Читать книгу Спасти Феникса - Маргарет Оуэн - Страница 7

Часть I
Грешники и королевы
Глава пятая
Корми Ворон

Оглавление

Когда они добрались до деревни, солнце уже висело в часе после полудня. Они проследовали за маяками по раздолбанной дороге, извивавшейся на восток, миновав сперва маяк с синим дымом, потом с фиолетовым. Оба маяка по мере их прохождения затухали. Па, Подлец и Фу по пути обмотали руки и предплечья чистыми тряпками, чтобы кровь не попала на рукава.

Теперь Па бил в колокол у основания деревенского сигнального столба, откуда черный дым марал угольным пальцем чистое небо. Из-за края платформы выглянул Сокол-охранник, увидел пятнадцать Ворон в пятнадцати масках и плащах (и одну грязненькую, сердитую серую кошку), кивнул и снова исчез. Дым начал выдыхаться.

Блевотка сбежала из телеги, как только они свернули на ухабистую узкую проселочную дорогу, но теперь Фу запихнула ее обратно.

– Спасибо потом скажешь, – проворчала она, перекрывая мяуканье.

Было непонятно, как их встретят в деревне, однако у нее имелся на этот счет неплохой опыт. Она не могла допустить, чтобы они выместили свою злобу и на любимице Ворон тоже.

Па посмотрел через голову Фу и нашел взглядом принца и его Сокола.

– Мы будем таскать тяжести, парни, – тихо сказал он, – а вы держитесь от тела подальше.

Тавин позади Фу пробубнил в маску:

– И как вы только друг друга в таком виде различаете?

Ответ заключался в привычке Обожателя в сыром тепле тщательно засучивать рукава. Или в покачивании Негодницы, которой не стоялось на месте. Или в том, как пальцы Подлеца впиваются в ладони, стоит кому-нибудь из лордиков открыть рот.

– Только вы двое идете с таким видом, будто все должны перед вами расступаться, – сказала Фу и последовала за Па внутрь деревенской общины.

Местные кучковались возле общественной печи, съежившись, как их сутулые домики с соломенными крышами. На большинстве дверей виднелись отметины Обычных каст. На той, что была ближе к могиле бога, выделялся герб Охотничьей касты в нарисованной рамке журавлиного арбитра.

Навстречу Па вышла седовласая Журавлиха. У нее были красные глаза, выцветший оранжевый халат окропляли потерявшие яркость капли крови, которые не смогли свести мыльные раковины. Будучи деревенским арбитром, она служила и судьей, и врачом, и учителем. Очевидно, грешников она знала с рождения.

Она указала трясущимся, бурым, как дуб, пальцем в сторону ближайшего домика.

– Они там.

– Больше одного? – уточнил Па.

Морщинистое лицо женщины дрогнуло и снова успокоилось.

– Двое… двое взрослых. Муж и жена.

– Надэн и Месли, – сплюнул кто-то из мужчин. – У них есть имена.

«Были», – невесело подумала Фу, изучая зевак. Ни хнычущих малышей, ни завывающих семейств. По-прежнему кипящая под гнетом злоба. Они ненавидели Ворон за то, что те пришли. И ненавидели себя за то, что их позвали.

Но если трупы не сжечь до второго заката, чума распространится быстрее слухов по павильону Лебедей. Фу слишком хорошо знала, что произойдет дальше: к концу недели затронутыми окажутся все жители деревни. Через две недели трупы будут складываться штабелями, урожай на полях почернеет. К концу луны останутся лишь гнилые доски, гиблая земля да озлобленные привидения.

Па подвел телегу как можно ближе к домику, остановившись только тогда, когда грязь стала забивать колеса. Соседнее поле было вспахано лишь до половины, поросшая мхом лужайка выглядела зеленым островом среди моря темной земли. Луна Сизарей звала к посевным. Луна Павлинов была бы к ожиданию.

