Читать книгу Тайная жизнь дачных участков СНТ «Ромашка». Сборник детективов - Максим Полухин - Страница 7

Резкий запах дыма пронзил сознание Ивана Петровича, выдернув его из беспокойного сна словно холодная вода. Он моргнул, пытаясь понять, что происходит, когда оранжевые отблески заплясали на стене его спальни. Сердце ухнуло вниз – огонь. Рывком поднявшись с кровати, он не стал тратить время на одежду и выбежал на улицу в полосатой пижаме и стоптанных домашних тапочках.

То, что он увидел, заставило его остановиться как вкопанного. Его садовый сарай – тот самый, где хранились последние осязаемые воспоминания об Алеше – полыхал ярким пламенем, словно исполинский факел в ночной тишине. Огонь лизал деревянные стены с неестественной жадностью, и даже на расстоянии Иван Петрович чувствовал химический запах ускорителя горения, смешанный со сладковатым ароматом ночного жасмина, что цвел у соседского забора.

– Господи боже мой, – прошептал он, наблюдая, как языки пламени пожирают строение, где покоились драгоценные реликвии его утраченного сына.

Внутри сарая хранились детская лопатка Алеши с красной пластиковой ручкой, туристическая горелка, на которой они готовили уху во время последней рыбалки, самодельный деревянный ящик для инструментов, который мальчик старательно разукрасил акварельными красками. Все это сейчас превращалось в пепел под аккомпанемент зловещего потрескивания и шипения.

Соседи один за другим выходили из своих домов, натягивая халаты и куртки поверх ночного белья. Галина Николаевна появилась в массивном байковом халате, ее седые волосы торчали во все стороны, а лицо выражало смесь испуга и злости.

– Иван Петрович! Вы звонили в пожарную? – крикнула она, приближаясь к месту происшествия.

– Еще нет, – растерянно ответил он, только теперь осознав, что стоит и смотрит на огонь, словно загипнотизированный.

Достав дрожащими руками мобильный телефон, он набрал номер службы экстренного реагирования. Голос диспетчера прозвучал механически спокойно на фоне нарастающего рева пламени.

– Пожарная служба. Назовите адрес происшествия.

– СНТ «Ромашка», улица Васильковая, участок шестьдесят четыре. Горит садовый сарай, – проговорил Иван Петрович, удивляясь собственному самообладанию.

– Бригада выехала. Постарайтесь обеспечить безопасность и не приближайтесь к очагу возгорания.

Но Иван Петрович не мог отойти. Он стоял, словно прикованный к земле, и наблюдал, как огонь пожирает последние материальные связи с его сыном. В треске пламени ему мерещились голоса – детский смех Алеши, его восторженные возгласы, когда они вместе мастерили скворечник в этом самом сарае.

Зинаида Михайловна появилась рядом с ним бесшумно, как призрак. Она была одета в длинную ночную рубашку и накинутый поверх плед, босые ноги сунуты в резиновые сланцы.

– Иван Петрович, – тихо позвала она, – идемте отсюда. Вам нельзя это смотреть.

Он покачал головой, не отрывая взгляда от пламени.

– Там… там были его вещи. Алешины вещи, – глухо проговорил он. – Его лопатка, которой он помогал мне сажать морковку. Ящик для инструментов, который он сам покрасил. Горелка, на которой мы… мы готовили рыбу в последний раз…

Голос его дрогнул и сорвался. Зинаида осторожно коснулась его руки.

– Это не случайность, – сказал Иван Петрович вдруг, и в его голосе прозвучала твердость. – Кто-то специально поджег именно сарай. Именно то место, где хранилось самое дорогое.

К этому времени подъехала пожарная машина, и бравые парни в касках и защитных костюмах принялись разворачивать шланги. Один из них, видимо бригадир, подошел к Ивану Петровичу.

– Вы хозяин участка? Что находилось в сарае? Никого внутри не было?

– Садовые инструменты, старая мебель, – ответил Иван Петрович, не желая посвящать чужих людей в свою боль. – Людей внутри не было.

– Хорошо. А вы не заметили ничего подозрительного? Может, кто-то чужой крутился возле участка?

