Читать книгу Толчки - Марат Дроздов - Страница 11

Произошло это перед уроком английского.

Я сидел за партой и повторял монолог, заданный на сегодня. Но от мысленного повествования о вреде курения меня оторвал голос Саши Изотова. Это был один из моих одноклассников, внешний вид которых как бы говорил: «Мне можно поручить что угодно, я все выполню, и не буду задавать лишних вопросов». Так и в этот раз. Я посмотрел на него. Он протягивал мне листок бумаги. Я взял его. Это был одинарный тетрадный лист, вырванный, судя по всему, второпях, потому что край листа был неровным, а вместо левого угла была дуга. На листке корявым почерком были выведены два предложения: «Завтра футбол в три часа. Приходи, пожалуйста».

Я моментально понял, кто это написал.

– Ты знаешь, где наша команда будет играть завтра? – обратился я к Саше, все еще глядя на письмо.

– Не знаю, – замялся он. – Наверно у сто восьмой.

Он уже было начал отходить как, вспомнив что-то, вновь обратился ко мне:

– Слушай, ты мою собаку не видел, случаем?

Вопрос загнал меня в тупик. Где я мог видеть его собаку? Я помотал головой, все еще глядя на листок.

– А жаль, – ответил он. – Сбежала сегодня утром. Я с ней гулял, а она взяла и убежала.

Остаток школьного дня я провел, думая об этой записке. У меня из головы не шли слова: «Приходи, пожалуйста». Судя по тому, что произошло неделю назад, его опасения были небезосновательны. Но я не был уверен, что если те парни, которые зажали его тогда в арке, вновь до него доберутся, я смогу что-то сделать. В прошлый раз мне просто повезло, в этот раз такого везения мне не дождаться.

После школы я хотел, как всегда, направиться домой. Но моим планам помешало неожиданное обстоятельство. Обстоятельство это являло собой ковыляющего по улице юношу лет двадцати пяти. Я узнал в нем Никиту Думского, работающего санитаром в городской больнице. Такая была у нас в городе всего одна. Моя мама как-то поскользнулась зимой, сломала себе руку и ее увезли в эту больницу. И первым, кого я встретил в коридоре, был «Думский Никита», если верить его бэйджику. Тогда у него были лаком поставленные волосы на голове и подстриженная борода. Но сейчас Никита был совсем на себя не похож: заросший, видимо, не брившийся с месяц, он ковылял на одной ноге, подволакивая вторую и затравленно озираясь. В руке он нес черный полиэтиленовый пакет. Санитар проковылял мимо меня и, неожиданно посмотрел прямо мне в глаза. Меня как холодной водой окатили. Я отшатнулся. В этом взгляде было безумие, смешанное со страхом и с чем-то еще. Осознав, с чем именно, у меня выступил холодный пот. Это была ненависть.

Я стоял и, не отрываясь, смотрел в спину удаляющемуся санитару. Я просто не мог оторвать от него взгляд. Мне вдруг стало интересно, а куда он, собственно, идет? Я ощутил эмоциональный подъем, какой бывает, когда тебе предстоит что-то опасное, но вместе с тем чертовски интересное. Я подождал, когда Никита отойдет подальше и, неспешно, направился за ним. Мне не хотелось привлекать к себе его внимание, потому что, судя по его взгляду, он был пострашнее тех парней, что напали на Даню. Но не пойти за ним я просто не мог. Меня как будто привязал к нему невидимый канат, разорвать который, я был не в силах.

Все также медленно я продолжал преследовать обезумевшего санитара.

Нужно признать, что район для похода он выбрал превосходно. В отличие от утра, сейчас ярко светило солнце. И в данный момент объект моего наблюдения шел в тени дома номер шестнадцать, вдоль парадных. Это был первый дом, стоящий за «клеточкой». В нем, преимущественно жили те, кто работал на рыбном комбинате. И сейчас все жильцы этого дома были на этом самом комбинате, либо спали, взяв себе отгул. А на другой стороне улицы стояло строение, обращенное к нам солнечной стороной. А, живя на солнечной стороне, дневной вид из окна особого удовольствия не доставляет. А посему, вероятность того, что его кто-то увидит, была минимальной.

В тот момент, меня уже перестало интересовать, куда он идет, меня не волновало, почему он хромает. Меня занимал лишь один вопрос: «Что у него в пакете?». Вспоминая его безумный взгляд и налитые кровью глаза, мое воображение выдавало все более и более ужасные картинки – отрубленные части тела, забрызганные кровью орудия преступления, использованные шприцы и так далее. В какой-то момент я поймал себя на мысли, что еще одна порция таких «картинок» и я сам стану как этот Никита. А он, тем временем, уже подходил к пределу городской черты. Насколько мне было известно, дальше был только пустырь, да небольшой лесок. Вспомнив о леске, мое воображение вновь принялось за работу: в лесу закопан труп или Никита идет туда, чтобы повеситься сам, а может у них там вообще целый притон… Я усилием воли отогнал от себя эти мысли. «Если бы кто-нибудь узнал, о чем я думаю, то точно решил, что я чокнутый», – подумал я и улыбнулся. Настроение мое стало чуть лучше. Никита подошел к дороге, окаймляющей город. Впереди виднелся тот самый пустырь да лес. Санитар посмотрел сначала влево, потом вправо. Выждав секунду, пошел вперед.

