Читать книгу Скелеты - Максим Кабир - Страница 13

Некоторое время он стоял во дворе, выпуская клубы табачного дыма, поглощая одну сигарету за другой. Как обжора после вынужденной диеты. Курил и наблюдал за окнами бабушкиной квартиры. Ретировавшись утром, он не выключил свет. Он четко видел люстру, наличники и верхнюю поперечину межкомнатного дверного проема темных, ведущих в пустую спальню дверей. Или она не пуста? Желтый прямоугольник окна гипнотизировал. Он ждал, что в любой момент призрак прильнет к стеклу, высматривал тень или движение за кухонными занавесками.

Вскоре организм перенасытился никотином, и конечности задубели на ветру.

«Ох, Машка, если бы ты знала», – мысленно обратился он к бывшей возлюбленной.

И пошел в подъезд. Не сразу справился с ключом: пальцы подрагивали.

– Ну, здравствуй, – приветствовал его мужской голос. И он почти сорвался, почти рванул, бросив квартиру открытой, но сообразил, что испугался телевизора.

– Я скучала, дорогой, – сказала актриса, обнимая сериального мужа.

Андрей выругался. Недоверчиво осмотрел комнату. Смятые простыни, пульт и чашка на полу у кровати, скинутые впопыхах тапочки. По стенам не стекала зеленая слизь, пятно несмываемой крови не проявилось на линолеуме. Все та же непримечательная бабушкина комнатка, по наследству перешедшая внуку.

Он выключил звук телевизора, заткнул болтливую актрису. Собрался с духом и пошел к спальне. От волнения вспотела спина. Он был возбужден, но почему-то не испуган. Пещера ужасов в этом луна-парке оказалась сделана на славу, отличная механика, грамотные скримеры, убедительные костюмы статистов. Атмосфера впечатляет, и попкорн вкусный. Но луна-парк остается луна-парком, у привидений нет зубов.

Он чувствовал себя зрителем, а не полноценным участником происходящего. Словно рассматривал спальню сквозь 3D-очки.

«Тумбочка будет стоять на своем положенном месте, запертая, – таковы правила фильмов ужасов».

Тумбочка была перевернута отворенным брюхом к потолку. Из нее вывалились блестящие гирлянды магнитной ленты. Ворох пленки, которую кто-то остервенело вытягивал из компакт-кассет. Сами кассеты лежали разломанные, извлеченные из коробок. Вкладыши были изорваны на мелкие кусочки. Пластмасса потрескалась.

Он уже не был так уверен в беззубости привидения. Руки у того точно имелись, чтобы уничтожить юношеские сокровища. Пока Андрей гулял с Никой, пока навещал учителей и Хитрова, пока ужинал у мамы, в пустой и запертой квартире немыслимая сила раскурочивала и ломала.

И хотя он никогда бы не вставил в магнитофонную деку ни одну из этих кассет, десять лет как обесценившихся, он ощутил обиду и раздражение. Он собирал их, он ездил за ними в область, перезаписывал, всегда бережно проматывал к началу. Не затем, чтобы их выпотрошила потусторонняя сволочь.

В нулевых в Варшавцево было много киосков с аудиопродукцией и большой магазин. Но продавалась там эстрада и шансон, сборники «Союз» и «Хиты осени». В лучшем случае – саундтреки к Балабановскому «Брату-2», избранные песни «ДДТ» и Цоя. Легче было найти окаменелости динозавра, чем редкий рок-альбом.

Но малочисленные варшавцевские поклонники рок-н-ролла умудрялись пополнять коллекцию. Ларьком около вокзала заведовал бородатый Коля Федорин. Он играл вместе с Ковачем в «Подворотне». Смерив юнцов-неофитов презрительным взглядом и недовольно поворчав, он доставал из-под прилавка толстенную книгу. Страницы скреплены степлером, и каждая запакована в пленку. Библия рок-гурмана, каталог ансамблей, чьи альбомы можно было заказать.

Мальчики водили по списку пальцами, представляли рай гигантским хранилищем кассет. Вынимай и слушай любую!

