Читать книгу Закон и честь. Часть вторая. Иллюзия закона - Максим Шторм - Страница 3

Часть 2-я
Глава 2

Оглавление

Элен проверила, заперла ли она дверь. В последнее время ей казалось, что двери в особняке Гиллроев обладают особыми свойствами. Словно живут собственной жизнью. Открываются и закрываются по своей прихоти, невзирая на запертые замки. Во всяком случае, уже не раз и не два она могла поклясться, что дверь в её спальню оказывалась незапертой, хотя она сама лично, всегда замыкала её на ключ перед сном и когда переодевалась.

Не зная, что и предположить, девушка стала тщательней следить за окружающими её вещами и постоянно напоминать себе, что в этом доме даже у стен есть уши и, судя по всему, глаза. Уж больно много всяких странностей проявляется в родовом гнезде Гиллроев в последнее время. И Элен совсем не радовалась тому, что в её спальню может кто-нибудь проникнуть, невзирая на дверной замок.

Запасные ключи от всех дверей, разумеется, имелись у дворецкого. И, конечно же, он наведывался в её комнату, когда у Элен выпадал законный выходной. В остальное же время она была полновластной владычицей отведённой ей спальни. Нет, тут определённо было что-то другое. Девушке казалось, что по странному стечению обстоятельств двери сами собой открываются именно тогда, когда она находилась в доме. Когда она принимала ванну, или же крепко спала, разметавшись на мягкой постели. А утром, подходя к двери, она обнаруживала, что она не заперта.

С недавних пор Элен стала оставлять ключ в замочной скважине. А ещё ей иногда мерещилось, что за ней следят. Она часто ловила на себе чей-то невидимый взгляд. Пугливо оборачивалась, слушая, как гулко колотится испуганно сжавшееся сердце, и встречала вокруг себя лишь пустоту. Но ощущение от слежки со временем возникало вновь. В коридорах, на лестничных площадках, в детской комнате, гостиной, столовой, холле. Ощущение слежки исчезало, когда она находилась в своей комнате. Но тогда оживали двери… Элен хотелось верить, что с вставленным в замочную скважину ключом ситуация несколько изменится.

Девушка понимала, что, скорее всего, все её страхи абсолютно беспочвенны и не имеют в своей основе ничего, кроме её разыгравшегося воображения и пошаливающих нервов. Да, наверняка всё дело именно в этом, в её личностных переживаниях и череде нелепых случайностей. Но некоторые моменты она всё же не могла объяснить, пользуясь доводами холодного рассудка. А то, что невозможно объяснить и понять, пугает вдвойне.

Элен зачастую не понимала поведения хозяев, не могла понять действий Шатнера, ловила себя на том, что её начинает пугать сам дом. Будто особняк и впрямь был огромным живым существом, выжидающе наблюдающим за ней. И уж точно она не забывала о грязных лапах доктора Аткинса, его крайне подозрительных подарках Стефану и упорном молчании четы Гиллрой о ночном визите Джека Спунера. Всё это по отдельности, вероятно, не выглядело настолько странно и загадочно, чтобы вызвать вопросы, но всё вместе заставляло крепко задуматься…

И ещё Элен поняла, что с нетерпением ждёт воскресенья. Она была бы рада и просто лишний раз прогуляться по городу, выполняя какое-нибудь поручение. Но ей было строго наказано поменьше выходить наружу и побольше уделять времени детям. На просьбу сопровождать их в школу Катрин ответила вежливым отказом, с неизменной холодной улыбкой на мраморных губах. С её слов, она слишком дорожит своей нянькой и не хочет нагружать её излишними заботами. Дворецкий, наверняка следуя указаниям той же Катрин, больше не просил её ходить за покупками. На улице же холодало с каждым днём, то и дело с неба в мареве промозглого дождя срывались первые снежинки, почти не переставая дул пронизывающий ветер. И посему детям так же возбранялось находиться на улице дольше, чем необходимо, чтобы добежать от паромобиля до входных дверей и обратно. А вместе с детьми уличных прогулок лишалась и Элен. Огромный особняк постепенно превращался в узилище.

И ей ничего не оставалось, как жить дальше, приспосабливаться к новой, полной странностей и загадок жизни. И только оставаясь наедине с собой в спальне и заперев двери, она могла вздохнуть с облегчением. Ощущение слежки тут же исчезало, а все треволнения оказывались отрезанными. И конечно непоседливые двойнята были тем якорем, что держал её здесь и той причиной, что придавала ей сил стоять и дальше с высоко поднятой головой, не сгибаясь и не подавая виду, что её что-то беспокоит.

Она только-только уложила детвору в кроватки, рассказав на скорую руку сочинённую сказку. С недавних пор двойнята стали настойчиво требовать от своей няньки ежедневную историю на ночь. И, похоже, не собирались ни под каким предлогом отступать от зародившей традиции. Элен никак не могла устоять перед большущими детскими глазами, с надеждой и обожанием глядевшими на неё. Что ж, сказки, значит, сказки. Она ничуть не возражала. Тем более что, какой-никакой опыт у неё имелся. Тони тоже любил всяческие интересные и захватывающие истории. А их Элен знала множество. Да и придумать новую не составляло для неё труда…

Но этим вечером в голову настойчиво лезли тревожные мысли, и сказка получилась на редкость короткой и сумбурной. Однако двойнята остались довольны и послушно запрыгнули в кровати. Расцеловав детей в умытые мордашки, Элен пожелала им спокойной ночи и отправилась в свою комнату. Том и Сью хором сказали, что любят её, и, повизгивая, начали зарываться под одеяла.

Убедившись, что дверь и в самом дел заперта, девушка проверила, хорошо ли сидит ключ в замочной скважине и только потом позволила себе расслаблено упасть на кровать. Повернувшись на бок, Элен подложила под голову ладошку и замерла. Её взор устремился на платяной шкаф, где в самом низу, под свисающей с вешалок одеждой находилась обувная коробка, в которой она спрятала отобранные у Тома пузырьки с хитрыми глазными каплями, превращающими глаза в непроглядные мутные озёра. Эти капли не давали ей покоя. Она постоянно в мыслях возвращалась к ним. К Стефану. И к доктору Аткинсу.

Стефан опять куда-то запропастился. Она не видела его весь остаток дня. Наверняка прячется где-нибудь, или же закрылся в своей комнате, до глубины души потрясённый недавним визитом Элен. Порой девушка начинала задумываться, что она испытывает к этому странному юноше? Какие-то чувства она определённо питала. Но что это было? Жалость? Сострадание, сочувствие, дружеское участие? Или нечто большее? Но что может быть больше, если не любовь?

Перевернувшись на спину, Элен прикрыла глаза. В спальне были задёрнуты шторы и вечерние сумерки начали ютиться в углах комнаты, постепенно затягивая всё пространство тёмным рассеянным пологом. Элен понимала, что Стефан ей нравится. Как бы это ни чудно звучало. Но чтобы чувствовать к нему нечто большее? Любовь? Она не знала, что это – любовь женщины к мужчине. Из чего она зарождается? Вдруг, из этих самых, вроде бы вполне обыденных чувств?

Но Стефан… Он же не такой, как все. Он ведь… Элен распахнула глаз, глядя в высокий, начинающий сереть потолок. Ведь Стефан же ненормальный! Разве можно испытывать чувства, сродни любви, к тому, у кого не в порядке с головой? А если так, то в порядке ли она сама?! Элен никогда не считала себя красавицей или очень интересной для молодых людей особой. А все комплименты в свой адрес считала в лучшем случае игривыми шутками. Понятно, что многие были бы не прочь залезть ей под юбку, но при чём, в таком случае, здесь любовь?!

Девушку окутывала тишина. Тишина и сгущавшиеся сумерки. А вместе с проникающей в комнату тьмой, этим предвестником неумолимо надвигающейся ночи, девушку всё больше пронизывала непонятная смутная тревога. Как наверняка сказал бы Джек Спунер, она задницей чувствовала жаренное. Так, стоп, о заднице лучше не думать вовсе. Элен горько усмехнулась, прямо-таки ощутив на своей пятой точке мерзкую отвратительную клешню директора Мерсифэйт, по-хозяйски сжимающего её ягодицу. В отношении этого человек Элен была абсолютно уверена, что чувствует к нему исключительно ненависть. Ту уж двух мнений быть не могло. А если это подонок ещё и каким-то гнусным образом травит Стефана… Элен с силой стиснула в кулачках накинутое на постель покрывало.

Но что она может? Она обычная девчонка из самой простой трудовой семьи, вынужденная работать на состоятельных людей, чтобы иметь возможность купить себе чулки с трусами, не залезая при этом в довольно тощий родительский кошелёк. Она такая, как все. Подобная сотням и тысячам населяющих столицу самых простых людей. Винтик в механизме современного индустриально высокоразвитого города. Что она может? Элен закусила нижнюю губу, упрямо выдвигая подбородок. Случается, что и винтик, брошенный во вращающиеся шестерни, способен остановить и сломать любую, даже самую надёжную и безотказную машину. Правда, от винтика после такого обычно ничего не остаётся…

Готова ли она, если понадобится, стать этим самым винтиком? Элен и на этот вопрос не могла дать однозначного ответа.

Ладно, время позднее, пора бы уже и готовиться ко сну. А то не ровен час, её сморит на неразобранной кровати в тщательно отутюженном форменном платье. Нетушки. Необходимо следить за внешностью и соответствовать занимаемой должности. Она не может попустительствовать себе в том, что требует от Тома и Сью. Нянька не должна выглядеть замарашкой. Элен поднялась с постели и в два отработанных приёма выскользнула из платья, оставшись в чулках и нижней рубашке. Платье было аккуратно расправлено и повешено в шкаф. Переобувшись в тапочки, Элен поставила туфли в изножье кровати и направилась в ванную комнату, напоследок бросив ещё один пристальный взгляд на входную дверь. Ключ по-прежнему сиротливо торчал из замочной скважины.

Нашарив на стене справа от себя выключатель, Элен щёлкнула тумблером, зажигая подвешенный к потолку электрический светильник и прикрыла за собой дверь, оставив небольшую щель между дверным полотном и косяком. Так, на всякий случай.

Присев на краешек чугунной ванны, и открыв краны с горячей и холодной водой, девушка скинула тапки, стянула чулки и пошевелила пальцами ног. Ступнями она по праву гордилась. Они были маленькими, узкими, а пальчики аккуратными и даже на вид весьма симпатичными, с ровно подстриженными розовыми ногтями. Если бы и всё её тело соответствовало тому, что было ниже лодыжек… Девушка распустила завязанные в хвост волосы, дав им свободно рассыпаться по плечам, и сбросила рубашку, оставшись в одном нижнем белье.

Тем временем вода, весело журча, быстро наполняла акваторию ванны. Вверх поднимались клубы влажного пара, прикрученное к стене зеркало начало запотевать. Элен попробовала пальцем воду и, оставшись довольной температурой, прикрутила вентили. Пожалуй, хватит, она маленькая девочка, и нет никакого смыла наполнять ванну до краёв. Приготовив халат, полотенце и шампунь, Элен, высунув нос за дверь, ещё раз убедилась, что вставленный в замочную скважину ключ по-прежнему на месте. И только после этого она рискнула избавиться от трусов и бюстгальтера.

Стыдно признаться, но девушку в последнее время одолевала паранойя. И даже в запертой на ключ комнате она не могла расслабиться. Ощущение слежки, то затихающее, то возобновляющееся с новой силой, не покидало её ни в одной из комнат огромного особняка. И даже ванная, с одной единственной дверью, без окон, где все стены и пол были облицованы плиткой, внушала Элен подозрения. Так что купание начало становиться довольно-таки весомой проблемой. Элен не испытывала никакого наслаждения от осознания того факта, что, возможно, за ней наблюдают, пока она голая натирается мылом.

Прошлым вечером Элен провела в спальне и ванной тщательный обыск, пытаясь обнаружить замаскированные глазки, щели, совсем уж невероятные тайные хода и лазы. Впустую. Её скромных знаний, почерпнутых из чтения бульварных детективчиков, категорически не хватало для обнаружения искомого. А может, она просто ищет чёрную кошку в тёмной комнате? Кому она нужна, чтобы за ней подсматривать? Да и не слишком ли она взвинчивает себе нервы? Ведёт себя как какая-нибудь шпионка в тылу вражеского государства!

