Читать книгу Двоица - Максим Сонин - Страница 2

Раскинувшийся на востоке Москвы завод «Арма» вымер, изжаренный палящими лучами августовского солнца. Раскаленный, режущий кожу воздух размывал липнущий к подошвам асфальт и блестящие бронзовые крыши. Казалось, будто земля покрылась безвкусным, прозрачным потом и с трудом пытается выдохнуть через забитые поры подземных переходов.

Посередине центрального заводского переулка замерла одинокая бездомная кошка. Ее шерсть вздыбилась, застыла пучками еловых иголок. Кошка сделала шаг к зданию, на кирпичном боку которого висел большой синий квадрат с рифленой цифрой 2, и только тут заметила, что улица совсем не пуста. По редким темным углам прятались люди: они выползали из здания, чтобы покурить и отдохнуть от коллег. На часах под огромной цифрой стрелка только перевалила за два и теперь медленно скользила к трем.

Под часами, плавясь даже в тени, курили двое полицейских. Один, младший по званию, с нездоровым цветом лица, объяснял другому, тронутому сединой:

– Пойми, я его не защищаю, но и ты должен понимать, что система совершила ошибку. Человек не должен сидеть в тюрьме за чужие грехи.

Седой, которому не было еще и тридцати, был внутренне согласен с напарником, но чувствовал, что опыт и ранняя, в отца, седина требуют от него высказать авторитетную, а значит, более верную позицию.

– Не скажи, Слава. Ведь в итоге он совершил преступление, бесспорное, убийство. Значит, система просто сработала на опережение, – сказал седой и посмотрел на наручные часы. Черная головка минутной стрелки уперлась в двойку. До обеденного перерыва в конторке «Sys-Тема» оставалось пять минут.

Молодой хотел что-то еще сказать, но заметил время на часах и промолчал. Чтобы чем-нибудь себя занять, попытался вглядеться в тень здания номер три, которое прикрывало улицу полотняным навесом. Там из асфальта вырастала невысокая терраса, изрезанная деревянными скамейками. Людей на скамейках не было, потому что до них нужно было пересечь белую полосу солнечного света.

Стеклянная дверь в стене здания номер два хлопнула, выпустила на улицу девушку-дизайнера. Ее профессия читалась и в солнечных очках с толстой белой оправой, и в широких, будто бы полиэтиленовых штанах, хлопающих при каждом шаге, и в том, с какой уверенностью она пересекла край тени, направляясь к скамейкам.

Девушку звали Вероника, и она считала себя скорее продюсером, чем дизайнером, но если дизайн приносил деньги, то музыка, клипы и рисунки пока оставались любимым хобби. В резюме Вероники, которое она раз в две недели вывешивала в фейсбук, первой строчкой значился именно «дизайн».

Вероника села на скамейку, с которой открывался вид на вход здания номер два и гигантский циферблат. Часы Веронике были не нужны, она собиралась вернуться в офис гораздо раньше окончания обеденного перерыва, но огромные черные цифры всегда привлекали ее внимание. Особенно цифра пять, которую хотелось назвать даже не «бюджетной», а прям-таки «дешевой». Автор часов как будто сдался на полпути, и цифры начиная с пятерки были толще и заметно стандартнее единицы, двойки, тройки и четверки. Вероника лениво думала о том, что, пока большие контракты достаются таким идиотам, она всегда с легкостью сможет найти работу.

Вероника вдохновлялась тем, что в мире еще есть несовершенства, которые она могла бы исправить. Ее не привлекала оригинальность, потому что среди ее друзей было слишком много тех, кто хотел сделать, создать или написать что-то «оригинальное». Все они витали в идеалистических облаках, которые надымили в девяностые трубы сибирских металлургических заводов. Проку от этого дыма было мало. Веронике хотелось улучшать, доводить до конца, достигать совершенства. Не придумывать, а реализовывать.

Она достала из поясной сумки пачку «Собрания» и несколько секунд разминала в пальцах тонкую сигарету. Бумага липла, и Вероника с неудовольствием заметила, что вспотела. Все-таки жара стояла невыносимая.

– Вероника? – спросил кто-то со стороны водосточной трубы. Вероника оглянулась и увидела фигурку, которая отделилась от стены и направилась к ее скамейке. Это была молодая девушка, почти девочка, довольно странно одетая. Кроме светлых джинсов и заправленной в них клетчатой рубашки, на незнакомке была красная зимняя жилетка с большими карманами на груди, которая делала ее похожей на лондонскую телефонную будку.

– Простите, я вас не помню, – сказала Вероника. На вечеринках, куда Веронику иногда приглашали подиджеить знакомые, лица сменялись с невероятной скоростью. Тем более она не помнила по имени всех, с кем в разные моменты курила на этой самой скамейке: в зданиях бывшего завода располагалось несколько десятков контор, в которых работали бесконечно похожие друг на друга парни и девушки.

– Мы не знакомы, – сказала девушка, садясь на скамейку. Между ней и Вероникой осталось довольно много места, и Вероника вдруг подумала, что сейчас девушка достанет из маленького рюкзака коробку шахмат. Вместо этого незнакомка положила на желтые деревяшки сжатый кулак. Несколько секунд ничего не происходило, потом кулак разжался, и Вероника увидела потертый бронзовый ключ.

