Читать книгу Крылатые качели - Максим Саблин, М. Т. Саблин - Страница 26

С утра все пошло наперекосяк. Вечером договорились сняться с лагеря в шесть утра. Никто слова не сказал против. Однако в двенадцать они были на том же пятачке в лесу, одурманенные запахами полыни и жужжанием шмелей. Солнце выжигало их головы ультрафиолетом. Мошкара тыркалась в зрачки, кузнечики подпрыгивали на три метра, словно пули в коробке. Друзья метались по лагерю и кричали друг на друга. Тонкий визг Недотроговой разлетался по всей Волге. Только альпинист Миловидов, изредка поглядывая то на одного, то на другого, спокойно сидел на рюкзаке, поставив одну ногу на бревно, и деловито стругал палочку.

Компания разделилась на две враждующие группировки. Родители Анны, Илья с Кирой, Федор с Анной и Недотрогова встали в пять, собрались, перекусили, убрали поляну от мусора и давно сидели на пухлых рюкзаках. Петька взял на себя роль «центра зла», Гриб с Пелагеей – равнодушного большинства, а Дэв Медузов – злобствующего эксперта.

Петька Богомолов встал в десять. Сев на складной стульчик возле палатки, он неторопливо и скрупулезно обертывал вещи двойными мусорными мешками, раскладывал в определенном порядке свои шампуни, гели, кремы, аптечки, косметички, средства от комаров, средства для мытья посуды, сковороды, тарелки, ложки, прищепки для белья, веревки, зубочистки, мешочки с личными печеньками, солью, сахаром, перцем. Ему кричали, тыкали ему на часы, даже били. Он ни на кого не обращал внимания. Как позже выяснилось, он открыл один глаз в пять утра, решил, что кругосветка – глупая затея, и теперь никуда не торопился.

Невыспавшийся Грибоедов, готовый идти куда все, пару раз высовывал светлую голову из палатки, напоминал червяка в вязаном спальнике. Глядя на Петьку, он залезал обратно, а в одиннадцать вылез окончательно, с перекинутой через плечо маленькой, почти женской, истертой сумкой. Он жил моментом и ни к чему не готовился, вынуждая других думать за него. Федор с Ильей подошли собирать его палатку.

Через москитную сетку Федор увидел силуэт Пелагеи. Светловолосая широкоскулая нимфа с огромными серыми глазами изящно сидела на коричневом спальнике в белых трусах и растянутой майке в горошек. Она потянулась и начала расчесываться, наклонив голову набок. Пелагея была очень красива. Неожиданно она посмотрела на Федора и улыбнулась. Он улыбнулся в ответ.

В час дня на солнце, словно упырь, вылез из палатки Дэв Медузов. Поняв, что «все плохо», он довольно улыбнулся и потянулся. Намазав себя белым защитным кремом, он начал расхаживать по лагерю и разглагольствовать, местами тонко, местами умно, местами просто блестяще, о «состоянии текущего состояния и будущем состоянии состояния».

Федор в бессилии привалился спиной на рюкзак и закрыл глаза, как вдруг Гриб подстроил радио и послышалась та музыка.

Гитарный дисторшн Джексона.

Федор вспомнил клип, где юный Маколей Калкин улетает в стену от громкости, а Майкл Джексон танцует с Наоми Кэмпбелл. «Black or white». Зажигательная песня детства. Про то, что не важно, белый ты или черный. Петька ты или Редька. Про любовь.

«Черт, вот это была жизнь! – размышлял Федор с улыбкой позже. – Да, мы поссорились с Петькой, мы все утро ненавидели друг друга, но это были настоящие эмоции, настоящий драйв! Девушки были красотками, у парней горели глаза. Мне было двадцать один, а Пелагее всего девятнадцать. Мы ничего не понимали и не думали тогда, но жили полной жизнью!»