Утешившись тем, что обыск ничего не дал, девушка малость успокоилась. Но ненадолго. Она была не в стоянии проверить хотя бы поверхностно все до одной комнаты огромного трёхэтажного дома. И вдобавок девушка сильно сомневалась, что даже если тайные ходы и смотровые глазки существуют, они вот так преспокойно находятся на поверхности, чтобы любая дурёха вроде неё смогла их запросто обнаружить.

Иногда за подобные мысли ей хотелось как следует вздёрнуть себя за волосы. Ну, если она представляется себе шпионкой, то особняк Гиллроев должен быть по меньшей мер древним замком, прямо-таки кишащим привидениями невинно убиенных за сотни лет людей. Было бы совсем неплохо порой осаживать свою непомерно разбушевавшуюся фантазию. А то так недолго и загреметь в одно весёленькое заведеньице, где её с радостью примет один небезызвестный доктор с грязными и липкими лапами, охочий до телес молоденьких девиц.

Опустившись в горячую, но не обжигающую воду, так приятно обволакивающую мгновенно размякшее тело, Элен прислонилась затылком к положенной на край ванной подушечке и с наслаждением потянулась. Вода мягкой ласкающей периной накрыла её. Оставив над поверхностью лишь голову, Элен смежила веки. Она любила, перед тем как начать мыться, просто полежать несколько минут в горячей воде. Не шевелясь, не открывая глаз и ни на что не обращая внимания.

Но раздавшийся стук во входную дверь Элен проигнорировать никак не могла. Стук вырвал её из расслабляющих объятий нирваны, навеянных горячей водой. Элен распахнула глаза, в первые секунды не успев толком осознать то, что услышала. Стук. В дверь кто-то стучал. Негромко, но достаточно настойчиво. Стук был решительным и упорным. Элен невольно чертыхнулась, выныривая из парующей воды. Ещё никогда в это время никто не ломился к ней в комнату. Кому она могла понадобиться? Хозяевам? Дворецкому? Стефану?!. При мысли о последнем, она покраснела. Встречаться с ним при столь пикантных обстоятельствах начинает входить в заразную привычку.

Элен выбралась из ванной, наскоро обтёршись полотенцем, плюнула на тапочки и накинула на плечи банный халат.

– Иду-иду! – громко сказала она, выбегая из ванной комнаты. Толстый ворс ковра защекотал босые ступни.

За время её отсутствия в спальне изрядно потемнело, и до двери она добиралась практически на ощупь. Лишь тонкая полоска просачивающегося из ванной света указывала ей дорогу. Торопливо зашарив рукой по стене, девушка щёлкнула выключателем. Высоко над головой вспыхнула люстра. Элен провернула ключ в замке и приоткрыла дверь.

Никаких неожиданностей. За порогом стоял Шатнер. В однотонном сером сюртуке, безупречно отглаженной сорочке, тщательно прилизанный, высокомерный и чопорный, прямой, словно проглотивший жердь. Болотистые глаза со стальным отблеском, не мигая, смотрели на неё, словно на жалкую ничтожную букашку. Элен дерзко вскинула голову, отважно встречая полупрезрительный взгляд старика. Интересно, он так смотрит на всех, кто ниже его ростом?

– Вы что-то хотели, сэр? – Элен не отводила глаз, упрямо выдвигая подбородок. Нет, этот желчный подлый человек не сможет больше унизить её, сколько бы он не таращился и каким бы плотоядным ни был его взор. – Простите, что не смогла сразу подойти. Я принимала ванну.

– Я вижу, – поджал сухие губы Шатнер, скользнув ставшим нарочито безразличным взглядом по намокшим кончикам её рассыпанных по плечам волос и кремового цвета халатику.

– Что-то случилось? – Элен специально сделала ударение на втором слове, намекая этому типу, что время позднее, а она девушка приличная, чтобы стоять перед ним в накинутом на голое тело халате и сверкая обнажёнными лодыжками! И чего ему неймётся? Признаться, появление дворецкого пусть и не слишком удивило её, но было крайне неприятным.

– Мне нужна ваша помощь, мисс Харт, – огорошил её высокий старик.

Элен показалось, что она ослышалась. Помощь? В десятом часу вечера?! Или же она не так его поняла?

– Вам нужна моя помощь? – тупо переспросила она, на несколько секунд растеряв всю уверенность. Неожиданная просьба дворецкого выбила её из колеи. – Вы хотите, чтобы я вам помогла? Сейчас? Может, вы хотите сказать, что я понадоблюсь вам завтра…

– Нет, мисс Харт, – сказал, как отрезал Шатнер, и Элен могла присягнуть, что заметила в его жёстких глаз промелькнувшую тень злорадства. – Именно сейчас. Безотлагательно.

– Что я должна сделать? – покорно потупилась девушка, застенчиво теребя поясок халата. Она не хотела, чтобы он видел, каким яростным огнём разгорелись её глаза. Да этот мерзавец просто наслаждается её беспомощностью, упивается своим положением и властью над нею, над простой девчонкой с улицы Шестерёнок. Кто она против него? Обычная нянька, которая, как ни крути, должна во всём подчиняться мажордому дающей ей работу семьи.

Дворецкий самодовольно улыбнулся самыми краешками губ. В эту секунду он на неуловимый миг стал похож на Катрин. Что ж, Элен слышала, что порою собаки перенимают черты своих хозяев, а Уильям Шатнер был преданнейшим псом Гиллроев. Вот только насколько далеко он готов зайти в своей преданности? Бывали такие моменты, когда Элен просто боялась его.

– Я жду вас внизу на кухне, мисс Харт. Работа не займёт много времени. Но и не терпит отлагательств. Я всё покажу.

– Я только оденусь, – сказала Элен, дрожа от внутреннего негодования.

Она никогда не чуралась работы и лентяйкой её ещё никто не называл. Но в поведении дворецкого ей чудился какой-то умысел. Что-то он темнит. Наверняка он сам придумал эту внезапную вечернюю работу, настолько неотложную и важную, что ему понадобилась её срочная помощь. Что затевает этот старикашка? В какие игры он вздумал с ней играть? И ведь никому не пожалуешься! Катрин и слушать не станет обвинения в адрес своего ненаглядного дворецкого. А с мистером Гиллроем вообще разговаривать бесполезно. Собственно, за все время работы Элен в особняке, он не сказал ей лично ни одного слова.

Дворецкий чуть наклонил голову, словно принимая её условия и не говоря больше ни слова, повернулся к Элен спиной. Девушка проводила негодующим взглядом его удаляющуюся по освещённому настенными светильниками коридору долговязую фигуру. Шатнер всегда ходил с высоко поднятой головой, не сутулясь и не подволакивая ноги. Походка у него была совсем не старческая. Пару раз Элен задумывалась о возрасте дворецкого, но так и не могла дать точного ответа. Несмотря на морщины и седину, Шатнер производил впечатление ещё очень крепкого и сильного человека. А грозному блеску его глаз мог позавидовать и пылкий юнец.

Девушка в сердцах хлопнула дверью и, не теряя более времени, кинулась переодеваться в форменное платье. Времени собирать волосы уже не было, так же, как и одевать чулки, поэтому Элен выскочила из спальни в туфлях на босу ногу. Сбежав вниз по лестнице, и, так никого более не встретив на просторах засыпающего, погружённого в полумрак дома, девушка немного привела дыхание в порядок и вошла на кухню с выражением отрешённого достоинства на лице. Кухню освещала огромная свисающая на цепях многоуровневая люстра. Каблучки туфель девушки звонко зацокали по устилающей пол мраморной плитке. Дворецкий ждал её возле кухонного стола с самым скучающим видом из всех возможных.

– Вот, – старик указал костлявым пальцем на нечто, чего Элен, замерев посредине комнаты, пока не видела. – Я обнаружил это, совершая ежедневный вечерний обход дома. Это просто непозволительно. Всего лишь час назад этого тут не было. Смею надеяться, что во время ужина вы тоже ничего не заметили, потому что этого ещё не было. В противном случае…

– Да объясните же вы ради всех святых, что вы там нашли! – не выдержала Элен, с тихим отчаянием глядя на разглагольствующего дворецкого. Подходить к нему ближе она не решалась.

– А вы подойдите и сами всё увидите, – сказал Шатнер, делая приглашающий жест рукой. – Смелей, смелей. И только попробуйте сказать, что это не самое настоящее свинство.

Уже заинтригованная, Элен быстро обошла стол и приблизилась к Шатнеру. Одного взгляда, брошенного на пол, ей хватило, чтобы понять причину искреннего негодования старика. На полу, прямо между столом и кухонной плитой была рассыпана гречневая крупа в количестве примерно двух фунтов. Элен потрясённо перевела взгляд с гречки на распахнутую дверцу настенного шкафчика, подвешенного прямо над плитой. На нижней полке шкафчика у самого края лежала опрокинутая жестяная банка, откуда, собственно, на пол и проспалась крупа. Складывалось впечатление, что некто, пытаясь дотянуться до чего-то, сокрытого в самой глубине шкафа, ненароком задел стоящую у края банку и опрокинул её. Правда, что такого особенного могло понадобиться этой… этому… неизвестному свинтусу, Элен и ума приложить не могла. Насколько она знала, в этом шкафчике, забитом коробками и банками, хранились исключительно сыпучие продукты: крупы, специи, соль. И никаких сладостей.

– И что вы прикажете со всем этим делать? – гневно насупленные брови дворецкого выражали самую крайнюю степень негодования.

– Сэр, когда я кормила двойнят, ничего подобного здесь не было, – тихо сказала Элен. – Не думаете ли вы, что я не убрала бы за собой, произойди такой казус? Кто-то рассыпал гречку уже после того, как я увела отсюда детей. Наверно, это Стефан…

Дворецкий посмотрел на неё как на идиотку.

– Ну разумеется Стефан! А кто ещё это может быть? Уж не думаете ли вы, что сие безобразие дело рук мистера Гиллроя или миссис Гиллрой? Если только ваши подопечные не совершили дерзкой вылазки из кроватей на кухню, чтобы совершить эту возмутительную диверсию!

– Дети в своей комнате, и наверняка уже видят десятые сны, – горячо запротестовала Элен, грудью вставая на защиту двойнят. – Успокойтесь, сэр, я всё приберу. Нет никакой нужды всё усложнять. И не надо так уж сердиться на Стефана. Бедный юноша даже не понял, что совершил что-то плохое! А собственно, ничего особо страшного и не случилось!

Элен почувствовала, что начинает закипать от негодования. И столько-то суеты из-за какой-то несчастной рассыпанной гречки?! Это и есть важное и не терпящее отлагательств дело? В конце концов, она нанималась не уборщицей в этот дом! Или Шатнер возомнил, что она должна нести ответственность и за старшего сына хозяев, раз поддерживает с ним доброжелательные отношения?

– Я всё уберу, – твёрдо сказала она, покусывая губы.

– Смею на это надеяться, – сказал Шатнер, исполненной презрения статуей возвышаясь над невысокой девушкой. – Не намерен больше вас отвлекать. Как управитесь, можете возвращаться в комнату. Больше я не посмею отнимать ваше свободное время.

Шатнер вышел из кухни, оставив Элен мрачно смотреть ему вслед. Старый козёл, мысленно ругнулась она. Неужели он задался навязчивой целью извести её? Что за придирки и странные требования? В первые дни её работы в особняке дворецкий вёл себя иначе. А теперь командует ею так, будто она находится под его личным контролем. В его распоряжении. Или же он за что-то невзлюбил её? Да нет, тут же напомнила себе девушка. Тут что-то другое. Этот старый подонок просто стоял и смотрел, когда Аткинс лапал её. Просто смотрел и не сказал ни слова. Ничего не сделал для её защиты. Он притворился, что ничего не произошло. Что он ослеп и оглох.

