Читать книгу Четыре четверти страха - Максим Никитин - Страница 8

Оксана… Все особи женского пола, достигнув определенного возраста, обожают подарки, особенно от тайных поклонников. Ну, это мое личное мнение. Любят. Ведь это же тайна и, сука, романтика.

Обнаружив у себя в офисе на рабочем столе цветы без записки или с запиской, но без подписи, даю голову на отсечение, что весь остаток дня дамы посвятят раздумьям и перебору возможных дарителей. А вот уже к вечеру возможна даже продуманная во всех мелочах свадьба с одним из претендентов, их семья, их дом и дети.

Это все будет, конечно же, если в записке не значится черным по белому: «Я выпотрошу тебя, как грязную лживую свинью, и положу твои кишки себе на лицо» или в букете не будет присутствовать отрезанных частей человеческого тела.

В моем букете ничего подобного не было. Хотя могло бы быть. Отрезанных труборезом пальцев, оставшихся от моего давнего знакомого, ее любимого Павла, у меня было хоть отбавляй.

Когда с утра мне удалось дозвониться до Оксаны с купленного сегодня же у привокзальных цыган краденого телефона с такой же левой симкой и представиться курьером доставки цветов, у Оксаны не возникло никаких подозрений.

Видимо, в ее жизни хватало мужчин, находящихся на той стадии отношений, когда дарить огромные букеты цветов не считается бессмысленной тратой денег. Ведь намного позже наступает период, когда сама «зайка» или «котенок», став женой или прожив лет пять вместе, попросит не тратиться на цветы. Хотя на самом деле надеется в глубине души на обратное.

Ложь? Ложь! Одна сучья лживая ложь.

На вопрос об отправителе «букета» пришлось отвечать уклончиво, сказав, что к большой корзине цветов идет записка в конверте, а читать записки нам, курьерам, строго-настрого запрещено инструкциями и начальством, и что если я хоть одним глазком увижу содержание записки, то меня сразу же уволят, а у меня мама на пенсии. Кроме меня, у нее никого нету. Да еще дети по лавкам.

– Разрешите записать адрес доставки, – говорю я.

– Да, конечно, – отвечает Оксана и называет свой действительный домашний адрес. Или, как говорят, адрес проживания.

Это хорошо. Значит, ничего не изменилось.

Оксана жила одна на съемной квартире в обычном спальном районе города. В высоком двенадцатиэтажном доме на несколько подъездов. Как правило, в таких домах соседи плохо знают друг друга, а уж те люди, что снимают квартиру, вообще предпочитают общаться с окружающими по минимуму.

Потом я совершенно обыденным тоном спрашиваю, когда будет удобно принять букет.

– После обеда, – отвечает Оксана.

– К сожалению, есть интервал только с одиннадцати до часу, – говорю я. – Кто-нибудь, кроме вас, сможет забрать букет?

– Нет, – отвечает Оксана.

Отлично, значит, с утра у нее в квартире никого не будет.

– А в другое время кто-нибудь сможет принять корзину? – спрашиваю опять.

– Нет, – отвечает Оксана.

Отлично! Значит, она и после обеда с большой вероятностью будет дома одна.

– Минуточку, – я делаю небольшую паузу. – Сейчас освободилось время с четырнадцати до шестнадцати. Вам удобно?

– Лучше с половины третьего, – отвечает Оксана.

Ну что же, я не ее любовник и не долгожданный гость, поэтому к моему приходу она готовиться не будет. Следовательно, Оксана рассчитывает быть дома в четырнадцать тридцать.

Теперь можно проследить за ее подъездом и выяснить, с кем она вернется домой. Но десять к одному, что она будет одна. Затаскивать подруг среди недели на чай – не ее привычка, а звать молодого человека в ожидании букета – вообще полная глупость.

Ну а ее Павел, с которым они… тра… трахаются… Да боже ж ты мой!! Сколько можно уже?!

Так вот ее Павел, с которым они проводят время не чаще трех раз в неделю и исключительно по его прихоти, сейчас находится за городом.

Я это точно знаю, потому что он за городом в озере с тяжелым пеноблоком, аккуратно привязанным к обрубкам его ног.

Я думаю, что через год рыбы и бог разложения плоти – Сабнак окончательно закончат мое дело.

