Читать книгу Из жизни дознавателя. Исповедь алкаша. Как круто меняются судьбы… - Максим Канатьев - Страница 8

Нет, не дадут поработать спокойно. Ну ладно, что хоть обвинительный акт до половины напечатал, да чайку с бутербродом накатил. Опять вызов. Во дворе больницы – проникающее ножевое в живот. Да, повезло потерпевшему, прямо под какое-то гуманное преступление попал: чик ножичком – и сразу на операционный стол. Сервис! Так, кстати, а я не понял где дежурный следователь-то? Почему ее не посылают? Сыщик с экспертом из ее группы здесь, машина на месте. Вера Михайловна, вообще-то была живая и здоровая с утра, могла бы и отработать, уж не перетрудилась за сегодня, всего-то на одну кражонку съездила. Ах, ее на обед домой увезли! Ну, правильно, белая кость, блин. Но это я не со зла. Просто бурчу по привычке. Конечно, зануда я, но и вместе с тем, человек понятливый: Вера Михайловна, дама не молодая, гипертоническая, если ее загнать, то мы тогда вообще без следователя останемся. Ничего, сам съезжу. Учебники криминалистики такие места происшествия велят с судебным медиком осматривать, – образцы крови-то кто брать будет? Но это учебники…. А вот в суровой реальной действительности, все по другому. Во, Ляшкин, наш эксперт-криминалист, приперся, покой-то черт. Поехали, говорит, Лёх! Ну, поехали, так поехали…. Только тебе какого хрена там надо…. Вообще-то, Володя Ляшкин – специалист экстра-класса, на какие только экспертизы у него допуска нет! Заключения такие делает, что пальчики оближешь, ни один самый ушлый адвокат не подкопается. Вот только он, гад, запойный. И вот именно сейчас у него эти самые критические дни идут. А идут они у него ровно пять дней в месяц, проверено уже. Причем, для посторонних глаз его состояние практически не заметно, а вот свои, хорошо знающие этого товарища, определяют безошибочно: стеклянный взгляд, который бывает трудно рассмотреть за затемненными стеклами очков, и неестественно правильная, размеренная речь. Сегодня он уже с утра пораньше пребывал в состоянии полного изумления. Хотя, дело-то, собственно, не в пьянстве. Работают же люди, попивая всю смену, и ничего, нормально. Вон, Колю Бешеного для примера взять. Каждые сутки лекарство от бешенства принимает, а работает при этом, одно загляденье: без косяков, без завалов, ненужной работой группу никогда не нагрузит, от проверяющих никогда серьезных замечаний не бывает. Да и я тоже не святой в этом плане. Нет, самое страшное в том, что поддатый Ляшкин всякие паскудства творить начинает, за которые, в лучшем случае, будет просто перед гражданами стыдно, а в худшем – можно за компанию нехилое взыскание отгрести, хотя ты сам и не пил и не творил ничего такого. Как-то раз, прибыв на квартирную кражу, в поисках следов преступника, Ляшкин уснул на кафельном полу в ванной у потерпевшей. В другой раз, воспользовавшись тем, что следователь была занята протоколом осмотра места происшествия, а сыщик допрашивал старенькую потерпевшую, чей ветхий домишко обокрали какие-то негодяи, Ляшкин умудрился снять с петель входную дверь. Когда потерпевшая, следователь и сыщик увидели это безобразие, Ляшкин тоном старого профессора ответил, что для сохранности и лучшего исследования возможных следов рук, их нужно изымать вместе с предметом-носителем. А таким предметом, в данном случае, является дверь. Эту мини-лекцию по криминалистике прервал пронзительный крик старушки, разнесшийся по всей улице: «Это что же творится-то?! Воры последнее украли, а тут милиция приехала и дверь вынесла! Да какая вы милиция?! Хуиция вы после этого, а не милиция!». Ляшкину тогда повезло. Сыщик с милиционером-водителем дверь поставили на место, даже смазали ее, что б задобрить бабушку, готовую окончательно взбеситься. Потом, когда сели в машину, дружно надавали Ляшкину оплеух, обшмонали его экспертный чемодан и беспощадно изъяли початую бутылку дешевой бормотухи.

