия – при незнакомцах быть чистыми, а в квартирках у себя вести жизнь подобию свинарника. И все бы ничего, все имеют право на свою семью и на грязь в ней. Можно закрыть глаза и пройти мимо, если не грязь, периодически залетающая в твою семью и в твой дом. Я, наверное, и не заметила опасности, притаившуюся прямо у нее перед носом. Может Том и прав, – продолжала размышлять Констанция. – Может да ну ее эту местность. Зимой слишком холодно, в мае идут дожди, в июне невыносимая влажность и огромные насекомые. Насекомые! – Лицо ее нервно поморщилось. – Как будто кто-то выращивает насекомых миллионами и держит в больших прозрачных пакетах, а в июне просто переворачивает и трясёт что есть мочи. Грязь проникла в наш дом и закралась глубоко в мою квартиру и в душу. Это я впустила грязь, я позволила вулкану стать неотъемлемой частью нашей с птицей жизни.

На миг ей показалось, что птица уже никогда не вернется. Что ее Внутреннее Я найдет себе уютное место и заживет там счастливо, без нее.

* * *

– А Вам не кажется доктор, что я слишком глубоко и часто заглядываю себе внутрь?! – спросила Констанция, вернувшись в кабинет доктора. Шла сорок пятая минута встречи с лечащим ее врачом. Доктор Швит был психиатром, довольно несимпатичным мужчиной, а временами казался полным психопатом. Курс этот был обязательным и еженедельным.

– Ну, допустим, – продолжала она свою мысль, – некоторые люди заглядывают в себя, изучают себя, анализируют. Давайте назовем это спуском. Они спускаются к себе на пятый этаж, некоторые на седьмой. А я уже на десятом и не могу остановиться, понимаете? Вы же знаете, доктор, что не все выбираются на поверхность живыми, ну или здоровыми. А я нахожусь тут так долго, что кажется уже не смогу жить на поверхности.

– Вот для этого вы сюда и приехали, дорогуша, – сказал доктор Швит как всегда надменным тоном и посмотрел на ее в упор. Его черные маленькие глазки никак не подходили к непропорционально большому носу и тонким губам.

– Нет уж извините, я приехала сюда не по доброй воле, – разозлилась Констанция, слегка повысив голос.

– Ну не в этом суть, деточка. – он поспешил сменить свой тон. – Суть в том, что мы обязательно вам поможем. Пройдя весь наш курс и выйдя отсюда, вы не только снова сможете жить на поверхности, но и найдете друзей и единомышленников. Вы никак не будете от них отличаться, поверьте мне. У нас самые высокие показатели реинтеграции.

Она ничего не ответила. Оставшиеся тридцать минут он расспрашивал про ее самочувствие: хорошо ли она питается, что ей сниться и не мешает ли ей по ночам соседка-крикунья.

– Мне хочется писать, доктор. Много и постоянно – сказала Констанция, после некоторой паузы. – Пальцы хотят бить по клавишам или набирать слова в блокноте телефона. Я закрываю глаза и пишу, пишу, пишу. А открываю и вижу только жетлый потолок. Что со мной доктор.

– Покажите мне, что из последнего вы написали?

Она протянула ему треугольный кусочек бумаги, вырванный наспех из тетради медсестры.

Давно не курю, но покурила бы в мыслях. Давно не писала, но нет материала.

Давно не ходила босиком по асфальту, но нет и асфальта.

Хочется бежать, но некуда.

Много любви, но не кому дать.

Пришло время получать, но не у кого брать.

* * *

Закат мое любимое время суток.

* * *

– Хорошо, очень хорошо, Констанция, – сказал доктор Швит, пряча бумажку себе в карман. Он закрыл свой блокнот, сложив его слева на диван, что означало – сеанс на сегодня окончен.

В реабилитационной клинике В.И.К. лечили от всех возможных и невозможных болезней. В клинике был свой устав и своя медицина, которая менялась, чаще чем настроение подростка. Директор клиники ВИК, дядя психиатра Швита, заведовал ею уже пять лет и зарекомендовал себя в обществе как ответственный гражданин. Он изобретательно и успешно лечил болезни, никому не изведанные, но современные и актуальные. Эта клиника всегда отвечала нуждам прогрессивного общества, пользуясь поддержкой государства, что позволяло избегать независимые проверки в течение многих лет.

* * *

Через две недели Констанции разрешили писать. Как-то в понедельник, после завтрака, к ней пришла медсестра и принесла настольную лампу, а также тетрадь и две ручки. Во вторник пришли рабочие и сняли замеры.

В пятом корпусе палаты были не стандартно узкие, вытянутые. В палате Констанции справа от входа стоял старый деревянный комод с двумя дверцами, над которым висела настенная хрустальная лампа. Чуть дальше, вдоль правой стены, стояло большое винтажное кресло. Оно когда-то было мягким и красным, а сейчас походило на высохший на солнце томатный сок. Слева от входа, был узкий стенной шкаф с белой дверью, дальше стояла деревянная кровать.

В конце палаты было окно, а под ним невероятных размеров чугунная батарея. Она плохо грела, но убрать ее совсем было нельзя. Краска на оконных рамах высохла и облупилась. Когда становилось совсем невыносимо, Констанция забиралась на подоконник и часами дергала за высохшие кончики.