Читать книгу Эрис. Фила всадников - Марат Байпаков - Страница 2

Фила всадников

Оглавление

…так луна розоперстая,

поднимаясь с заходом

солнца, блеском

превосходит все звёзды…1

Сапфо

450 г. до н. э. Сицилия. Сиракузы. Бунт худых под предводительством Тиндарида


– Агесилай, герой Гимеры, прости, надо покинуть город. Не остановим бунт. Не справимся. Силы не равны. Худых больше, чем нас, в несколько раз. У нас есть корабли, торговые и боевые, мы ещё сможем уплыть… – Говоря горько-печальные слова, степенный муж не смотрит в глаза командиру, сжимает руками смятый бронзовый шлем. Кровавое утро бунта вот-вот обернётся жарким полднем.

– Полидам, за подмогой бежать? – Седой сухой старик, в таких почтенных годах, что и смерть забыла о нём, обеими руками, нежно, по-матерински, сжимает щёки степенного мужа. Тёплые шершавые ладони… – В соседние полисы предлагаешь обратиться? Соседи-то, конечно, посочувствуют нам. Может быть, и помогут, проявив сострадание, добрые соседи, а может, и нет. Вот только что станется с теми, кто осаждён сейчас в Ортигии, пока мы, беглецы, будем на коленях вымаливать поддержку? Сколько наши продержатся? Посмотри, Полидам, на мост: четверть Ортигии уже захвачено. Над домами гаморов дым! Над моим домом тоже серый дым. Над твоим, Полидам, такой же тёмный. Жарят человечину, изверги? Наверное, нам с тобой, Полидам, уже и некого из родных спасать! Пришло время нам с тобой искать отмщение?

Полидам стискивает до хруста зубы, лицо искажает гримаса боли, из глаз текут слёзы. Старик обводит взглядом совет воинов.

– Мужи! Гаморы! Граждане полиса! Кто подобное с горя надумал? Отправиться в изгнание? Как наши отцы с протянутыми руками подались к тирану… – (Никто из трёх десятков гаморов не поднял правых рук с оружием. Вокруг совета на агоре2 Ахрадины тысяча мужчин разных возрастов в окровавленных изорванных одеждах, среди них и совсем ещё подростки.) – Тиранов уже нет на Сицилии. В тот прошлый раз тиран многое взял в оплату от отцов. Привёл бродяг-поселенцев. Навязал нам своих соратников. Вот так среди нас и появились новые, уже пришлые от тирана бунтари. Гаморы, граждане Сиракуз, гордость – наше сокровище! Не покинем город! Есть возможность подавить бунт.

Установилась тишина. Агесилай прижимает к груди трясущуюся в немых стенаниях голову степенного мужа. Полидам рыдает как ребёнок. Старик молча вытирает ладонями слёзы мужа, утратившего семью. Среди хмурых, отчаявшихся людей, сжимающих оружие, незримо поселяется надежда на спасение. Взгляды мужчин сходятся на известном герое давней битвы с Карфагеном. Старик поднимает высоко правую руку, вполголоса озвучивает обдуманную военную хитрость:

– Бросим богатую агору. Как кусок мяса, бросим винные склады голодным псам. Пусть пьют наше лучшее вино. Пусть едят нашу сочную пшеницу. Пусть грабят лавки и рынки. Бросим и корабли. Не будем искать спасения в море. Море не поможет нам! Богатая Ахрадина в раскол на нас не пошла. Среди бунтовщиков нет и жителей Тихе. Вы заметили? Нищий Тихе не поддержал мятеж. Почему? Потому, что пришлые бродяги из кварталов Теменитес много возомнили о себе. Злой Тихе должен быть с нами. Нищий и гордый Тихе – наша последняя надежда. Будем пробиваться из окружения к его кварталам.