Иван Петрович задумался. Действительно, еще засыпая, он слышал какие-то звуки за забором – шорох, приглушенные голоса. Тогда он решил, что это соседские коты или подвыпившие дачники возвращаются домой.

– Возможно, – медленно сказал он. – Я слышал голоса, но подумал…

– Понятно. Мы составим протокол. После того, как потушим, эксперты осмотрят место происшествия.

Огонь постепенно сдавался под натиском воды, превращаясь в густой едкий дым. Иван Петрович смотрел на дымящиеся головешки и понимал, что это не просто поджог. Это послание. Кто-то хотел причинить ему боль максимально изощренным способом – уничтожив не просто имущество, а память.

Когда пожарные завершили работу и уехали, оставив после себя лужи воды и горелый запах, Иван Петрович все еще стоял возле пепелища. Рассвет подкрался незаметно, окрасив небо в нежно-розовые тона, которые резко контрастировали с черными останками сарая.

– Иван Петрович, – снова подошла к нему Зинаида, – вам нужно зайти в дом, переодеться. Вы простудитесь.

Он посмотрел на нее и вдруг заметил, что она плачет. Слезы текли по ее щекам тихо, без рыданий.

– Зачем вы плачете? – спросил он удивленно.

– Потому что… потому что я понимаю, что это для вас значит, – прошептала она. – И потому что я знаю, кто это сделал.

Последние слова прозвучали так тихо, что Иван Петрович не был уверен, что расслышал правильно.

– Что вы сказали?

Но Зинаида уже отходила к своему участку, плотнее кутаясь в плед.

В доме Иван Петрович механически заварил крепкий чай и сел за кухонный стол, глядя в окно на дымящееся пепелище. Руки у него дрожали – то ли от холода, то ли от шока. Он попытался проанализировать случившееся своим привычным бухгалтерским методом, но мысли разбегались, как напуганные воробьи.

Телефонный звонок раздался в половине седьмого утра, когда он наконец переоделся в чистую одежду и попытался привести в порядок свои спутанные мысли. На дисплее высветилось имя Людмилы.

– Иван, – голос жены дрожал от ужаса. – Иван, мне звонили. Они… они угрожали.

Сердце Ивана Петровича пропустило удар.

– Люда, успокойся. Расскажи все по порядку.

– В три часа ночи зазвонил телефон. Я проснулась, думала, что это ты, может, что-то случилось на даче. А там… там голос какой-то странный, как будто через компьютер пропущенный. Он сказал… – голос ее сорвался. – Он сказал: «Передайте своему мужу, пусть перестанет копать, или последствия будут такими, что сгоревший сарай покажется милостью».

Иван Петрович почувствовал, как кровь отливает от лица.

– Сарай? Откуда он знал про сарай?

– Какой сарай? Иван, что происходит? О чем ты говоришь?

– Люда, ночью сгорел мой сарай. Его подожгли.

Тишина в трубке была такой долгой, что Иван Петрович подумал, что связь прервалась.

– Люда? Ты меня слышишь?

– Слышу, – прошептала она. – Боже мой, Иван. Что же ты наделал? Что ты наделал?

– Я ничего не делал плохого. Я просто пытаюсь найти того, кто отравил воду.

– А этот человек… он знал все обо мне. Где я живу, в какое кафе хожу, какая у меня машина. Он описал мою вчерашнюю одежду, Иван! Как будто следил за мной!

Людмила разрыдалась в трубку, и Иван Петрович почувствовал себя самым мерзким человеком на свете. Он втянул жену в опасность, которую даже не осознавал до конца.

– Он сказал, что если ты не прекратишь свое расследование, то сначала они займутся мной. Подробно описал, что именно сделают. А потом… потом дойдет очередь до тебя. И это будет не просто угроза, как сарай, а…

Она не смогла договорить, захлебнувшись слезами.

– Люда, слушай меня внимательно, – твердо сказал Иван Петрович. – Собирай вещи и езжай к сестре в Тулу. Прямо сейчас. Не ходи на работу, не появляйся дома вечером. Поезжай к Валентине и сиди там, пока я не разберусь с этой ситуацией.