Потом они долго плелись до лодочной базы по желтой пыльной дороге, почти как та компания, что шла в Изумрудный город искать сердце, смелость и мозги. Богомолов не имел сердца, Ребров – смелости, а Мягков, похоже, был без мозгов, но это неточно.

Светловолосая красавица Пелагея надела короткое белое платье в морском стиле, с голубыми полосками, и подол его время от времени подлетал от ветра до живота. Пелагея звонко смеялась и рукой прижимала подол к бедрам. Скоро она начала капризничать, но разве красивые девушки не имеют права капризничать? Виновным в ее мытарствах был назначен Грибоедов, Пелагея бранила беднягу, но Женя тайком выпивал, имел вид хитрого лиса и лез ко всем целоваться.

Анна, любимая Анна, вспотев, терпеливо несла маленький аккуратный рюкзак и смотрела лучистыми глазами на Федора.

Погода стояла душная, предгрозовая, тихая. Пахло так мощно, будто весь лес, вместе с клюквой, полынью и пыреем заварили в кастрюле, а людей ткнули туда лицом.

Богомолов закинул сумку на плечо, спереди и сзади надел рюкзаки и едва нес. К жизни вряд ли можно подготовиться, но Петр, очевидно, собрался поспорить с этим, так много вещей он взял. Изабелла шла рядом. Она все-таки была очень доброй и хорошей девушкой, хотя и смеялась, как конь. На одном из мест передыха она вдруг взвалила на себя огромный рюкзак Богомолова и побежала вперед, чуть оттягивая мускулистыми руками лямки от груди. Федор, шедший позади, разглядывал ее крупные икры, словно разделенные надвое шаровидными мышцами. Она выглядела деревенской девушкой, она и была из алтайских Куячей, где все детство помогала родителям по хозяйству. Пелагея зря морочила ей голову с неудобствами Гадюкино.

Изабелла всего лишь хотела помочь, но Петя накричал на нее и забрал рюкзак. «Может, и мне надо было так с самого первого дня? – позже думал Федор. – Богомолов не давал своим женам шагу ступить без его согласия, и теперь он счастлив, с женой и детьми, а я иду в пустую квартиру».

В четыре, когда они встали у причала с лодками, а мозги кипели от жары, случился бунт. Петька отказался сплавляться Жигулевскую кругосветку и уведомил всех о своем решении плыть на другой берег Волги, а оттуда ехать домой. Пелагея поддержала его. Все посмотрели на Семена Анатольевича, сидевшего с насмешливым лицом на рюкзаке.

– Я наблюдал за всеми и вот что скажу, – спокойно сказал альпинист. – Что касается меня, то я с ними не поплыву ни кругосветку, ни на тот берег, и даже дорогу переходить откажусь! – Он поглядел ясными глазами на Федора. – Я имею в виду Петьку Богомолова, Пелагею с Дэвом и Женьку. Они – балласт, а балласт тащить с собой в большое путешествие опасно!

«Почему он так резко сказал?» – удивился Федор.

– Первое, мы договорились плыть кругосветку, так? – продолжал Семен Анатольевич, загибая большой палец. – Как я могу доверять свою жизнь, жизнь моих близких тем, кто не держит слова? Представь, ты ждешь их в штурмовом лагере, без еды, а они, видите ли, передумали? Ты договорился лезть на вершину, понадеялся на них, а они передумали. Дал слово – держи! Второе! – Он загнул указательный палец. – Они не выдержали уже сейчас, а что будет, если задание усложнится и надо будет выгребать, выплывать, спасать друг друга и бороться с пиратами? – Он оглядел удивленные лица их компании. – И третье! Ваш Петька Богомолов самодур, а самодурам не место в команде! Судя по вчерашнему супу, он довольно ограничен, но считает себя умнее всех и всех строит под себя. Он никого не слушает. Он неуправляем, непрозрачен и непрогнозируем. Он – обезьяна с гранатой. Как с ним плыть? Как договариваться? А если он ошибется? Из-за таких самодуров чаще всего и гибнут цивилизации. Что касается умника Медузова и алкоголика Грибоедова, я и говорить не буду, всем вам все ясно.

