Читать книгу Оксюморон - Максим Владимирович Альмукаев - Страница 3

ГЛАВА 2

Оглавление

Одним словом, началась наша совместная с женой жизнь с политики и закончилась тоже политикой. И надо было мне кусаться с ней из-за такой мелочи, думал с досадой я, подумаешь, президент ей понравился. Бабам, я слышал, вообще нравятся мужики при власти. Это у них вроде даже заложено на генетическом уровне. И потом, если говорить честно, то на фоне президента я и впрямь выгляжу не очень выигрышно. Не говоря о том, что прошло вот уж две недели как магазин, в котором я работал охранником, закрылся в связи с экономическим кризисом, и я остался без работы. Да и с фасадной точки зрения было к чему приложить усилия, ибо у меня появился ощутимый животик. Должно быть сказывалось увлечение пивком. Да и зарядки надо делать каждое утро, а не раз в месяц. Чего удивляться, что моя супруга, вполне ещё молодая женщина, обратила своё внимание на здорового, подтянутого мужика, который, при этом состоял ещё и при власти, а уж то что у него водились деньги так это уж точно. Истина, как известно, не требует доказательств, но требует труда в её постижении. Это я к тому, что мне раньше нужно было думать головой, тогда возможно бы сидел бы сейчас дома на диване перед телевизором, а не слонялся бы сейчас по душному городу не зная где приклонить головы.

Мне вдруг вспомнилась одна из наших с Леной бесед после очередного просмотра телевизора:

– Тебе таким как он никогда не стать – сказала обиженно Ленка, после моей очередной колкости в адрес президента.

– конечно не стать, ответил я, у него всё есть. А у меня что есть? Даже квартира в которой я живу и то твоя.

– Лёшик, у тебя сейчас хорошее настроение? – сказала она грустно глядя на меня.

– Хорошее, – ответил я, не ожидая подвоха.

– Ты уверен в своём настроении?

– Уверен.

– А хочешь, Лёшик, я сейчас испорчу тебе твоё настроение всего лишь несколькими словами?

– Попробуй, – ответил я.

Она подошла ко мне и заглянула мне прямо в глаза.

– Знаешь, – сказала она, – что вас, я имею в виду таких как ты с ним, различает?

Мне показалось тогда, что в её спокойном голосе я услышал нотки отчаяния. – Ну и что же, – изобразил я избыточную озабоченность на лице.

– А-то, – она кивком головы указала в сторону телевизионного экрана, – что имея возможность есть по сто раз в день, он держит себя в прекрасной физической форме. А ты и тебе подобные, не умея толком наесться всего-то три раза в день, через несколько лет после свадьбы становитесь похожими на неуклюжих жирных тюленей.

Я, признаться, некоторым образом, с какого-то времени стал забывать, что у меня имеется, то что принято называть мужским самолюбием. Однако слова моей супруги отчётливо проявили, что подобная, ну скажем так опция во мне мало того, что предусмотрена природой, но и вполне работоспособна. Её последняя фраза включила свет в моей голове. Моё настроение и впрямь в тот миг свернулось в коврик. Помнится, я что-то пробурчал в ответ. Но что именно сейчас уже не припомню. Зачем я сейчас вспомнил всё это? Не знаю. Наверное, за тем чтобы попытаться снова прожить пусть даже только в собственной фантазии, наиболее яркие моменты собственной уже прежней семейной жизни. Один умный человек говорил, что поскольку человеческая жизнь – субстанция, не имеющая по природе своей притязаний на повтор, то сам человек как очаг этого духовно-биологического процесса лишён возможности судить о правильности или ложности спонтанных своих деяний, из которых в сущности жизнь и состоит: каждый раз в нашем распоряжении лишь одна попытка сделать выбор, и ни одного шанса на повтор прецедента. Все-таки жизнь – не лабораторный эксперимент. И всё-таки я бы, наверное, много дал чтобы вернуться на несколько часов назад и всё изменить.Я шёл вперёд и думал, что в сущности моя супруга права, и тогда перед телевизором, и сегодня утром на кухне.

Извини меня читатель я кажется в пылу речи, забыл представиться. Спешу исправится. Меня зовут Носков Алексей Иванович. Мне следовало бы, пожалуй, начать с того, чтобы набросать свой словесный портрет, но как говаривал в подобных ситуациях Иван Бунин, “прежде чем начинать описывать свою жизнь, необходимо прежде всего дать понять читателю в итоге какой жизни я появился на свет. Всё-таки надо же прежде всего сказать если уж не о вселенной, в которой я появился в её известный миг то хотя бы о своей стране”. Но дабы не уходить слишком далеко, я расскажу о том городе в котором я родился и по одной из улиц которого теперь я еду.

Итак, я родился и вырос в Москве. Моё детство прошло среди тенистых тополей нашего района, мороженного за несколько копеек и песен тогда ещё действительно мальчика – сироты Юры Шатунова, а не теперешнего усиленно молодящегося миллионера Юрия Васильевича, усиленно поддерживающего свой имидж сироты. Мои родители были обычными российскими инженерами с утра до вечера пропадавшими на работе. Мать трудилась в каком-то секретном институте. Одном из тех о которых в советскую эпоху никто не говорил в слух, но про которые все и так всё знали из слухов и анекдотов. Отец был заместителем начальника одного из строительных трестов. Я закончил самую обычную советскую школу, в туалетах которой все стены были исписаны нецензурными словами, а завуча ребята боялись больше чем инспектора по делам несовершеннолетних – долговязого пацана-милиционера в плохо сидящей форме. После окончания школы и последовавшей сразу за ней армией моя судьба мало чем отличалась от судеб большинства таких же российских молодых людей.

