Читать книгу Чернокнижник - Максим Войлошников - Страница 7

Глава 6. О чернокнижии

Оглавление

Эта глава посвящена чернокнижию. Читатель поймет нас, ведь мы должны объяснить, что это такое, прежде чем продвигаться дальше.

Люди с самой незапамятной древности знали, что кроме земного мира существует еще мир иной, отделенный от нашего незримой преградой, некоторые его обитатели могут одним своим видом довести до безумия неподготовленного человека. Этот мир мы называем миром демонов, а в древние времена человек, который склонен был преклоняться перед тем, что грозит ему уничтожением, называл кое-кого из них богами. Однако они не всесильны, тем более в своем мире, подчиняясь его законам, которые отличны от законов нашего вещного мира, но столь же незыблемы. Пытливый человеческий разум издревле искал способ использовать сущности и законы того мира, сопричастные к нашему, пронизывающие его подобно ветру, проходящему сквозь лес и заставляющему шуметь деревья. У некоторых людей такое получалось. Как? Многие не могли этого объяснить, что в конце концов и приводило кое-кого из них ко вполне закономерному концу, какой постигает, например, неумелого морехода, пытающегося оседлать бурю. Мечтою многих долгое время было найти безошибочные способы воздействия на тот мир, но поиски чаще всего велись интуитивно. С развитием общества и знаний, когда появились философия, астрология, алхимия и другие науки, ученые мужи испытали соблазн: помимо законов нашего, вещного мира, изучить и законы того, запрещенного церковью, иерархи которой предпочитали сознательно закрывать глаза, лишь бы не видеть то, что не согласовывалось не только с догмами вероучения, но и со всем опытом человечества.

Вначале этим занятиям всерьез посвящали себя лишь богатые люди, ибо только они могли в те времена подняться над общим уровнем знаний благодаря наилучшему возможному тогда образованию и имевшемуся у них досугу, который все другие должны были отдать рутине борьбы за выживание. Примером тому были лорд-канцлер сэр Френсис Бэкон, или принадлежавший к датской королевской фамилии Тихо Браге, или потомок шотландских королей и русский фельдмаршал Яков Брюс. Особенно это сказывалось в те переломные моменты истории, когда только эти люди имели возможность искать срочно требующиеся человечеству ответы, тогда как остальные были вынуждены просто спасать свою жизнь. С другой стороны, нет сомнений, что их глубокие познания помогали им в подъеме к вершинам власти. Однако по мере медленного продвижения во тьму выяснилось, что с трудом накопленных знаний недостаточно: необходимо еще родиться пригодным к этому делу. Поэтому то, что выходило иногда у невежественных деревенских колдунов, было невозможным, а то и опасным для просвещенных мужей, поднаторевших в изучении мира теней. По-видимому, дело было в некоем сродстве с тем чуждым миром, созвучии с его законами, которое одни по какой-то причине имели, а другие были такового лишены. Именно подобными историями и навеяно средневековое предание «Ученик чародея», в котором рассказано, к каким печальным последствиям приводит использование знаний о законах иного мира человеком, не рожденным для их употребления. Характерно, что предание это родилось в Англии, ученые мужи которой были наиболее последовательны и упорны в постижении тайных законов иного мира, и благодаря мудрому решению короля Генриха VIII, ограничившего свою страну от влияния непримиримой к колдовству католической церкви, заняли высокое положение и обеспечивали всемерную защиту высших государственных интересов.

Судя по всему, это предание навеяно трагической историей французского маршала Жиля де Монморанси-Лаваля, барона де Рэ, сподвижника Жанны д’Арк в борьбе за освобождение страны от англичан. Драматическая гибель Жиля де Рэ, произошедшая от его неспособности укротить темные силы, которые он так неосмотрительно вызвал, наверное, породила волну разговоров в Англии, увязшей в жестокой Столетней войне с Францией. Жиль де Рэ был ярым врагом англичан, и в одном из исторических анналов упоминается о том, что вовсе не случайно в его руки попала роковая рукопись «Epistola de secretis operibus artis et magiae» знаменитого Роджера Бэкона, который умер за полтора века до этого, после чего многие его рукописи были преданы церковному проклятию. Соблазн обратиться к темным силам оказался непреодолимым для промотавшегося на войне аристократа, на что и рассчитывали его английские недоброжелатели…