Ну ладно, пустопорожними размышлениями делу не поможешь, вздохнула Элен, берясь на совок и веник. Ну Стефан, спасибо, удружил. В том, что тут похозяйничал слабоумный юноша, Элен даже не сомневалась. Не зря же он прятался весь остаток дня. Наверняка сидел в засаде и вынашивал какие-то сомнительные планы относительно штурма кухонного шкафчика.

– Свинтус, просто свинтус, – бормотала под нос Элен, шустро сметая крупу на совок. – Сколько гречки пропало, ужас…

Дома просыпанная на пол гречка преспокойно вернулась бы в коробку. Однако в особняке таких людей как Гиллрои, этот номер не проходил. Шатнер лично обнюхал бы каждую крупинку, и не дай бог обнаружил бы на ней пылинку. И вода не помогла бы. В домах богатых людей то, что падало на пол, тут же отправлялось в мусорное ведро.

Вся работа заняла от силы несколько минут. Вымывая руки под краном, Элен подумала, что Шатнер и сам бы прекрасно со всем управился. Он больше потерял времени, вытаскивая её из спальни и читая нотации. Не иначе, как специально решил её лишний раз подоставать!

Вернувшись в спальню, Элен первым делом заперла дверь на ключ и понуро побрела в ванную – менять остывшую воду. Да уж, Шатнер смог испортить настроение. Этого умения у него не отнять…

Когда Элен, выкупанная, в халате, с тщательно вытертыми волосами, и приподнятым после ласкающей горячей воды настроением наконец-то упала на кровать, было уже достаточно поздно. Самое время надеть ночнушку и приготовиться ко сну. Всё, хватит на сегодня. Ключ всё так же находился в замочной скважине и больше никаких неожиданностей и «важных и неотложных дел» не намечалось. Но почему-то девушка внезапно почувствовала смутную тревогу. Словно она находится не в своей тарелке. Нет, это не было похоже на ощущение слежки или чувство, что она лежит голой на кровати, а кто-то подсматривает за ней через специальную дырочку. Скорее было похоже на неприятную колющую боль от попавшего в башмак острого камушка.

Что-то было не так. Пока она отсутствовала, в её комнате что-то неуловимым образом изменилось. Элен резко села на постели, сбрасывая с себя последние остатки расслабленности. Девушка с нарастающим беспокойством заозиралась по сторонам. Что-то не давало ей покоя, заставляя судорожно искать причину всё нарастающей тревоги. Но пока она ничего не замечала. Всё было, как и прежде. Всё на своих местах. Шторы так же задёрнуты, люстра зажжена, вещи прибраны по своим местам, платье свисает со спинки стула и ждёт момента отправки на вешалку в платяной шкаф. Ага, встрепенулась Элен, платье. Но… Но она же только недавно его сняла и вот оно, на самом виду! Или же… Или платье тут совершенно не причём? А что же тогда? Какая связь между платьем и… Шкаф. Всё дело в платяном шкафу, внезапно поняла девушка. И это знание, ясное как день, внезапно полностью захватило её мысли.

Элен осторожно, словно боясь, что обожжётся, опустила босые ноги на застеленный паласом пол. Взгляд её больших карих глаз неотрывно был прикован к шкафу, в котором среди её небогатого гардероба находилась и коробка со спрятанными пузырьками.

Она приблизилась к шкафу и несколько секунд мешкала, не решаясь взяться за витые бронзовые ручки дверок. Шкаф высился перед девушкой могучей дубовой громадой, этаким несокрушимым утёсом. И почему-то именно сейчас он пугал её… Элен сама не знала, чего она испугалась больше. Того, что она может обнаружить внутри шкафа или наоборот – чего не увидит?

– Так, кажется, я и впрямь начинаю сходить с ума, – невесело сказала девушка, пытаясь подбодрится звуками собственного голоса. – И чего ты боишься, глупая дурёха? Ты же сто раз открывала и закрывала этот чёртов шкаф! Так что же останавливает тебя сейчас?..

Пальцы Элен крепко ухватились за ручки, и девушка потянула дверцы шкафа на себя. И облегчённо выдохнула. Внутри никого не было, кроме вешалок с одеждой. Никто на неё не прыгнул и не укусил. Воображение, рисовавшее всяческих затаившихся в недрах шкафа чудовищ, позорно притихло.

– Вот и славно, вот и чудненько! – воробышком защебетала Элен, старательно избегая смотреть в самый низ шкафа, где находилась выглядывающая из-под пальто обувная коробка. Именно там и лежали загадочные глазные капли от доктора Аткинса.

Элен нехотя опустилась на корточки и тут обратила внимание, что её руки дрожат. Да что же это с ней такое, а? На глазах девушки внезапно выступили беспомощные слёзы. Что с ней творится? Почему она так опасается заглянуть в эту чёртову коробку, словно она набита под завязку ядовитыми змеями?

– К дьяволу всё, – буркнула Элен и торопливо схватила коробку, готовая в любую секунду отдёрнуть руки, как от раскалённой печки.

Не медля более ни секунды, девушка сняла с коробки крышку и торопливо заглянула внутрь. В картонке лежали её осенние башмачки с высокой шнуровкой и низким каблуком. И всё. Больше внутри ничего не было. Ни одной из трёх отобранных у Тома склянок с глазными каплями. Элен, так и не вставая с корточек, осела на пол, шлёпнувшись на пятую точку.

Не может быть! Этого просто не могло быть! Она же сама, лично сама положила в эту коробку между башмачками (купленными отцом два года назад на весенней ярмарке) три стеклянных пузырька. Они должны быть здесь! Но их не было. И это было страшным пугающим фактом. Кто-то, пока её не было в комнате, забрался в шкаф и украл эти капли. Кто-то, кто постарался замести за собой следы, не оставив после себя и малейших, намекающих на постороннее присутствие улик. И этот неизвестный явно обладал чутьём ищейки, раз смог так быстро найти пузырьки. Хотя тайник, если честно, был не бог весть каким. Да и не претендовала обычная коробка изначально на роль хранилища. Просто девушка хотела, чтобы эти пузырьки лежали в надёжном месте, скрытые от чужих глаз и от детей, пока она не заберёт их из особняка домой. Но некто явно знал, что он ищет, и точно знал, что эти злосчастные склянки находятся в её спальне. А уж найти их было делом техники…

Перед глазами девушки в безумном хороводе метались разноцветные круги, в ушах шумело, а сердце билось настолько сильно и быстро, что едва не выпрыгивало из грудной клетки, готовое упасть в открытую картонную коробку.

Элен закрыла коробку, причём ей удалось надеть крышку с первого раза, и вернула на место. Поднявшись на ноги, она аккуратно прикрыла дверцы и, повернувшись, привалилась в шкафу спиной, уже не боясь, что изнутри высунется чья-то когтистая лапа и цапнет её за филейную часть.

– Становится очень интересно, да? – девушка облизала пересохшие губы. Так, спокойно, спокойно, без истерики. Надо взять себя в руки. И постараться трезво оценить сложившуюся ситуацию.

Она вступает на тонкий лёд. Как бы не провалиться… Во что она ввязалась? И что, во имя всех Святых, происходит в этом огромном, полном неоднозначных вопросов и странностей доме? И что она здесь делает?!

Элен стало крайне неуютно. Она затравлено посмотрела на запертую изнутри входную дверь. Как же ей внезапно захотелось тут же переодеться в дорожное платье, собрать все свои немногочисленные пожитки и бросится прочь из комнаты, а потом ещё дальше, прочь из этого дома и, невзирая на ночь, бежать отсюда как можно дальше, не щадя ног! Бежать, пока хватит сил и не собьётся дыхание, пока не упадёт, как загнанная лошадь. В этот миг Элен показалось, что подобный шаг был бы наиболее разумен. И пусть такой поступок был бы самой настоящей трусостью, она бы не стала себя корить за него. Господи, да она же всего лишь девятнадцатилетняя девчонка! Она должна бояться! Это в порядке вещей, это в природе человеческой, чтобы молоденькие девушки, сломя голову и пища от ужаса, бежали при первых же признаках опасности. Она слабая и беззащитная. Она плакса. У неё нет ни мужской силы, ни мужественности, ни храбрости. А о львиной отваге и железной силе воли приходится только мечтать! Так почему же она ещё не бежит?!

– Кажется, ты села за покерный стол с одними шулерами, детка, – беспомощно усмехнулась Элен. – У тебя нет ни одного шанса уйти при своих деньгах. Обдерут как липку… Беда в том, что при таком раскладе я мало что могу.

Сравнение может и было притянутым за уши, но наталкивало на определённые размышления. Выводы, конечно, делать было ещё рановато, но одно уже стало неприятным и весьма настораживающим фактом. Моментом истины. Кто-то похозяйничал в её спальне. Понятно. Это уже она уяснила и точка. Когда именно этот некто залез к ней, вот в чём вопрос… Если верить внезапно обострившемуся предчувствию и принять во внимание то, что, пока она прибиралась на кухне, двери спальни были не заперты, то вывод напрашивается сам собой. Так неужели вся эта раздутая Шатнером паника была своего рода фарсом, отвлекающим манёвром, чтобы выманить её и залезть в шкаф? Но почему именно сейчас? И кто же это был в таком случае? Неужели лично дворецкий? Но что заставило его пойти на этот шаг? И…

Вот он, пожалуй, наиглавнейший вопрос. Откуда этот кто-то обо всём узнал? Элен медленно подошла к окну и отдёрнула тяжёлую штору. За стеклом притаились сгустившиеся сумерки, обнимая огромный особняк со всех сторон. На погрузившейся в подступающую ночь улице зажигались газовые фонари, а в соседних домах окна. Девушка подалась вперёд и посмотрела вниз, на подъездную площадку перед парадным входом. Как бы она хотела, чтобы Джек пришёл именно сейчас, и она увидела его и узнала, что такого важного он хотел ей сказать… Может, Джеку было известно что-то о тайнах, что скрывал особняк Гиллроев? Возможно ли, что беспризорный мальчишка хотел предупредить её о грозящей опасности?

Элен поёжилась, отворачиваясь от окна и отпуская штору. От подобных мыслей действительно становилось страшно.

Если предположить, что дворецкий заодно с доктором Аткинсом и последний каким-то невероятным образом узнал, что из шкатулки Стефана пропало несколько ампул с прописанным ему лекарством… Но всё равно не могли же эти люди читать мысли! Если только, только… Элен пристально обвела хмурым взглядом свою комнату. Если только у стен и вправду нет ушей и глаз. И что теперь?

Элен скинула халат, оставшись в чём мать родила, и взялась за заранее приготовленную ночную рубашку. Одевалась она быстро, суетливо просовывая руки в рукава. Ей не хотелось оставаться обнажённой больше, чем того требовалось. Скоро, наверно, будет переодеваться под одеялом, пришла в голову совсем невесёлая мысль.

Волосы после купания ещё толком не высохли, падая густыми тяжёлыми волнами на плечи и спину. Элен подошла к трюмо и взяла расчёску. Присев на краешек кровати, она начала приводить свою роскошную гриву в порядок, настороженно поглядывая на запертую дверь и кусая губы.

За этим занятием и её и застал повторный стук. Такой же, как и предыдущий. Негромкий, настойчивый, наносимый сильной и твёрдой рукой. Рукой абсолютно уверенного в себе человека. К сожалению, Элен и наполовину не чувствовала себя такой же.

В том, что за дверями опять стоит дворецкий и настойчиво пытается окончательно превратить её свободный вечер в оживший кошмар, Элен даже не сомневалась. Отложив расчёску, девушка быстро поднялась на ноги и затравлено уставилась на двери.

– Кто там? – громко спросила она и тут же поняла, какую глупость сморозила, задавая подобный вопрос в чужом доме, принадлежащим людям, на которых она работал. В подобных случаях говорят совсем другое. Не спрашивают, а заверяют, что сейчас откроют. Да она и сама это прекрасно знает и совсем недавно говорила. Но сейчас всё изменилось.

– Мисс Харт, – донёсся за-за двери приглушенный голос Шатнера, – уделите мне ещё одну минутку.

– Опять важное и безотлагательное дело? – нервно хмыкнула Элен, подходя к порогу. – Но это в последний раз, сэр. Я не хочу осложнений, но буду вынуждена обо всём рассказать миссис Гиллрой. Вы начинаете переходить всё рамки дозволенного.