Седой старик повернулся на юг, указуя вытянутой рукой на Ортигию:

– Мятежники поджидают нас главными силами на мосту в Ортигии. Пусть там и ждут. Пробьёмся к Тихе и вооружим бедноту Сиракуз! Тогда силы сравняются. Войдём в союз с Тихе! Совместными отрядами атакуем Ортигию. С Тихе и одолеем бунт, оттуда пошлём гонца в Гелу. Быть может, великодушная Гела нам поможет гоплитами или наёмниками. Но даже если и щедрая Гела выступит на подмогу, нам не увидеть помощи раньше чем до вечерних сумерек.

Рискованный план войны принят единогласно: не только командиры вздымают оружие – тысяча храбрецов, осаждённых в агоре Ахрадины, одобряют задумку седого старика.

– Агесилай, скрытно разберём стены агоры, проделаем подкопы? Выйдем тайно в тыл осаждающим? И с обеих сторон поднажмём на предателей? – Коренастый муж с перебитым носом кивает головой, обмотанной окровавленной тряпицей, на дальние дома Ахрадины, примыкающие к агоре. Седой старик, ставший негласным стратегом осаждённых сограждан, кивает утвердительно.

– Хирисоф, возьми добровольцев, копай лазы. – Замотанная в тряпки голова исчезает в рядах отряда на агоре. Вскоре три десятка подростков устремляются вслед за Хирисофом к лавкам домашних инструментов.

– Всяк, кто может нести груз, пусть возьмёт оружие для Тихе. – Старик отыскивает глазами несколько десятков угрюмых, злых, полунагих женщин, примкнувших к обороне агоры.

– Мои рабы готовы сражаться за полис. Могу их вооружить? – Долговязый, ссутулившийся мужчина лет тридцати пяти, чёрный лицом, густо измазанный скорбной сажей, держит за руки двоих крепких юношей, выходцев из карфагенской Ливии.

– Деркелид дорогой, твоим смелым рабам дадим свободу за содействие полису. Всяким рабам дадим свободу, не только твоим. – Седой старик-стратег гордо поднимает голову. Хлопает по загорелым плечам рабов-ливийцев. В руки хищно улыбающихся юношей ложатся тяжёлые бронзовые топоры дровосеков. – Если погибнете в бою, найдём и похороним с почестями, у храма, как свободных, сложим погребальные костры для вас! Возьмите парадное оружие в моём торговом корабле. Проданный товар для богачей Сибариса. Сибарис подождёт.

Таких «содействующих» мужчин с напрасно пустующими мозолистыми руками на агоре Ахрадины добрых пять сотен. Среди них, таких не похожих друг на друга выходцев из Карфагена, Этрурии, кельтов, италийцев, – надсмотрщики над рабами невольничьего рынка, непроданные рабы, государственные рабы-полицейские, гончары-мастеровые, столяры верфи, пекари и повара съестных лавок при агоре. Несвободные и не помышляют о побеге к бунтовщикам. У каждого раба веские причины личного свойства остаться верными прежнему порядку.

Пять сотен «освобождённых», вооружённых богато декорированным оружием (предназначавшимся для Сибариса), занимают свои места в отрядах граждан, обороняющих агору. Отряды скрытно расходятся по периметру стен агоры. У холодных, в солнечном блеске бронзы, статуй богов, что в центре агоры Ахрадины, остаются старик и два десятка женщин-доброволиц при тяжёлых сумках с оружием. В руках седого стратега осаждённых короткая медная труба в виде массивного рога, закрученного спиралью. Сигнальная корабельная труба – единственное оружие и знак командного отличия.

Вино мщения, настоянное на отчаянии осаждённых, придаёт силы подросткам Деркелида. Два коротких подкопа прорыты ещё до полудня. Их выход – в комнатах богатого дома Ахрадины. Хозяин дома в тяжёлой гоплитской кирасе, в шлеме и при оружии, с перепуганными домочадцами, радостно-молча приветствует грязных мужчин из лаза. Целует, стискивает в объятиях. Дом принимает сотню нежданных гостей. Те стряхивают землю на мозаику пола, оставляют следы во внутреннем дворике, бесшумно выстраиваются в три боевые колонны. Ворота дома Ахрадины тихо приоткрываются (петли хорошо смазаны). Бронза ксифосов, секир, кинжалов поблёскивает за воротами.

