Читать книгу Апофиз: хроники черноты. Книга первая: Система карантина - Максим Вячеславович Орлов - Страница 2

Капитан Илья Воронов стоял на мостике «Апофиза», и тишина давила на барабанные перепонки сильнее, чем любое давление. Это была тишина не покоя, а паралича. Стоячего трупа трехсот тысяч тонн, застывшего на орбите космического исполина.

Аварийные огни больше не мигали. Их перевели в режим тусклого, ровного горения, чтобы экономить заряд батарей. Кровавое освещение сменилось бледно-синим, морозным сиянием аварийных LED-панелей. Оно отбрасывало длинные, искаженные тени от консолей, превращая знакомый мостик в пещеру из ледяного камня. Воздух пахло смесью озона, сожженной изоляцией и… чем-то еще. Можно сказать слабым, едва уловимым запахом озона и статики, будто после грозы, но гроза эта бушевала в другом измерении.

Они все были здесь. Живые. На вид.

Справа от него, у главного пилотского кокона, замерла Светлана Солярис. Ее пальцы порхали над темными сенсорными панелями, будто пытаясь нащупать пульс у спящего зверя. На ее обычно оживленном, остром лице – каменная маска концентрации. Лишь тонкая вертикальная морщинка между бровей выдавала титаническое усилие.

– Итоговый диагноз, Светлана, – произнес Воронов, и его голос прозвучал непривычно громко в этой гробовой тишине. Он сознательно избегал шепота. Шепот был уместен в склепе. Они были в ловушке, но не мертвы.

– «Апофиз» в коме, капитан, – ответила она, не отрываясь от экранов. Голос ровный, техничный, но Воронов знал ее достаточно долго, чтобы уловить ледяную струйку шока под поверхностью. – Варп-двигатель… его нет. Не поврежден, не отключен. Его *просто нет* в диагностической сети. Физически блок на месте, но с точки зрения корабельного «мозга» – пустота. Аномалия вырвала его из контура реальности, оставив… призрак.

Она сделала паузу, проглотив ком.

– Импульсные двигатели на 40%. Плазменные катализаторы треснуты. Мы можем маневрировать в пределах системы, но это будет медленно и болезненно. Оружейные массивы: лазерные эмиттеры выжжены изнутри, ракетные шахты… Компьютер показывает, что они заполнены битым сигналом и органическими помехами. Мы беззубы, Илья.

Слово «беззубы» повисло в воздухе, тяжелое и влажное.

Слева, за консолью научного отдела, копошился Артём Мыслин. Он выглядел, как голодный дух, вынырнувший из недр библиотеки. Бледный, в мятом халате поверх комбеза, с горящими в глубоких глазницах угольками. Он не слушал доклад о смерти оружия. Его взгляд был прикован к главному обзору, где медленно плыла тусклая полоса газового гиганта и сфера четвертой планеты – того самого «Элизиума», бывшей «Утопии».

– Смотрите, – прошептал он, и в его шёпоте была такая жадность, что Воронова передернуло. – Видите спектральный анализ атмосферы? Следы термоядерных зарядов полуторавековой давности… нет, не войны. Точечные, хирургические удары по инфраструктуре. Кто-то не просто уничтожил колонию. Кто-то *стерилизовал* её связь с космосом. И жизнь… биосигнатуры примитивны, рассредоточены. Деградация. Или регресс. Целенаправленный.

– Нас это волнует во вторую очередь, доктор, – раздался резкий, металлический голос у входа на мостик.

Глеб Береговой опирался на косяк, его массивная фигура в бронежилете поверх комбеза заполняла проем. Киберимплант, заменявший ему левую глазницу и часть черепа, тускло светился синим в полумраке. Его живой глаз, холодный и плоский, как у змеи, скользнул по Солярис, задержался на Мыслине с нескрываемым презрением и уставился на Воронова.

– Первоочередное – выживание. У нас ограниченный запас энергии, воздуха на регенерацию и пищи в гидропонике. Мы в системе с отметкой «Абсолютный карантин». Мы не знаем, что выжгло оружие и двигатель. Мы знаем, что колония там мертва или сошла с ума. Логика говорит: собрать что можно, починить импульсники на минимум и попытаться выбросить сигнал бедствия за пределы системы. В надежде, что его кто-то услышит раньше, чем *это* – он кивнул в иллюминатор, в сторону всепоглощающей Черноты, – услышит нас.

– Выбросить сигнал – значит указать на себя всему, что может быть в этой Черноте, – парировала Солярис, наконец оторвавшись от консоли. – Наши передатчики повреждены. Сигнал будет слабым, пульсирующим… как свеча на болоте. Он привлечет всякую ночную живность.

– А сидеть здесь, как бурильщик на устрице, – это по-вашему лучше? – Береговой сделал шаг внутрь, и его броня тихо скрипнула. – Мы – кусок мяса в вакууме, Глеб. Мягкий, сочный. Каждый час здесь – риск.

Воронов наблюдал за ними, ощущая старую, знакомую тяжесть в груди. Диспетчер и солдат. Мечтатель и прагматик. И он – буфер между ними. Капитан.

– Твоя оценка запасов, Глеб? – спросил он нейтрально.