Кого она хочет напугать? Этого хозяйского прихвостня? Да в случае чего её слово сопливой девчонки будет против веских доводов преданного лакея Гиллроев. И кому в таком случае отдадут предпочтение, нетрудно догадаться.

– Откройте двери, мисс Харт, – ей показалось, или в густом тяжёлом голосе дворецкого прорезалась угроза?

Элен обречённо обхватила дверную ручку. Ей стало страшно. Шатнер, находясь по ту сторону двери, пугал её. Она понимала, что с каждой минутой боится его всё больше и больше. Интуиция кричала ей, что этот человек принёс с собой одни неприятности и стоит ей открыть дверь, и обратного хода уже не будет. Что бы он ни сказал, всё изменится. И совсем не к лучшему.

Ладони девушки вспотели, а в висках невидимые молоты застучали с удесятерённой силой. Решиться же провернуть в замке ключ было не легче, чем послать дворецкого к чертям собачьим.

– Открываю, открываю, – тоскливо сказала она, проворачивая ключ в скважине.

Распахнув дверь, девушка вновь встретилась с презрительным и высокомерным взглядом высокого старика. Взглядом крайне пугающим и жутким. Шатнер смотрел на неё, как на существо низшей каты, недостойное даже слизывать грязь с его начищенных штиблетов.

– Вы не слишком торопились, юная леди, – обвинительно начал дворецкий, буравя её отливающими сталью холодными глазами.

– А вы задались целью довести меня до белого каления, – с ходу выпалила девушка, собирая всю смелость в кулак. От дворецкого прямо-таки исходила волна накатывающего страха, готового растерзать её, и бросить на колени. И она боялась. Боялась, но всё равно продолжала, не отворачиваясь, смотреть ему в глаза.

– Вы мне дерзите, мисс Харт, – процедил Шатнер. – Я предупреждал миссис Гиллрой, что от вас будут одни проблемы. И теперь с радостью вижу, что мои предположения подтверждаются. Вы грубая, некомпетентная и вульгарная нахалка, которая недостойна и одной лишней секунды находиться в этом доме. И вы вдобавок крайне любопытная особа, любящая совать свой нос не в своё дело. Не так ли, мисс Харт?

Вот после этих недвусмысленных слов Элен почему-то окончательно стало не по себе. На что он намекает? Неужели её весьма смелые предположения были на сто процентов верными?

– Что вы хотите этим сказать? – растерянно пролепетала девушка. Её охватило странное чувство. Будто она попавшаяся на краже фамильного серебра воровка, которую бдительный дворецкий схватил за руку.

– Ничего, кроме того, что вы доигрались, – сухо сказал Шатнер, растянув тонкие, почти бесцветные, губы в снисходительной улыбке. – Я же насквозь вас вижу. И мне прекрасно известно, о чём вы думает, что вы делаете… Я знаю о каждом вашем шаге. Вы у меня давно на примете. Я слежу за вами…

Дворецкий выразительно указал на свои холодные, глубоко посаженные глаза, в которых Элен отчаялась разглядеть хоть что-то человечное.

– Вам бы сидеть да помалкивать. Не высовывать своего любопытного носа и не видеть дальше него. Но нет, вы начали вмешиваться в совершенно не касающиеся вас дела.

– Могу сказать одно, я совершенно не понимаю именно вас! – Элен храбрилась из последних сил, пытаясь не отступить под напором уничижающих слов. – И я не собираюсь терпеть ваши огульные обвинения незнамо в чём, и позволять вам и дальше оскорблять меня! Завтра же, с утра я обо всём расскажу миссис Гиллрой…

Дворецкий стоял прямой, как столб. Не сгибаясь и не сутулясь. Он занимал почти весь дверной проём. Элен только сейчас поняла, насколько старик высок и крепок. Да ему бы работать в доках или на причальных мачтах. Стропа таскать, а не подносить салфетки! Уильям Шатнер спокойно обернулся, словно желая убедиться, что за спиной никого нет, и сказал:

– Миссис Гиллрой уже извещена о вашем поведении, юная леди. Не волнуйтесь, Катрин всё знает.

Последняя фраза дворецкого прозвучал до того двусмысленно и пугающе, что девушка тут же покрылась испариной. Её бросило в дрожь.

– Я не понимаю, в чём вы меня обвиняете, – Элен задрала лицо, снизу верх глядя на преграждающего выход из комнаты старика. – Разве я плохо работаю и хоть раз дала в себе повод усомниться?

– О, нет, что вы! Работаете вы и впрямь недурно. Верно и то, что двойнята вас обожают. Но они всего лишь маленькие и глупые дети. Вы чересчур любопытны, мисс Харт. И слишком много на себя берёте. Разве вас не учили, что в чрезмерных знаниях может таиться немало опасности для того, кто эти знания ищет?

От этой странной, немного запутанной, но неимоверно пугающей беседы с вломившимся к ней на ночь глядя дворецким Элен дрожала всё больше и больше. С каждым новым сказанным словом старик всё дальше загонял её в умело расставленные сети, которые намертво спутывали её по рукам и ногам. Да что же ему надо, в конце-то концов? Что за чушь он несёт? И почему он начинает приплетать к своим маниакальным подозрениям и саму хозяйку? Уж не хочет ли он сказать, что действует с её позволения? Но чем же она провинилась перед всеми ними? Тем, что всей душой привязалась к их детям?! У Элен из груди вырвался негромкий всхлип, накапливающиеся на глазах слёзы стали слишком тяжелы и в любую секунду могли прорвать запруды и обильными потоками покатиться по раскрасневшимся от обиды щекам. Ещё никогда с ней не разговаривали в таком тоне и никогда не обвиняли в подобных вещах. Она ощутила себя испачканной, будто её взяли за шкирку и окунули в грязь.

– Вам же это нравится, да? – Элен огромным усилием воли сдержала рвущиеся наружу слёзы.

– Что именно? – в стальных глазах дворецкого появилась насмешка.

– Вы испытываете огромное удовольствие, унижая меня. Вам нравится говорить мне все эти гадости. Вы бесчувственный и жестокий тип, мистер Шатнер. У вас нет совершенно ничего святого. И вы просто стояли и смотрели, как доктор Аткинс лез ко мне своими грязными лапами! Просто смотрели и ни слова не сказали. Но я всё запомнила. Всё до последней мелочи. И я готова поклясться, что вам так же очень нравилось всё происходящее. Вам доставляет радость не только оскорблять людей, но смотреть, как это делают другие подонки навроде вас, сэр!

Выпалив всё, что накипело, девушка с удивлением почувствовала себя немного лучше. Готовый сожрать её с потрохами страх немного отступил, словно произнесённые слова укрепили её трепещущее сердечко, придали уверенности в собственных силах и дали смелости, в которой она так сейчас нуждалась!..

Шатнер выглядел несколько озадаченным. Даже изумлённым. Он с немалым интересом посмотрел на не отступающую перед ним юную девушку. С интересом хищника, почти готового убить жертву, но в последний момент решившего оттянуть сладостный миг и ещё немного поиграть с ней, потому что жертва его внезапно чем-то увлекла…

– А вы далеко не трусиха, мисс Харт, – почти промурлыкал старик. – Мне даже становится приятно с вами разговаривать. Вы не такая как остальные.

– Остальные? – машинально, эхом отозвалась Элен.

– Остальные няни, – многозначительно подмигнул ей Шатнер и снисходительно пояснил. – Те, что работали в этом доме до вас. По большой части они все были одинаковы. Ну, может последняя хоть как-то выделялась. А вы… Вы с огоньком. И почему вам не сиделось ровно на одном месте? Ведь вы же и в самом деле так понравились детям, что миссис Гиллрой, было, решила даже оставить вас… И если бы не ваш очаровательный длинный любопытный носик… Можно сказать, что вам просто не повезло.

Элен оторопела. Признания дворецкого поселили в ней ещё больший страх. За эти несколько минут он сказал ей больше, чем за все неполные две недели её работы в особняке. Что он такое несёт? С его слов выходит, что со всеми прежними девушками, что работали здесь до её прихода, произошло что-то загадочное и ужасное? Но что?! Что происходит, чёрт возьми? Или же она опять не так всё понимает и начинает выдумывать от страха бог невесть что?

– О, вижу, что вы о многом задумались, – правильно прочитал отразившиеся на лице девушки эмоции дворецкий. – Я, пожалуй, слишком долго болтаю с вами, когда уже всё решено. Но мне и впрямь становится не на шутку интересно. Не думал, что у вас хватит духу и дальше стоять на своём. Вы храбрая девушка, мисс Харт. Но, к сожалению, начали искать совершенно не нужные приключения на свою премилую попку. Которая так приглянулась нашему замечательному доктору Аткинсу. А он в них понимает!

Элен побледнела. Воспоминания с новой силой обрушились на неё. Она практически ощутила прикосновение наглых цепких пальцев Аткинса. Скабрезные слова старика пробудили к жизни глубоко упрятанное чувство испытанного унижения, заставали вновь почувствовать себя излапанной и морально изуродованной.

– Замолчите, замолчите, вы! – нижняя губа Элен задрожала. Но вовсе не от страха. Её начала душить навесть откуда взявшаяся ярость. Глаза девушки высохли и зажглись двумя опасными огоньками. Да, может Шатнер и прав, и она не самая последняя трусиха на свете. А раз так, то она ещё способна постоять за себя. – Иначе!..

– Иначе что? – с неприкрытой издёвкой спросил дворецкий. Он ожил, потрясённо поняла Элен. Унижая и обзывая её, он действительно ожил. Сбросил непробиваемое безразличие каменной статуи и проявил вполне себе живые человеческие эмоции, пусть и окрашенные в сплошь чёрные цвета.

– Иначе я ударю вас, – голос девушки зазвенел готовым распрямиться и ужалить согнутым в кольцо стальным кликом.

– Хотел бы я на это посмотреть! – расхохотался Шатнер.

Элен ушам свои не верила. Она уже и не думала, что когда-нибудь услышит смех этого человека. Если разобраться, то лучше бы она его не слышала и дальше. Старик резко оборвал смех и, не моргая, уставился на неё. И этот взгляд, напряжённый, тяжёлый и пристальный не сулил девушке ничего хорошего. А ещё она заметила одну деталь, которой как-то поначалу не придавала значение. Левую руку Шатнер держал за спиной. И за всё время их разговора так и не убрал её оттуда. Это было очень подозрительно. Почему он прячет руку? Не хочет, чтобы она увидела, что он, возможно, держит за спиной? Но что в таком случае он может прятать от её глаз?

– Ну что же ты, маленькая сучка? – Шатнер подначивал её, переходя уже все дозволенные границы. – Долго я буду ждать, когда наконец ты решишься? Ударь меня! Ну же!

– Ну ты сам напросился! – выдохнула Элен, без размаху посылая кулачок в физиономию дворецкого.

Била она совсем не по-женски, ладошкой, а на боксёрский манер, прицельно и точно. Вполне возможно, кого другого её финт и смутил бы. Не ожидающий от невысокой девушки подобного трюка человек пропустил бы удар, схлопотав по зубам. Но как выяснилось, Уильям Шатнер был готов и не к такому повороту событий.

С фантастической скоростью он уклонился в сторону, перехватывая её руку. Пальцы дворецкого сомкнулись на запястье девушки, и ей показалось, что она попала в паровой пресс. Пальцы Шатнера стальными тисками сжались, заставив её охнуть от резкой боли. Шатнер дёрнул Элен на себя. Потеряв равновесие, она буквально упала на грудь высокого старика.

– Кусаться вздумала? – прошипел в побелевшее от боли лицо девушки дворецкий и отшвырнул её в сторону, словно она весила не больше трёхмесячного котёнка.

Элен влетела обратно в комнату и упала на спину, пребольно ударившись затылком о выросшую на пути спинку кровати. В голове зашумело, острые раскалённые спицы пронзили мозг, из глаз полились слёзы. Старик вошёл в спальню и прикрыл за собой дверь. Элен, лёжа на спине, со страхом смотрела на него. Высокая тощая фигура в длиннополом сюртуке и начищенных штиблетах. В этот момент он казался ещё выше и неприятнее чем обычно, выглядел настоящим злобным великаном, готовым насупить на неё и растоптать. Он что-то говорил, но до Элен долетали лишь обрывки слов. В уши словно кто-то набил ваты.