Перейдя дорогу, он перелез через заграждающий барьер и исчез. Поняв, что это мой шанс, я побежал вперед. У дороги я огляделся – машин не было. Я буквально перелетел через нее.

За дорогой был пологий спуск. Я сразу углядел внизу Никиту, идущего по направлению к бетонной постройке. Конструкция, к которой он направлялся, скорее всего, была фундаментом для какого-то будущего здания, которое так и не достроили. Этот фундамент имел очень странный вид. Он представлял собой вросшие в землю блоки, расставленные там и сям. Блоки же, к которым направлялся Никита стояли вертикально, а еще один лежал на них горизонтально. Либо идею с постройкой дома забросили в самом начале, либо эти блоки просто побросали друг на друга. Других объяснений такому странному их расположению у меня не было. Я не мог себе представить, как можно было использовать данное строение на практике. Но, как бы там ни было, это место пригодилось минимум одному человеку. Но для чего?

Я сбежал по склону вниз.

В это время беглый санитар уже вошел под «крышу» бетонного блока. Я аккуратно, на цыпочках, подошел к ближайшему блоку. У меня начали трястись коленки. Я не мог себя заставить заглянуть за угол. Мне было страшно от того, что я могу там обнаружить. Изнутри послышался шорох полиэтилена. По моей спине пробежал холодок. Взяв волю в кулак, я выглянул из-за угла.

В пакете не оказалось отрубленной головы или окровавленного ножа. Там был обычный бинт, несколько упаковок каких-то таблеток и еще всякий ассортимент аптеки. Не успел я задаться вопросом, зачем ему все это, как он взял бинт, салфетки и какую-то баночку, сел на землю боком ко мне, задрал правую штанину…

Меня чуть не вырвало. На его залитой кровью правой икре была рваная рана. Было ощущение, будто эту икру жевали. Он отмотал бинт, зубами оторвал его, засунул себе в рот и крепко сжал зубами. Затем санитар взял баночку, открутил крышку и стал потихоньку выливать содержимое на рану. Истошный крик вырвался из его глотки сквозь сжатые зубы. У меня по коже побежали мурашки, я схватился за угол так, что костяшки пальцев побелели. Но я не мог отвести глаз от этого человека. Он, закрыв от боли глаза, потянулся к упаковке с салфетками. Взяв одну, вытер кровь с ноги. До меня вдруг дошло, что именно с самого начала казалось мне странным. Еще до того, как заглянуть за угол, я учуял запах. Это был отвратительный запах гнили. Пока я следил за действиями санитара, запах не так сильно чувствовался, но сейчас, когда я отвлекся, он ударил мне в нос с новой силой.

Санитар сидел прямо около дальней «стены». Вокруг него лежали какие-то шприцы, банки-склянки, но меня это, в тот момент, мало интересовало. Я вгляделся, что же в этом «доме» могло вызвать такой запах – не гниёт же Никита заживо. Вспоминая этот момент позже, я пожалел, что начал искать причину запаха. Я вообще жалею, что пошел за ним тогда. Осмотревшись, я увидел, что причиной этого запаха был бульдог, лежащий справа от меня у дальней стены. Он лежал на боку в луже крови. Причем полоска крови тянулась от собаки к «стене», противоположной той, у которой я стоял. Было похоже, что ее сначала порезали, а потом тащили, или же она ползла сама. Меня передернуло. Горло у собаки было перерезано, живот был взрезан и кишечник, вывалившись из отверстия, лежал сейчас на траве. Над телом собаки уже летали мухи. Но самое страшное было в том, что это была та самая собака, о которой меня спрашивал Саша, не далее, чем три часа назад. Я несколько лет назад видел его собаку – встретил их, когда они гуляли.

– Джек, – вымолвил я.

Зря я это сказал.

Санитар дернулся, будто его ударили. Повернувшись в мою сторону, он воззрился на меня. Наши взгляды встретились. На этот раз в его взгляде был затравленный испуг. Не помня себя, я ринулся обратно, вверх по склону. Быстрее через дорогу, в город, домой, запереться там и забыть об этом дне и об этом санитаре. Я слышал, как за моей спиной он поднялся и побежал за мной. Подстегиваемый страхом быть пойманным этим чудовищем, я ускорил бег. Добежав до заградительного барьера у дороги, я обернулся.

Санитар был в двух шагах от меня.

Видимо, больная нога не стала для него препятствием, чтобы бежать за мной. Я, загнанный в угол, не нашел ничего лучше, как опереться на барьер и обеими ногами врезать санитару в район груди. Он отлетел словно тряпичная кукла. Удар о землю вышиб из него дух, но ему повезло, что здесь была земля, а не камни. Большого урона такое падение ему не нанесло, но немного времени я выиграл. Перемахнув через заградительный барьер, я, не смотря по сторонам, перебежал дорогу. Я бежал, я несся по улицам, боясь и одновременно радуясь. Перед моим мысленным взором все стояло лицо санитара, когда он понял, что его тайное убежище раскрыли. Особенно мне запомнился его взгляд.

Взгляд загнанного в угол животного.

Такой бывает у волка или медведя, когда его приводят на вольерную охоту. Когда он понимает, что выбраться уже не получится.