Читать книгу Истины нет. Том 2 - Максим Валерьевич Ефимкин - Страница 5

Как в дурмане, Марк, скорчившись на полу, смотрел на медленно срывающиеся с края стола капли вина. Чуть дальше беззвучно молила о помощи графиня Андабар. Тишина. Марк, собрав в кулак всю волю, с трудом понялся, цепляясь за поваленное кресло. Оставшиеся в живых все еще стонали, постепенно приходя в себя. В голове герцога пульсировала тяжелая мысль, что кардинал втравил его в нечто страшное и порочное. Также Марк понимал, что хода назад уже нет. Встретился взглядом с Призраком, и вспышка ярости буквально расколола герцога: тот спокойно прохаживался вокруг стола, помогая людям встать. Галантно предложил опереться на его руку графине, пододвинул кресло и налил вина. Марк взмахом руки привлек его внимание и указал на окно. Призрак что-то ответил, но давящая тишина все так же заполняла все вокруг. Тем не менее брат Хэйл понял, что хотел от него герцог, и широко растворил одно из окон.

Трупный смрад закружился в вальсе со свежим ветерком, и вскоре дышать стало легче. Потом из-за окна постепенно послышалось пение птиц, шелест листвы, пощелкивание в порывах ветра вымпелов, отдаленные голоса, выкрики, лай собак, стук копыт, скрип телег – и ни единого намека на тревожный горн или барабанную дробь. Все, что произошло в зале, оставалось в зале, не являя бедствия для всех, кто был снаружи.

Лауциз тяжелым шагом обогнул стол и подошел к силящемуся опереться на руки и привстать графу Этруско, схватил того, дернул и грубо швырнул в кресло. Граф крякнул и, не успев опомниться, ощутил, как его сгребли за грудки и стали дергать в такт вылетающим словам:

– Это из-за тебя? Признавайся! Это ты, гнида, натворил? Кто этот щенок? Ведьмин сын! Что это было?

– Аббук, – послышался уставший голос архиепископа.

Старик, опираясь на руку Призрака, подошел к герцогу и глянул на Этруско:

– Только едва ли этот юноша до конца понимал, что делает.

Марк вдруг испугался, что архиепископ сейчас обвинит его, и небезосновательно, но тот присел рядом на «стул болтовни» и продолжил:

– Свитки, что торжественно передали мне, до церемонии оказались закляты. И да, я не смог этого опознать, ибо столь искусное ведовство, тонкое и крепкое, мне не узреть. Уже много недель, как я становлюсь сильнее. День ото дня. Но даже сейчас я не смог почувствовать ловушку. Пять свитков, что сейчас лежат на столе, плюс те два, которые зачитал граф, всего семь. Уверен, что они составляют пентаграмму мертвых. Но пентаграмма без застежки не сработает. И этот мальчик, – Бенегер медленно указал на бастарда, – являлся ей.

Чья-то рука потянулась было к одному из свитков из крайнего любопытства, но одернулась. Высокородные господа и леди, затаив дыхание, слушали святого отца.

– Я не знаю никого, кто бы мог сделать их в нашем Миру, но они каким-то образом оказались в этом помещении. И когда я сотворил круг, истончив тем самым грань с Нейтралью, дабы призвать Высших Судей, Аббук ногой вынес дверь, если так будет понятнее, и прошел в наш Мир.

– Но как? – послышались взволнованные голоса. – Ведь это невозможно! Мертвени и демоны, как и ангелы, как и другие духи не могут в своем обличии явиться в наш Мир!

По залу покатился удивленный вздох, обильно сдобренный паническими нотками. И если у кого-то еще была мысль тотчас покинуть Созыв, она испарилась.

– Не знаю, – архиепископ сокрушенно качнул бородой. – Но факт остается фактом. Он не просто занял место у окна, чтобы следить за нами. Он не пытался овладеть душой кого бы то ни было. Он проник в наш Мир на несколько минут, превратив его в свой, и сделал все, что хотел. Хотел бы убить всех – убил бы. Никто из нас не в состоянии с ним биться. Но спросить я хочу не об этом. Аббук ждал. Он точно знал место и ждал. Он был настолько уверен, что сможет пройти, именно пройти, что даже не дал мне полностью отворить дверь.

Бенегер Женуа поднял голову и ткнул сухим пальцем в юстициария, который вдруг оказался ближе всех к двери, незаметно крадясь к ней с того момента, как Лауциз добрался до графа Этруско:

– Взять его.

