Читать книгу Письма до полуночи - Максим Сонин - Страница 13

Понедельник, 18 сентября, вечер

«Ты общаешься с Таней?» – написала Алиса. Так. Я встала из-за стола, прошлась по комнате. Вернулась к компьютеру, отправила «да». А что еще я должна сказать? И вообще, почему она спрашивает?

«Почему?» – я даже могла себе представить, как она на меня смотрит.

«Потому что мы подруги. Ты чего?»

«Нет, ничего, прости», – и несколько смайликов. И тильда. Почему?

«Таня собиралась тебе написать».

«Она написала».

Алиса была удивительно неразговорчива, и я начала злиться.

«И что?»

«Не знаю, чего она хотела».

«Смотря что она написала».

Алиса прислала скриншот Таниного сообщения. Ее собственное сообщение было обрезано.

«Ну так ты же этого хотела?» Я совсем не могла понять, что происходит. Ведь только утром Алиса говорила о том, как хотела бы больше с нами общаться.

«Это странно», – написала Алиса после минутного раздумья. За это время я успела открыть Ютуб и набрать в поиске «Земфира». Еще с пятницы я собиралась переслушать «ПММЛ», чтобы окончательно погрузиться в суздальскую поездку. Казалось странным пытаться ощутить себя двенадцатилетней – почти без груди, с длинными волосами и совсем без опыта отношений.

«Почему?» – спросила я, уже примерно представляя себе, что Алиса ответит.

«Раньше она не писала».

«Наверное, решила, что тебе нужно с кем-то поговорить. Разве это не так?»

«Я с тобой разговариваю. (Смайлик, пожимающий плечами.) И я не уверена, что знаю, о чем с ней говорить».

«Господи, вы взрослые люди. Разберетесь сами», – я устало постучала по клавишам. «Плтвловыадтовадлтва».

«Вдлатвдал», – ответила Алиса. Прислала еще улыбку. Все-таки было в ней что-то приятное, даже нежное.

Не думая, я набрала: «Завтра утром?»

«Да». Я уже знала, что она не пойдет больше в школу.

А зимой будет еще и темно и холодно, подумала я и поняла, что, видимо, теперь часто буду бывать на Патриаршем мосту. Переживаю уже о холодах. Тут и песня хорошая вспомнилась – «Остаемся зимовать». Я встала и снова прошлась по комнате. Качнулась вправо, влево – волосы скользнули по плечу. Замерла. Запястье-запястье и пальцы по воздуху – словно невидимая гитара. Тум-тум-тум. Я развернулась – окно и экран компьютера – две белые полыньи. В комнате темно, только по паркету пробегает тень от рук. Вверх-вниз. Тум-тум-тум.

Небо потемнело, и стал слышен скрип веток о стекло. Ветер. Тишина на мгновение, закончился клип – и вдруг, тихо, первые аккорды «Романса». Звук дождя – то ли за окном, то ли из монитора. Дверной звонок – вот это уже точно из монитора. Тень на полу почему-то ярче, ярче компьютер. Руку к стене, другую к потолку – и нагнуться, извернуться, подпрыгнуть. Как хочется летать! Сложиться, словно бы уронив на пол стеклянный бокал и боясь оступиться, порезаться об осколок. Ветки гудят за окном. Не хватает только настоящего дождя. Ветер распахивает ставни – бум!

Перекрестить руки, сплестись. Медленно на пол, на колени. Свет теперь сверху, от монитора. Тень за спиной. Холодно, кожа покрывается мурашками, и на мгновение мне кажется, что я не одета, – такой легкой становится футболка. Потом я лежу на кровати, а ткань липнет к коже.

«Таня?»

«Тут».

«Ты как?»

«В порядке».

«На что ты хочешь в кино?»

«Что-нибудь без шифров».

«Я посмотрю. „Соловей“?»

«Ага».

Минута. Еще. В комнате стало холоднее.

«Есть „Элегия“».

«Пошли».

«Ты читала книгу?»

«Нет».

«Она хорошая».

Я нашла в интернете плакат «Элегии». Это было что-то артхаусное, редкое – на плакате маленький человечек в желтой куртке изгибался в окружении мрачных теней. В комнате сумрачно – черно-белые стены, черно-белое окно. Вот бы сейчас в комнату ворвались такие тени! Бум-бум, билось окно. Нужно закрыть.

Играет «Что ты будешь делать?». Ту-тут-тут-туту.