Застонав, девушка заставила себя вставь на ноги. Держась за ушибленный затылок, на котором вздулась огромная пульсирующая наэлектризованной болью шишка, она попятилась прочь от надвигающегося на неё страшного старика.

– … не уйдёшь, девочка, – внезапно услышала Элен, будто одним мановением избавляясь от забитой в уши ваты. – Отсюда нет выхода. Не сопротивляйся, и ты пострадаешь не больше, чем другие.

Элен отступала, зная, что позади неё нет ничего, за что можно было бы спрятаться и скоро она упрётся поясницей в подоконник. Но не будет же она сигать в окно! Вряд ли она станет целей, если упадёт на каменную брусчатку с высоты второго этажа!

– Смотри, что я припас для тебя, – добродушного улыбаясь, как факир, готовый показать заинтригованному ребёнку невероятный фокус, дворецкий продемонстрировал Элен свою левую руку. Она судорожно сглотнула, увидев зажатый в кулаке Шатнера наполненный какой-то мутной жидкостью шприц с угрожающе блестевшей хищной иглой. Всё это время он прятал за спиной шприц. Наверняка заправленный какой-то усыпляющей гадостью.

Всё понятно, дворецкий хочет усыпить её, а потом, беспомощную, сдать на руки лучшему другу этого семейства доктору Аткинсу! Элен затравленно огляделась. Ей хотелось плакать и выть во весь голос. Да что же это такое! За что с ней так? Неужели только из-за того, что она узнала о содержимой шкатулки Стефана? Да что же такого действительно опасного в этих каплях, раз из-за них её готовы запереть в психушке? Элен обливалась холодным потом, как заворожённая следя за шприцем в руке неспешно приближающегося дворецкого. Ведь её не просто хотят выгнать с работы, нет. Её хотя обездвижить и отдать в лапы этому страшному психу. В голове девушки не укладывалось, как такое вообще возможно. То, что происходило сейчас, казалось ожившим кошмаром, перебравшимся в реальность обретшим плоть страшным сном. Да такого просто не могло быть! Не с ней! Не в этой комнате и не в этом доме, где всего лишь этажом ниже в своих кроватках посапывают два очаровательных ребёнка, о которых она заботилась и которых всем сердцем полюбила! В доме, где взбесившийся дворецкий с молчаливого одобрения хозяев пытается сделать с ней воистину жуткие вещи.

Что же делать? Шатнер, несмотря на возраст, чудовищно силён и ей с ним ни за какие коврижки не справится. Закричать? Позвать на помощь? Кого? Гиллроев, которые сами дали дворецкому добро на свершаемые им ужасные действия? Да и не могла она кричать. Её вопли наверняка разбудили бы детей. А меньше всего Элен хотела, чтобы они видели то, что сейчас происходит. Она не хотела, чтобы они видели её, взъерошенную, с мокрым от слёз лицом, и плескающимся в глазах диким ужасом, загоняемую в угол превратившимся в бездушного монстра дворецким. Нет, будь она проклята, но Том и Сью ни за что этого не увидят. Она не будет кричать. Даже если бы был малейший шанс, что кто-нибудь на улице из случайных припозднившихся прохожих или соседей услышит, что сейчас происходит за толстенными непроницаемыми стенами старинного особняка.

Элен встряхнула головой. Зудящая боль, жадно вгрызающаяся в затылок, несколько приутихла. Девушка резко бросилась влево, будто пытаясь обминуть дворецкого, но он тут же сделал широкий шаг, перекрывая ей дорогу. И тогда Элен, не медля, сделала великолепный прыжок ускользающей от тигра лани и перепрыгнула через кровать, оказавшись на другой половине спальни. Обманный трюк удался. Шатнер явно не ожидал, что она в своём стесняющем движения платье окажется способна на такой прыжок. Не теряя более не секунды, девушка бросилась к двери. Ей нужно выскользнуть из превращающейся в ловушку комнаты в коридор, добраться до лестницы, сбежать вниз и со всех ног мчаться к парадному входу. Только оказавшись на улице, она окажется в относительной безопасности. Что будет дальше, она не задумывалась. Не было времени, и мысли были заняты совсем иным. События развивались настолько стремительно, что девушка просто физически не могла всё охватить. Сейчас она нацелена была лишь на одно – убежать от вооружённого шприцем Шатнера.

Преодолев отделяющие её от спасительного выхода ярды за рекордно короткое время, Элен ещё успела подумать, что, похоже, начинает выигрывать. Как тут же всё её надежды были одним махом разрушены. Тяжёлая рука с уже знакомыми стальными пальцами легла ей на плечо, сжала и с немыслимой силой швырнула прочь от двери. Элен не хватило жалких секунд, чтобы ухватиться за дверную ручку.

Во второй раз очутившись на полу, девушка приподнялась на локте и тряхнула головой, приводя мысли в порядок. Невероятно! Да быть этого не может! Как семидесятилетний старик может передвигаться с такой скоростью? Ладно бы ещё в его руках оставалась недюжинная силища, так ведь и двигается он намного быстрее неё! Иначе как объяснить, что он в мгновение ока догнал её! Элен отказывалась верить сама себе.

Девушка встала на колени, опираясь ладошками о пол. Она здорово ушибла левое бедро, когда со всего маху грохнулась под гардеробный шкаф. Вставай, вставай же, мысленно заорала она себе!

Застонав сквозь до крови стиснутые зубы, девушка опять поднялась на ноги. Шатнер же, замерев посреди спальни, низко опустив голову, с мрачной ухмылкой наблюдал за ней. Он никуда не торопился, словно зная, что как бы жертва не металась и не рвалась вон, ей никуда не деться. Дверь клетки захлопнулась.

– Мисс Харт, вы совершенно напрасно тратите моё время и ваше здоровье, – вернулся к своему обычному официально-пренебрежительному тону дворецкий. – Давайте перекатим все эти бесполезные физические упражнения. Один укол – и вы погрузитесь в чудесный сон. А проснувшись, будете уже далеко отсюда. Поверьте, так будет лучше.

– Хочешь преподнести меня своему дружку в подарочной бумаге, перевязанной ленточкой? – с ненавистью прохрипела Элен, держась одной рукой за угол шкафа и лихорадочно ища пути отступления. Нет-нет да её глаза и возвращались к задёрнутому шторами окну. А может, лучше рискнуть сломать себе шею, чем становиться добычей директора Мерсифэйт? Одному богу известно, что её ждёт в застенках психушки! – Именно таким образом и оканчивалась работа всех предыдущих нянек, да? А может и не только их? Вдруг я не знаю о пропавших в этом вертепе кухарках, служанках и горничных?!.

Свободной рукой Элен отчаянно шарила вокруг себя, в тщетной попытке нащупать хоть что-нибудь, что можно использовать как оружие. К сожалению, в её комнате не хранилось ни ружей, ни сабель. Но… Рядом со шкафом, у стены, стоял низкий резной столик с поставленной на него тяжёлой керамической вазой, исполняющей роль части декора комнаты. В этот миг Элен была готова расцеловать Катрин за её специфический вкус. Пальцы девушки сжали узкое горлышко вазы.

Шатнер, будто и не замечая манипуляций Элен, смело пошёл на неё. В занесённом кулаке сверкающий в свете люстры шприц, в глубоко посаженных болотистых глазах решимость покончить с ней.

Элен встретила его сильнейшим ударом в голову. Она собрала все остатки сил и призвала на помощь всю отпущенную ей природой ловкость, чтобы успеть садануть дворецкого до того, как он сможет ей помешать. И у неё получилось! Тяжеленая, грушевидной формы ваза с гулким хрустом ударилась о висок старика и звучно лопнула, разлетевшись на десяток крупных осколков. Элен невольно зажмурилась. В её лицо брызнуло несколько мелких капелек крови. От столкновения с черепом Шатнера и силы отдачи её рука онемела до локтя. По мнению девушки, подобное могло остановить быка. Но не Уильяма Шатнера. Он даже не пошатнулся. Его голова резко дёрнулась, из рассечённого тронутого сединой виска потекла кровь, пачкая отложной воротник сюртука и безукоризненно отглаженную сорочку. Но и только. Он не упал, не закричал от боли, вообще не издал ни звука.

Правая рука старика атакующей змеёй схватила девушку за горло, а левая, не мешкая, всадила иглу шприца ей в плечо. Глаза Элен сначала расширились, едва не выскочив из орбит, гортань обожгло тупой проникающей болью, в глазах потемнело от нехватки кислорода. У неё на горле словно захлопнулся стальной удушающий ошейник. А затем по телу пробежала размягчающая тёплая волна, выбивающая почву из-под ног и отключающая все чувства. Зрение, слух, обоняние. Элен замерла, как парализованная. Она перестала ощущать даже кончики пальцев. Её глаза сами собой закрылись, а потом и на сознание кто-то набросил тёмный непроницаемый полог… Она бессильно обмякла на руках успевшего её подхватить дворецкого.

Уронив опустевший шприц на пол, не обращая внимания на разбитую голову, старик спокойно сказал:

– Ох уж эта молодёжь… Никогда не слушают старших.

Шатнер легко вскинул погрузившуюся в наркотический сон девушку на плечо. Из рваной раны на виске кровь почти не бежала. Он знал, что беспокоиться абсолютно не о чем. Через пару минут кровь окончательно свернётся.

Придерживая свою драгоценную ношу под колени, дворецкий вышел из ставшей местом побоища спальни очередной няньки семейства Гиллроев, кроша каблуками осколки вазы.

За порогом его ждали. Шатнер вопросительно вскинул бровь.

– Пришлось повозиться, старина?

– Немного, – дворецкий подбросил обездвиженную девушку, удобнее подмащивая плечо. – Она пошустрее остальных.

– Смотрю, тебе даже досталось!

– Ерунда. Но стоит отдать ей должное, сражалась она до последнего. Нам такие ещё не попадались.

Собеседник дворецкого с восторженным придыханием в голосе произнёс:

– Да, она потрясающий экземпляр! Док будет доволен.

Он протянул руку и схватил Элен за волосы, тёмно-русым водопадом свисающие почти до пола. Поднял ей голову и всмотрелся в отрешённое бесчувственное лицо.

– Красива. Она потрясающе красива. Но станет ещё лучше.

Его пальцы жадно пробежали по лбу девушки, заляпанному крапинками крови, носу, дотронулись до пухлых приоткрытых губ, побежали вверх, ныряя в декольте платья и сильно сжали полушарие упругой груди. Из горла человека вырвалось сдавление возбуждённое дыхание.

Дворецкий с неодобрением покосился на него.

– Надеюсь, я не разбудил детей?

– Что? Ах, нет, они даже ничего не услышали, – с видимым сожалением отрываясь от исследования груди Элен, сказал он. – Ладно, не смею вас задерживать, старина. Док будет рад столь внезапному подарку… Даже жаль её отдавать… Мы все начали привыкать к ней. Знаю, знаю. Тебе она сразу не понравилась, Уилл. Но согласись, у неё были неплохие шансы…

– Если бы не лезла не в своё дело.

– Твоя правда, мой друг. Твоя правда…

_______________________________________________

– «Бабочка» отходит через два дня, а я уже сыт Столицей по горло, – доверительно сказал Крейг, прихлёбывая горячий чай. – Единственное, по чём я буду скучать, это по радушию вашей замечательной домохозяйки и её великолепным блюдам! Ну и немного по вам, сэр. Сдаётся мне, я привнёс в вашу размеренную рутинную жизнь толику свежей бурлящей крови.

– Должен заметить, что на скуку я никогда не жаловался, – заметил Джентри, невольно усмехаясь. – Но не буду кривить душой. У меня останутся о вашем присутствии не самые ужасные воспоминания. Мы многое пережили вместе за эти дни. И не всё из пережитого следует забыть.

– О, даже так! Вы определённо высокого мнения обо мне. Я думал, что как только я улечу, вы тут же закатите пир горой!

