Читать книгу Лиговский пейзаж с пепелищем. Паулина делает первый шаг - Марек Корнов - Страница 4

Паулина брела по проспекту 25 октября и не знала, куда идти и что делать в этом гигантском и враждебном городе. Она прошла уже Октябрьский вокзал и брела туда, где маяком непонятно какой надежды торчал шпиль Адмиралтейства.

Рассудок, несмотря на черную опустошенность внутри, потихоньку возвращался к привычному ритму. Он язвительно напомнил, что переночевать можно было бы на вокзале в зале ожидания, но тут же одернул сам себя. Скамьи там, скорее всего, уже заполнены, а дожидаться свободного места можно и всю ночь. Да и потом, уснув на вокзале, с успехом можно было и не проснуться: слухи о зверствах лиговской шпаны дошли и до Кингисеппа.

Паулина лишний раз порадовалась, что когда-то жила в Петрограде и хорошо знала географию и нравы города. Не так-то он сильно и изменился с тех пор. Хотя, конечно, перемены были, и много. Электрический транспорт, троллейбусы и трамваи, поражали воображение. Паулина еще помнила старый трамвай-конку: маленький, аккуратненький, звонкий.

Отзываясь на ее мысли, по трамвайным рельсам что-то загрохотало. Паулина обернулась и чуть не вздрогнула, увидев перед собой гигантский гроб. Он был огромный, черный, с черепом впереди и знаком солнцеворота сзади. Гроб был так созвучен ее мыслям, что на секунду Паулину обуял мистический ужас: а не за ней ли он приехал? Только потом она разглядела, что все это мрачное оформление за какой-то надобностью было натянуто на обыкновенный трамвай.

Гроб, мрачно грохоча, проехал мимо, а Паулина все провожала его взглядом. Рядом появились студенты. Провожая восхищенными взглядами удаляющееся черное чудовище, они приняли её ступор за восторг.

– Хорошо наши ребята трамвай разукрасили! – хвастаясь, то ли спросила, то ли утвердила девчушка в платье из грубого холщевого мешка.

– Заметно, – отозвалась Паулина, провожая глазами адское сооружение. – Для чего так?

– Это гроб мирового капитализма. Поэтому и зашит черной фанерой, – авторитетно пояснила девчушка.

А ее приятель добавил:

– Завтра репетиция агит-парада коминтерновцев на площади Урицкого будет. Туда и поехал.

Они пошли дальше, а Паулина осталась на опустевшей Садовой, все еще слыша грохот гроба мирового капитализма. И вдруг, неожиданно для себя, она узнала такой знакомый театр Сабирова. А узнав, не могла понять, почему она сразу о нем не подумала.

Афиши перед входом возвещали о громкой постановке «На Дне», но названия театра она не нашла. Помня, где дверь служебного хода, Поля направилась туда. Обойдя театр с торца, она долго стояла, облокотившись о ставни низкого окна на первом этаже. С чего она взяла, что старик Аристарх все еще здесь служит?

Наконец Паулина постучала костяшками по стеклу. Долгое время ничего не было слышно. Наконец где-то внутри театра раздались шаркающие шаги. Дверь служебки слегка приоткрылась, и лысая голова в турецкой феске высунулась в приоткрытую щель. Аристарх, – отлегло у Паулины от сердца.

Увидев ее, старик издал невнятный радостный возглас и распахнул дверь во всю ширь.

– Здравствуй, дядя Аристарх, – выдохнула Паулина.

– Полиша, – улыбнулся он, пропуская ее. Маленький, скрюченный ревматизмом, дедуля в ватном восточный жилете был похож сразу на всех несчастных Шекспировских царей, у которых всего и осталось из богатств, что гордость и упрямство.

Аристарх, словно подслушав крамольное, вдруг захихикал и, закашлявшись, обнял Паулину:

– Иди уже! Птица моя перелетная.

Он подтолкнул её вперед по длинному коридору, к своему царству тряпья. По полу из глубин коридора тянулся мокрый след: старик мыл пол. Вот и сейчас он макал швабру с грязной тряпкой в ведро у входной двери, чтобы замыть ее следы.

Паулина усмехнулась, увидев луженую цепь, идущую от ручки ведра к трубе в стене. А на самом ведре красовалась надпись: «В ведро не плевать и хабцы не кидать! Комендант».

– Передовая у тебя тут агитация. Только «три-ноль» против коменданта, – сказала она, указывая на окурки, плавающие в ведре.

– Еще сведем счеты, – зловеще пообещал старик. – Лети давай, птичка-синичка. А то чай совсем остынет.