– При жесткой экономии: три недели. Месяц – на пределе. Регенераторы воздуха барахлят, фильтры забиваются непонятной углеродной взвесью. Её в атмосфере корабля становится больше.

– Взвесь? – встрепенулся Мыслин. – Дайте мне образцы!

– Позже, доктор, – оборвал его Воронов. Он подошел к центральному голографу, который теперь показывал лишь статичную, мертвую карту системы Тау Бета-2. Четыре планеты. Газовый гигант, две каменистых, одна в зоне обитаемости – «Элизиум». – Предложения по действиям? Кроме пассивного ожидания.

– Рискнуть сканировать на полную мощность, – сказала Солярис. – Запустить все surviving сенсоры. Не для связи, а для картирования. Найти аномалию, которая нас сюда затянула. Может, это не просто дыра. Может, это… дверь. Или щель. Через которую можно протиснуться обратно.

– Безумие, – хмыкнул Береговой. – Ты хочешь снова сунуть палку в это гнездо?

– Я хочу *понять*, – огрызнулась она. – Чтобы не тыкать палку вслепую потом!

– Четвертая планета, – тихо, но четко произнес Мыслин. Все обернулись к нему. Он смотрел на голую, безжизненную карту, но видел, видимо, нечто большее. – Колония «Утопия» была оснащена по последнему слову техники своего времени. У них были квантовые накопители, заводы по ресайклингу, запасы гелия-3 для термоядерных реакторов. Если даже их социум пал, *руины* могут говорить. В них могут быть запчасти. Данные. Ответы. Риск спуститься на планету ниже, чем оставаться здесь, на орбите, мишенью.

– Риск заражения, – буркнул Береговой. – Пси-всплеск в архивах – не просто слова. Что-то там съело их разум. Может, это еще живо.

– А может, они сами себя съели от страха перед тем, чего не понимали, – сказал Мыслин. – Страх – не аргумент для науки. Это помеха.

Между ними снова натянулась невидимая струна. Воронов видел цифры на краю голографа. Запасы. Проценты мощности. Вероятности, высчитанные мертвым компьютером, который не учитывал главного – ту самую Черноту, которая была больше, чем пустота.

Он принял решение. Так, как делал всегда. Взвесив безвыходность и выбрав меньшее из зол, которое хотя бы было действием.

– Вот что мы сделаем, – сказал он, и в его голосе снова зазвучала сталь, та самая, что держала корабль и экипаж все эти годы. – Светлана, запускай глубокое сканирование системы. Пассивными массивами. Ищешь любые энергетические всплески, гравитационные искажения, когерентное излучение. Все, что не является фоновым шумом. Но без активного зондирования. Мы не зажигаем свечу. Пока.

– Есть, – кивнула она, и пальцы снова ожили над панелями.

– Глеб, готовь спасательный отряд и скафандры с усиленной биологической и псионической изоляцией. Допускаю, что доктор прав насчет страха. Допускаю, что он неправ. Будем готовы ко всему. Проверь весь мелкий арсенал – рейлганы, импульсные винтовки. Что работает – берем.

Береговой молча кивнул, его лицо не выразило ничего, кроме готовности выполнить приказ.

– Артём, – Воронов повернулся к ученому. – Ты получишь все данные сканирования планеты. Ищешь не города. Ищешь источники энергии, индустриальные сигнатуры, места падения крупных объектов. Нам нужен склад, а не музей. И приготовь набор для полевого анализа этой… твоей углеродной взвеси.

Мыслин засветился изнутри, как ребенок, получивший новый инструмент.

– Мы идем вниз? – спросил он, и голос его дрогнул.

– Мы идем вниз, – подтвердил Воронов. – На «Элизиум». Мы – не исследовательская миссия Конфедерации. Мы – команда по выживанию на тонущем корабле. И эта планета – наш ближайший спасательный плот. Наполненный неизвестностью, да. Но альтернатива – медленное угасание здесь, под взглядом этой… Черноты.

Он посмотрел в главный иллюминатор. Та самая Чернота, густая и беззвездная, по-прежнему лежала за стеклом. Но теперь, приняв решение, Воронов ощутил не просто ее давящее присутствие. Он ощутил *взаимность*. Будто его решение было замечено. Будто тихий, беззвучный механизм где-то в глубине космоса, в нарушенной реальности Тау Беты-2, сдвинулся на одну позицию.

– Приводите корабль в минимальную боеготовность, какие бы то ни была, – сказал он, уже обращаясь ко всем. – Мы начинаем операцию «Плот». Через двенадцать часов – первый спуск на планету. До тех пор – отдых, проверка снаряжения. И… будьте настороже. Корабль ведет себя странно. И не только корабль.

Он не стал уточнять, что имел в виду. Но Солярис, почувствовавшая искажение пространства, и Береговой, чей имплант иногда выдавал статику там, где ее не должно быть, и Мыслин, видевший узоры в случайном шуме сенсоров, – все они поняли.

Они были не одни на этом мертвом корабле, в этой мертвой системе. Что-то было с ними. Что-то, для чего у них не было названия. Пока что.

Операция по выживанию началась. И первый ее враг был не снаружи. Он был внутри – это был страх, растекшийся по стальным нервам «Апофиза» и биологическим нервам его экипажа. С ним-то и предстояло сразиться в первую очередь.