Джентри прислушался к треску сгораемых в камине дров. Гостиную наполняла умиротворённая расслабляющая тишина, нарушаемая лишь тиканьем настенных часов да хрустом разгрызаемых жарким пламенем поленьев. После холодной улицы и сходящей с ума погоды, истязающей то ветром, то дождём, уютная гостиная в особнячке миссис Монро казалось раем земным. Удобные мягкие кресла, ароматный чай, не режущий глаз свет накрытой пышным абажуром напольной лампы, прыгающие по комнате игривые тени, грамотный собеседник. Все проблемы и тревоги оставлены за порогом. Внутри было спокойно и тихо. Джентри подумал, что ему будет здорово не хватать их вечерних посиделок с Крейгом напротив пылающего камина за чашкой крепкого чая.

– Вы льстите себе, сэр. При всех недостатках, вам всё же далеко до Джека-Попрыгунчика и Невидимки.

– Эти ребята составляют достойную пару, – Крейг отхлебнул чаю и блаженно зажмурился. – Право, я бы сделал вашей милой старушке предложение…

– Руки и сердца? – ужаснулся Джентри, чуть не поперхнувшись.

– Вы перебили меня, мистер Джентри! – негодующе сказал Гордон. – Предложение, от которого она не смогла бы отказаться. Если бы, конечно, я располагал им. Я бы пригласил её к себе на место домоправительницы. Но боюсь, в таком случае мне придётся перевозить её вместе с этим домом и вами в придачу.

Джентри благодушно усмехнулся, вжимаясь в спинку кресла.

– Кто знает, возможно, после завтрашнего разговора с комиссаром я и воспользуюсь вашим ненавязчивым предложением.

– Всё шутите, – Крейг взял с подноса печеньице и с аппетитом откусил половину. Прожевав, он сказал: – Вы бы могли порешать все вопросы по телефону. И не было бы тогда нужды изводить себя столь нетерпеливым ожидание завтрашнего дня!

Старший инспектор отрицательно покачал головой.

– Столь серьёзные вещи по телефону не обсуждаются, и с помощью телеграфного отправления их не решить. Только с глазу на глаз, за закрытыми дверями. Я облажался по многим пунктам. И прекрасно это понимаю. Понимает и Вустер. И не он один, между прочим. И завтра выяснится, понимают ли они и то, что против меня сыграли весьма сильные обстоятельства.

– Если руководство Империал-Ярда примет решение вас уволить, они окончательно падут в моих глазах, – сказал Крейг, обмакивая половинку печенья в чай. Он поднял абсолютно серьёзные глаза на инспектора: – Не ваша вина в том, что город понёс многотысячные убытки, и пострадало столько людей. Вспомните о своём изначальном задании, сэр. Сохранить мою жизнь в целости и сохранности. Как ни странно, на мне ни царапины! Значит, с этой частью вы справились превосходно. Ну а в том, что облажался уже я, вашей вины тем более нет. Впрочем, об этом разговор и не будет идти…

Крейг разом погрустнел и уставился в красно-оранжевое жерло камина. Пламя бросало на его худощавое умное лицо дёргающиеся блики.

– Чем планируете заняться в оставшиеся два дня? – мудро решил перевести тему разговора Джентри. Он видел, что на самом деле учёный переживает о своём провале намного больше, чем показывает. Для него срыв контракта и отказ ОСУ от его изобретения будут пострашней, чем угроза позорного увольнения для Джентри.

– Не знаю… Может посещу выставку технологических достижений в Фангорском университете. Или схожу на лекцию профессора Степлза. Он как раз завтра будет читать доклад о влиянии электрических зарядов на биологические организмы. Варианты есть. Посмотрим.

– В столице хватает достопримечательностей и помимо сугубо научных, – осторожно сказал Джентри. – Есть ли смысл зацикливаться на всём, что так или иначе связано с работой?

Крейг снисходительно посмотрел на него:

– Дружище, я не в первый раз в Столице. А вы сами, со своей работой, давно развлекались? Вы же в конец концов живёте здесь постоянно! Театры, опера, иллюзиограф? Может, вы завсегдатай музейных выставок и библиотек? Или вы предпочитаете дома терпимости? А, признавайтесь, негодник!

Джейсон молча усмехнулся. Крейг порой бил не в бровь, а в глаз.

– Иногда я хожу на боксёрские матчи. И регулярно на стрельбища. Это, знаете ли, стимулирует. Помогает быть в форме.

– Сами боксировали?

– В академии у меня неплохо получалось, – уклончиво ответил Джентри. – Стреляю я намного лучше.

– Кстати, – Крейг обвинительно ткнул в инспектора указательным пальцем. – Вы мне так и не показали свою коллекцию огнестрельного оружия. Со слов миссис Монро я понял, что вы настоящий дока в призванных лишать жизни игрушках. Впрочем, эта бойкая дамочка старается от вас не отставать.

Джентри улыбнулся. В глазах Крейга авторитет сухонькой старушки рос в геометрической прогрессии.

– Что вы думаете о Попрыгунчике? – Джейсон прищурился, выжидающе уставившись на учёного. Старшему инспектору до зарезу было важно мнение Крейга. Но он старался ничем не выдать своего неумолимого интереса.

Ничуть не смутившись резкой смене разговора, Крейг допил чай, отставил опустевшую чашку и задумчиво сказал:

– Прелюбопытный экземпляр. Мне он представляется намного интереснее, чем Невидимка. С террористом всё более-менее понятно. Одержимый маниакальной страстью разрушения человек, воюющий со всем миром во имя превозносимых идей и подсознательной жажды вселенской славы. Ваша же местная, хм, знаменитость, иного поля ягодка. Наверняка сумасшедший. До мозга костей. Но сумасшедший того редкого плана, когда не тронутых безумием мозгов хватает, чтобы совершать воистину гениальные поступки. Вы два года его выслеживаете, да? Сколько бы вам понадобилась времени, чтобы схватить обычного психа, сбежавшего из Мерсифэйт и носящегося с ножом и возбуждёнными гениталиями по ночному Раневолу?

– Не так уж и много. Он бы попался в руки первому встреченному ночному патрулю, – тут же ответил Джентри, почувствовав просыпающийся азарт.

– Тогда почему вы никак не можете схватить Джека?

– Хм, теряюсь в догадках… Чёрт меня возьми, наверное, потому, что Попрыгунчик не озабоченный пациент Мерсифэйт, рыскающий по улицам столицы с торчащим членом наперевес? Я угадал? – посмеиваясь, Джентри подлил себе чаю.

– Сарказм вреден для здоровья, – буркнул Крейг, следуя примеру старшего инспектора. – Но общую суть вы уловили. Ваш Попрыгун не дурак. Возможно, у него полно здоровенных тараканов в котелке, но он далеко не идиот. Да, он садист и маньяк, неизвестно каким законам подчиняющийся, и так же непонятно, что им движет… Но он, повторюсь, не идиот. Сумасшедший, но не тупица. С ваших слов он неплохо осведомлён о некоторых вещах, коих рядовой психопат знать и вовсе не должен. И он явно наслышан о вас.

– То, что он знает обо мне, ещё не делает его особенным! – фыркнул Джентри. – Меня знает половина преступников Столицы.

Учёный сделал неопределённый жест зажатой в пальцах чайной ложечкой.

– Попрыгунчик не просто преступник. И вам это отлично известно. Я успел его рассмотреть. И должен заметить, что впредь я буду с оглядкой ходить по ночным улицам и уж точно не рискну заходить в тёмные переулки.

– Вы не одиноки в своих опасениях, сэр. Но что вы скажете о довольно специфических м-м-м… способностях Джека с точки зрения учёного?

Крейг возбуждённо блеснул карими глазами, глядя на Джейсона поверх парующей чашки.

– Признаться, именно с этой, как вы говорите, точки зрения учёного Джек меня и заинтересовал наиболее сильно. То, что он вытворяет со своим телом, объяснить дьявольски сложно. Его способности не поддаются рациональному объяснению и сугубо научному анализу. Могу авторитетно заявить, что мне не знаком тот тип механических гаджетов, что позволили бы обычному человеку проявлять чудеса физической подготовки. Проделываемые Джеком фокусы граничат с волшебством. Мистика, Джентри! Я не знаю, какой тип парового усилителя он прячет у себя в заднице! И имеем ли мы дело с силовой установкой вообще… Однако для подобных подвигов собственных мускульных усилий явно недостаточно, как бы человек не был подготовлен. Но я не знаю техники настолько миниатюрного размера, чтобы её можно было незаметно размесить под плащом и использовать с такой эффективностью! Представляете, какую колоссальную работу нужно проделать, чтобы, допустим, создать самодостаточный мускульный доспех, облегающий вас подобно второй коже, и за счёт микродвигателей и сложнейших гидравлических систем позволяющий вам совершать десятиярдовые прыжки и раскалывать ударопрочное стекло голыми кулаками? Наша современная наука ещё не достигла такого уровня.

Джентри заинтересованно слушал учёного, жадно впитывая каждое слово. Особенно его впечатлила вероятность самого создания подобного механического костюма, надев который, человек становился бы практически неуязвимым, быстрым, ловким, сильным и при этом ничем не выделяясь из толпы. Да подобному изобретению, примени его в определённых кругах определённых служб, цены бы не было.

– Признаться, эта версия долгое время была одной из основных, – негромко сказал Джентри, потирая колючий подбородок. – Я предполагал, что за личиной неуловимого маньяка скрывается некто очень обеспеченный и образованный. Человек, располагающий большими деньгами, чтобы воплощать своих проекты в жизнь, и неординарными способностями, чтобы придумать всё это.

– Но в итоге вы эту версию отмели как несостоявшуюся.

– Верно. Ваши доводы лишь подтверждают мою правоту. Потом я думал, что Джек – это очень талантливый фокусник. Иллюзионист, если хотите. Гипнотизёр, магистр магии, в общем, один из тех шарлатанов, что обладают одной, но действительно совершено потрясающей способностью – дурачить людей. Так пудрить мозги, что ты не сможешь отличить правду ото лжи. Я думал, что Джек один из тех мошенников, что способны воплощать иллюзии в жизнь.

Крей взял щипчиками из вазочки кусочек сахара и бросил в чашку. Окунув туда же ложечку, он сказал, помешивая растворяющийся в горячем напитке сахар:

– Людская вера в чудеса, мистер Джентри, похожа на этот кусочек сахару. Она бывает двух типов. Порой она тверда, как камень, но стоит обстоятельствам немного измениться, и вера превращается в ничто. Она исчезает, растворяется. Невозможно долго дурачить людей, заставляя их верить в несуществующее. Любому обману рано или поздно приходит конец. Если не одно «но».

– И какое же? – Джейсону стало любопытно.

– Если не подкармливать людей всё новыми и новыми иллюзиями. И тогда они будут продолжать верить, пока не закончатся кролики, вынимаемые из волшебной шляпы.

– У Джека ограниченное число трюков. Но и тех, что есть, хватает с головой, чтобы окончательно сбиться и запутаться.

– Вам виднее, – не стал спорить учёный, делая богатырский глоток из чашки. – Но сейчас-то у вас не иначе как есть новая, самая свежая версия происхождения сверхъестественных способностей Прыгуна. Верно?

Джентри повёл плечами, словно сомневался, стоит ли говорить об этой самой версии.

– Что вы знаете об алхимических препаратах, Крейг? Отметая в сторону мистические и механические версии… существуют ли таблетки или инъекции, приняв которые, можно, пусть на некоторое время, превращаться в сверхчеловека? Возможно ли, что вся сила и ловкость Джека оттого, что он периодически обжирается какими-то хитрыми, неизвестными медицине веществами?