– Что это? – спросила она.

– Ключ, – сказала незнакомка. Она снова сжала кулак, потрясла им и чуть наклонила голову, будто пытаясь рассмотреть Вероникин подбородок.

– Мириам, – сказала она наконец.

На самом деле друзья с детства звали девушку Мишкой. Имя Мириам досталось ей вместе с фамилией Файнберг от отца, Бориса Александровича Файнберга, который всего через три месяца после Мишкиного рождения уехал с девятнадцатилетней любовницей в Тель-Авив. В четырнадцать лет Мишка поменяла фамилию на Миронову, девичью фамилию матери, и окончательно стала Мишкой, потому что представляться кому-либо Мириам Мироновой было бы просто глупо. Дурацкое имя Мишка вспоминала только тогда, когда нужно было произвести впечатление на собеседника, – не говорить же ментам и вот таким девушкам-дизайнерам: «Здравствуйте, меня зовут Мишка».

Представляясь, Мишка протянула Веронике левую руку. Та не смутилась, крепко сжала Мишкину ладонь.

– Вы из полиции? – спросила Вероника.

– Нет, просто заинтересованное лицо, – сказала Мишка. Она видела полицейских возле циферблата боковым зрением. Еще двое должны были стоять за углом.

– Что вас заинтересовало? – спросила Вероника.

– Расскажите, пожалуйста, о том, что случилось у вас в квартире десятого числа этого месяца, – попросила Мишка. Она устроилась поудобнее и приготовилась слушать.

– Я уже столько раз рассказала все полиции, что вы хотите услышать? – Вероника улыбнулась. Девочка, а Вероника уже решила, что перед ней скорее девочка, чем девушка, ей понравилась. В ее смешной, совсем не летней одежде было что-то домашнее, экстернатское. Будто бы ее одевала старая няня, заставшая еще революцию. На узком запястье Мириам среди кожаных браслетов сверкнул серебряный крестик.

– Ну расскажите еще раз, пожалуйста, – попросила Мишка. Она снова показала Веронике ключ.

Вероника вздохнула и сказала:

– Я поняла. Вас нанял мой отец. Хорошо, я расскажу все еще раз.

Мишка уже слышала эту историю от своего друга Вани. Именно Ванин пистолет нашли полицейские в руке мертвого Гриши Самойлова.

Вероника рассказывала хорошо заученный текст, и слушать его было скучно. Если бы Мишке нужно было кратко пересказать случившееся, например для «Медузы» или ПиС, она написала бы так:

Десятого мая две тысячи восемнадцатого года студентка МГУ Женя (имена не изменены. – Прим. Мишки Мироновой) сидела в своей комнате и готовилась к паре по лингвистике. В соседней комнате ее соседка Вероника монтировала рекламный ролик для одного известного московского пиар-агентства. В наушниках играли повторяющиеся кусочки рекламного джингла. Студенческая идиллия – недорогая и просторная квартира, в которой у каждого свой уголок и есть куда пригласить друзей. Счастье и спокойствие, которым так часто не хватает места в современной Москве. То же говорят о подругах и знакомые: «Счастливые студентки. Всем бы хотелось жить так, не парясь о жилье. Может, и учились бы тогда лучше, а не как в нашей общаге», – рассказал редакции студент Б.

Вероника работала и не обращала внимания на звуки, доносившиеся из комнаты подруги. Возможно, она думала, что та смотрит фильм ужасов, а может быть, и не слышала ничего из-за музыки в наушниках. Но когда в соседней комнате раздался выстрел, Вероника вскочила и бросилась к двери. Та оказалась заперта, как выяснится, ключом, который обычно валялся на столике в прихожей. Позже следователи найдут его в кармане третьего участника этой истории, Григория. Вероника, еще не зная, что случилось что-то непоправимое, позвала подругу, а когда та не ответила, попыталась открыть дверь силой. Замок не поддался. Вероника позвонила Жене и услышала телефон в соседней комнате. Никто не подходил. Несколько минут спустя Вероника позвонила в полицию.

«Мы вскрыли дверь в квартиру, там было еще две двери из прихожей и коридор на кухню. Слева дверь в комнату была распахнута, там лежал Григорий, пистолет было сразу видно в руке. На кровати еще было видно девушку», – описывает страшную картину оперативник.

Тут Мишка улыбнулась, потому что у нее в голове дядя Сережа, следователь, говорил всегда проще и как-то развязнее, чем в жизни.

– Вы что-то сказали? – спросила Вероника.

– Нет, продолжайте, – сказала Мишка.

– Я услышала, что в коридоре что-то сломалось, и позвала на помощь. Почти сразу мне в дверь постучали, а когда я отошла, полицейский выбил дверь и меня выпустили, – сказала Вероника.

– Вы видели тела? – спросила Мишка.

– Почти нет. Женя лежала на кровати, а Гриша на полу, – сказала Вероника.