– Иван, может, лучше ты сам приедешь? Мы вместе уедем к Вале, переждем там? Забудем про эту чертову дачу и все эти склоки?

Иван Петрович закрыл глаза. Как же ему хотелось сказать «да». Как хотелось махнуть рукой на все и спрятаться где-нибудь далеко от СНТ «Ромашка», от соседских интриг, от детективной истории, которая становилась все опаснее.

– Не могу, Люда. Не могу просто взять и сбежать.

– Почему? Ради чего? Ради этих людей, которые сразу поверили, что ты виноват? Ради соседей, которые отвернулись от тебя при первой возможности?

– Ради детей, которые попали в больницу из-за отравленной воды. Ради справедливости. Ради того, чтобы настоящий преступник не остался безнаказанным.

– А ради жены, которая боится выйти из дома? Это тебя не волнует?

Укол был болезненным и справедливым. Иван Петрович сжал кулаки.

– Волнует. Очень волнует. Поэтому я и прошу тебя уехать к сестре. Дай мне несколько дней, чтобы закончить то, что начал.

– А если тебя убьют, Иван? Что тогда? Я останусь вдовой, которая потеряла сначала сына, а потом мужа из-за его принципиальности?

Этот вопрос повис в воздухе, тяжелый и неотвратимый. Иван Петрович понимал, что не может дать жене гарантий безопасности. Но он также понимал, что не может отступить.

– Люда, – тихо сказал он, – после смерти Алеши я умер вместе с ним. Последние два года я просто существовал, как растение. А сейчас я впервые за долгое время чувствую, что живу по-настоящему. Что делаю что-то важное. Я не могу бросить это на полпути.

– Значит, твое расследование важнее нашего брака?

Вопрос прозвучал как окончательный ультиматум. Иван Петрович глубоко вздохнул.

– Наш брак умер вместе с Алешей, Люда. Мы оба это знаем, но боимся признать. Мы живем в одной квартире, как чужие люди, уже два года. Каждый из нас горюет в одиночку, не в силах поделиться болью с другим.

Снова наступила долгая тишина.

– Ты прав, – наконец прошептала Людмила. – Наверное, ты прав. Но мне все равно страшно за тебя.

– Поезжай к Вале. Пожалуйста. Это единственное, что даст мне покой. Знать, что ты в безопасности.

– Хорошо. Но обещай мне: если станет совсем опасно, ты бросишь все и уедешь.

– Обещаю, – соврал Иван Петрович.

После того, как разговор закончился, он долго сидел на кухне, глядя в окно на то место, где еще вчера стоял сарай с воспоминаниями об Алеше. Угрозы жене стали последней каплей. Теперь это была не просто интеллектуальная головоломка, а война, в которой ставкой стали жизни близких людей.

Он достал тетрадь, в которой вел записи по расследованию, и принялся анализировать ситуацию. Кто мог знать о содержимом сарая? Кто понимал, что уничтожение именно этих предметов причинит ему максимальную боль? И главное – кто располагал информацией о Людмиле, ее привычках, ее маршрутах?

Список подозреваемых был невелик, но каждое имя в нем вызывало у Ивана Петровича противоречивые чувства. Галина Николаевна – властная и подозрительная, но неужели способная на такую изощренную жестокость? Степанов – циничный и жадный, но зачем ему лично мстить Ивану Петровичу? Федор Семенович…

При мысли о старом друге Иван Петрович почувствовал тошноту. Федор знал о его прошлом больше других. Знал о трагедии с Алешей, знал, где и что хранится в сарае, мог легко узнать адрес Людмилы и другие подробности их жизни. Но неужели человек, с которым он столько лет дружил, способен на такое предательство?

Размышления прервал стук в дверь. Иван Петрович глянул на часы – было около десяти утра. Он подошел к окну и увидел на крыльце Зинаиду Михайловну. Она стояла с опущенной головой, в руках держала большой конверт.

Открыв дверь, Иван Петрович сразу заметил, что соседка выглядит ужасно. Глаза красные от слез, волосы растрепаны, на лице следы бессонной ночи.

– Зинаида Михайловна, проходите. Что случилось?