– Мне, пожалуйста, «Комбат» The Clash и вот эти два альбома Cramps, – просил Хитров, отсчитывая деньги. После мучительных внутренних дебатов Ермаков останавливал выбор на каком-нибудь бутлеге «Гражданской обороны».

– А где вы их берете? – спросил он как-то, и всемогущий Федорин сказал, что это не его ума дело.

– Приходите в пятницу, – раздраженно бурчал он в бороду. И в пятницу они получали заветные кассеты и мчались домой, счастливые. Еще были живы Джо Страммер из The Clash и Люкс Интериор из Cramps, и Егор Летов не разложился на плесень и липовый мед. И крутились в магнитофонах кассеты, чья судьба была предрешена свыше.

Андрей вынул из проушины навесной замок. Защелкнул его и попробовал заново расщелкнуть. Не вышло. Он нахмурился.

В его дом вторглись, его сундучок разорили. Пленка напоминала гору внутренностей и жалобно шуршала под ногами. Была причина злиться.

Он стоял посреди хаоса из пластмассы, разноцветного бумажного мусора и магнитной ленты. Он, человек, который два года вел «Мистические истории». Он бывал в домах, населенных свидетелями паранормальных явлений, женщинами и мужчинами, ошалевшими от водки, наркотиков и скуки. Он интервьюировал людей, готовых нести несусветную ахинею, лишь бы попасть в телевизор. Он разговаривал с матерью-одиночкой, ремнем лупившей свою трехлетнюю дочь до черных синяков, чтобы потом обвинить в насилии полтергейста. Он ездил через всю страну в забытый Богом поселок Степное, где одержимый дьяволом фургон якобы убил пять человек. И пока он вел репортажи на фоне графских поместий, Маша изменяла ему с лучшим другом.

Он знал, что сказала бы главный редактор «Мистических историй»:

– Я не сомневаюсь, что в твоей спальне живет привидение. Я верю и не в такую чушь. Но покажи мне выжженные на обоях пентаграммы, перевернувшиеся кресты, да хотя бы пятна экскрементов на унитазе, явно образующие демоническое лицо. Покажи, или выжги, переверни, насри сам. Нам нужна картинка, Андрей, зритель не будет смотреть на кучу старых битых кассет.

Он вспомнил одну из ранних передач. Выпуск, посвященный неодушевленным предметам, вставшим на криминальный путь. Вроде красного кинговского автомобиля, оживающей кровати из старого би-муви или куклы Чаки. Именно для этого выпуска они отсняли ржавый полукапотный фургон.

Съемки запали в душу еще и тем, что частично проходили здесь, в родном Варшавцево. Телевизионщики приехали опросить мрачного, очевидно, запойного шахтера. «Наш клиент», – говорила о таких редактор. Но рассказ мужчины, вопреки обыкновению, вызвал доверие. Первый раз за два сезона ведущего действительно пробрало.

Вкратце история звучала так: племянник шахтера Влад…

(…не был трусом. Он веселился на самой вершине чертова колеса, когда его родители в последний раз гуляли вместе. Его не испугал и жутковатый фильм про девочку, вылезающую из телика.

Нет, в детстве он просил маму не выключать в спальне свет и около месяца избегал собак – после того как цепная Найда укусила его за руку. Но только месяц. Страх ушел, оставив шрам на кисти. Страх темноты испарился, не оставив шрамов.

Влад повзрослел и в одиннадцать лет ничего не боялся.

До того дня, как мать привезла его к дяде Назару.

До того момента, как он увидел все эти пятна, сливающиеся в единый неясный рисунок.

– Нравится? – спросил Назар, перехватив взгляд племянника. – Я купил его в восьмидесятых, во время командировки в Ашхабад. Знаешь такой город?

– Столица Туркменистана, – механически ответил Влад, не отрываясь от багровых завитков.

– Молодец! – дядя провел ладонью по красному ворсу. – Взял за бесценок на рынке. Антиквариат! Ручная работа.

Сказав это, он покинул спальню, а Влад робко спросил у мамы:

– Мы здесь надолго?

– Всего на пару дней, – ответила мама и погладила его по волосам.

«Всего?» – ужаснулся мальчик, а вслух спросил:

– Папа тоже сюда приедет?