Юстициарий взвизгнул и пустился наутек, но первым его настиг поверенный Марка Ирпийского. Он одним прыжком сиганул на стол, сделал несколько шагов и коршуном спикировал на спину беглецу, прибив того к полу. Рывком поднял на ноги, не обращая внимания на идущую из сломанного носа Конфлана кровь, и пинком отправил его в цепкие руки набежавших мужчин. А архиепископ продолжил:

– Мы все должны поклясться пред Небом и перед друг другом, что сия тайна не выйдет за стены. Также кто-то из присутствующих должен выйти королем. Таково слово церкви.

Бенегер повернулся к юстициарию, которого бросили на колени перед святым отцом.

– Говори. И не лги.

– Святой отец, Ваше Высокопреосвященство, клянусь именами всех ангелов Небесных и именем самого Господа, что не ведал…

– Ах ты, гнида! – заревел виконт Кэйд и от души врезал кулаком по столу. – Да я…

– Виконт, – спокойно произнес архиепископ, – умерьте пыл. Пусть договорит.

– Я не ведал, что свитки зачарованы, – угасшим голосом закончил Конфлан, склонив голову.

Кровь тягучими капельками сбегала к кончику носа и нехотя срывалась на пол.

– Я тщательно проверил их, едва отыскав в королевском скриптории.

– Отыскал в скрипториях? Учти, это была твоя последняя ложь, – без малейшего раздражения проговорил Женуа.

Юстициарий уже чувствовал прикосновение холодного лезвия к шее. Хотя нет. Его казнят не мечом. Его повесят, как обычного бродягу. Вот Этруско, может быть, обезглавят, но точно не его.

– Однажды ко мне явился незнакомец, – залепетал он. – Лицо его было скрыто капюшоном, но он сказал, что пришел от Ворона, что он его правое крыло. Он проник в самое сердце дворца незамеченным и предложил сделку. Он обещал достать доказательства того, что у короля есть бастард, и указать место, где он скрывается. От меня лишь требовалось найти того, кто согласится представить его ко дворцу после смерти королевской семьи.

– А взамен? – мрачно спросил Марк.

– Я не знаю. Но они угрожали, – юстициарий молящим взглядом обвел окруживших его людей. – Я согласился, иначе они убили бы меня. И всех, кто в родстве со мной. Мое древо бы зачахло. Я…

Марк наотмашь влепил Конфлану оплеуху:

– Врешь! Ты наверняка думал лишь о том, что в тени этого несчастного ребенка станешь править сам.

– Но в нем течет кровь короля, – просипел юстициарий.

– Это уже не важно, – заговорил архиепископ, поднимаясь. – По краю громадной пустыни текла небольшая речушка. Она была хила и слаба, и с каждым днем земля отбирала все больше сил у нее. Но от ветров, что пролетали над ней, она ведала, что на другом краю лежит ее сестра, полноводная и могучая. И тогда речушка спросила у ветра, не знает ли он способа перебраться через пустыню, чтобы она могла соединиться с сестрой, но ветер ответил: «Нет. Пустыня велика, и жаркое солнце иссушит тебя еще в начале пути». Тогда из высокой травы показался черный змей. Он сказал: «Позволь мне отравить тебя. Ты станешь черной и тяжелой. Станешь мертвой водой. Мертвую воду не тронет ни солнце, ни земля. Так и доберешься до другого края пустыни». Но речушка ответила: «Уж если умереть, то пусть я умру в белом солнечном свете». И потекла она через пустыню, и испарило ее солнце. Превратилась она в облако, и ветер перенес его через пески. И пролилось облако на другом конце дождем, и речушка слилась с сестрой. А ты, несчастный, позволил себя отравить. Поддался на уговоры своего змея… Я принял решение.

Бенегер взял со стола подсвечник с тройкой толстых свечей и направился к свиткам. Десятки глаз наблюдали, как в желтом пламени корчатся свернутые трубками грамоты. Все семь.

– Повторяю: все, что произошло, именем Господа, остается в этом зале, – железным голосом проговорил архиепископ. – Простите, дети мои – граф Этруско, юстициарий Конфлан и несчастный неизвестный юноша. Если хотите исповедоваться, я послушаю вас.

Приговор прозвучал, и никто не стал его оспаривать, даже приговоренные. Лишь дрожали от плача плечи у двоих: граф гордо смотрел на происходящее, не вымолвив за все время ни слова.

– Пусть будет так, – сокрушенно покачал головой архиепископ.

Несколько пар крепких рук, не церемонясь, подтащили всю троицу к архиепископу и поставили на колени.

