Читать книгу Дневник Неизвестного - Марат Геннадьевич Зайнашев - Страница 15

Выходные проплыли туманом густого беспамятства и забвения мимо Сашиных глаз и ушей: он почти ничего не делал, почти ни о чём не думал; ему не хотелось есть, не хотелось смотреть излюбленное аниме или играть, не хотелось лежать на кровати, не хотелось встать и пройтись; он не мог заговорить с Самуилом, ускользавшим по каким-то собственным соображениям в закомнатное и заквартирное пространство – словом «стены уютной тюрьмы», – именно в таком свете памятующиеся в голове Саши по фразе Самуила, – приковали его, его взгляд и редкие думы к своему безответному эгоизму.

Единственное, чем запомнились Саше выходные, это визитом субботним вечером к нему одного знакомого, с которым он не виделся уже чуть не год, да и теперь только пробегавшего «мимо по делу».

– А я боялся не застать! Я вообще тут мимо по делу, но было бы скучно не повидать и тебя заодно! – с живостью, широко улыбаясь говорил энергичный мужчина, упираясь одной рукой в дверной косяк и протягивая другую Саше.

– Костя, привет, – вялыми губами отвечал Саша, пытаясь растянуть их пошире. – Ты, смотрю, снова с женщиной? С предыдущей сошёлся? Или с дважды предыдущей? – Саша невольно заговорил о больном.

– Какой ты резкий! Ты расскажи хоть, как у тебя дела? и, собственно, с чего ты взял, что с женщиной? у меня где-то помада на лице? Чёрт, а этот даже не сказал! – снова весело протараторил Константин, принявшись потирать лицо и смотреть на руки, нет ли там чего.

– Этот? – Саша кивнул вниз по подъезду, – Проверяешь моего старого-нового соседа? А про женщину понял по весьма выдающейся у тебя абдоминальной области, так что можешь перестать тереться, с лицом у тебя всё в порядке.

Саша улыбнулся в полную силу и немного привык к визитёру, почувствовав даже прилив бодрых сил.

– Абдоминальной? Этой что ли? – он похлопал по своему животу и подъезд задрожал от неприлично громкого в такое время эха. – Это да. Одно слово, живот — значит жизнь! Сейчас эпидемия поголовная у молодёжи на умные слова, вставляют где угодно и невпопад, хотя я, конечно, не имею ничего против, Саш, если тебе вот, нравится. Заходил я да, – к Трофиму, проведать; он сейчас подо мной, в смысле, неофициально я за ним наблюдаю, давний он, известный, ну и мало ли что… собственно. – Солнцев опустил глаза и едва заметно нахмурил брови, но тут же неловко вскрикнул:

– Да ты рассказывай уже, что и как! Войти-то можно?

– Можно, я один. Только не разувайся, не вздумай. Тут только в обуви. И даже в обуви противно… – Саша впустил Солнцева и повёл в кухню. – Бабушка ещё утром ушла, её ничего не учит. Вернее, она ничего и не помнит. Ну, об этом потом. Чай будешь? Присаживайся. На всё это дерьмо внимания не обращай, сам знаешь, что с моей бабушкой о гигиене и чистоте…

Солнцев уселся на деревянный стул и, не показывая отвращения к обстановке, которое у него без сомнения возникло при взгляде на липкие грязные пятна, покрывшие клеёнчатую скатерть, согласился на чай.

Он рассказал Саше о том, что делал здесь и почему только мимо; рассказал, что работы в последнее время прибавилось, особенно бумажной, и отчасти по причине этого сидячего положения у него появился живот, но всё же Саша был прав на счёт женщины – у него очередная, хотя, конечно же, никакой речи о любви быть не может, тут только одна очень приятная привязанность случилась, потому что женщина действительно хорошая.

После рассказа, довольно короткого и, как показалось Саше, слегка увилистого, Солнцев расспросил Сашу о делах. Саша рассказал всё о бабушке, о том, что живёт теперь с другом и поняв, что его гость торопится, сделал это так же коротко. Константин же крайне удивился, услышав о друге от Саши; он знал, что подобное из уст именно этого человека значило многое.