– Нет, – отрезала мать и ушла за братом, оставив его один на один с красными извивающимися завитками.

В последнее время родители Влада сильно ссорились. Каждый вечер он слышал их приглушенные голоса за стеной. Мать говорила что-то про «ту змею», и Влад догадывался: речь идет не о настоящей змее, а о тете Марине, очень красивой женщине с папиной работы. Он надеялся, что мама с папой помирятся и всё снова будет хорошо, как в субботу на аттракционах. Но вчера родители кричали друг на друга, и ему пришлось закрывать голову подушкой. Утром мать собрала чемодан.

– Мы поедем к дяде Назару. Ты же хотел побывать у него в гостях.

Сколько Влад себя помнил, он никогда не выказывал подобного желания. Раньше дядя ему не нравился. Они и виделись-то всего три раза, и мамин брат запомнился ему высоким мрачным типом с холодными глазами.

Назар называл племянника «малой» и грозил забрать с собой на Север. Там, по его словам, малой научится жизни. Подобная идея Влада не вдохновляла. Слава Богу, отец тоже высказывался против. Когда заканчивались непродолжительные дядины визиты, он говорил матери:

– Пусть сам едет в свою Сибирь, а моего сына не воспитывает.

– Перестань, – отвечала мама, – ты знаешь, через что он прошел.

Однажды мама показала Владу фотографию, на которой дядя стоял в обнимку с незнакомой женщиной, держащей на руках ребенка. Дядя широко улыбался, отчего совсем не походил на себя.

– Это тетя Катя, – пояснила мама, – они с Назаром развелись. А это маленький Сережа, твой двоюродный брат. Он умер до твоего рождения.

– Почему? – изумился Влад.

– Задохнулся во сне, – грустно сказала мама, – с очень маленькими детьми такое случается.

– Поэтому дядя стал злым?

– Он не злой. Он несчастный.

После разговора отношение Влада к Назару изменилось, и все равно он ни разу не просил отвезти его к дяде.

Как говорил отец: «Твоя мать всегда навязывает свои желания другим».

Между командировками на север дядя обитал в соседнем Варшавцево. И, увы, он был дома, когда мама нервно запихивала вещи в чемодан.

Рассматривая осенний пейзаж из окна междугороднего автобуса, Влад думал о потерянных выходных и глупом мамином упрямстве. Несколько раз в мозгу всплывало страшное слово «развод».

Дядя встретил их на автовокзале. Он, кажется, стал еще выше и угрюмей.

– Все будет хорошо, малой, – сказал он.

«Если ты перестанешь называть меня малым», – подумал Влад и пошел за взрослыми. Из долетающих до его ушей обрывков фраз он узнал, что мама не собирается воевать с «этой змеей» за «эту тряпку».

Дядя жил в трехкомнатной квартире без приключенческих книг и игрушек.

– Вот твоя спальня, – сказал он, и Влад забыл про все на свете.

Его взгляд прикипел к настенному ковру над кроватью.

Влад вздрогнул.

Ковер был красным. По полю цвета запекшейся крови расползались геометрические фигуры. Алый клинообразный орнамент окантовывал их. В углах причудливо извивались пурпурные узоры. Центр занимал багровый ромб с черной сердцевиной. Арабески не имели никакого смысла. В конце концов, это был просто купленный за копейки старый ковер, а вовсе не шедевр иранских или грузинских ремесленников.

Но он насторожил Влада настолько, насколько мог насторожить пес, пускающий из пасти розовую пену.

Это было глупо – он понимал.

Глупее – испугаться люстры или пылесоса.

В конце концов, у него дома тоже висел ковер, с виноградной лозой и листьями, и он никогда не замечал его по-настоящему, как не замечают фон, примелькавшийся и навеки встроенный в быт.

Ковер дяди Назара невозможно было не заметить. Из-за его аляповатости, кричащей красноты. И еще из-за чего-то.

– Нужно вытереть пыль, – сказала мама, входя в спальню с тряпкой, – здесь давно никто не жил.

Влад провел глазами по алому орнаменту. Чем дольше он всматривался в узор, тем больше тот походил на языки пламени. Казалось, вот-вот раздастся потрескивание костра и пламя задвигается внутри этой распахнутой на всю стену топки.