– Отлично, – отвечаю я в трубку. – Подъеду к двум тридцати, максимум к трем. Подъезд? Код домофона?

Мне все подробно и четко объясняют. Практически дают в руки ключи от квартиры и подставляют спину под нож.

Оксана работает парикмахером, или, как она себя называет, стилистом, в небольшом и не слишком модном салоне красоты, поэтому она не сильно привязана к офисному времени и может себе позволить быть дома чуть позже полудня.

С большой корзиной цветов на заднем сиденье и со спортивной сумкой, вмещающей все необходимое, я жду, припарковав свой старенький Ford Galaxy неподалеку от подъезда Оксаны.

В четырнадцать часов пятнадцать минут я замечаю ее невысокую стройную фигурку в бежевом кашемировом пальтишке, направляющуюся по тротуару к своему дому.

Она явно в хорошем настроении, так как плывет, весело стуча каблучками по асфальту и игриво покачивая бедрами. Я знаю, что это ее настроение предвкушения. Ощущение сказки, ожидание чего-то приятного.

В обычном своем часто депрессивном состоянии она двигается четко и ровно походкой робота, уставившись в одну точку.

Скользнув мимо моего минивэна, Оксана исчезла в подъезде, не обратив на меня абсолютно никакого внимания.

Ну что же… Она была одна. Было время действовать.

Я жду еще около пяти минут, беру спортивную сумку, перекидываю ее через плечо, поднимаю с заднего сиденья корзину с цветами, закрываю автомобиль и иду уверенной походкой к подъезду.

Поднявшись на соответствующий этаж, я поглубже натягиваю красную бейсболку с какой-то надписью и закрываюсь корзиной цветов от дверного глазка.

Звонок динь-донкает.

– Кто там? – спрашивает Оксана.

– Доставка цветов, – отвечаю я. – Мы с вами общались по телефону.

Дура тупая, разве в дверной глазок не видно цветы?

За дверью завозились с замком, петля скрипнула, дверь открылась, и Оксане в лицо уперлась корзина с цветами, над которой мелькала красная бейсболка.

– Куда можно поставить корзинку? – спросила красная бейсболка. – Мне еще нужна ваша подпись о факте доставки.

– Да, конечно, – сказала Оксана, увидев огромную и тяжелую для такой хрупкой девушки корзину. – Проходите. Вот сюда.

Красная бейсболка замелькала над цветами и вошла в коридор. Входная дверь закрылась.

– Держите, – корзина придвинулась ближе к Оксане, и та обхватила ее руками.

В тот же момент у ее шеи сухо затрещал электрошокер, корзина мягко перекочевала обратно в мои руки, чтобы не рассыпались цветы, а тело Оксаны тихо упало на пол.

Поставив цветы на калошницу в коридоре, я расстегиваю сумку, достаю оттуда армированную липкую ленту (спасибо американским фильмам), марлевый кляп, моток веревки, бутылку шампанского и коробку конфет.

В бахилах и перчатках я иду на кухню, разливаю по бокалам шампанское, вылив часть в раковину, открываю коробку конфет и съедаю парочку. Все веселее. Шоколад – прекрасное средство от стресса и депрессии.

Потом я возвращаюсь в коридор, засовываю кляп в рот Оксане, креплю его скотчем, несколько раз обмотав вокруг головы, а потом связываю ей руки и ноги.

Далее нужно было приступать к операции «вынос тела».

Спустившись вниз к машине, я надеваю серую кепку и куртку, в которых месяц назад мне пришлось красить стены у себя в гараже, так как кровь уже не отмывалась. Вытащив из грузового отсека рулон линолеума, я взваливаю его на плечо и не торопясь возвращаюсь в квартиру Оксаны.

Выгляжу я просто великолепно – обычный невзрачный помятый и закапанный краской работяга, который делает кому-то ремонт. Увидев такого, вы даже не запомните его одежду, не то что пол, лицо или особые приметы.

Я старательно скручиваю Оксану в рулон линолеума, затыкаю торцевые концы тканью, неплотно, чтобы был доступ воздуха, тщательно связываю на концах и посередине, с трудом взваливаю на плечо, захлопываю дверь ее квартиры и несу «строительный мусор» вниз по лестнице.

Несколько минут, и ролл из линолеума и Оксаны лежит у меня в Galaxy, аккуратно прикрытый тряпьем, а я уже завожу свой минивэн.