Одним словом, я по настоянию родителей поступил в один из столичных вузов. Несколько лет я проучился неизвестно как, неизвестно чему и главное неизвестно зачем. До сих пор не понимаю, как мне, не понимавшему того, что писал на доске мой преподаватель на столько, что начни он писать египетскими иероглифами я, клянусь небом, не смог бы найти границу между тем что относится к моему предмету и тем что не относится, удалось все эти годы успешно сдавать зачёты курсовые и экзамены, однако факт остаётся фактом. Правда позже, размышляя над этим я всё же пришёл кое к каким выводам. Возможно секрет заключался в том, что принимали экзамены у нас такие же как мы, испытывающие сочувствие к собратьям по интеллектуальному увечью. Да-да-да, то самое пресловутое яблоко, которое вот уже столько веков никак не откатится от злополучной яблоньки.

После окончания института я работал, вернее делал вид что работаю, на одном из подмосковных предприятий. Но вскоре задули ветры перемен и предприятие моё, воспитавшее не одно поколение преферансистов и виртуозных очковтирателей, благополучно и согласно всем справедливым и не очень законам конкуренции, добродушно, и особо не сопротивляясь, как всё большое и глупое, пошло ко дну.

Несколько последующих лет я позволю себе опустить, тем более что и почти ничего из них я толком не запомнил. Не запомнил скорее всего по тому, что моё сознание, защищая меня, отказывалось запечатлевать творящийся вокруг ужас. Теперь оглядываясь назад я могу сказать с уверенностью, что, пожалуй, всё моё поколение провело это незабываемые для страны годы в каком-то странном наркотическом полусне. В сознание мы пришли благодаря вышедшим в тираж представителям зарубежной, да и нашей попсы. Которые оплаченные вероятно кем-то, кто, справедливо, надо заметить, полагает, что война не закончена, пока с этим не согласился последний солдат, принялись восстанавливать в головах граждан сломанную парадигму минувшей эпохи. И надо сказать они в этом заметно преуспели. Как говорится клин клином вышибают: если джинсы, жвачка, умно поданная через фильмы ложь про свободу смогли в конце концов так взнуздать орды хомо-советикус, что они, не помня себя от радости, с олигофреническим счастьем в глазах, разнесли свою…скажем аккуратно, среду обитания, превратив её сначала в зону выживания, а после постепенно в зону вымирания, то почему не возможен обратный процесс, спросил чей-то пытливый ум. И, о чудо, оказалось, вполне возможен. Несколько трудно проверяемых по причине вечного российского бардака во многих архивах фактов. Несколько прямых подлогов типа “а в союзе образование было бесплатное, или что-нибудь вроде, квартиры давали за просто так”. И всё. И дело в шляпе. И вот уже снова эти же толпы бредут под красными знамёнами. Но прежде чем совать в головы скучные экономические выкладки, нужно создать надёжный фон. Так сказать, тот самый соус, под которым и подадут главное отравленное блюдо. Этот соус и называется парадигма. Вот её то и призваны были создать все эти вышедшие в тираж не первой свежести певцы и актёры.

Я где-то слышал, что у древних кельтов был обычай перед смертью петь умирающему колыбельные песни. Эти затянутые в какие – то странные кожаные предметы туалета, сисястые тёти и полысевшие мужики, изображавшие настоящих мужчин с таким рвением, что ни у кого не оставалось ни малейшего сомнения в том, что они латентные педерасты, каким-то чудесным образом сумели внушить нам, только-что пришедшим в себя бывшим узникам советского лагеря, что если мы и пребывали некогда в лагере, то уж во всяком случае нам достался в том самом лагере не самый плохой барак, а то и место в хлеборезке. Что наша жизнь в той канувшей в небытие стране, не только не была ужасной, но и что уж совсем не поддаётся никакому осмыслению, была довольно комфортной и приятной, и дай Бог всем такой жизни. И что всё последовавшее за её закатом не есть логический и заслуженный финал, а просто происки зарубежных врагов, и прочих глашатаев сионизма, которым удалось столкнуть поезд несущийся на полном ходу в счастливое будущее в предсказанный гением Платонова “Котлован”.

Вот в этом-то мире я и пришёл в себя. Точнее было бы сказать не пришёл в себя поскольку приходить было уже некуда. К окончанию первого десятилетия нового века, я подошёл тридцати пяти летним мужиком, с рано проявившейся лысиной, и уже начинающим отвисать животом (честно пробовал избавиться, не получилось). Не имеющим серьёзного постоянного заработка по причине изложенной выше, зато обладающим огромным количеством претензий.

Теперь дорогой читатель, ты имеешь довольно полное представление о том, кого в моём лице потеряла моя бывшая жена. Правильно: она потеряла одну большую, толстую, облысевшую и некрасивую, проблему. Детей нам с дражайшей супругой Бог так и не дал, хотя говорили мы об этом много. Помнится, как-то в порыве раздражения после очередного воспевания нашего президента я попробовал намекнуть ей о ребёнке решив воспользоваться случаем.

– Хочешь угодить ему я? – кивком головы указал в сторону телевизора – Давай сделаем ребёнка! Вот это был бы подвиг достойный верной дочери своей отчизны.

Логика моей жены оказалась бронебойной.

– Родить одного ребёнка – сказала она не поворачивая головы – это в нашем отечестве совсем не подвиг, дорогой ты мой, а лёгкий ченч в общем майнстриме мастурбаций.

После этого разговора я даже не пытался затрагивать тему детей.

Оксюморон

Подняться наверх