Впрочем, французы не преминули отплатить англичанам жуткой сказкой «Синяя борода» о правителе, борода которого каждый раз синела, когда он убивал жену. Сказка посвящена то ли почитаемому островитянами веселому королю Генриху VIII, который рубил женам головы, – однако изменение цвета королевской бороды с рыжего на иной свидетелями не упомянуто; то ли союзнику его дочери Елизаветы, русскому царю Ивану IV Грозному, для казни жен избиравшему более разнообразные методы – однако, поскольку он каждый раз удалялся с верными опричниками на всенощную отмаливать грех, то в темноте цветовые превращения его бороды невозможно было заметить.

Одним из основоположников научного чернокнижия, то есть способности осмыслить полученные знания и передать их другим, без сомнения, является римлянин Тит Лукреций Кар, в книге «De rerum natura», а может быть, и в изустных советах которого его старший современник Гай Юлий Цезарь позаимствовал способы, как обезвредить могущественных, но чуждых письменного слова галльских магов – друидов, и без помех завоевать Галлию. Этот впечатляющий урок был по достоинству оценен последующими правителями.

Однако вскоре наступили темные века, когда место вымерших от эпидемий, голода и резни городских умников заняли деревенские, которые ничем не могли обогатить науку, чернокнижие или иные отрасли умственной человеческой деятельности. В эту эпоху существовал даже официальный запрет на обвинения в колдовстве, ибо для тогдашних правителей была очевидна неспособность их подданных к такому делу.

Наконец, очень нескоро, общество вновь достигло того уровня, когда пытливые умы получили опору для деятельности. Были найдены древние манускрипты, открылись возможности совершить новые шаги. Из громких имен того времени можно назвать, к примеру, многомудрого константинопольского патриарха IX века Иоанна VII Грамматика, яркого представителя неоднозначной эпохи иконоборчества – в Византии чернокнижие не поощрялось, но и не подвергалось гонениям. Или перса XI столетия Омара Хайяма с его трактатом «О всеобщности бытия», посвященным многообразным отношениям дэвов и гулей с людьми; а из первых европейских – уроженцев XIII столетия, ибо давление хорошо разработанных церковных догм тормозило развитие темной науки в Европе гораздо сильнее, чем архаичные запреты шариата, – англичанина Роджера Бэкона с его «Secretum Secretorum, Tractatus trium verborum et Speculum Secretorum» и уже упоминавшимся «Epistola de secretis operibus artis et magiae», и шваба Альберта Великого с его алхимическими трудами «Summa de creatures» и «De causis et processu universitatis», а также каталонца Раймонда Луллия, прозванного «doctor illuminatus» за его алхимические опыты. Впрочем, скорее всего, последний был адептом, лишенным главного дара, поскольку смерть в Тунисе от рук исламских фанатиков свидетельствует о его неспособности защитить даже самого себя, не говоря уже о чем-то большем. Однако написанного им при жизни оказалось вполне достаточно для того, чтобы орден доминиканцев, строго следивший за соблюдением догматов, впоследствии бешено сопротивлялся попыткам канонизации его как мученика.

Но именно с некими действиями Луллия или с его преждевременной гибелью некоторые связывают разразившийся в тот же год в Западной Европе Великий голод[5], от которого вымерло до четверти одних горожан, а сколько крестьян – никто не считал. Этот голод, а затем и Великая чума в середине XIV века, когда вымерло еще от трети до половины населения, явили собой страшный вызов, на который не могла не стать ответом величайшая концентрация всех возможных усилий на работе по расширению знаний в области чернокнижия. Но эти события поставили вопрос и о высочайшей ответственности чернокнижников за свои поступки, ибо стало ясно, хоть и столь дорогой ценой, к чему могут привести игры с Гаммельнской дудочкой, заманивающей в город крыс, среди которых обязательно найдутся зверьки, пораженные чумными блохами, кем-то более злокозненным предусмотрительно подсаженными…

С другой стороны, некоторые города чума обошла – и люди сведущие понимали, что это не случайность – было кому об этом позаботиться, и значит, работа там велась небесполезно для общества…

