Читать книгу Флот Чёрного Ангела: Книга 2. Наследие Гнева - Максим Вячеславович Орлов - Страница 4

Путь к «Сердцу Пустоты» был не просто чередой прыжков. Это было плавание по морю, где вода внезапно становилась густой, как мёд, а невидимые течения могли выбросить корабль за тысячи парсеков от цели.

Гравитационная рябь от взрыва сверхновой превратила обычно стабильные маршруты в хаотичный лабиринт. Азраил шёл первым, его модифицированные сенсоры, настроенные на «мелодию» от Эха, улавливали путь сквозь помехи, как слух музыканта – мелодию сквозь шум толпы.

– Опять трясёт! – проворчал Торч, когда Уриил вышел из очередного прыжка с болезненным скрежетом корпуса. – Мой корабль чувствует себя, как похмельный вульганец после праздника урожая. Всё болит и искры из глаз сыпятся.

– Это не просто турбулентность, – вмешалась Вольская. Её Камаэль был самым чувствительным к пси-возмущениям. – Это… эхо. Отзвук той самой боли. Мы приближаемся. Пространство здесь… помнит страдание.

Она была права. На сканерах обычного флота этот сектор выглядел бы пустым – ни звёзд, ни планет, лишь холодный реликтовый газ. Но «Ангелы» видели больше. Они видели шрамы. Длинные, замысловатые разрывы в самой ткани реальности, словно кто-то гигантскими ножницами вырезал куски вселенной и небрежно склеил обратно. Свет здесь был тусклым, приглушённым, будто проходил сквозь толстое, грязное стекло. А тишина… тишина была абсолютной. Даже фоновый радиошум галактики сюда не доходил.

– «Сердце Пустоты», – мысленно произнёс Елисей, изучая данные. – Это не место. Это состояние. Область пространства, стабилизированная волей «Хранителя». Он не просто живёт здесь. Он удерживает эту пустоту от распада. Или от чего-то другого.

– Обнадеживающе, – сухо прокомментировал Рагуил. – Мы направляемся к существу, чья сила способна формировать реальность, и которое, согласно полученным данным, питает к нам врождённую ненависть. Тактическая оценка ситуации: критическая.

– Спасибо, что просветил, – огрызнулся Торч. – А я-то думал, мы на пикник собрались.

Внезапно все корабли разом дрогнули. Не от гравитационной волны. От пси-импульса. Он был не криком боли, как у Эха, и не яростью пробуждения. Он был… вопросом. Единым, чистым, беззвучным вопрошанием, вбитым прямо в сознание: «ЗАЧЕМ?»

Вопрос сопровождался всплеском образов: они сами, «Ангелы», но увиденные словно со стороны, как уродливые кентавры из плоти и металла; Морвин, проводящий скальпелем по светящейся плоти; станция «Геенна» в момент взрыва; лицо Лики Мартеновой с пустыми глазами.

– Это… он сканирует наши воспоминания, – сдавленно сказала Вольская. – Без спроса. Это вторжение.

Елисей почувствовал, как его защитные ментальные барьеры, выстроенные за месяцы симбиоза, затрещали под напором. Хранитель Боли не атаковал.

Он изучал. С холодным, безжалостным любопытством хирурга, вскрывающего труп.

– Азраил! Блокируй канал! – приказал он.

«Попытка… не удаётся. Сигнал проходит не через коммуникации. Через органическую составляющую. Он обращается напрямую к той части нас, что принадлежит им. Отключить невозможно. Можно только… ответить».

– Тогда отвечу, – сквозь стиснутые зубы прошептал Елисей и сосредоточился. Он не стал выстраивать слова. Он собрал в единый сгусток всё, что было у него за душой: целеустремлённость капитана, отчаяние узника, ярость преданного солдата и тихую, неугасимую надежду искупителя. И выпустил это навстречу вопрошающему присутствию.