Она вошла в прихожую, но дальше идти не стала, словно не решалась.

– Иван Петрович, мне нужно вам кое-что показать. И… и рассказать. То, что я должна была рассказать раньше, но боялась.

Он провел ее на кухню, заварил свежий чай. Зинаида села за стол, положила перед собой конверт, но не спешила его открывать.

– Вы помните, Сергей рассказывал вам, что видел меня со Степановым?

Иван Петрович кивнул.

– Так вот, это правда. Мы действительно встречались. Но не по той причине, которую вы могли подумать.

Она открыла конверт и достала несколько фотографий. На них была запечатлена их встреча со Степановым у клуба, но снимки были сделаны с разных точек и под разными углами.

– Степанов пришел ко мне три дня назад. Предложил деньги – довольно большие деньги – за информацию о вас. О том, как вы проводите расследование, с кем разговариваете, что обнаружили. Он хотел знать ваше расписание, ваши привычки, слабые места.

Иван Петрович почувствовал, как внутри все сжимается от предательства, но Зинаида продолжала:

– Я сказала ему, что подумаю. Попросила время до вечера. А сама… сама попросила знакомого фотографа заснять нашу встречу. Втайне от Степанова. Мне показалось подозрительным, что он так интересуется вами.

Она протянула ему фотографии. На них действительно было видно, что Зинаида выглядит напряженной, а не заговорщицки настроенной. Ее поза, выражение лица – все говорило о дискомфорте.

– Когда мы встретились вечером, я дала ему понять, что не буду сотрудничать. Сказала, что считаю вас порядочным человеком и не собираюсь помогать в травле. Он… он очень рассердился.

– Что именно он сказал?

– Что люди, которые отказываются от разумных предложений, иногда сталкиваются с неразумными последствиями. И что информацию о вас он получит так или иначе, с моей помощью или без нее.

Иван Петрович изучал фотографии. На одной из них было видно, как Степанов сует Зинаиде в руки конверт, а она отталкивает его.

– Зачем вы мне не сказали об этом сразу?

Зинаида опустила глаза.

– Потому что боялась. И потому что… потому что мне было стыдно. Стыдно, что он подумал, будто я способна на такую подлость. Стыдно, что я вообще согласилась с ним встретиться, вместо того чтобы сразу послать его подальше.

– Но вы же сделали правильно. Отказались от его предложения и даже собрали доказательства его попытки подкупа.

– Да, но… – ее голос дрогнул. – Но есть еще кое-что. То, что я должна вам сказать, и от чего мне еще страшнее.

Иван Петрович ждал, чувствуя, как напряжение в комнате растет.

– Я… я влюбилась в вас, Иван Петрович.

Слова повисли в воздухе, как громовой раскат. Зинаида сидела с опущенной головой, сжимая руки в замке.

– Это началось еще до всей этой истории с водой. Я наблюдала за тем, как вы ухаживаете за своим садом, как бережно относитесь к каждому растению. Видела, с какой любовью вы обустраивали тот уголок с розами – я поняла, что это память о вашем сыне. И мне стало… мне стало больно за вас. Больно от того, как вы страдаете в одиночестве.

Иван Петрович сидел молча, не зная, что сказать. Признание Зинаиды застало его врасплох, хотя он и раньше замечал в ее поведении что-то особенное.

– А потом началось это расследование, и я увидела вас другим. Не сломленным горем человеком, а сильным, принципиальным, готовым бороться за справедливость. И поняла, что мои чувства стали еще глубже.

Она подняла на него глаза, полные слез.

– Когда Степанов предложил мне деньги за информацию о вас, я испытала такую ярость… Как он смел думать, что я способна предать человека, которого… которого полюбила.

Иван Петрович протянул руку и накрыл ее ладонь своей.

– Зинаида Михайловна…

– Я знаю, что у вас есть жена. Знаю, что вы переживаете тяжелое время. Я не жду от вас ничего. Просто… просто не могла больше молчать. Особенно после того, что случилось ночью с вашим сараем.

– А что вы имели в виду утром, когда сказали, что знаете, кто это сделал?

