Читать книгу Эрис. Фила всадников - Марат Байпаков - Страница 4

Ограда поместья, составленная из плотно подогнанных битых острых скальных камней, Мегисте по грудь. Девушка останавливается у ограды, не доходя пары шагов до высокой арки ворот. Её попутчики останавливаются в створе арки, оглядываются на задумчивую красавицу Мегисту. Девушка осторожно прикасается рукой к острым пыльным камням ограды. С тревожным ожиданием вглядывается в происходящее за ней.

Далеко за воротами, в самом конце дороги, у одинокой пинии, точно описанной Мироном, видна огромная толпа празднично одетых мужчин разных возрастов. Их несколько тысяч – возможно, пять или даже семь тысяч гаморов. Пестроты в одеждах аристократов нет – среди оттенков преобладают сдержанные тона синего. Голоса гаморов сливаются в негромкий гул – обрывки разговоров, похлопывания по плечам и спинам, смех, короткие радостные восклицания. Гаморы стоят спинами к арке ворот, их лица подобающе обращены к священной пинии и священному камню.

– Мегиста, ты со мной?

Ласковый голос мужа заставил девушку вздрогнуть. Не дожидаясь её ответа, Гермократ твёрдым шагом направился к знаменитой пинии. Тонкие пальцы бывшей флейтистки нехотя покинули спасительную ограду. Мегиста робко опустила глаза к земле. Быстрыми шагами красавица из Коринфа, любимая дочь некогда очень влиятельного аристократа, подвергнутого остракизму, нагнала попутчиков.

Пять непостижимо длинных стадий12 до собрания гаморов даются Мегисте нелегко. Пятеро прибывших, едва вступив на ровную, прямую, в повозку шириной, дорогу от ворот до хозяйских построек, сразу же привлекают внимание сисситии. Бесконечные, безмерные, мучительные пять стадий среди ухоженных пшеничных полей растягиваются на несчётное количество шагов. Любой камешек на дороге норовит больно укусить девичью стопу сквозь тонкую подошву изящных сандалий. Весёлый весенний венок на голове девушки с каждым шагом становится всё тяжелее. Проволочные медные скрепки среди цветочных стеблей обретают вес каменных рыболовных грузил. Девушка часто поправляет опьяняющий запахами венок. Смахивает проступивший пот волнения. Мегисте, чьё поставленное дыхание никогда не сбивалось ни в пении, ни в авлосе, тяжело дышать. Девушка сливается с тенью мужа. Гаморы прерывают беседы, молча оборачиваются к идущим Гермократу, Гранику и Мирону. Со стороны может показаться, что аристократы впервые видят юношей, так неприветливо холодны лица мужчин. Добродушный гул пчелиного роя стихает. Когда до собрания добрых остаётся с два десятка шагов, из рядов выходит крепкий широкоплечий муж.

– Это мой воспитатель Полидам, – беззаботным тоном сказал Мегисте Гермократ, обнимая жену за плечи. Мегиста резко повернула лицо к мужу. – Люблю деда. Ну какое же он чудовище? Он такой славный! – Юноша сияет от радости, Мегиста переводит взгляд на важного мужчину, поднявшего правую руку в приветствии. Дедушкой Полидама трудно назвать. Старость забыла про Полидама. С десятка шагов ему, пятидесятилетнему гамору, не дать и тридцати. Полидам сияет природным здоровьем. Осанка у старика такая, как и положена благородному всаднику. Курчавые чёрные волосы густы и без седины, нет её и в короткой бороде. При сближении видно, как Полидам широко, во весь рот, улыбается гостям. Его открытое лицо нисколько не портит шрам. В тёплой улыбке мужа бранный шрам кажется прилипшей скошенной травинкой, занесённой ветром с поля. Полидам встречается твёрдым взглядом с девушкой, оценивающе прищуривает глаза. Мегиста тут же выпрямляет спину, поднимает гордо подбородок.

– Хайре, мои драгоценные гости! И да обласкает вас в щедротах Зевс-громовержец! – издали громоподобно выкрикивает владелец поместья. Мегиста прикладывает правую руку к груди. Её ответное приветствие замечено. Полидам переводит взгляд на Гермократа. В руках старика нет посоха, как нет и оружия. Взгляды гаморов, казавшиеся хмурыми, на поверку оказываются наполненными жгучим любопытством. Со всех сторон раздаются шумные приветствия прибывшим. Мирон, Граник, Гермократ исчезают в толпе. Мегиста, Протагор и молчаливая семиструнная кифара-форминга остаются вне её. Перед Мегистой снова спины и затылки.