– Мне очень жаль, что вам пришлось это увидеть. Давайте я сейчас восстановлю всю картину преступления, а вы скажете, если я где-то ошиблась, хорошо? – сказала Мишка. Вероника устало кивнула. – Ваш друг Гриша встречался с Женей. По какой-то причине он решил убить ее. Она его бросила? Он пришел в вашу с Женей квартиру, скорее всего, Женя его впустила. Гриша взял со столика в прихожей ключ, запер вашу дверь, полагаясь на то, что второй ключ не у вас, а у Жени. Он просто не хотел, чтобы вы ему помешали. После этого пошел к Жене и ударил ее в затылок рукоятью пистолета. Потом еще и еще, пока не стало ясно, что она умерла. После этого он застрелился. Так? – Мишка рукой подвела под сказанным черту.

Вероника кивнула.

– Вы не знаете, откуда он мог взять пистолет?

– Нет. – Вероника пожала плечами. – Купил, наверное.

Мишка покивала, потом чуть приподнялась.

– Вы сказали, что меня нанял ваш отец. Это неправда. Ко мне обратился ваш друг, который сказал, что в прошлые выходные вы с Женей и Гришей были у него в гостях и он, ваш друг, показывал вам пистолет, который с большим трудом купил для своей коллекции всякого армейского барахла. После вашего прихода пистолет пропал.

– Почему он не обратился в полицию? – спросила Вероника.

– С заявлением о пропаже огнестрельного оружия? Это срок, – сказала Мишка. – А интереснее то, почему вы не сказали полиции, откуда мог взяться пистолет. Защищали друга?

– Я не знаю, о чем вы, и не хочу больше с вами разговаривать. – Вероника поднялась.

– Еще секундочку. – Мишка цепко ухватила ее за запястье. – Я расспросила ваших друзей и знакомых. Все говорят, что никаких причин для ненависти к Жене у Гриши не было. Наоборот, их отношения все считали идеальными, насколько это возможно в современной Москве. Наверное, обидно, когда у вашей соседки получается то, что не получилось у вас?

Вероника вырвалась и, гордо приподняв голову, направилась к дверям здания номер два.

– Постойте, – позвала Мишка, но было поздно. Полицейские, которые, казалось, дремали под гигантским циферблатом, ожили и пошли навстречу Веронике. Они не спешили, надеясь, что девушка успеет дойти до линии тени. Выходить на солнце им явно не хотелось.

Мишка не рассказала Веронике главного – как из подозрительной свидетельницы Вероника стала серьезной подозреваемой. То, что Вероника знала про пистолет, на суде ничего бы не значило, даже если бы это удалось доказать. Но после того как Мишке написал Вероникин друг, тот самый, у которого пропал пистолет, Мишка попыталась выстроить новую картину преступления.

Сперва она не думала, что Вероника совершила убийство, скорее подозревала в ней бóльшую осведомленность. Мишка опросила друзей и сокурсников убитых – все в один голос утверждали, что Женя и Гриша были счастливой парой. Мишка отказалась от основы следствия – идеи о виновности Гриши. Тогда получалось, что Вероника украла у друга пистолет, забила насмерть Женю и – и тут становилось понятно, почему убийца не стал стрелять в Женю. Ведь если убийцей был Гриша, он мог бы застрелить свою девушку, а потом застрелиться сам. Веронике же нельзя было создавать много шума, потому что Гриша еще только должен был войти в квартиру. Видимо, Вероника точно знала время его прихода и убила подругу за несколько минут до этого. Потом пустила Гришу в квартиру, провела его в Женину комнату и, когда он в ужасе застыл перед кроватью, выстрелила ему в висок. После этого Вероника вложила пистолет ему в руку, в карман засунула ключи, вернулась в свою комнату, заперла ее изнутри и надела наушники. Ей оставалось только вызвать полицию.

С этой версией событий была всего одна проблема: оба ключа от комнаты оказались снаружи запертой двери. Один – в Гришином кармане, другой – на кольце с ключами в Жениной сумочке. Значит, Вероника сделала дубликат, подумала Мишка. Дальнейшее было просто. Вооружившись фотографией Вероники, взятой с ее страницы во вконтакте, и фотографией ключа, полученной от дяди Сережи, Мишка прошла по всем мастерским соответствующего профиля в районе пятиэтажки, в которой жили Женя и Вероника. В третьей же мастерской бородатый мужик не только опознал Веронику, но и вынес со склада еще один дубликат, сделанный про запас. Именно его Мишка и показала Веронике в начале разговора.

После того как Вероникино алиби оказалось разбито, следствие провело новую экспертизу, чтобы установить, могла ли Вероника совершить убийство в соответствии с Мишкиными предположениями. Оказалось, могла. На ключе в Гришином кармане нашли микроскопическую каплю крови и Вероникины отпечатки пальцев. Гришиных отпечатков на ключе не было.

Мишка даже немного расстроилась: убийца оказалась неряшливая, глупая и невнимательная. Вот и теперь, вышагивая по раскаленной плитке, Вероника, казалось, не замечала два черных силуэта на своем пути.

Мишка вздохнула и отвернулась. Вероника была ей неприятна.