Зинаида вздохнула.

– У меня нет прямых доказательств. Но после разговора со Степановым я стала обращать внимание на то, что происходит в СНТ. И заметила, что Федор Семенович очень часто куда-то ездит на своей машине. Причем поздно вечером или рано утром. А вчера около полуночи я видела, как он проехал мимо моего дома в сторону вашего участка.

Сердце Ивана Петровича сжалось. Подозрения в отношении старого друга получали все новые подтверждения.

– Это еще не доказательство, – сказал он, хотя сам в это не верил.

– Нет, не доказательство. Но когда я увидела пожар, первая мысль была именно о нем. Кто еще знал, что именно хранится в вашем сарае? Кто еще понимал, что уничтожение этих вещей причинит вам максимальную боль?

Иван Петрович встал и подошел к окну. Пепелище сарая чернело на участке, как незаживающая рана. Он думал о Федоре, об их многолетней дружбе, о том, как они вместе обустраивали свои участки, делились семенами и рассадой, обсуждали житейские проблемы. И теперь этот же человек мог оказаться тем, кто отравил воду, поджег сарай, угрожал Людмиле.

– Иван Петрович, – тихо сказала Зинаида, подходя к нему. – Я понимаю, что мое признание поставило вас в неловкое ситуацию. Но я не могла больше молчать. Не могла видеть, как вы сражаетесь в одиночку против всех этих интриг и опасностей.

Он повернулся к ней. Зинаида стояла совсем близко, ее глаза светились решимостью и нежностью одновременно.

– Вы не одиноки, – прошептала она. – Что бы ни случилось дальше, знайте – есть человек, который верит в вас, который готов помочь, который… который любит вас.

Иван Петрович чувствовал, как внутри что-то ломается и перестраивается. Годы одиночества, месяцы жизни в режиме выживания после смерти сына, ощущение собственной ненужности – все это разом отступило под натиском искреннего человеческого тепла.

– Зинаида, – сказал он, и голос его прозвучал по-новому, с нотками, которых он сам в себе не слышал уже очень давно. – Спасибо вам. За честность, за поддержку, за… за то, что вы есть.

Она шагнула ближе, и он обнял ее. Просто обнял, не думая о последствиях, о том, что скажут соседи, о том, что у него есть жена. В этот момент существовали только они двое в его простой кухне, окруженные запахом дыма от сгоревшего сарая и теплом неожиданно вспыхнувшего чувства.

– Что же нам теперь делать? – спросила Зинаида, не отстраняясь от него.

Иван Петрович посмотрел поверх ее головы на свой рабочий стол, где лежали записи расследования, фотографии, схемы. Потом перевел взгляд на пепелище за окном. И наконец посмотрел в глаза женщины, которая только что признала ему в любви.

– Мы доведем это до конца, – твердо сказал он. – Вместе. Найдем того, кто отравил воду, кто поджег сарай, кто угрожает моей жене. И не дадим ему избежать наказания.

– А если это действительно окажется ваш друг? Федор Семенович?

Иван Петрович помолчал, обдумывая ответ.

– Тогда он больше не мой друг. Друзья не угрожают женам, не жгут памятные вещи, не подставляют под обвинения в преступлениях. Кем бы ни оказался настоящий виновник, он ответит за свои действия.

Зинаида крепче прижалась к нему.

– Мне страшно, Иван Петрович. Страшно за вас, за себя, за то, что будет дальше.

– Мне тоже страшно, – признался он. – Но знаете что? Я впервые за два года чувствую себя живым. По-настоящему живым. И это стоит того, чтобы рисковать.

Они стояли в обнимку посреди кухни, и Иван Петрович понимал, что принимает самое важное решение в своей жизни после смерти сына. Он больше не тот сломленный человек, который искал утешения только в воспоминаниях. Угрозы и поджог не сломили его, а наоборот – пробудили в нем силы, о существовании которых он забыл.

– Зинаида, – сказал он, осторожно отстраняясь и заглядывая ей в глаза. – То, что происходит между нами… это серьезно. Не просто реакция на стресс и опасность. Я это чувствую.

– Я тоже, – прошептала она.