– Я отлично вас понимаю, сэр. Действительно, версия дольно интересная и заслуживающая право на самое подробное рассмотрение. Но я не силён в алхимии и медицине. Не моя специфика. Однако теоритически подобное возможно. У меня есть один знакомый… Скажем так, коллега по научному цеху. Так вот, он занимается изучением новейших медицинских препаратов и не понаслышке знаком с алхимией. Очень толковый парень. Одно из светил современной науки. Блестящий врач… Э-э-э… Так, я отвлёкся. Так вот, он бы мог рассказать вам много больше меня. Но, повторюсь, исходя из того, что мне известно, подчеркну, теоретически подобные метаморфозы с человеческим телом возможны. Другое дело, ставил ли кто соответствующие опыты? На этот вопрос я не могу ответить. Мы живём в эпоху великих открытий и свершений. В мире, где нет предела человеческой мысли, а возможности человеческого тела практически не изучены и дают огромный простор для людей, готовых приоткрыть завесу над его тайнами.

Джентри потёр указательными пальцами виски. Иногда Крейг начинал чрезмерно увлекаться и перенасыщать свою речь сугубо профессиональными терминами. Наверняка страсть к заумным рассуждением привилегия всех без исключения яйцеголовых. Но всё же Гордон сказал ему даже больше, чем сам представлял. Джейсону было достаточно и того, что хотя бы в теории, на бумаге, но его версия относительно феноменальных способностей Прыгуна возможна. А это уже было кое-что.

– Было бы неплохо поставить плоды трудов вашей братии на службу полиции, – проговорил Джейсон. – Ваша помощь в некоторых моментах была бы просто неоценима.

Разговор двух размякших в уюте гостиной мужчин нарушил раздавшийся в прихожей звон колокольчика. В столь поздний час этот звонок определённо был неожиданным. Джентри и Крейг переглянулись. У каждого на физиономии были написаны разные эмоции. У Крейга сдержанное любопытство, у Джейсона откровенное недоумение.

– Вы кого-то ждёте? – Крейг махнул головой в сторону прихожей, где вовсю надрывался звонок. – Время несколько неурочное… Почти десять часов вечера. Поздновато для частных визитов.

– И деловых тоже, – буркнул старший инспектор, раздражённо поднимаясь на ноги. – И кого это черти могли принести по такой непогоде… На улице холодрыга, как в декабре, а ветер готов мясо сорвать с костей.

– Хорошо, хоть дождь прекратился, – подхватил Крейг, зная об излюбленном коньке жителей столиц – при каждом удобном и неудобном случае обсуждать знаменитую местную погоду. – Напустите на этого несчастного миссис Монро!

Джейсон, выходя из гостиной, обронил:

– Не хочу её беспокоить. В это время Джульетт обычно предаётся чтению авантюрно-любовных романов.

– Не иначе как вспоминает бурную молодость, – ухмыльнулся Крейг.

Пройдя в прихожую, Джентри пробубнил:

– Да хорош трезвонить… Я уже здесь. Кто же это там у нас такой неугомонный?

Однако вопреки словам, Джейсон вовсе не торопился браться за торчащий из замочной скважины повёрнутый на один оборот ключ. После недавнего случая с проникновением в особняк подосланных Невидимкой бандитов, каждую ночь в замке запертой двери оставался ключ, чтобы уже никто не смог всунуть в скважину отмычку. Кроме того, Джентри подумывал установить парочку надёжных в своей безотказной простоте стальных засовов, которые никакими волшебными палочками не взломаешь.

Джейсон потянулся к вешалке, где на одном из крючков, под свисающим дождевиком пряталась кобура с заряженным револьвером. Достав оружие, Джентри взвёл курок и, спрятав сорок второй «Райдер» за спину, громко спросил, поворачиваясь к двери боком:

– Кто там?

Неустанные трели прекратились. Незваный гость перестал терзать измученный шнурок. Наклоняться, чтобы прильнуть к дверному глазку, Джентри не собирался. Джейсону были известны случаи, когда пришедшие с недобрыми намерениями лихие люди только этого и ждали, всаживая пулю прямо в глаз любопытному хозяину. Повторять ошибки других Джентри не собирался. Особенно теперь, когда существует вероятность того, что Невидимка всё ещё не угомонился. Хоть окрестности и продолжали патрулировать усиленные наряды дежурных констеблей, но недооценивать врага было бы непозволительной роскошью. Невидимка хитёр и изворотлив как старый, битый жизнью лис, и с него станется обвести вокруг пальца уставших и продрогших на ночном холоде полицейских. А то Джейсон не знал, как это бывает.

– Это я, Джейсон! Открой! Открой же, наконец!..

Голос вне всяких сомнений принадлежал Джеку Спунеру. И в нём определённо была тревога. Джентри нахмурился. Обычно юный беспризорник вёл себя несколько иначе. И никогда не ломился к нему так, словно за ним гонится целый взвод обозлённых полицейских. А вдруг именно сейчас всё так и есть? Может, патрулировавшие округу констебли сели Джеку на хвост, посчитав его крайней подозрительно и асоциальной личностью? Вряд ли… Мальчишку хорошо знали в отделе Джейсона. Для остальных же Спунер ничем не отличался от любого другого оборвыша. Все эти мысли пронеслись в голове Джентри за один краткий миг. Нет, Джек не из тех, кто станет разводить панику на пустом месте. А если нет непосредственной угрозы, то его тем более не прошибёшь. Значит, тут где-то зарыта огромная собака…

Полный самых дурных предчувствий, Джентри, засунул револьвер за пояс, прикрыв полой пиджака, отомкнул замок и приоткрыл дверь. Внутрь дома тут же ворвался леденящий порыв ветра, принеся с собой ночную, дышащую наступающей зимой стужу. Сильный ветер разогнал наползающий с волнующейся Магны туман и гнал по почерневшему небу свинцовые облака, меж которыми то и дело мелькали ослепительные звёзды и надкушенная горбушка тоскливой луны.

На пороге, топчась, как мокрый гусь, стоял Джек и выглядел до того несчастным, что у Джейсона поневоле сжалось сердце. Таким своего малолетнего приятеля он ещё никогда не видел. У Спунера был такой вид, словно разом умерли его родители. Но мальчишка был сиротой. Продрогший, похлопывающий себя по бокам, в затёртой и заношенной курточке, с низко надвинутой на лоб и уши лётной фуражкой, из-под который торчали нечёсаные вихры, он смотрел на него огромными, полными испуга, надежды и нетерпения глазами. Совершенно невероятное сочетание для взгляда малолетнего воришки. У Джейсона от изумления отвисла челюсть. Похоже, дело ещё серьёзней, чем он думал.

– Джейсон! – радостно выдохнул Спунер, кидаясь в прихожую. – Слушай меня внимательно! Там такое… Такое происходит!.. Ты должен что-то сделать! Я тебе сейчас всё расскажу… Ты просто не поверишь! Быстрее же, пошли…

Джентри отступал под напором мальчишки всё дальше вглубь прихожей, пока Спунер окончательно его не оттеснил и не ворвался в небольшой, освещённый прикрученными газовыми рожками холл. У старшего инспектора отдела по расследованию убийств и слова не нашлось, чтобы вставить в поток срывающихся с губ воришки с пулемётной скоростью фраз.

– Джейсон, только ты можешь помочь! Больше никто. Я ни к кому не пошёл. Там такое происходит! ТАКОЕ! Разве я мог обраться ещё к кому-то кроме тебя? Да и сомневаюсь, чтобы мне кто-нибудь поверил! Даже ты не поверишь… Не поверишь, гадом буду! Я тебе счас такое расскажу!..

Джентри набрал побольше воздуха в грудь, приказал себе успокоиться и с самым суровым видом схватил подпрыгивающего от переизбытка чувств Джека за веснушчатый нос. Мальчишка протестующе хрюкнул, но тут же замолчал, решив не рисковать почём зазря своим клювом. На Джейсона уставались расширившиеся, полные бушующих эмоций глаза. Джейсон, пожалуй, впервые заметил, что глаза мальчишки болотисто зелёного цвета, а над правой бровью виден едва заметный шрамик.

– Слушай, кончай вопить и сносить крышу. Скажи спасибо, что тебя ещё не услышала миссис Монро. Всё-таки возраст даёт о себе знать, и на ухо она уже не так остра. На твоё счастье. Ещё у нас очень важный и серьёзный гость. И приведи мне что-нибудь повесомее твоих истеричных воплей в качестве доказательства всей серьёзности проблемы, пока я тебе не задал хорошую взбучку. Поэтому спрашиваю прямо и чётко: что случилось?

Джек беспомощно заморгал, смешно кося глазами на железные пальцы Джентри, зажимающие его нос. Джейсон с улыбкой отпустил его.

– Так ты встречаешь старого корешка, – прогундосил Спунер, с опаской, будто боясь, что случилось непоправимое, почесав кончик носа.

– Джек.

– Всё-всё, я успокоился. Дело, значит, так. Одна моя хорошая знакомая попала в серьёзные неприятности. Она работала в доме одних богатеев нянькой. И у меня есть все основания подозревать, что хозяева её похитили и сбагрили для всяких дерьмовых опытов Абрахаму Аткинсу, директору всем известной психушки. А вторая моя знакомая, так же очень хорошая и приличная девушка, намедни исчезла, когда шла к тебя за помощью от моего имени… Разве миссис Монро тебе ничего не говорила? Я же приходил к тебе сегодня. Неужели старая кашалотиха забыла обо всём?

У Джентри второй раз за последние минуты отвисла челюсть.

– Неужели она ничего не сказала? Чёрт возьми!

Джек с досадой стукнул кулаком о раскрытую ладонь. Вернув челюсть на место, Джейсон стыдливо умолчал, что забыл именно он, а не Джульетт. Старушка сообщила ему о приходе Джека и о том, что он разыскивает там какую-то свою подружку… А он не придал её словам должного значения.

– Слушай, ты ничего не выдумываешь? – прочистил горло Джейсон, с тревогой глядя на мальчишку. – Ты не начал, часом, потреблять какую-нибудь алхимическую гадость, а? Предупреждаю, если я узнаю о чём-то подобном, то всю душу из тебя выбью!

– Тебе знакомо семейство Гиллроев? – заскрипев зубами, напрямик спросил Джек. – Я же тебе ещё не всё рассказал. Только что я увидел такое, отчего у меня волосы встали дыбом.

– Пройдём в гостиную, – Джейсон перестал, как идиот таращиться на мальчишку, и слегка подтолкнул его в спину. – Согреешься, выпьешь горячего чаю и всё расскажешь. В самых мельчайших подробностях. Разберёмся.

________________________________________

– Мистер Крейг не держит на нас зла. Он покинул здание в относительно, хм, приподнятом настроении. Думаю, все его сказанные в пылу страсти слова не должны никого ввести в заблуждение, – в голосе Артемиуса Доггерти сквозили неприкрытые успокаивающие нотки.

– Некоторые из его, как вы правильно подметили, пылких и страстных слов звучали довольно желчно. И это ещё мягко выражаясь, – с понимающей усмешкой сказал седобородый мужчина в мышиного цвета смокинге. – Хотя я и впрямь не обижаюсь. Крейг известный эксцентрик.

– Что не помешало ему обложить нас отборной площадной бранью, Седрик! – не сдерживая раздражения, отозвался худой и бледный как узник исправительного лагеря человек. Запавшие щёки, яростно горящие тёмные глаза, преждевременные залысины. – Порою Крейг позволяет себе слишком много. Вы говорите – эксцентрик?! Я думаю…

Раздались редкие звучные хлопки. Худой поморщился, задавливая в себе так и не высказанную фразу. Захлопавшая в ладони женщина была единственной представительницей слабого пола среди собравшихся в ярко освещённом круглом зале людей. Всего их было пятеро. Четверо мужчин и она. Неброской внешности, с проблесками седины в светлых волосах, полненькая, с незатейливой причёской, она напоминала чью-нибудь горячо любимую тётушку. Сходство усиливало домашнее платье и добродушное выражение лица. На вид ей было около сорока пяти, и среди одетых в дорогущие костюмы импозантных мужчин она смотрелась достаточно забавно. Как будто совершенно случайно в поисках сбежавшего из-под её опеки сына-раздолбая оказалась на важном и представительном собрании.

– Мой милый Гарри, вы как всегда поспешны в своих выводах, – улыбаясь краешками подкрашенных губ, сказала женщина. Её орехового цвета глаза сощурились, собирая в уголках сеточки мелких морщин. – Крейг весьма импульсивен и порою бывает абсолютно несносен… Но он хороший мальчик. Да, он вспыльчив. Да, он эксцентричен. Но не забывайте и о том, что он полезен. Этот молодой человек чертовски полезен! И не единожды это доказывал. Надеюсь, вы все согласны со мной, господа?