Крепостная стена, выходящая к прямой улице на Тихе, частично разобрана, подкопана, едва заметно накренена в сторону улицы и укреплена деревянными подпорками. Осаждающие приходят в движение. За стенами агоры слышно бряцание оружия, команды строиться, возбуждённо-радостные крики. Бунтовщики готовятся к решающему штурму агоры и не скрывают приготовлений. Похоже, никто из мятежников не сомневается в близкой и полной победе.

Старик слушает доклад трёх командиров, что-то шепчет сидящим женщинам. Женщины встают, вскидывают сумки с оружием на плечи. Медная труба седого героя Гимеры издаёт протяжный вой. Песня сигнальной корабельной трубы чарующей силой поднимается к полуденному солнцу Сицилии. Безмятежные редкие облака ранней весны удивлённо замирают, с любопытством всматриваясь в происходящее под ними.

Невысокая крепостная стена агоры Ахрадины с жутким звуком рушится. Тяжёлые известняковые блоки падают на толпы осаждающих. Раздаётся хруст костей и дерева, перестук раскалывающихся камней, за ними следуют истошные стоны, богомерзкие проклятия, отборная ругань. Густая розово-серая завеса пыли накрывает улицу. В хаосе происходящего бунтовщики не видят широко раскрытых ворот богатого дома Ахрадины. Три колонны воинов незамеченными покидают убежище. Со стен агоры на головы враждебных отрядов исступлённым потоком сыплются острые камни. Осаждённые устремляются в образовавшийся проём. Вылазка во спасение началась.

Три атакующие колонны с безумным рёвом «А-ля-ля! Эниалий!»3 яростно обрушиваются в тыл смятённых бунтовщиков. Несколько сотен вооружённых людей, готовившихся к штурму, растеряли свою решимость. Штурмовые лестницы, таран-бревно напротив ворот агоры становятся ненужной обузой. Мятежники не успевают опомниться, паника овладевает ими. В короткий момент неожиданный бой на улице Ахрадины обращается в кровавую резню. Отряды осаждающих с обеих сторон стискивают мятущихся в ужасе бунтовщиков. Бронза в руках атакующих сеет смерть. Удары приходятся в шеи, спины, бока, вопящие рты.

Мощёная улица, предназначенная для парадных шествий, залита кровью, завалена телами раненых и убитых. Крови так много, что горячий багровый ручей ищет дорогу к спокойному морю… Крики, шум сражения привлекают внимание других отрядов мятежников, что штурмуют баррикады на улицах Ортигии. Бунтовщики прекращают битву на острове, отступают с баррикад и собираются толпами на занятых башнях.

– Что там происходит?

– Откуда взялся туман?

– Штурм?

– Бой на улице Ахрадины?

– Кто кого? – слышны тревожные голоса бунтовщиков с захваченных башен акрополя Ортигии.

Но даже с башен не разглядеть, что происходит в глубине улиц Ахрадины. Видна только густая призрачная пелена, но и та, недолго повисев зловещим облаком, уносится ветерком, прилетевшим с моря. К мосту бегут спасающиеся. Их никто не преследует.

Рёв корабельной трубы из глубины агоры Ахрадины теперь отчётливо слышен и на Ортигии. Устанавливается штиль, зелёное море умолкает, даёт возможность людям насладиться отчаянным призывом к борьбе. Гаморы устремляются в атаку. Замешательство мятежников приводит и тут, на Ортигии, к ужасным последствиям для осаждающих. Сражаются жители Ортигии обоих полов и всех возрастов, выбивая мятежников не только с баррикад, но и с крепостных башен. В короткой яростной схватке гаморы захватывают единственный проход на остров. Окровавленные створки ворот крепостной башни сдвигаются с жалобным скрипом. Контроль над Ортигией вновь переходит к гаморам. За отступившими бунтовщиками остаётся мост.