Паулина повернулась и пошла к знакомой двери. Аристарх хромал за ней, волоча за собой швабру. Сердце ее дрогнуло, узнавая. Ведь он всегда мыл полы именно так. Выходил по какой-нибудь надобности из своей каптерки, макал швабру в ведро с водой рядом с дверью, и, не отжимая, тащил за собой. Мокроты как раз хватало до конца длиннющего коридора. У входной двери стояло второе ведро. Процедура макания повторялась снова, и Аристарх отправлялся в обратный путь. Этот ритуал плотно вошел в жизнь театра, и только залетные удивлялись ведрам с водой, стоящим у каждой двери.

Комната Аристарха была все та же, с выцветшими бордовыми шторами цвета молодого вина, массивными креслами с красной плюшевой обивкой. По причине нехватки мест для хранения реквизита, старик вел поистине царскую жизнь: спал он на кровати под золотым балдахином времен Людовика XIV, ел на резном наборном столе.

Паулина заглянула в тесную комнатку, набитую костюмами, присела на софу у буржуйки, протянула озябшие руки к огню.

– К тебе ещё экскурсии не водят? – спросила она, гладя ладонью толстый бархат софы. – Такой роскоши даже в музеях не осталось.

Увидев ее у огня, Аристарх заторопился. Снял чайник с печки, разлил чаю в щербатые кружки, подвинул ей щедрый кус хлеба.

– Вот и «чайковский». Налегай, девочка.

Только втянув ноздрями запах хлеба, Паулина поняла, что умирает с голоду. Она жадно набросилась на краюху, запивая еду глотками обжигающего чая.

Аристарх смотрел на нее, не скрывая радости.

– Не думал еще когда-нибудь встретить тебя, Полиша, – сказал он. – Как ты живешь? Я ведь только потом узнал про несчастье с…

Его голос дрогнул. Паулина резко вздернула голову.

– Не надо! Об этом даже не заговаривай, дядя Аристарх. Я все забыла, и не желаю вспоминать.

Аристарх посмотрел на нее пытливо, как умел смотреть лишь он один, и Паулина поняла – не поверил. Но она и сама б больше всех удивилась, если б было иначе. Умен он был, ее дядька Аристарх.

– Как хочешь. Тогда о муже расскажи.

Паулина, сглотнув, отодвинула чашку.

– Прости меня, дядька Аристарх.

– За что это?

– Получается, о чем со мной не заговори, сплошной мрак. – Паулина вздохнула и, наконец, выжала из себя то, что сказать было так тяжело. – Пропал у меня муж.

Сосредоточенно глядя на щербинку на кружке, она монотонно рассказала старику о своих злоключениях. О том, как еще вчера они с Дмитрием радовались награде. Про налет в поезде рассказала, про знакомство с Рябовым.

Паулина говорила и заново взвешивала версии. Может, на Дмитрия напали подручные Кингисеппских бандитов? Нет, это бред – среди массы милиционеров никто бы не решился. Значит, ушел, потому и шинели нет. Но уйти вот так, перед самым награждением, даже не получив медаль, которые он так ценил… Нет, Дмитрий бы так не поступил. Точно, что-то случилось. Но что?

– Может, в Кингисепп вызвали срочно? – спросил старик. Слушал он ее теперь очень сосредоточенно, сложив домиком пальцы.

– Нет, – устало обронила Паулина, – Я звонила, проверяла.

Аристарх снова помолчал, о чем-то раздумывая.

– Любишь его, значит, сильно? – спросил, наконец.

Паулина едва не улыбнулась, услышав вопрос. Любовь… Театральное такое слово. Как будто ненастоящее. Но отмахиваться от вопросов старика было нельзя.

– Родной он мне, – наконец сказала она. – Спаситель, учитель, вождь.

Аристарх усмехнулся снисходительно и посмотрел на Паулину, как на малое дитя.

– А что так страсти-то мало? Как будто о товарище Ленине говоришь, земля ему пухом.

Паулина вдруг обозлилась.

– Мы с ним не первый год вместе, чтобы про страсть думать. А если б не он, и я бы сейчас неизвестно, где была. Чин милицейский, партийный билет, почет и уважение, – все это, потому что он был рядом. Помогал. Наставлял. Поддерживал.

Аристарх вздохнул.

– А ведь видел я Дмитрия твоего. Неоднократно видел. Неплохой он мужик, вроде. Только старый для тебя слишком.

Паулина устало откинулась на спинку софы.

– Да что вы все, – старый, старый! Как будто в суп его класть собираетесь.

– В супе он, может, и не нужен, – усмехнулся старик. – А вот в постели у тебя – очень даже. Ты ж молодая женщина. Тебе любовь нужна.

Паулина не знала, плакать ей или смеяться.