Они быстро испили чай, хотя Солнцев оставил больше половины кружки, и Саша проводил его. В дверях Солнцев энергически обнял Сашу, похлопал по спине и, сказав, что «Безумно рад был видеть и слышать», взглянул на наручные часы, после чего, круглоокий, помчался вниз по лестнице, быстро перебирая ступени мощными тренированными ногами.

Солнцев вообще был достаточно спортивным и моложавым мужчиной. Сколько Саша ни пытался вспомнить его возраст, этого никак не выходило, однако было точно, что Косте где-то между сорока и пятидесятью годами, он уже совершенно зрелый и состоявшийся мужчина, служащий следователем в прокуратуре. Очень увлечённым следователем.

Заперев дверь, Саша вернулся к себе в комнату. Он выключил свет и, сев за компьютер, бесцельно водил мышкой, всё ещё не зная чем занять себя, особенно теперь, с новыми силами и энергией, которыми зарядил его Солнцев. Он неосознанно стал перебирать в голове все эпизоды с этим человеком и, забывшись, неожиданно наткнулся на тот самый нежелательный эпизод, который их и познакомил ещё в детстве Саши.

Мгновенно усталость вновь поглотила его; горькие воспоминания вытянули из него все соки и, не в силах усидеть, он отпустил контроль над телом, дав себе скатиться со стула на грязный пол. Он упёрся в него локтями, почувствовал, как тяжелеют мокрые глаза. Голова Саши, только-только прояснившись теперь снова наполнилась туманом но уже вперемешку с дымом и гарью. Остатками прошедшего и давно минувшего наполнились все мысли Саши; угли трагического события обжигали изнутри и коптили его сознание, подводя к главному вопросу: «зачем?»

В голове Саши началась уже бывшая раньше, но всё ещё колющая, непривычная борьба, и чересчур громкие мысли будто бились о стенки черепа.

– Зачем? Зачем же ты дальше живёшь? Что есть в тебе? Ты пуст! – твердила остервенелая мысль с ножом вместо языка.

– Цель? У него есть цель! И время, есть ещё столько времени! Столько времени впереди! И сил! Нет. Нет сил. Но он накопит. – твердила другая, неопределившаяся мысль с заплатами и молотком вместо языка.

– Я накоплю! – воскликнул сам Саша.

Он оставался на полу полулежа, уперевшись в него локтями и схватившись за голову. Воспоминания о том, что случилось тогда, разодрали струп незажившей раны, причинив Саше боль. Однако страдал он в большей мере от ран, которые наносил сам себе, и которые никак не относились к той трагедии.

«Я накоплю силы! – повторил он вслух. – Я накоплю силы и найду себя; найду цель, найду возможность, мотивацию, найду всё, что нужно! Иначе эти мысли правы, иначе жить мне незачем, без цели и перспектив, работая роботом-рабом; без любви и… без любви! Вечно я о ней забываю, хотя теперь это слово для меня что-то значит, теперь я уже ощущаю его тепло. Любовь… Наверное в ней сейчас моя цель. Все говорят, что ради любви можно горы свернуть, но я им не верю. Я сам попробую. Сам всё попробую. Отстаньте от меня! Боже, как болит голова. И я лежу на полу, и говорю сам с собой, и рыдаю… Весь пол уже мокрый, господи»

При последних словах Саша улыбнулся себе. Ему немного полегчало после всплеска эмоций и он наконец встал.

Он стоял посреди комнаты, смотрел в окно в каких-то ему самому неизвестных раздумиях, стараясь уловить что-то в себе, но никак не мог выяснить, что же ловит. Саша пришёл в себя лишь тогда, когда свет от экрана монитора погас, прекратив озарять его лицо синевой.

Единственным источником света стал теперь уличный фонарь, нарушающий своими лучами Сашину тишину. Саша постарался как смог перекрыть этот назойливый свет. Он завесил окно старой простынёй, зажав её концы меж створок, и, решив, что утро вечера мудренее, успокоив зловредные мысли, постарался удобно улечься, чтобы поскорее как можно крепче заснуть. Чуть позже, сквозь сон он слышал, как через стену соседи что-то кричат и плачет их годовалый ребёнок, но это было привычно, и кроме привычного же отвращения к такому отношению к детям, Саша ничего не испытал.