В этот раз я искренне, от души, попросил Ляшкина вести себя прилично. В ответ, этот деятель, с интеллигентным лицом кандидата околовсяческих наук, недоуменно посмотрел на меня и спросил с обидой: «Лёша, за кого ты меня принимаешь?». Приехали. Да, закон парных случаев работает. Это значит, если случилась одна пакость, значит, будет и второй такой же случай. В квартире с трупом кровищи было море разливанное и здесь, на территории больницы, на полянке в кустах, которую облюбовала маргинальная молодежь и местная пьянь для своих посиделок, весьма приличная лужа крови, которая даже свернуться еще не успела полностью. Сыщик пошел в хирургическое отделение, выяснить, что там и как с потерпевшим, а может, если очень повезет, то и пообщаться с ним. Только я расположился на паре кирпичей, чтоб протокол осмотра нацарапать, и тут господин Ляшкин учинил таки очередное паскудство. Эта скотина, покой-то черт, вышедшая из машины, не глядя под ноги, запоролась аккурат в кровь, и, запнувшись за кусок проволоки, со всего маху, шлепнулась навзничь в самую жирную лужу крови, безнадежно испортив свои идеально отглаженные бежевые брюки и голубую рубашку с коротким рукавом. Будь он трезвым, то быстренько сгруппировался бы и на ноги вскочил. Но пьянь, она и в Африке пьянь. Ляшкин зачем-то перевернулся, встал прямо в крови на четвереньки, попытался подняться, но шлепнулся уже плашмя. «Лёх, помоги!» – возопил несчастный, но единственное, чем я мог бы ему помочь, так это контрольным выстрелом в голову. Кое-как Ляшкин принял вертикальное положение, и теперь напоминал Дракулу в запое. Видя такую красоту, из машины выскочил милиционер-водитель Вова, издавая вопли бешеного носорога: «Ах ты сука! Ну с-с-сука! Лёх, отойди, я его сейчас урою!» И Вову я очень хорошо понимал. Машинка УАЗик новенькая, чистенькая, а эта окровавленная сволочь сейчас весь салон перепачкает, и ладно, что потом отмывать придется, так ведь если увидит кто из граждан такую жуть, то в первую очередь что подумает? Правильно! Что менты-отморозки зверства устраивают. До сих пор не могу понять как я, тощий мужичонка, ростом сто шестьдесят четыре сантиметра, смог удержать почти двухметрового и стокилограммового Вову от жестокой расправы над Ляшкиным и последующей уголовной ответственности. Выход из положения всё же нашли. У запасливого Вовы под сиденьем лежал свернутый брезент, который мы расстелили в стакане16. «В стакан, сука!» – скомандовал Вова, и Ляшкин, понимая, что все возражения вредны для здоровья, подчинился. Тем временем появился сыщик Кирилл. Его круглая физиономия была довольной и жизнерадостной.

– Все нормально, Леха! – еще издалека крикнул он. – Там никакого проникающего, просто руку ему сильно порезали. Я с него объяснение взял, что это он сам порезался. Так что сейчас в отдел приедем, я сам отказной17 напишу.

Ну, слава Богу, хоть здесь все в порядке. Сейчас только в протокол осмотра впишу про осколки бутылки на месте происшествия, попрошу кого-нибудь из больничного персонала его подмахнуть в качестве понятых и все. На самом-то деле, конечно, нет никаких бутылочных осколков, и мужик не сам резался, а его порезали. Ножичком. Причем неизвестно кто. Не помнит потерпевший ни хрена, потому как пьян был вдрызг. И что теперь, прикажете уголовное дело возбуждать, заведомо темное? Нет уж, хренушки! Лучше уж я доказательства сфальсифицирую, хе-хе! Ну все, поехали теперь домой к Ляшкину, переодевать его. Повезло ему, что жена была на работе. Зато теперь, помытый и посвежевший Ляшкин, переодетый в капитанскую форму, благоухал дихлофосоподобным дезодорантом, время от времени сокрушенно вздыхая и покачивая головой, памятуя о нехорошем казусе и испоганенной одежде.

Вот теперь какой вывод нужно сделать из всего случившегося? Нет, пить на работе и потом в крови валяться, конечно, не очень красиво, это и так понятно. А вывод в том, что дежурить нужно в форме. Потому как форма – это не только один из атрибутов представителя власти, а прежде всего – спецодежда. Ведь не станет же, например, уборщица в деловом костюме мусор выгребать, да полы намывать, правильно? А почему милиционер в приличной гражданской одежде должен по чердакам, подвалам, помойкам и тому подобным милым местам шляться? А в добавок еще и бомжей завшивленных, да чесоточных досматривать, трупы гнилые таскать…. Да и не перечислишь всей пакости, которой нам заниматься приходится. В обычные дни я форму не ношу, но на дежурства всегда надеваю, после того, как в свое время прокололся серьезно. Лет десять назад, был у меня единственный костюм деловой, темно серый. А начальство тогда не заставляло в форме дежурить. Пофигизм был сплошной, типа, ходи, в чем хочешь, лишь бы без штанов не приперся. Ну вот, выехали мы как-то на гнилой женский труп, стали перекладывать его, а из него гнилостная жидкость все брюки мне и окатила, как из ведра. Одним словом, загубил я тогда свой костюмчик единственный, и с тех пор, только в форме дежурю.

– Два три восемь – Затону!

– На приеме.