Существовала, правда, еще одна точка зрения на эту ужасную катастрофу, распространенная среди ограниченного круга лиц, наиболее осведомленных. Она утверждала, что значительная часть населения Европы к тому времени была уже заражена редкой африканской болезнью, которая проявлялась в виде необычно участившейся проказы, трахомы и других обычных заболеваний Средневековья. И, в конечном счете, все население Европы должно было вымереть. Таков был замысел восточных колдунов, заразивших этой болезнью участников первых крестовых походов – с целью отомстить и прекратить натиск европейцев на ислам. Но чума, вызревшая на крысах, стекавшихся в города, подобно безжалостному садовнику или хирургу, выполола все хоть сколько-нибудь пораженные организмы. И после чудовищной чистки Европа уцелела… Ученые грядущего, изучая унаследованные от предков свойства организмов современных людей Европы, смогут подтвердить или опровергнуть последнюю версию.

В следующем веке, когда континент только оправился от бедствий, хоть и ценою потери значительной части науки и культуры, на Западе прозвучали имена широко известные, и прежде всего немецкие: баденский уроженец, доктор Иоганн Георг Фауст, которому покровительствовал имперский рыцарь Франц фон Зикенген, друг еще одного колдуна – рыцаря Геца фон Берлихингена по прозвищу «Железная рука»; Генрих Корнелиус Агриппа, с его «De incertitudine et vanitate scientiarum» и «De Occulta Philosophia»; отдаленный потомок франкских воинов и этрусских колдунов Козимо Медичи Старый, основатель могущества флорентийских Медичи, породнившихся с королями; наконец, тайный адепт чернокнижия инквизитор Генрих Крамер Инститорис с его «Malleus Maleficarum», уводящим подозрение от подлинных чернокнижников в сторону слабых и беззащитных женщин, на которых и сосредоточились впоследствии усилия германской инквизиции. Католическая церковь, увы, слишком поздно заметив пагубность этого порождения извращенного ума, внесла книгу в список запрещенных. Наоборот, ее высоко оценили англичане, которые в основном ее и переиздавали.

Ведь именно в Англии родились многие подлинные искатели запретного знания, достойные нового великого XVI века и получившие широкую известность как ученые мужи: Френсис Бэкон с его «Novum idolum»; потомок кельтских друидов, валлиец Джон Ди, подытоживший свои исследования в «Monas hieroglyphica», посвященной геометрической магии; Томас Хэрриот, известный изучением магических начал Нового Света. В Лондоне нашли убежище от гнета папской инквизиции и итальянцы – Джироламо Кардано и Джордано Бруно, последователь Луллия, автор «Lampas triginta statuarum», «Camoeracensis Acrotismus», «De innumerabilibus, immenso, et infigurabili» и множества иных трудов.

Однако и на континенте многие известные деятели Просвещения в том великом веке занимались чернокнижием, более или менее успешно: знаменитый Тихо Браге, двадцать лет проводивший исследования звездных миров в городе-обсерватории Ураниборге на острове у берегов Дании, а затем нашедший прибежище в Праге при дворе германского императора Рудольфа II, покровителя чернокнижия, но и там настигнутый и отравленный новым датским королем, приходившимся ему внебрачным сыном; Герард Меркатор, открывший на поверхности Земли сеть магических меридианов, и другие славные мужи…

Словом, чем дальше развивалась человеческая цивилизация, тем глубже становились знания в области чернокнижия, ибо все новые изобретения помогали исследовать все большие участки непознанного как здесь, так и там, за гранью неназываемого. Но одно правило сохранялось незыблемым: их всегда было очень мало, ибо не часто встречаются в одном человеке и прирожденный талант прикоснуться к потустороннему, и достойное этого дара обучение. Гораздо больше людей, желавших сопричастия, оставались усердными адептами.

Были такие и в славянских странах – например, некий пан Твардовский, обитавший на холме возле древнего королевского Кракова и не подвергавшийся особенным преследованиям в католической Польше.

В России же, напротив, хотя чернокнижником был, например, сам царь Иоанн Грозный, и неслучайно – он был потомком византийских императоров, унаследовавшим их тайны, – державший при себе и одного из опасных адептов своей эпохи – Алоизиуса Бомелия, но признание, дозволявшее предаваться этому занятию безнаказанно, наступило только при Петре Великом, для которого в достижении целей любые средства были хороши…

5

1315–1317 годы.

Чернокнижник

Подняться наверх