Читать книгу Чистосередечное признание, или Птицы не умирают - Мара Паулини - Страница 8

Развитие России в последнее десятилетие двадцатого века сопровождалось целым рядом всевозможных выборов и референдумов, в которых завод участвовал в качестве одного крупнейших в городе избирательных участков. Постоянную избирательную комиссию, возглавляемую одним из заместителей директора, сформировали из оставшихся после сокращения кадров бывших санитарок, положительно зарекомендовавших себя когда-то при защите чести завода на городских соревнованиях по гражданской обороне. Рассчитывалось, видимо, на то, что и теперь, в условиях, приближенных к боевым, они тоже не подведут. Технология организации и проведения первых выборов шокировала всех рядовых членов заводской избирательной комиссии, но попытки отказов от участия в последующих подобных мероприятиях пресекались на корню с угрозой увольнения. Перечить никто не рисковал: никакой профсоюз не бросился бы спасать смельчака, для которого в случае такого увольнения с завода пропадала любая возможность найти в городе хоть какую-нибудь работу, и приличным дамам пришлось взять грех на душу.

Вся процедура любых выборов внешне выглядела безукоризненно и проходила с соблюдением всех юридических тонкостей. Скрупулезно составлялись списки избирателей, которые приходилось уточнять, обегая вечерами квартиры многочисленных жилых домов. Члены избирательной комиссии по очереди дежурили на избирательном участке, чтобы обеспечить особой категории избирателей возможность досрочного голосования. И вся эта работа постоянно контролировалась представителями администрации города. А к выборам президента России готовились особенно тщательно, и возможность участия в них в качестве члена избирательной комиссии расценивалась как великая честь и исключительное доверие.

Самой трудоемкой операцией любых выборов оказалось их проведение по месту жительства пожилых, инвалидов и больных. Она начиналась ближе к вечеру, когда основной поток избирателей редел, и сопровождала основную церемонию, проходящую на избирательном участке. Бригада из нескольких членов избирательной комиссии, вооружившись набором необходимых бланков и небольшой урной, обходила квартиры в соответствие с заранее составленным списком.

Процедура утомляла не столько физически, хотя побегать приходилось изрядно, сколько морально. Перед глазами молодых мам разварачивались истории самых несчастных, «обиженных и оскорблённых», и любая из них могла со временем, оказавшись вдруг в подобных обстоятельствах, переживать нечто подобное.

С некоторыми из пожилых избирателей члены комиссии были знакомы по предыдущим выборам, и от одних выслушивали рассказы о насущных проблемах уже не первый раз, а от других – подробности новых. Для стариков это мероприятие стало одной из дополнительных возможностей редкого общения, и они не торопились опускать избирательный бюллетень в урну, не наговорившись со спешащими официальными лицами.

В одном из покосившихся домишек на окраине города женщины долго не могли достучаться до уже знакомых пенсионеров, а когда наконец проникли внутрь, узнали, почему. Пожилым супругам было не до выборов: они только что вернулись из соседнего города, где похоронили единственного сына-наркомана. Им предстояло доживать свой век с чувством полной бессмысленности существования и сознанием того, что их сын гораздо раньше их самих поторопился освободиться от земной ноши.

В квартире капитального дома, которую молодой мужчина получил в качестве компенсации за приобретенную на производстве инвалидность, ничего не изменилось. Попавший на ремонтируемом объекте под высокое напряжение, которое предварительно забыли отключить, он потерял почти половину сгоревшего тела. Парик скрывал деформированный лысый череп, собранный из собственных осколков и металлических пластин. Парень чудом остался жив, и закономерно не проявлял никакого интереса к навязываемой процедуре, которая угнетала членов комиссии не меньше.

Им пришлось задержаться у ещё не старой женщины, которая, как обычно, не торопилась выполнить свой священный долг. Её однокомнатную квартиру, располагавшуюся на первом этаже, члены комиссии посещали одной из последних, когда сил для беготни по ступеням многоэтажных домов уже не оставалось, и знали о проблемах хозяйки. Ничего не изменилось и в этом душном, наполненном запахами тления и разложения, доме после предыдущих выборов: те же мутные, годами немытые стекла окон, тот же набор развалившейся старой мебели и на одной из кроватей – обросший взрослый мужчина. Он уже несколько десятилетий неподвижно проживал свою виртуальную жизнь, далекую от реальной земной, и никак не реагировал не только на приход гостей, но и ни на что другое, происходящее вокруг.

Женщина обрадовано засуетилась и в очередной раз стала рассказывать одну и ту же историю о сыне-инвалиде, о том, что благодаря своим бывшим начальникам, которых вспомнила всех поименно, она получила эту квартиру. Хозяйка говорила без умолку и очень быстро, боясь пропустить что-то очень важное, и на стол, сопровождая рассказы, традиционно посыпались почетные грамоты и памятные значки, полученные когда-то передовой работницей. Временами женщина прерывала свои рассказы, чтобы метнуться к сыну, как будто для того, чтобы проверить, не готов ли он подняться и поучаствовать в разговоре.

– Это мой сынок, он сейчас болеет, – пояснила она.

– А я вот баночки помыла к пасхе, – показала она на перевернутые для сушки стеклянные банки разных емкостей, составленные на столе.

Какое отношение эти банки имели к пасхе, было непонятно, но начинать разговор ещё и на эту тему было опасно, и слушатели послушно закивали. То был образец одного из самых страшных образцов тотального, безнадежного одиночества, и Карина с ужасом представляла себе дальнейшее развитие событий, когда безутешная мать вынуждена будет доживать свой век в тех же обстоятельствах.

Она возвращалась с плановой процедуры, как из преисподни, полностью опустошенная и обессиленная, с единственным желанием поскорее освободиться от тяжелых бальных туфель Маргариты, но основное сатанинское пиршество ждало её впереди.