– Куда вы пропали? Давайте быстро в хозяйство!

– Понял, едем.

Куда-куда…. Ведь не будешь же в эфире трепаться про аварию с Ляшкиным. А в хозяйство, то бишь, в родной отдел, мы уже едем. Мчимся, можно сказать, на всех парусах.

Гнилой труп

По приезду в отдел, Ляшкин, предусмотрительно исчез в недрах экспертно-криминалистического отделения, а мы, не успев порог дежурки переступить, тут же наезду со стороны Коля подверглись: «Не, мужики, ну вы совсем о… ли, что ли?! Вы мне что хотите сказать, что по какому-то сраному порезу два с половиной часа волынились?! Вы где были-то?». М-да, так и пришлось всю правду рассказывать. Удивительно, но не стал Коля из себя выходить, а велев обождать, вынес из оружейки две сумки с противогазами и протянул их мне со словами: «Держи, на труп едете!», причем сказал это таким торжественно-значительным тоном, будто лично генерал нас на чашку водки приглашает. И тут же по громкой связи вызвал где-то затерявшегося участкового Диму Герасимова. О-о, чувствую, хорошо мы поработаем! Этот юноша, совсем недавно надевший погоны младшего лейтенанта примечателен тем, что до дрожи, до визга и колик боится покойников. А не так давно, даже облевался, хотя выезжал-то на свеженький, чистенький труп старичка, мирно скончавшегося у себя дома, по причине древнего возраста.

– Коль, ну его на фиг, этого Герасимова, давай я лучше с сыщиком съезжу!

– Ни хера! Герасимов поедет. Пусть приучается, б… дь! А то сосунков наберут, а потом другим за них работать приходится.

В дежурку вошел Дима.

– Ох, ё-о-о! – только и смог сказать он, узнав о предстоящем выезде, и увидев в моей руке противогазы.

Да мне и самому удивительно. Сколько ни выезжал на трупы, отродясь противогазы не выдавали. Это что ж там за жмур такой чудесный? А Коля никаких подробностей не говорит, только записульку с адресом передал. Ладно, чего тут рассуждать, поехали, сейчас сами увидим.

Двухэтажный деревянный дом барачного типа. Труповозка уже ждет у подъезда. Опять без санитаров. А ведь их, между прочим, полный штат! Козлы, блин, хорошо устроились, понравилось на ментов свою работу перекладывать! В подъезде на первом этаже запашок ощутимый, на втором – невыносимый, а уж в квартире вообще душегубка форменная. Противогаз надел было, но тут же снял. Какой там, на хрен, противогаз! От вони он не защищает ни сколько, только дышать труднее и жарко вдобавок. Ничего, как-нибудь так управлюсь. А Димка надел. Зря это он, от духоты и от вони еще, не дай Бог, в обморок шлепнется. Дверь в квартиру открыта. Позеленевший и раздутый бабушкин труп сидит на диване, разлагается себе спокойно, и носом пузыри гнилостной жидкости пускает. Так, сначала труп вынесем, потом уже осмотр напишу. Не, носилки брать не будем, не развернемся мы тут с ними. Надо что-то мягкое. А что? Покрывало под бабушкой все мокрое и вонючее, не пойдет, по шкафам не хочу лазить, а то еще обвинят черт те в чем.

– Так, Дим, давай, снимай занавески!

– Гу-гу-гу. – чего-то прогундосил «слоник» Дима, но занавески быстренько снял.

Отлично. Одну занавеску рвем, чтоб было чем труп прихватить, а другую стелем на пол – труп на ней выносить будем.

– Дима, давай, помогай! Куда, куда ты голыми руками лезешь?! Тряпками прихватывай! Блин, вся тряпка промокла. Сначала на бок ее кладем. Ты вот сюда, сюда встань, а то сейчас на тебя польется! Вот, хорошо.

Бух! Все, труп уложен, можно нести.

– Э, дружище, да тебя что-то шатает! Дима, ну-ка снимай противогаз и давай быстро на улицу! Свежим воздухом подышишь, машину покараулишь, а Серега пусть сюда идет. И Славику скажи, водителю труповозки, чтоб тоже быстренько сюда поднимался, не хера там высиживать! – я испугался, что еще пара минут, и горе-напарника придется выносить вместе с трупом.

– Сынок, а ну-ка иди отсюда к еб… й матери! Иди-иди, сказала! – Я и не заметил, как в квартире очутилась бабушка-соседка, которая решительно вытолкала Диму прочь.