– Но вы должны понимать: мой брак с Людмилой фактически закончен. Мы поняли это сегодня утром, во время разговора. После смерти Алеши мы не смогли поддержать друг друга, а только отдалились. Каждый остался один на один со своим горем.

– Мне жаль, – искренне сказала Зинаида.

– Не надо жалеть. Это правда, которую мы долго не хотели признавать. А правда, какой бы болезненной она ни была, всегда лучше лжи.

Он взял ее руки в свои.

– Я не могу обещать вам легкой жизни. Не могу гарантировать, что мы благополучно пройдем через все эти испытания. Но я могу пообещать честность. И то, что буду защищать вас любой ценой.

– Это все, что мне нужно, – ответила Зинаида.

Иван Петрович снова обнял ее, и в этот момент почувствовал, как последние оковы прошлого окончательно спадают с него. Да, он будет помнить Алешу всегда. Да, утрата сына навсегда останется частью его души. Но это не означает, что он должен похоронить себя заживо.

– Что мы делаем дальше? – спросила Зинаида.

Иван Петрович посмотрел на свои записи, на фотографии, которые она принесла, на все материалы расследования.

– Дальше мы заставляем преступника совершить ошибку. У нас есть часть пазла, но не хватает главного доказательства. Значит, нужно спровоцировать его на такие действия, которые окончательно его разоблачат.

– Это опасно.

– Да. Но другого пути нет. Тот, кто стоит за всем этим, уже перешел все границы. Поджог, угрозы – он не остановится, пока не добьется своего. Единственный способ обезопасить себя и близких – разоблачить его публично, при свидетелях, так, чтобы у него не осталось возможности скрыться или свалить вину на кого-то другого.

Зинаида кивнула.

– Тогда что от меня требуется?

– Доверие, – просто ответил Иван Петрович. – И готовность идти до конца, что бы ни случилось.

Остаток дня они провели вместе, изучая все материалы расследования, обсуждая подозреваемых, строя планы. Иван Петрович рассказал Зинаиде о своих сомнениях относительно Федора Семеновича, о странной активности Степанова, о поведении Галины Николаевны.

К вечеру у них сложилась более или менее ясная картина происходящего. Кто-то из жителей СНТ, имеющий доступ к старым коммуникациям и хорошо знающий все местные тайны, намеренно отравил водопровод. Цель могла быть разной – месть, желание нажиться на кризисе, стремление избавиться от конкурентов. Но методы были одинаково подлыми: подстава невиновного человека, запугивание, прямые угрозы.

– Завтра вечером созывается общее собрание СНТ, – сказал Иван Петрович. – Галина Николаевна хочет обсудить результаты экспертизы и дальнейшие действия. Это будет идеальный момент для разоблачения.

– Вы уверены, что у нас достаточно доказательств?

– Прямых улик пока мало. Но если мой план сработает, преступник сам себя выдаст.

Зинаида взяла его за руку.

– Иван Петрович, а что, если… что, если завтра все закончится плохо? Что, если тот, кто стоит за всем этим, попытается причинить вам вред прямо на собрании?

– Тогда по крайней мере это произойдет при свидетелях, – мрачно ответил он. – И правда все равно выйдет наружу.

Они сидели за его кухонным столом, держась за руки, и каждый думал о том, что завтрашний день может стать последним в их начинающихся отношениях. Но оба понимали: пути назад нет. Слишком много поставлено на карту, слишком далеко зашла игра.

– Иван Петрович, – тихо сказала Зинаида, – что бы ни случилось завтра, я хочу, чтобы вы знали: эти дни рядом с вами стали самыми счастливыми в моей жизни за последние годы. Вы подарили мне ощущение, что я нужна, что моя жизнь имеет смысл.

– Вы подарили мне гораздо больше, – ответил он. – Вы вернули мне желание жить.

За окном стемнело. В СНТ «Ромашка» зажглись окна домов, и дачный поселок приготовился к еще одной ночи, не подозревая, что завтра многое изменится навсегда. А в доме Ивана Петровича двое людей, нашедших друг друга в самый трудный момент своих жизней, готовились к финальной схватке за справедливость и правду.