– Дети мои, я отпускаю все ваши грехи и сохраню вашу Стезю в Высокое Царство. Наша вера милостива. Пусть теплый свет и Небесная благодать озарят ваш путь. Пусть души ваши, незапятнанные и не тронутые демонами, пройдут через Высокие врата.

Архиепископ положил ладонь на лоб юноши. Тот большими удивленными глазами посмотрел на Бенегера и тут же упал бездыханным. По залу пронесся удивленный вздох. Еще два прикосновения, и казнь была завершена.

* * * *

Подавленные и ошеломленные, люди разбрелись по своим местам: все происходило слишком быстро и ужасно. Архиепископ стал во главе стола.

– Помолимся за эти несчастные заблудшие души, замутненные Нечистым, – произнес Женуа и склонил голову, складывая переплетенные пальцы на груди.

Каждый повторил это действие. Несколько минут слышен был лишь едва уловимый шепот. Затем святой отец продолжил:

– То, с чем мы сегодня столкнулись, нарушает наши представления. Оно ставит под угрозу не только государство, но и общий уклад жизни. Впервые за все время слуга мертвых своим телом ступил в наш спокойный Мир. И не просто ступил, а появился в столь ответственный момент, когда решается судьба всей страны. Это ли не знамение, что сейчас, как никогда, нужно забыть все дрязги и сплотиться? Все сейчас видели мертвеня, как он есть? Нет? Но зато каждый увидел, на что способен всего лишь один мертвень в своей стихии, пусть и один из сильнейших, в его истинном обличии. И я сейчас говорю: мне было видение – они придут снова! И начнут приходить чаще, и тогда, как никогда прежде, понадобится единый кулак, способный раздавить выползающую нежить. И ежели допустить панику, неустройство и дрязги, то весь наш Мир падет. Все наши верования, могилы предков, дети, будущее – все будет пожрано черным пеплом иль пламенем войны, когда иноземцы решат, что сейчас мы слабы и беспомощны. Церковь не может смотреть на это отстраненно, но и указывать, как поступить, не может. Я, от лица духовенства церкви Прощающего Грехи, как архиепископ могу лишь напутствовать, образумить и освятить то здравое решение, которое сейчас будет достигнуто. Созыв просто обязан завершить начатое. И да поможет нам в этом Бог. На том я беру на себя ответственность и право предложить кандидатуру, которую одобрит церковь.

Архиепископ кашлянул и закончил:

– Герцог Марк Кент Клиффорд Ирпийский, Марк Матерый.

Созыв замер. Кто-то уперся взглядом в стол прямо перед собой, кто-то нервно шевелил желваками. Оставшиеся без хозяев пажи, советники, духовные наставники беспомощно оглядывались по сторонам. Это было самое долгое молчание. Его нарушил герцог Крон Лауциз:

– Марк Ирпийский, никогда ты мне не нравился. Ты это знаешь.

Марк криво и натянуто улыбнулся.

– Но идти против церкви – да чего уж там, почти все мои союзники мертвы. Ежели все произошедшее не было бы настолько невероятным, я бы решил, что это ты все затеял. Но обвинять архиепископа в сговоре – язык не повернется. Даже оставшись в одиночестве, я бы бросил тебе вызов и не подчинился. Но сейчас не могу так поступить. Все это настолько чудовищно! Мы сегодня лишились стольких королевских вассалов и ставленников, что единственный возможный выход – собраться с силой. Стать единой вязанкой, дабы нас не переломали по одиночке. И я открыто поддерживаю Марка Ирпийского. Ради Алии. Ради могил моих предков.

Лауциз поднял руку. Никто не проголосовал против.

Потрясенные, а потому молчаливые, высокородцы по одному покидали помещение и собирались на большой дворцовой площади. «Серебряные пики», не шелохнувшись, стояли, как и за два часа до этого. Похоже, они даже не сменились. Звонкий протяжный звук горнов пронесся над городом, оцепленная площадь забурлила, народ ожидал главного – объявления результатов Созыва. Новый король Алии выходил последним. В какой-то момент он оказался совсем близко от архиепископа, и тот произнес:

– Никто даже не удосужился решить, что говорить толпе. Но не волнуйся, король, и доверь слова мне. Тебе же говорили, что все пройдет гладко.

Марк вздрогнул и отстранился, словно от чумного.

– Кто ты? – прохрипел он.

Но архиепископ ничего не ответил, галантно пропустил вперед герцога и, улыбаясь странной улыбкой, подмигнул Призраку. Тот вдруг сделался белым, как мел, и герцог испугался вместе с ним. Его взгляд задал тот же самый вопрос, но только теперь своему помощнику. Призрак сглотнул подступивший к горлу ком и сипнул:

– Аббук.