«Таня?»

«Чего? Все в порядке?»

«Да».

«Ты чего?»

«Просто. Не знаю».

Она печатала долго.

«Ты только не грусти. Я же не знаю, что у тебя случилось. И случилось ли. Но я тут, если тебе что-то нужно. Ты очень хорошая подруга. И просто хорошая. Расскажи, что у тебя происходит, пожалуйста».

«Все в порядке, Тань», – и смайлик, совсем как Алиса. Как будто Таня иначе мне не поверит.

Таня не поверила и со смайликом: «Хочешь, по телефону поговорим?»

«Нет, я сейчас не могу», – я лежала на кровати, смотрела в потолок. За окном шумел ветер. Дождя все не было. Песня за песней. Я понимала, что просто устала и хочу спать. Что-то странное творилось в моей жизни.

От компьютера доносился «Весь этот бред», а Таня прислала мне песню Кино «Когда твоя девушка больна». Написала: «Это шутка».

«Я не болею».

«Я знаю. Я надеюсь».

«Я попробую поспать», – написала я и встала с кровати. Ледяной пол. Быстро к окну. Закрыть, снова открыть, но теперь на верхнюю щель. Компьютер выключить. Тени на полу.

Я забралась под одеяло, посмотрела на время на телефоне. Шесть вечера. Можно было поспать час. Или два. Ведь завтра снова вставать ни свет ни заря. Можно я посплю про запас?

«Спокойной ночи, Ана».

И бип-бип-бип. Будильник. Поздний вечер. На кухне – мама. Голова болит, кружится. Кровать. Окно. Закрыть?

– Как ты? – спросила бы мама.

Я все еще лежала в кровати и просто представляла себе предстоящий разговор на кухне.

Я хотела бы сказать ей, что что-то не так, что что-то случилось с Алисой, но я не стала с ней говорить, потому что не знала, что случилось. Просто Алиса попыталась покончить с собой.

– Все хорошо, просто отсыпалась, – сказала бы я.

– Ты очень рано встаешь, – сказала бы мама, – зачем?

– Я гуляю с Алисой перед уроками, – сказала бы я.

Три непрочитанных.

Одно от Алисы: «Ты не обиделась?»

Одно от Тани. Какая-то ссылка.

Одно от Юрца: «Привет, ты знаешь, что задали по математике?»

«Нет».

«Сейчас посмотрю».

«Нет».

Я встала, проверила наличие трусов, чтобы не выйти в коридор в одной футболке. Все на месте. Незаметно проскользнула в туалет. Не совсем незаметно – мама позвала с кухни.

– Я сейчас! – крикнула я.

Туалет, белые стены. В зеркале отразилась Ана в Стране кошмаров. Волосы всклокочены, под глазами круги. Зрачки почему-то сужены. Кожа, и так не смуглая, совсем белая, будто во сне я впитала простыни. Футболка прилипла к плечам и груди, как лейкопластырь. Я села на унитаз и отрешенно посмотрела на экран телефона. Загрузилась Танина ссылка. Стихи. ру.

Я не могла читать стихи – я не могла даже сидеть прямо. Телефон упал в корзину для грязного белья – рука повисла, коснулась пола. Я встряхнула головой, попыталась проснуться. Нет.

Душ, туман. Мамин голос в коридоре:

– Аня?

– Я! – Я не поправила ее, потому что поправлять кого-то из туалета – ниже моего достоинства.

– Мам, я сейчас в душ, а потом выйду! – крикнула я.

– Чай будешь? – Мама стояла возле самой двери.

– Наливай, – сказала я, стягивая с себя футболку, бросила ее в корзину, трусы полетели следом.

Я спустила воду и забралась в душ, провернула вентиль до самого конца и чуть не выскочила на холодный пол – кипяток ожег спину. Зато проснулась.

Полотенца. Уже почти проснулась, уже почти. Извлекла телефон из корзины. Снова проскользнула по коридору. В комнате холодно, очень холодно. Компьютер молчит, но я знаю, что ему хочется спеть мне «Мороз по коже». Что же там за стихотворение?

Скинула полотенце, быстро натянула новую футболку – судя по маминому зову, чай уже стоял на столе. Взяла телефон, включила.