Тишина длилась несколько долгих минут. Потом пришёл новый импульс. Не образ. Чувство. Что-то вроде… ледяного удивления, смешанного с брезгливым интересом.

«В вас есть искра Иного. Не только Боль. И… страх. Страх стать таким, как Тот-Кто-Режет (Морвин). Любопытно».

И затем – координаты. Не просто точка. Точный маршрут, серия гравитационных аномалий, которые нужно пройти, как ключи в замке. Ворота открывались.

– Он… приглашает? – недоверчиво спросила Вольская.

– Или заманивает в ловушку, – тут же отозвался **Рагуил**. – Вероятность ловушки: 78%.

– Но альтернативы у нас нет, – сказал Елисей. – Идём.

Флот двинулся по указанному пути. Это было похоже на прохождение через кристалл. Пространство вокруг искривилось, преломилось, и они увидели то, что было скрыто.

Сердце Пустоты оказалось не планетой и не станцией. Это была конструкция, но созданная не руками.

Гигантская, ажурная сфера, сплетённая из застывшего света и тёмной материи. Она висела в абсолютном вакууме, и от неё расходились тончайшие нити, уходящие в разрывы реальности – словно она была пауком в центре паутины, заделывающим дыры в мироздании. Внутри сферы, в её самом центре, пульсировало тусклое, ровное сияние – сам Хранитель.

Корабли замерли на почтительном расстоянии. Даже Торч не нашёлся, что сказать. Величие и печаль этого места давили сильнее любой угрозы.

– Кажется, мы пришли, – тихо произнёс Елисей.

И в этот момент, словно дождавшись их полной концентрации на главной цели, Вселенная напомнила о себе.

Где-то на полпути между ними и окраинами цивилизации Кел'Таар

Флотилия имперских дозорных кораблей, патрулирующая новые границы после стычек с неопознанными аномалиями («Создателями»), попала в хвост блуждающей гравитационной волны от нейтронной звезды.

Волна была слабой, но она принесла с собой метеоритный рой – обломки древней планеты, разорванной приливными силами. Тысячи камней размером с гору обрушились на патруль. Два корабля были уничтожены мгновенно, ещё один тяжело повреждён.

Капитан уцелевшего фрегата отправил в эфир паническое сообщение о «необъявленном нападении неизвестным оружием», прежде чем ему приказали замолчать. Но сигнал ушёл. И был перехвачен.

На борту флагманского «Архитектора» в секретной точке сборки

Морвин изучал этот перехваченный сигнал. Не сам доклад о метеоритах, а фоновые данные. Сканеры искажённого пространства, спектральный анализ обломков… и едва уловимое, но знакомое эхо биосигнатуры. Совпадение с профилем Елисея Ветринского – 41%. Слишком много для случайности.

– Они там, – тихо сказал он своему новому помощнику, молодому амбициозному учёному, заменившему Соренко. – В Пустошах. Рядом с аномалией. Увеличьте мощность сканеров. Направьте все доступные «Архитекторы» на прочесывание того сектора. И приготовьте к запуску «Корректор». Возможно, пора провести полевые испытания на более… устойчивом образце.

Вернуться к «Сердцу Пустоты»

Из сферы не вышло существо. Сфера сама изменилась. Часть её поверхности стала прозрачной, и они увидели Хранителя Боли. Это не было телом в привычном смысле. Это был узел. Переплетение светящихся линий, энергетических потоков и сгустков чистой информации. Он напоминал нейронную сеть вселенского масштаба. И от него исходило такое всепонимающее, всевидящее спокойствие, что было страшнее любой ярости.

Голос зазвучал не в эфире, а в самой основе реальности вокруг них. Он был тихим, но каждый слог отдавался вибрацией в корпусах кораблей.

«Вы пришли. Носители Противоречия. В вас борются две песни: грубая, короткая песня плоти-металла, и тихий, искажённый плач нашей плоти. Зачем вы приносите эту дисгармонию в мою тишину?»