Дэв гулко рассмеялся, клоунски растягивая огромный рот.

– Ну мы же умные люди, Семен Анатольевич, что вы тут устроили представление? – сказал он, засунув руки в карманы. – Зачем тянуть тяжелую ношу, если можно не тянуть? Я же, помните, сразу говорил, что это глупая затея. Зачем вообще плыть?

Анна подошла к отцу и погладила его по плечу. Миловидов мягко отстранил руку дочери и встал. Все следили за его сухой, чуть сутулой фигурой. Однако он, словно не замечая никого, поднял с земли веточку, вновь уселся на место и охотничьим своим ножом начал ее строгать. Все переглянулись, не зная, что теперь делать.

– Федор, пойми, такие вопросы надо решать на берегу, – тихо продолжил Миловидов, так же неожиданно, как закончил. – Либо мы оставляем балласт и плывем кругосветку…

– Либо? – нетерпеливо спросил Федор.

– Мы возвращаемся домой, садимся в мягкие кресла и пьем кефир с сахаром.

Федор, конечно, хотел плыть, но что было делать с друзьями? Петька с Пелагеей, как ему казалось, ждали, что он возьмет их с собой. И еще эта оскорбительная формулировка «балласт». «Если б он не сказал так резко, все было бы проще», – подумал Федор и тут, оглядевшись, понял, что все зависит только от его решения. Грибоедову было все равно, а Мягков, в ответ на его взгляд, пожал плечами, передавая ему право решать. Все смотрели на Федора. «Миловидов прав в каждом слове, в каждом аргументе и наблюдении, – думал он. – Плюс у него опыт». Но принять логически вытекающее решение бросить товарищей он не решался, а ехать домой ему и вовсе не хотелось. Ему хотелось одного – поскорее плыть, с этим ли суровым человеком или без него, и чтоб все были счастливы. «Ох уж эти альпинисты, обжегшись на молоке, на воду дуют!» – подумал он.

– Я все же рискну! – сказал Федор. – Вы же сами говорили, надо попытаться.

Семен Анатольевич задумался на некоторое время, продолжая неторопливо работать над веточкой.

– Неправильное решение! – сказал он. – Имей в виду, я не пущу Анну.

Настроение и мнение Федора сразу переменились. «Что же делать? – подумал он. – Я хочу быть с Анной! Ради кого и чего я буду делать то, что не хочу?»

– Ну папа, ты что? – возмутилась от неожиданности Анна. – Я хочу плыть с Федором.

– Поступки мужчины должны соответствовать его решениям. – Миловидов долгим взглядом смерил Федора, а Федор, поняв значение этого взгляда, опустил глаза. – Речь об опасности для жизни. Я не могу пустить дочь на смерть! – закончил Миловидов, разглядывая покрасневшие глаза Пелагеи. – Может, я забыл раньше это сказать, но горы – оправданный риск. Я никогда не пойду на вершину, не будучи уверенным в снаряжении и команде. Кто здесь безумец? – он закрутил головой по сторонам. – Точно не я!

Анна словно знала, что отца не переубедить, – опустив голову, она подбежала к матери и спрятала лицо у нее на груди. Мать Анны обняла ее и с упреком глянула на мужа.

– Но они утонут! – сказала она.

– Я никому не могу запретить тонуть, – сказал он и вздохнул. – Ну, все, пойдем на электричку, у меня спину продует.

Федор знал, что мог поменять решение и все бы его поняли, но он очень хотел переплыть Волгу. Ничего не говоря, он потащил волоком свой рюкзак по деревянному причалу к качающимся на воде лодкам. Старый лодочник, еще издали заметив его, отбросил сигарету и поднялся с пластикового стульчика. Анна плакала, словно овечка, которой выбрали смерть.

Альпинист был крутой мужик. Он пытался дать Федору урок смелости.