Взгляду стало горячо. Влад отвернулся.

Мать яростно терла стол, и ее губы беззвучно шевелились.

Влад вышел в ванную и провел там час. Никто не заметил его покрасневших белков.

Позже он ел макароны по-флотски и слушал разговор взрослых, которые будто не замечали его присутствия. Из разговора становилось ясно, что терпение мамы окончательно лопнуло. Ничего хорошего это не сулило.

Влад допил чай и услышал:

– Иди в свою комнату.

«Это не моя комната!» – хотел возразить он, но выражение маминого лица было жестким и пугающе похожим на угрюмую гримасу дяди Назара. Мальчик побрел в спальню.

Из дома он прихватил томик о приключениях Конана Киммерийца и сейчас стал читать, устроившись у окна спиной к кровати.

В книге было все, что нравилось Владу: свирепые монстры, магия, битвы на мечах. И девушки, красивые, как тетя Марина, – с некоторых пор ему нравились и они. Но сегодня, в чужой спальне (где давно никто не жил), ему не удавалось сосредоточиться.

Влад закрыл книгу и повернулся к хаосу из красных абстрактных фигур.

Он подумал, что человек, выткавший это уродство, был безумен или сильно пил, а может, и то и другое. Рисунок раздражал, цвета заставляли глаза слезиться. И в то же время нагромождение пятен не отталкивало взгляд, а, напротив, странным образом притягивало.

Шестое чувство подсказало Владу: мастер, пусть и сумасшедший, был не лишен таланта. Ему удалось расположить узоры так, что, когда смотришь в один угол, фигуры еле заметно двигаются в другом, на периферии зрения.

Никакой магии в стиле Конана, обычный фокус, иллюзия. Вроде тех картинок, что обретают глубину и выдают спрятанный сюжет, если всматриваться в них определенным образом.

Влад решил шутки ради проверить, не содержит ли ковер подобный секрет, и сосредоточился на его центральном медальоне. Он слегка скосил глаза и расфокусировал взор. Несколько секунд ничего не происходило, а потом узоры в углах ковра зашевелились. Линии сплелись в спирали, а языки пламени зашевелились, словно ковер горел.

Влад недоверчиво хмыкнул и попытался отморгать наваждение, но веки не подчинились ему. Спирали набирали обороты, фон провалился внутрь, и картина стала объемной. Теперь над кроватью зиял вход в алую пещеру, в страшную комнату за очагом.

У мальчика закружилась голова, он вскрикнул и рывком выдернул якорь взгляда из кровавого океана.

Калейдоскоп остановился, обернулся простым ковром.

– Я ухожу по делам, – сказал дядя Назар из коридора, – квартира в вашем распоряжении. Вернусь поздно, не ждите.

– До свидания, – пролепетал Влад чужим голосом.

Мама заперлась в гостиной и долго говорила по телефону с подругами. Влад устроился на кухне. Постепенно чтение захватило его, и он прочитал сто страниц, ни разу не вспомнив про ожившие узоры. Но как только за окном стемнело, мысли вернулись в реальность.

«Я буду спать прямо под ним», – опасливо подумал мальчик и тут же отругал себя за трусость.

– Мне не восемь лет! – сказал он вслух. – Подумаешь, старый ковер!

Решительным шагом он вошел в спальню и взобрался на кровать. Впервые он коснулся ковра руками. Пальцы прошлись по жесткому ворсу. Ощущение, будто гладишь грязную собаку. Вся уверенность мигом испарилась.

Влад приблизил лицо к ковру и понюхал его.

Ворс пах шерстью дикого животного, пастью Найды, неожиданно накинувшейся на маленького Владика.

«Что-то изменилось, – с нарастающим ужасом подумал Влад, – он изменился!»

Запомнить точное месторасположение всех бессмысленных фигур было нереально, но одна деталь четко бросалась в глаза.

Алый орнамент у каймы больше не напоминал пламя. Извивающиеся клинья обернулись зубами, частоколом клыков по периметру квадратной пасти.

«Голодной пасти», – подумал Влад.