– Какие виды на урожай пшеницы, мой Гермократ? – выхватывает Мегиста из общего гула. – Отличные виды… – только и успевает расслышать первые слова ответа.

– Вас просят пройти к креслам. – Раб-прислужник появился как раз вовремя, он склоняется в почтительном поклоне перед Протагором и Мегистой. Грусть одиночества не успевает посетить двух забытых гостей. Мегиста оглядывает раба. Рослый загорелый мальчишка возбуждён праздничным событием. Изо всех сил невольник старается подражать манерам гаморов.

– Гости моего хозяина, я провожу вас. Кресла для приглашённых позади столов сисситии. Там. – Правой рукой рыжий мальчишка-кельт указывает налево. Мегиста с Протагором следуют за провожатым. Девушка оглядывается назад в надежде увидеть дорогого мужа, но безрезультатно: оливковые венки на головах гаморов так схожи.

– Нам надо поговорить, – шепчет Полидам на ухо Гермократу, стискивая правой рукой раскрытую ладонь юноши. – Разговор наш будет серьёзным.

Гермократ отвечает на очередное приветствие гаморов, всматривается в таинственное лицо воспитателя. Двое мужей неспешно покидают собрание. Оставшись наедине с Гермократом, суровый Полидам сжимает обеими руками юношу за плечи. Тот расплывается в детской улыбке.

– Перестань улыбаться! – грозно напирает старик. Шрам собирается в зловещую складку. Мирон прав, в таком состоянии духа гамор Полидам вполне сойдёт за рассерженного, да что там – разъярённого духа леса.

– Ой, и не подумаю. – Детская улыбка Гермократа становится ещё более наивной. Старик сдаётся, усмехается, разжимает тиски.

– Наши брачные соглашения в силе? – Тон доверительного разговора такой же пугающий.

– Конечно, возлюбленный отец. Соглашения в силе. Клялся тебе перед богами. Клятву сдержу. Женюсь на любой из твоих дочерей. – Гермократ излучает такое детское счастье, что Полидам от удовольствия зажмуривает глаза.

– Оливия, старшая. – Полидам оглядывается в сторону дома. – Без ума от тебя. Ты же знаешь не хуже меня. Моя девочка бредит тобой.

– Отец, твоей Оливии, великолепной красавице, едва двенадцать лет. По закону полиса брак возможен только с пятнадцати. Что делать мне с ней три года?

– Не учи меня законам, знаю их получше твоего! Я дал согласие на твой неравный… по имуществу, да какое там имущество, слёзы одни… союз с какой-то там приезжей флейтисткой лишь только потому, что она из древнего знатного рода бакхиадов13, как и мы с тобой. Ты уговорил меня! А ты умеешь уговаривать, лисёнок мой. Но если бы не подтвердилось её коринфское родство, то я бы её, бродячую мошенницу, хитрую соискательницу лёгких богатств, вот этими руками… сам…

Пришло время Гермократу стиснуть в объятиях обиженного старика.

– Ну разве я тебя хоть раз подводил? Отец дорогой? Скажи, разве я позорил тебя чем-то недостойным? – Гермократ прижался лбом ко лбу воспитателя. – Моя Мегиста, вот увидишь, сделает честь нашему древнему роду. Через три года я выполню свадебную клятву.

– Твоя возлюбленная флейта знает о нашем брачном соглашении? – шепчет Полидам чуть не в губы Гермократу.

– Да! Флейта знает. При помолвке сразу ей правдиво сказал… – Гермократ ловко подхватил венок, падающий с головы воспитателя, поправил оливковые листья.

– Ох! Как же ты честен с ней!

Сбежавший венок торжественно водружён на голову Полидама.

– Так же, как и с тобой, отец. Зачем мне Мегисте врать? Девушка же нашего круга, сирота по воле худых предводителей демоса Коринфа. – Слова юноши звучат просто и бесхитростно. – Такая печальная доля мне очень близка.