Она обвела восседающих за круглым столом мужчин пристальным взглядом, ненадолго задержавшись на тощем. На неуловимый миг в кротких глазах промелькнула сталь. На долю секунды из добродушной тётушки она превратилась в жестокую мачеху.

– Миссис Карлайл всегда отличалась изрядным терпением… – Гарри Фурнье вежливо склонил голову, блеснув залысинами в свете горящей под потолком электрической люстры.

– И способностью смотреть на несколько шагов вперёд, Гарри. Не забывайте об этом, – Вероника Карлайл благосклонно улыбнулась. Зубы у неё были в идеальном состоянии. – Гордон Крейг ещё заявит, и не раз, о себе. Не обращайте внимания на в сердцах брошенные бедным мальчиком необдуманные слова, друзья.

Седобородый развёл руками, признавая правоту собеседницы. Он машинально пригладил окладистую бороду, делающую его похожим на зажиточного мануфактурщика.

– Полноте, Вероника, полноте… Никто не оспаривает вашу правоту. Дело не в том, насколько колюч и ядовит язык Гордона Крейга. Всех заботит совсем иное. Не сдулся ли он? После, почеркну, блестящих, без преувеличения, прожектов, он предложил нечто, отдающее сомнительной дешёвой махинацией, призванной дурачить головы исключительно плебса!

Гарри одобрительно и несколько нервозно кивнул. Пошитый на заказ костюм облегал его тощее тело как вторая кожа. Казалось, он весь состоит из острых углов. Острый подбородок, острые локти, слегка вытянутый острый череп с запавшими провалами глазниц. Он беспокойно ёрзал, елозя острым задом по сидению кожаного кресла. Казалось, толкни его, и он взорвётся. Его столь откровенная и вызывающая поза всегда вызывала у Артемиуса улыбку. Гарри Фурнье сам был известным эксцентриком и неизлечимым циником. Помимо того он всегда и во всём искал подвох, всех подозревал и считал, что вокруг плодятся и множатся одни лишь заговоры. И в каждом неосторожно обронённом слове видел первостатейную угрозу в свой адрес. По сугубо личному мнению Доггерти все присущие Гарри привычки назывались одним ёмким словом – паранойя.

– Крейг верит в своё новое детище, господа. И его вера не плод разыгравшегося воображения и не стремление нажиться в очередной раз за счёт ОСУ. – Артемиус сложил пальцы домиком, обводя коллег снисходительным взглядом. Вероника немедля отреагировала мимолётным кивком. – Не буду кривить душой, я не привык, чтобы меня чихвостили в хвост и в гриву. Но не будем злопамятны, коллеги. Гению можно просить многое. В том числе и некоторую несдержанность. В конце концов, Крейг не посрамил уже созданное себе имя. Никто не будет же утверждать, что его прототип плохо работал? По-моему, эта штука довольно интересная, если честно! В чём-то она мне даже понравилась.

Фурнье позволил себе короткий смешок. Поглаживающий седую бороду Седрик молча закивал, погрузившись в известные лишь ему одному размышления.

– Арти, ты опять меня опередил, – пожурила Доггерти Вероника. – Я собиралась сказать примерно тоже… Поймите, господа, Гордон Крейг уникальный во всех отношениях человек. Он работает за деньги, верно. Но вы же видели, с каким воистину неприкрытым пылом и отвагой, не боясь всех нас, он отстаивал свою точку зрения? Он же просто идеалист! А идеалисты двигают прогресс и рождают творения, способные перевернуть мир! А знаете почему?

– Почему же, миссис Карлайл? – не упустил возможности скептически проскрипеть Фурнье.

– Такие как Крейг верят в то, что делают, – женщина одарила присутствующих широкой улыбкой. На её пухлых щеках отчётливо проявились ямочки. – Этот мальчик готов в лепёшку расшибиться, но добраться до сути. Он первооткрыватель. Он один из локомотивов науки. И неужели мы пустим его под откос всего лишь из-за одной оплошности? И то, как верно подметил Артемиус, его провал был исключительно в наших глазах. Крейг верит в своё детище!

На какое-то время в зале наступила тишина. Каждый обдумывал последние слова Вероники. Среди находящихся за столом людей не было тупиц и недальновидных завистников. Каждый из них был в определённом роде уникальной личностью для Королевства.

– Вера – это главный движитель науки! Эббернати, вы так и не сказали ни слова. Хотя голосовали за.

Вероника повернулась к доселе молчавшему пятому члену Комиссии. Фурнье, Доггерти и Седрик все как один уставились на средних лет темноволосого мужчину с аккуратно подстриженными усами и в безукоризненном смокинге.

– Мы должны понимать, что одним только желанием изменить мир делу не поможешь, – разомкнул тонкие губы Альфред Эббернати. Говорил он тихо и не повышая тона, но его спокойный уравновешенный голос слышали все. – Крейг далеко не единственный наш сотрудник. И скажем прямо, не самый ценный. Конечно, он идеалист и подлинный фанатик своего дела. Он верит в то, что делает. Он действительно хочет и может. Это главное. Да, я голосовал за. Каждого из вас наверняка терзает вопрос – почему. Ведь даже вы, дорогая Вороника, сказав столь много лестных слов о Крейга, голосовали против. И вы, Артемиус, несмотря на все ваши взвешенные рассуждения. Гарри, вы были против по определению. А вы, Седрик, пошли в поводу большинства. Ну-ну, коллеги, не надо так яростно хмурить брови. Мы не первый год знаем друг друга.

Легко впоследствии рассуждать о морали и человечности. О надежде и идее. О том, что есть люди, способные изменить мир. Но так же есть и те, кто решает, кому это дозволено, а кому нет. И мы, мы те, кто решает и дозволяет. И мы запретили. Мы не дали Крейгу ни одного шанса. Я внимательно наблюдал за ним. Вы как всегда поразительно проницательны, Вероника. Вы верно подметили – он верит в себя, верит в то, что делает. Это изобретение, возможно, является для него наиглавнейшим трудом всей жизни. Но нам оно показалось бесполезным. Шуткой. Безделицей. Никчёмным творением заигравшегося учёного. Мы гордимся тем, что вправе решать. Мы снисходительны к тем, кто ниже нас. И мы те, кто может заглядывать в будущее. Но как мне кажется, в данном случае мы ничего не увидели. Гордон Крейг заглянул гораздо дальше нас с вами…

Эббернати умолк, испытующе глядя на не сводящих с него глаз коллег. Он знал каждого из них как свои пять пальцев. И это были не пустые банальные слова. Они вместе работали вот уже без малого два десятка лет. И, наверно, не было ни одного случая, когда их мнения очень уж сильно расходились бы. Это бы своего род брак. Союз. В горести и радости, в нищете и достатке. До конца дней. До гробовой доски. Разумеется, и среди самых крепких союзников случаются разлады. От ссор и недопониманий не застрахован никто.

Они, все пятеро, составляли отборочную комиссию ОСУ. Никто из них, ни вечно подозрительный желчный Гарри Фурнье, не обожающая строить из себя сердобольную тётку Вероника Карлайл, ни осторожный Седрик Моран, ни высокомерный Артемиус Доггерти, ни он сам, никто из них в своей жизни не придумал ничего стоящего. Ничего, чтобы оставить потомкам, ничего, что прошагало бы через века и вписало их имена в историю.

Своего рода люди-тени. Так иногда Эббернати в шутку называл себя и своих извечных сослуживцев. Тут они не сильно отличались от подобных Крейгу людей, скрывающих свои настоящие имена. Изобретения Крейга приписывали вымышленным учёным. Они же, члены отборочной комиссии даже не могли и этого. После Крейга останется не имя, но его творение. После них не останется ровным счётом ничего. Словно их и не было. Как будто четверо мужчин и одна женщина, проводящие почти всё время в неприступных стенах ОСУ, и не существовали никогда.

Но благодаря им решалось много больше, чем значили их имена. Они были тем мостом, что соединял мысль и действие, идею и результат. Они решали ни много ни мало, а развитие науки. Становление индустриального общества. Незримо писали картину мира и создавали пути его следования. Голосуя за или против, члены отборочной комиссии определяли жизнь государства и порядок на годы вперёд. В чём-то их деятельность была сродни работе парламента и политических мужей. Они не были учёными, чиновниками, правителями. Но были теми, кто многое решал. В быту они являлись обычными жителями города. Простыми подданными Империи. С другой стороны, они были незримыми пророками. Тенями.

– Весьма проникновенная речь, дорогой Альфред, – миссис Карлайл позволила себе добрейшую улыбку. – Вижу, ты и впрямь веришь в этого мальчика. Не удивлюсь, если даже больше, чем он сам! Что ты рассмотрел такого в его новейшем изобретении, чего не смогли увидеть все остальные? Не поделишься?

– Когда Крейг завил, что готовит настоящую бомбу, я предполагал нечто, скажем так, совсем иное, – не преминул вставить Фурнье. – Бомба должна взрывать мозг и поражать глаза. Но Я остался цел и невредим! Я не впечатлён. Мы изрядно потратились, чтобы обеспечить охрану Крейга и сохранность его изобретения. Пришлось надавить на кое-какие рычаги и поставить немало нужных подписей. И ради чего?..

Откашлявшись, Седрик негромко буркнул:

– Поддерживаю Гарри. Бесспорно, эта штука довольно занимательна. Но я никак не могу представить её полезное практическое применение. Она не годится ни для армии, ни для разведки, ни для досуга. На кого она рассчитана? Кто будет покупать этот аппарат, когда есть действительно более впечатляющие аналоги?!

– Иными словами коллеги хотят сказать, что придумка Гордона Крейга не принесёт нам ни пенни, – посмеиваясь, произнёс Доггерти. – Я называю вещи своими именами. Верно, друзья?

Эббернати смерил Артемиуса насмешливым взглядом.

– Мне кажется, что основная наша беда в том, что мы, увы, не вечны. И иногда забываем об этом. Мы пытаемся всё предугадать чуть ли не на поколение вперёд, дабы решить, что позволить, а что нет. Но мы не всеведущи и не можем знать, что на самом деле произойдёт через двадцать или тридцать лет. А кто-то знает. И это не только мистер Гордон Крейг. Вы забыли, что лишь благодаря столь прозорливо нанятому нами двору Крейг смог добраться до нас? На этот раз его путь был до того тернист, что шипы вырастали на каждом его шагу. Не забывайте об АНА. Я уверен, что им известно что-то, что не известно нам.

– Чушь! – запальчиво выкрикнул Фурнье. – Эти недоумки всего лишь посчитали, что Крейг стал опасен, что он занялся оружием… Глупцы. Да знай они все подробности, и пальцем бы не пошевелили! Должно быть, их лидеры сейчас от досады рвут на головах последние волосы!

– Да-да, милый Гарри, мы все знаем, что волосы для тебя больная тема, – проворковала Вероника. – Но признай, что в словах Альфреда есть зерно истины. Откуда им вообще стало известно о новом изобретении Крейга? Раньше наши с ними дороги не пересекались. И если бы не своевременная информация, мы бы прозевали всё на свете, а Гордон уже был бы трижды покойником. И его аппарат попал бы в их руки!

Фурнье побагровел. Разрядил обстановку Седрик.

– Да, попал бы. Чтобы через полчаса, в виду полной никчёмности оказаться на свалке.

– А вот этого мы наверняка не знаем, коллега, – Эббернати выразительно взглянул на бородача. – Что-то в этом есть. И мы проворонили суть этого. Я как никогда чувствую, что сегодня мы совершили ошибку. И остаётся только надеяться, что она нам не аукнется в будущем. Вы не поняли? Появилась ещё одна сила, способная влиять на наше привычное мироустройство. И это не пустые догадки. В АНА научились анализу. Они стали заглядывать вперёд. А Крейг просто придумал то, чего мы не можем понять. Нам ещё есть, чему учиться в этой жизни. Запомните это.

Закон и честь. Часть вторая. Иллюзия закона

Подняться наверх