Ему захотелось позвать на помощь маму. И он позвал ее.

– Ма, давай снимем ковер со стены.

– Ты что? – Мама удивленно оторвалась от журнала. – Мы не у себя дома. А что случилось?

У Влада был заготовленный, почти правдивый ответ:

– Он воняет.

Мама проследовала за сыном в спальню. Впервые посмотрела на красное полотно.

– Какая безвкусица, – скривилась она.

Влад воодушевился:

– Ты его понюхай!

– Нюхаю. Пахнет пылью. Этой комнатой никто не пользовался с… – она осеклась, – долго.

Влад подбежал к ковру и принюхался. Запах псины исчез. Ворс пах, как и положено старому ворсу. Очередной трюк.

– Фу, – преувеличенно поморщился мальчик, – надо снять его на время.

Мама с сомнением оглядела ковер, потом взялась за его край и отодвинула. Чем дольше она смотрела в зазор между стеной и ковром, тем сильнее хмурилась.

Страх отразился на лице мальчика. Ему казалось, что из зазора выскользнет рука скелета, схватит маму за горло и утащит в красные недра.

«Не трогай его!» – хотелось закричать ему, но мать сама отпустила ковер.

– Снять не получится, – объявила она. – Стенка отсырела, на обоях грибок. Лучше уж так, чем без него.

Мальчик с мольбой уставился на мать. Она потрепала его по волосам, не особо ласково:

– Послушай, дорогой, это всего на два-три дня. Мы с папой уладим наши проблемы, и ты вернешься домой.

– А как же школа? – разыграл он последний козырь.

– В школу я позвоню.

Мать развернулась на носочках и пошла в ванную. Зашумела вода.

Влад всхлипнул совсем как маленький. Пока мама мылась, он позвонил отцу.

– Да, сынок, – сказал папа слишком развязно для человека, чья семья исчезла.

– Па, – прошептал мальчик, – мы у дяди Назара!

– Я так и думал, – ответил отец.

«Если думал, почему не забрал нас?» – едва не вырвалось у Влада, но он посчитал разумным задать другой вопрос:

– Па, когда ты приедешь за нами?

– Понимаешь, Владик, у нас с твоей мамой не лучший период в жизни. Нам необходимо во всем разобраться. Думаю, она поступила правильно, поехав к брату.

– Но, папа…

– Отдохни от школы некоторое время…

– Па…

– Это не продлится дольше недели.

– Папочка…

– Мне надо бежать, сынок. Звони мне, хорошо?

В трубке раздались гудки.

Мама уснула сразу после ужина. Влад остался наедине с собой, с наполнившими квартиру звуками. За окном шелестели ветки деревьев и подвывал ветер. У соседей, счастливых необладателей красного ковра, работал телевизор.

Врата в уютный мир Конана Киммерийца захлопнулись, не желая впускать чужака.

Одинокий и несчастный Влад поплелся в спальню. В темноте он добрался до постели, и здесь его ждало новое открытие. Вытянуться на кровати в полный рост было нельзя. Ступни упирались в изножье, и означало это одно.

Кровать принадлежала ребенку намного младше Влада. Его двоюродному брату, умершему в младенчестве. Умершему здесь, под кроваво-красным ковром.

Влад посмотрел вверх. Ковер возвышался над ним отвесной стеной, и даже темнота не скрывала его цвет.

А по поверхности, между узорами, а по красной поверхности…

Влад скатился на пол и бросился к выключателю. Он боялся, что люстра не включится, что ковер впитает в себя свет, но комната осветилась. И кошмар не исчез.

Жуки – тысячи жуков – ползали в ворсе. Ковер кишел ими, черной слюдянистой массой. А еще там были блохи, скачущие в пределах красного. И большие зеленые кузнечики, одним прыжком преодолевающие расстояния от угла до угла. И жирные сороконожки, свернувшиеся в медальоне, переползающие друг друга сколопендры, чудом удерживающиеся на поверхности медведки…

Крик Влада брызнул по квартире, грохнула дверь. Испуганная, растрепанная после сна мать возникла на пороге.

Влад, потерявший дар речи, ткнул пальцем в ковер.

В самый обычный, купленный за бесценок ковер.