Елисей снова открыл канал, на этот раз зная, что слова бесполезны.

– Мы принесли не только дисгармонию. Мы принесли предупреждение. И просьбу.

Он выложил всё. Не только свои воспоминания, но и данные с «Геенны» о проекте «Серафим», образы «Архитекторов» Морвина, холодную логику Рагуила, отчаянную ярость Торча, научный интерес Вольской. Он показал не себя одного, а всю свою судьбу – изуродованную, дисгармоничную, но живую.

Тишина после этой передачи была долгой. Казалось, сама пустота затаила дыхание.

«Тот-Кто-Режет… хочет не просто украсть нашу песню. Он хочет дирижировать ею. Сделать инструмент из певца. Это… новое. Отвратительное».

В голосе Хранителя впервые появился оттенок, который можно было принять за эмоцию: глубокое, философское отвращение

– Он уже близко к успеху, – мысленно сказал Елисей. – Его машины летают. Он ищет нас. Ищет вас. Чтобы завершить свою симфонию контроля.

«Контроль… над песнью? – Хранитель, казалось, размышлял. — Это всё равно что пытаться контролировать дыхание вселенной. Безумие. Но опасное безумие. Оно привлекает внимание… Древнейшего».

– Древнейшего?

«Того, от чьего сна мы когда-то бежали. Чья пустота противоположна нашей песне. Пробуждение столь грубого диссонанса (Морвин, его машины)… может разбудить и Его. И тогда петь будет некому. Вообще».

Елисей почувствовал ледяную полосу страха. Это было больше, чем война рас. Это была экзистенциальная угроза.

– Что делать?

«Вы – ключ. И болезнь, и возможное лекарство. Вы связаны с Тем-Кто-Режет через свою созданную природу. Вы чувствуете его машины. Вы можете… найти источник его контроля. «Изначальный Ритм», который он украл и переврал, живёт в вас, искажённый, но живой. Его можно использовать, чтобы найти и… перехватить».

– Вы предлагаете нам быть приманкой? – мысленно спросил Елисей.

«Я предлагаю вам стать охотниками. Чтобы спасти свою песню (какой бы уродливой она ни была) и, возможно, нашу. Но путь будет через боль. Чтобы активировать Ритм для поиска, вам нужно будет… погрузиться в самую глубокую боль, что носят в себе ваши корабли. В память о расчленении. Выдержит ли ваша «искра Иного» это погружение?»

Елисей посмотрел на свои руки – на панели управления. Он думал о Торче, который мог сгореть в своей ярости. О Вольской, которая могла сломаться от сочувствия. О холодном разуме **Рагуила**, который мог просто отключиться. О себе, балансирующем на грани.

– А если мы не выдержим?

«Тогда вы станете тем, чего боитесь. Безумными голосами в ночи, разносящими только боль. И мне придётся… устранить диссонанс».

В сфере чуть ярче вспыхнуло центральное сияние. Это не была угроза. Это было обещание. Хранитель Боли был санитаром вселенной. И если рана нагнаивалась, её вырезали.

– Нам нужно посовещаться, – сказал Елисей.

«У вас есть время, измеряемое циклами вращения далёкой звезды. Потом я должен буду продолжить свою работу. Тишина не ждёт».

Связь прервалась. Флот «Ангелов» остался висеть перед гигантской, молчаливой сферой, в центре которой пульсировала судьба, возможно, всей разумной жизни. А в эфире, на самой границе их восприятия, уже маячили искажённые сигналы – первые «Архитекторы» Морвина, как слепые щупальца, начавшие прощупывать Пустоту.

И где-то в абсолютной дали, за гранью любых измерений, которые могли постичь «Создатели», Древнейший во сне пошевелился. Его сон был не из света и песен. Он был из тишины, которая поглощает звук. И новый, грубый, насильственный диссонанс в галактике был для него… интересен.