Когда, уже далеко за полдень, мятежники наконец-то восстанавливают утраченный порядок в дрогнувших рядах, строятся и медленно наступают по улице фалангой, их взглядам открывается страшная картина. На трупах единомышленников пируют вороны. Чёрные птицы, не боясь, выклёвывают глаза погибшим, терзают плоть умирающих, хлопают крыльями, весело галдят в пересудах. Кровь семи сотен убитых залила камни мостовой. Осаждённых в агоре Ахрадины нет. Порядок вновь утрачен, о павших товарищах быстро забывают. Толпа бунтовщиков устремляется грабить торговую агору – в тот же самый проём, из которого совершили успешную вылазку осаждённые.


Алтарь богине Тихе. Квартал Тихе. Сиракузы. Тот же день


– Богиня-покровительница Тихе свидетельница моим клятвам! Я, гамор Агесилай, награждённый золотым венком за воинскую доблесть, построю на этом самом месте храм в твою честь, моя богиня счастья! – Седой старик-стратег приносит жертву перед скромным мраморным алтарём богини удачи. Баран принимает назначенную ему судьбу – животное стоит покорно у алтаря богини Тихе, спокойно жуёт траву, улыбается ясными глазами. Сильным ударом дубины Агесилай оглушает жертвенного барана. Железным ножом перерезает глотку. Кровь жертвы обагряет прожилки алтарного мрамора.

– Мы, граждане Сиракуз, чтим богов. Даже в такое тяжкое время раздора. Великая богиня Тихе, о ты, великодушная! О ты, благая, оберегавшая нас в бою! Ты, богиня, что счастливо спасла нас в час мятежа. С этого памятного дня, когда взбунтовались предатели свободы, введём пентализм! Отныне будем голосовать листами маслин против любого, ищущего тиранию. Всякий, кто захочет единоличной власти в полисе, отныне изгой! Выгоним самозваного тирана Тиндарида из Сиракуз!

За спиной старика в кроваво-грязных серых домашних одеждах – весь его боевой отряд, за мужчинами женщины, подростки и дети. Потерь в отряде нет. Вырвавшиеся из осаждённой агоры Ахрадины стоят на коленях, склонив головы перед мраморным алтарём Тихе, хозяйки счастливого случая. На противоположной стороне от них – удивительно стройные боевые шеренги фаланги… злой бедноты кварталов Тихе. В руках подёнщиков, батраков, владельцев скромных земельных наделов оружие, по большей части своё или недавно подаренное. Жители Тихе серьёзно вооружены: копья, кинжалы, трофейное карфагенское оружие времён битвы при Гимере. Нет среди них, гордых жителей кварталов Тихе, никого без оружия. Это целая армия! К ним, оборванным и бедным, примкнули и зажиточные жители Ахрадины – метеки, и граждане, не согласные с восставшими жители Теменитеса, наёмники и добровольцы из Гелы, домашние рабы.

– Нас пятнадцать тысяч свободных! Там, на Ортигии, заперты несчастные жертвы бунта. Храмы Аполлона и Афины в крови невинных жертв мятежа! Возвратим свободу в Сиракузы! Воины, вспомним добрые порядки отцов! Нет тирании!

Последние слова заглушает одобрительный рёв армии Тихе. Бедняки выбрали свою сторону в мятеже. Боевыми шеренгами наступают они на городские кварталы, занятые восставшими. Дневное солнце Сицилии согревает их плечи. Армия граждан, метеков и рабов распевает боевой пеан:

Над Сиракузами воскресли ушедшие

Тени героев, спешат на помощь живым!

Над Сиракузами Аполлон помогает Аресу,

Боги сжимают оружие в наших руках!


1

Возможная трактовка стихотворного отрывка Сапфо: Луна – символ богини Артемиды, богини плодородия, Солнце – символ бога Аполлона, бога света. Артемида-Луна сменяет брата Аполлона-Солнце. Неразрывная связь мужского и женского начала.

2

Агора – рыночная площадь, место для исполнительной власти и обмена новостями в древнегреческих полисах.

3

Эниалий – одно из прозвищ бога войны Ареса.

Эрис. Фила всадников

Подняться наверх