– Ну и? – строго спросила мама. Страх сменялся в ней нарастающим гневом.

Мальчику понадобилось усилие, чтобы заговорить:

– Там были насекомые!

– Тараканы?

– Нет! Жуки! Черви! Сороконожки!

Мать понимающе кивнула.

– Сороконожки, значит. – Она глубоко вздохнула и оперлась рукой о стену. – Послушай меня, сынок, – вкрадчиво сказала она. – Эти выдумки не помогут тебе быстрее вернуться домой. Мы будем дома – я тебе обещаю – через три-четыре дня. А пока сделай одолжение, – ее голос стал жестче, – будь мужчиной и поддержи меня хоть немного. Не криками, а спокойствием. Мы договорились?

– Я не выдумывал, – горячо воскликнул он.

Мать выставила перед собой указательный палец.

– Мы договорились?

Влад яростно дернул себя за край футболки и молча пошел к кровати.

– Будем считать, что да.

Мать выключила свет, но тут же включила его в коридоре:

– Я оставлю лампу на ночь. Хороших снов.

Влад лежал в кровати, лицом к окну, и прислушивался. По-прежнему шумел ветер. Соседи отправились спать. Из гостиной не доносилось ни звука. Мама обычно засыпала очень быстро.

Как назло, начала неметь прижатая туловищем кисть.

Влад покосился через плечо. Освещенный коридорной лампой ковер не шевелился.

«А как, интересно, он станет шевелиться?» – спросил у самого себя Влад. Сарказм придал смелости. Он перевернулся к стене.

Ковер не вонял, не скалился, и уж точно по нему не прыгали вши. Влад разглядывал завитки и спирали и постепенно успокаивался. Его веки отяжелели, дыхание выровнялось, рука сползла к краю кровати, уткнулась в ворс.

Сонный взгляд блуждал по причудливым узорам, и Влад подумал, что пятно в левой половине ковра похоже на человеческое лицо.

Точно, на профиль мужчины. Вот вздернутая острая бровь, изогнутый рот, раздувающаяся ноздря. Как он раньше этого не замечал?

Влад приподнялся на локте, удивленно разглядывая обнаруженный портрет.

«Никакой не портрет», – одернул он себя, а человек из узоров распахнул глаз и посмотрел на него голодным взглядом.

Влад сдавленно вскрикнул. В соседней комнате мать накрыла голову подушкой.

Ковер сорвался со стены, рухнул на Влада огромной красной молью. Крылья запахнулись, сжимая в душных объятиях. Ковер светился ярким красным светом, и погребенный мальчик видел лицо в десяти сантиметрах от себя.

Уже не профиль, а хищный анфас, злые глаза, распахнутый рот, из которого сыпались дохлые кузнечики.

Влад хотел закричать, но лицо прижалось к нему колючим ворсом, и сухие, как ветер в пустыне, губы мертвеца запечатали крик.

Влад…)

…жаловался на исходящий от настенного ковра запах и якобы ползающих по нему насекомых, а спустя час этот самый ковер сорвался со стены. Мальчик умер, задушенный его тяжестью, причем умер на той же кровати, на которой в младенчестве скончался сын рассказчика.

Готовя передачу, Андрей вычитал в Интернете об аятлыгах, ритуальных коврах. В них туркмены заворачивали покойников, чтобы везти на кладбище. Он вставил аятлыги в сюжет, но редактор его забраковала.

– Хотя бы ковер какой-нибудь раздобыли, – негодовала она.

Убитый горем дядя сжег на пустыре нехороший ковер, о чем Андрей и заявил редактору. Ковер, – утверждал дядя Влада, – стонал, сгорая в пламени.

– Ковров, что ли, мало? Нашли бы любой, чтобы мужик на фоне вещал.

Шахтера заменили на фейковую проститутку, чью фейковую подругу убил вибратор. «Мистические истории» лишились единственного героя, которому Андрей поверил.

– Нет, приятель, – сказал он своему хулиганистому привидению. – Это шоу для эфира бедновато.

И пошел, насвистывая, сервировать стол. Через полчаса в дверь позвонил Хитров. Хитров притащил елку.