Вот и Серега подтянулся. Славик, говорит, не пойдет, ему, мол, не платят за вынос трупов. Ну ладно, скотина, послезавтра я не поленюсь, настучу Ефремову – начальнику бюро судмедэкспертизы, как у него младший персонал распустился. Так, мы с бабушкой беремся за более легкий ножной конец, Серега, как самый сильный – головной, и, с грехом пополам, с передышками, потащили. Бляха-муха, занавеска в руке скользит. Ну, спасибо, Славик, что хоть дверцы-то в труповозке открыл, да носилки вытащил. Так, теперь последний штрих – перекладывание трупа на носилки, загрузка их в машину и все. Ф-фу, слава Богу, самое тяжелое дело сделано. Теперь надо осмотр писать. Ничего, сейчас прямо на улице по памяти напишу, в квартиру больше не буду подниматься, ну на фиг, и так всякой мерзостью надышался. Дима уже в себя пришел, с Серегой о чем-то треплется.

– Дима, давай возьми с соседей парочку объяснений!

Вот почему, ну почему люди становятся, а может и рождаются, такими мразями, а?! Обычно смерть человека заставляет живых как-то притихнуть, простить и забыть все, что было плохого, если, конечно, умерший не выродок, типа Чикатило18. А тут три дня жуткую вонищу терпели, и только потом, когда уже совсем невмоготу стало, дверь взломали и нас вызвали. Старуха, говорит, скандальная была, по поводу и без повода на всех кляузы писала. Вот такая вот гнусная месть! И кому мстить-то, спрашивается?! Покойнице, которой уже все глубоко по барабану?! Нет, нашим дебильным людЯм этого не объяснить… А еще для них и цирк бесплатный. Вон двое крепких мужичков, из соседних квартир, во дворе стояли, наблюдали внимательно, даже с каким-то азартом, как мы с трупом валандаемся, и хоть бы один помочь подошел! Только одна бабулечка, спасибо ей огромнейшее, настоящим человеком оказалась, не побоялась и не побрезговала помочь тяжеленный труп тащить. Это в ее-то возрасте! Ладно, Бог им всем судья. Поехали в отдел.

Маленькое затишье перед бурей.

Ох, теперь лишь бы только подольше вызовов не было, чтоб не дергал ни кто. А ведь когда-то, сто лет назад до Нашей Эры, будучи юным и не обремененным тяжкими обязанностями практикантом, дежурил я со следователем, и под надоедливый треск его пишущей машинки, мечтал вслух о вызовах. Да чтоб побольше, да с морем крови и горами трупов! И молвил мне тогда следователь человеческим голосом:

– Что ж ты, парень, жестокий-то такой, а? Зачем людям зла желаешь?

– Кому это я желаю? – не понял я.

– Ну как же? Ведь граждане нас не от великого счастья вызывают. Каждый вызов – это беда чья-то. А ты, получается, ждешь ее с нетерпением.

Вот тогда и дошло до меня. А уж теперь-то, я четко понимаю, что лишний вызов, это не только горе людское, но и лишняя ответственность, висящая на мне тяжким грузом.

Теперь чайку покрепче, да с бутербродиками, и можно обвинительный акт доделать. А, и забыл совсем, музычку включу, блатнячок мой любимый, развеселый. Вот, теперь полный комфорт! Может, это у меня профессиональная деформация появилась, а? Это я имею в виду любовь к блатному фольклору, да и не только это. Бывает, что и чифирком побалуюсь. Нет, конечно, я не ежедневно чифирь хлещу, а только если во время дежурства поспать не удается. А что, чифирь голову не дурит, но бодрости ощутимо добавляет. Не надо только подсаживаться на него. Нет, все же великая вещь компьютер! Если ошибку сделал, исправляй сколько хочешь! А ведь совсем недавно на пишущих машинках печатали, только треск стоял на всю округу! Пару опечаток сделал, лист выбрасываешь, и все по новой начинаешь. Страшно вспомнить, сколько бумаги и времени понапрасну тратилось. А вот тут, признаюсь, я маленько соврамши. Ведь не мой это компьютер-то, а Ирина Валерьевны, его она мне на время своего отпуска оставила, пригрозив, что если и ним хоть что-нибудь случиться вырвать мне эээ… Вот и все, готов обвинительный, опись составлена, дело подшито, пронумеровано, теперь завтра, … ой, нет, завтра у меня законный выходной после суток, потом, короче, злодея вызову, с делом его ознакомлю и все, с глаз долой, из сердца вон. Да, именно так я рассуждаю. «С глаз долой из сердца вон…». Легко и просто. Сухо и бездушно. Вот скажи мне кто-нибудь сейчас, что, мол, за каждым делом люди живые стоят, а ты, паразит бездушный, только бумажным оформлением и занимаешься. И что я отвечу? А пошлю подальше, да и все! Какой толк пустыми рассуждалками заниматься? Если я, вместо того, чтобы преступления расследовать, начну философствовать, да слезу пускать, то кому лучше сделаю? Этак можно вообще, того, блаженным сделаться. Вон как наш Витя Бабкин, например.