Оказалось, что Таня пишет стихи. Первое, что пришло мне в голову, – вечер в Суздале, когда все собрались в гостиной и по очереди читали стихотворения из школьной программы. Лиза прочитала Мандельштама – «Бессонница, Гомер, тугие паруса…», и

все хлопали, потому что читала она очень хорошо. Вероника Константиновна растроганно моргала и даже, кажется, собиралась что-то сказать, но в последний момент спохватилась и сделала серьезное лицо. Даже в такие моменты она оставалась строгой и злой. Екатерина Викторовна кивала, закрыв глаза. Георгий Александрович сидел на подоконнике и улыбался. Лиза поймала его взгляд и вся засияла.

Я вспомнила этот обмен взглядами и содрогнулась от внезапного приступа отчаяния. Что-то пошло не так, поняла я. Что-то случилось с Лизой в Суздале, и я одна знала об этом. Или не одна?

«Красиво», – написала я Тане. Я хотела спросить ее о Георгии Александровиче, но не знала, как.

«Спасибо, – написала Таня. – А как тебе название?»

Я вернулась на страницу со стихотворением и прочитала: «Стихотворение о дружбе, а не о самом главном».

«Не очень понятно», – написала я.

«Наверное», – ответила Таня.

Я перечитала стихотворение и попыталась разобраться в собственных чувствах. Сердце сжималось от страха, но я все никак не могла понять, почему. Я вспоминала Танино лицо и тут же перескакивала на какие-то отрывочные воспоминания из детства. Школьных поездок было так много, а я все вспоминала одну и ту же. Суздальскую, первую поездку, в которую с нами поехал Георгий Александрович.

Он никогда не казался мне особенно красивым. Узкое и вытянутое лицо, морщинистый лоб и черные волосы, короткие и прямые. Глаза – суженные, даже прищуренные. И карие угольки-зрачки. У него был легкий голос и насмешливая манера не договаривать фразы.

– А уроки? – мог спросить Георгий Александрович, имея в виду: «А уроки вы сделали?» Или «После пятого?» вместо «У вас сегодня пять уроков?». Или «Тебе?» вместо «Тебе хорошо?», «Тебе плохо?». Я нащупала какое-то воспоминание и пыталась за него уцепиться, но в голову лезла какая-то чушь – шифры и квадраты.

– Ана! – Мама начала злиться.

Я бросилась на кухню.

– Ты где была? – спросила мама.

Она сидела у окна и мрачно пила чай из большой белой кружки. Я с удивлением заметила, что она на меня не сердится, а скорее чем-то расстроена.

– Стихи читала, – сказала я.

Я еще не совсем доросла до того, чтобы спрашивать маму: «Что случилось?»

– Ты ничего не хочешь мне рассказать? – спросила мама.

– Не знаю, – сказала я. – О чем?

– О школе. Что-то случилось? – Мама повернулась ко мне, поставила чашку на стол и задумчиво кивнула в сторону окна: – Ты бросила курить.

– Я не курю, – сказала я.

– Последние пару дней, – сказала мама. Она сморщилась и помахала рукой перед носом: – Я же чувствую.

Я не знала, что сказать, поэтому открыла холодильник и уставилась на коробку с яйцами, которую кто-то бросил поверх зеленого лука.

– Достань «Рафаэлло», – сказала мама.

Я машинально взяла с полки бумажный куб и чуть покачала его в руке, проверяя на пустоту. Мама не любит, когда я, съев все конфеты, оставляю в холодильнике коробку с обертками. К счастью, я съела не все конфеты.

– Чай, – мама указала мне на чашку, накрытую блюдцем, которая стояла на самом краю стола.

Я совсем ее не заметила.

– Что случилось в школе? – спросила мама снова.

Она все еще не злилась, и из-за этого я испугалась еще сильнее. В голове все перемешалось.

Я хотела сказать ей, что мне очень нравится Таня, но вместо этого сняла с чашки блюдце и стала пить теплый, совсем несладкий чай. Мама вздохнула и встала, будто собираясь уйти.

– Мам, я просто плохо себя чувствую, – сказала я – это была правда.

– Что у тебя болит? – Мама подошла ко мне, положила руку мне на плечо.

Пришлось сжаться, чтобы не заплакать.

– Аня, что такое? Что случилось? – Мама обняла меня, погладила по голове: – Аня-Аня.

Я не стала ее поправлять, но говорить совсем расхотелось. Вместо того чтобы что-нибудь рассказать, я закрыла глаза и попыталась задремать. Было очень тепло и мягко.