– Н-да!.. – Горечь полыни в том восклицании. Чуть помедлив, старик добавляет: – Это тоже подтвердилось. Надеюсь, твоя избранница умеет себя вести в обществе достойных людей? – Полидам сочувственно кивает головой. Правая рука воспитателя ложится на плечо Гермократа. – Так вот, дорогой сынок. Я сам назначу и день, и место ваших тайных свадеб. И тот день я отодвину на… другой, не ваш, срок… Будешь возражать мне? Нет? Правильно. – Полидам поднял брови. Глаза старика сияют радостью. – Дождёмся ближайшего полнолуния? Благоприятный день для свадьбы. Богиня Артемида благословит брак. Не спорь. Уже, увы, закончилась зима, для свадеб подходящая. Весна пришла. Эх, снова ты порушил отцовскую традицию! Только тебе я готов простить столь легкомысленное отношение к устоям. Сегодня на сисситии решение своё отцовское оглашу.

Полидам о чём-то задумался. Прищурил хитро глаза. Ухмыльнулся довольно в кулак. Стёр улыбку и назидательным тоном воспитателя продолжил беседу:

– Мегиста? Благозвучное имя. О ней столько разговоров в полисе! А это ведь лишнее для репутации добропорядочной жены аристократа-гамора? Твоя Мегиста славой дарований затмила популярных певцов. Несчастные того гляди останутся без заказов. Гетеры полиса придумали прозвище для твоей невесты. От зависти придумали. О, да! Удивлён? Так ты не знал? Ага, друзья побоялись сказать. Тогда я просвещу тебя!

Полидам выдержал драматическую паузу и, поигрывая густыми, с лёгкой проседью бровями, огласил:

– Поющая Немезида14. Оценил? Мне показалось достойным прозвище! Или вот недавно свояк поведал – на проводах гостя лично слышал от приглашённых гетер: «Ядовитая Нимфа»15, – звучит, конечно, не обидно, а если сказать ночью, то и напугать легко. Конечно, гетеры могли распутными языками и не такое излить во славу доброй девы, но скажи мне, зачем тебе столько людской зависти?

Наставник добродушно потрепал юношу по щеке. Гермократ удивлён новостям Полидама. Однако поток обидных слов ещё не окончен. Полидам словно знатный торговец, что нахваливает товар:

– Моя Оливия, хоть и подросток, красотой приезжей флейтистке не уступит. Умом тоже моя дочь не обижена. Любой мужской разговор поддержать сможет. Уж мы с учителями вложились в Оливию. Воспитана в свободе и изысканности, как и положено аристократке. Скучно тебе с моей девочкой не будет. Тебе ли не знать?

Гермократ согласно опускает глаза. Далее тихо звучит ожидаемый укор:

– Мог бы и дождаться невесты от моей семьи.

Голова юноши опускается ещё ниже. Оливковый венок вот-вот упадёт на траву.

– Даю отцовское согласие на брак с коринфской девой. Только потому, что ты просил на коленях, только потому, что ты чуть, о хвала тебе, Зевс, не умер от простуды. Напугал меня! Ушёл в Аид без наследников… Хорошо, что друзья преданные молитвами вернули! Голая с тобой лежала твоя дева? Песни-заклятия на ушко пела, чтобы вернулся? Пусть хоть дети от тебя останутся, если вновь заболеешь. Я, Полидам, предводитель рода гаморов, согласен на детей от родов коринфской знати. Что я говорю?! Сам себе удивляюсь! Теперь о моих детях.

Гермократ поднимает повинную голову. Прижимает клятвенно руку к груди:

– Мой драгоценный воспитатель, обещаю позаботиться о твоих детях, как ты заботился обо мне! Отдам им то, что имею, как ты мне без остатка отдавал. Буду голодать, но твою семью накормлю.

Гамор-воспитатель принял положенную клятву верности. Полидам повернул лицо к аристократам и с насмешкой проговорил:

– Боги слышали твои слова, сын. Их волею твои клятвы могут и не пригодиться. Возрадуйся, ты легко прощён за тайные свадьбы. А твоему Мирону и моему… подлому Гранику, что не спросил отцовского согласия, фила всадников подготовила достойный подарок! С софистом гаморы решили слегка, – Полидам подмигнул с оттенком злорадства, – совсем немного подождать. Приговор опасному афинянину вынесут на сисситии, при тебе. – Полидам вновь коварно-хитро улыбнулся в удивлённые глаза юноши. – Софисту… известному рассаднику неверия… гаморы дадут возможность последнего слова перед публичной казнью. И да помогут софисту милосердные боги, им отрицаемые. Плети готовы. Напрасно глупый мудрец прибыл на Сицилию. Скажи мне, какой диковинный выбор для безбожного ахейца – искать защиты у дорийцев, богов почитающих!