– Знаешь, дядька Аристарх… Когда ты в день по три изнасилования разбираешь, то вот этого… что ты называешь любовью… ну вот совсем не нужно!

Аристарх посмотрел на Паулину внимательным взглядом, смутив ее еще больше.

– Не любишь ты его, – сказал он окончательно, будто постановил. – Это хорошо.

– Почему? – спросила Паулина.

Аристарх неопределенно пожал плечами, встал и поплелся к кровати.

– Ложись сюда, – сказал он, сдернув роскошное бархатное покрывало. – Мне еще полы домыть надо.

Паулина порывалась спорить и улечься на софе, но, в конце концов, подчинилась и растянулась под рваненьким одеялом, которое пряталось под покрывалом. Она пыталась подумать, что ей делать завтра, но провалилась в сон, так и не придумав ничего толкового.

*

Паулина спала без снов и проснулась очень рано, когда захлопали по всему театру двери, зазвучали голоса, да кто-то начальственно стукнул в дверь старика.

– Не уходи без меня, – велел он Паулине, выскальзывая за дверь.

Когда старик вернулся, она уже оделась, умылась из покосившегося умывальника в углу и пригладила волосы.

– Значит так, Полиша, – сказал Аристарх. – Может быть, то, что я сейчас скажу, тебе поможет. Видел я твоего Дмитрия в последний год, раза два или три. Вместе с Лёлей Лиговской.

Паулина отступила, побледнев.

– Где видел? Здесь? В Ленинграде?

– Да, – сказал Аристарх, оправдываясь, – Не хотел тебе вчера говорить, чтобы ты ночь спокойно поспала.

– Да как ты мог его видеть? Ты ж его не знаешь!

– Я ж его видел еще когда вы с ним женихались. Ты приходила с ним в театр, помнишь? У меня хорошая память на лица. А он у тебя такой, заметный.

– Припоминаю, – выдавила из себя Паулина. – А кто такая Лёля Лиговская?!

– Проститутка, – жестко сказал Аристарх.– Только не из этих, желтобилетниц. В полюбовниках у ней сплошь нэпманы да бандитские главари ходят. Красивая, стерва, – старик аж зажмурился, будто лимона попробовал.

Паулина сжала зубы.

– Мой муж не шляется по проституткам!.

– Откуда ты знаешь? – резонно возразил старик. – И потом, Лёля – проститутка особая. Говорят, фабрикант Якупов отдал ей месячный навар с фабрики, – куча деньжищ! А Мишка Плюгавый подстерег Пахома Ведёрного в кабаке, да головой в яму с дерьмом сунул, потому что она ему сказала. Пахом Ведерный – авторитет на Лиговке, и кто угодно бы побоялся сделать такое. И Мишка бы побоялся, если б она ему себя не пообещала.

Паулина примолкла. Как раз в последние месяцы мужа стали все чаще вызывать в командировки в Ленинград. И похудел он в последнее время заметно, и замкнут стал еще сильней, чем обычно.

Она вздохнула. Хоть и противно, но Аристарх вполне мог оказаться прав. В своей постели Паулина мужа давным-давно не видела. Странно было только то, что он полез к проститутке в Ленинграде, как будто в Кингисеппе их было мало. Да и потом, он скорей бы подмял под себя какую-нибудь комсомолку, которая всем местам, где можно бороться за правое дело, предпочитала койку.

Что-то тут явно было не то, а именно – исчезновение мужа аккурат перед вручением награды. Но проститутку, с которой видели Дмитрия, в любом случае стоило найти.

– Где она бывает? – угрюмо спросила Паулина.

Старик развел руками.

– Никто не знает. Где-то на Лиговке.

Паулина протяжно вздохнула, в который раз прокляв вчерашний день.

Через десять минут они уже прощались на пороге театра. Старик бодрился и держался независимо, но трепет его руки выдавал, насколько Аристарх не хочет ее отпускать.

– Оставайся, Полюшка, – сказал он, будто бы в шутку. – Для тебя у меня всегда угол найдется.

Паулина с тоской усмехнулась.

– Я, может, вернусь, дядя Аристарх. Не оставлю я этого, буду Дмитрия искать. Но сейчас надо обратно в Кингисепп. В отделении ни одного руководителя, и пять дел в работе.

Старик покорно покивал, не надеясь, в общем, на другой ответ.

– Ладно, дело твое. Ты уж, Поленька, старика не забывай. Приезжай, как сможешь. И насчет Дмитрия, погоди плакать. Может, вызвали куда срочно, а оттуда и не позвонить.

Аристарх помолчал, пожевал губами.

– Полиша, а может, он у тебя по службе где накуролесил?