Руки Гермократа непроизвольно сжались в кулаки. Полидам невольно пригнулся.

– Надеюсь, ты не побежишь предупреждать своего любимца? – В голосе воспитателя звучит чуть не женская ревность. Не дожидаясь ответа, Полидам заложил руки за спину и важно продолжил: – На такой случай собрание гаморов рассадило вашу неразлучную троицу по разным столам сисситии. Мирон по центру. Граник по левую сторону. Ты, жеребец, сядешь со мной рядом. За твоей невестой Мегистой тоже почётный надзор установлен. Не совершай, прошу, глупостей, а то некому будет не на ком дважды жениться! Гаморы, к твоему сведению, вооружены. Кинжалы под одеждами спрятаны. Пойдём?

Полидам с великодушным видом протянул правую руку. Опечаленный Гермократ принял её. Опекун-воспитатель и юноша вернулись к толпе аристократов.

И вот гаморы разделяются по родам, занимают столы сисситии в давно заведённом порядке. Нет хаоса среди аристократов. Всякий из них, неважно, десять ему или тридцать лет, знает положение фамильного стола. Подписанные именные дубовые и сосновые столы, на двадцать солидных мужей каждый, расставлены тремя огромными кругами вокруг священного камня и известной пинии над ним. На востоке круги размыкаются широким коридором, как бы выпуская священную борозду. Гермократ находит два кресла с почётными гостями сисситии слева в крайнем ряду столов. Позади приглашённых три нагих раба-прислужника. Полидам уводит юношу к первому столу внутреннего ряда, у самой кромки борозды.

К священному камню выходят три мужа. Благообразный старик, юноша-эфеб16 и мальчик лет семи, только что покинувший гинекей17. К ним подводят белую козу. Жертвенное животное идёт добровольно. По столам проносится одобрительный шёпот. Звучит хоровая песня-молитва богам: Зевсу, Аполлону и Дионису – от троих выбранных жрецов. Далее, во второй песне, жертве отправляются благодарности. В третьей песне богов и предков – невидимых покровителей полиса просят прибыть и поучаствовать в сисситии. Животное забивают старинным бронзовым ножом первых колонистов. Камень у пинии обращается в алтарь филы всадников. Кровь козы обагряет алтарь. У священного камня разгорается костёр из сосновых веток. Трое жрецов разделывают тушу. В огонь отправляются лучшие части жертвенной козы. Поднимается дымок от сжигаемого мяса. Начало сисситии аристократов Сиракуз положено.

Слуги обносят гостей простыми, чёрными, без узоров, кофонами18. В глубоких, вдвое больше обычного размера, кофонах до краёв очень горячая и густая традиционная пшеничная похлебка сисситий. Пряный аромат раззадоривает аппетит. Многие тут же, едва заполучив кофон, не дожидаясь, пока тёмный суп остынет, осторожно пробуют еду. Раздаются восторженные возгласы с разных сторон. Возгласы сменяются щедрыми рукоплесканиями. Гаморы довольны – старинный секретный рецепт тщательно соблюдён. Похлёбка сисситии удалась. Полидам расцветает в довольной улыбке, поднимает над головой кофон:

– Боги, предки, в вашу честь! – Прикасается губами к кофону. – Благодарю за вашу заботу!

С места Гермократа не видно друзей, не видно жены и Протагора. Юноша рассеянно принимает от прислуги сосуд с похлёбкой. Полидам заглядывает в глаза Гермократу. Кофон поднимается к весеннему небу. Нежный ветерок обдувает лицо юноши.

– За тебя, возлюбленная богиня! – произносит вполголоса Гермократ и делает первый глоток.

– Какая богиня? – участливо интересуется опекун.

– Что? – Гермократ продолжает взглядом искать друзей в оживлённых рядах сисситии.

– Какой богине на сисситии только что молился? – не отстаёт Полидам.

– Богине-покровительнице Эрис, – рассеянно отвечает Гермократ. Глаза воспитателя округляются от удивления.