К полю не притронутся до тех пор, пока дом не будет сожжен дотла и восстановлен заново. На сей раз, когда они подходили к двери, Фу уловила настоящее, знакомое зловоние чумы и смерти.

– Подлец, следи за телегой. – Па поманил Фу пальцем. – А ты пойдешь со мной, девочка.

Фу сглотнула. Па перерезал глотки у нее на глазах и раньше, но только когда не мог уберечь ее от этого зрелища. Это воспринималось как еще одна символическая передача, еще одна связка вождя, еще одна клятва, которую ей придется нести. Зубы на шее потяжелели.

Когда, а не если.

Дверь распахнулась в вонючий мрак, и Фу последовала за Па внутрь.

Два тела свернулись рядом на тюфяке в дальнем конце единственной комнаты. Покрытая сыпью рука лежала на деревянной кадке с водой. Покрывало сбилось набок в агонии лихорадки, по-прежнему оживлявшей клейкое тепло помещения.

К удивлению Фу, Па развязал свою маску и положил ее на низенький столик рядом с глиняной тарелкой плесневеющих хлеблинов.

– Мешает, – пояснил он, почесывая нос.

Не успела она сдержаться, как сам собой выскочил вопросительный шепот:

– Почему ты не взял Подлеца?

Фу тоже сняла маску. Па оглянулся через плечо. Понизил голос:

– Этому парню не нужна практика в резании глоток.

Не успела Фу переварить этот ответ, как короткую тишину нарушило всхлипывание.

Па подошел к тюфяку. Фу была теперь его тенью. Он опустился на колени в грязь и осторожно подложил руку под затылок женщины. Пот прилепил ее темные волосы к черепу, лицо и руки были фиолетовыми от явной Печати Грешника. Желтая корка вокруг глаз стала крошиться, когда они приоткрылись.

– Болит, – сорвалось с сухих окровавленных губ.

Па обладал множеством голосов. У него про запас имелся голос вождя, чтобы наилучшим образом направлять свою семью Ворон. У него был голос Дворняги, которым он подкалывал Негодницу или разыгрывал Обожателя. У него был голос Па, которым он учил Фу пользоваться зубами, вершить праведный суд при споре, обращаться хоть с павлиньим дворянством, хоть с нищими Сизарями.

Но был у него и еще один голос, тот, которым он говорил, когда впервые принял Фу как свою. Когда кошмары о матери все еще заставляли ее заходиться отчаянным плачем. Когда она сжималась при каждом мелькании белой ткани на рынках. Когда, заслышав топот копыт, удирала с дороги из страха перед Олеандрами.

Он прибегал к голосу Доверия, чтобы унять ее рыдания, успокоить нервы, увести от шипов, прежде чем она исцарапается и сделает только хуже.

И вот теперь Фу узнала, что он прибегает к нему, когда перерезает горло.

– Тсс-с, – сказал Па нежно, опуская руку к половине лезвия на боку. – Мы тут.

Капля крови просочилась и теперь дрожала на губах женщины.

– Пожалуйста, – задохнулась она, – …горит…

– Фу. – То был голос Па. Настало время учиться.

– Да. – Она опустилась на колени рядом.

– Подержи ее голову.

Липкие волосы захрустели под ладонями Фу. При виде меча Па она зажмурилась.

– Ты должна открыть глаза. – Голос Па прозвучал как замечание и извинение одновременно.

Фу стиснула зубы и послушалась.

– Вороны, – пробормотала грешница. Красная капля скатилась с губ, растянувшихся в слабую улыбку облегчения. – Сжальтесь. Больше не…

– Больше не будет. – Па провел лезвием поперек ее горла. – Спи, сестра.

Последовал резкий толчок. Грешница умерла, улыбаясь.

Когда тело застыло, Па передал Фу сломанный меч рукояткой вперед.

– Для мужа.

Она попыталась скрыть изумление. Лезвие чуть не выскользнуло у нее из рук. Наблюдать было тяжело, но это… Когда, а не если.

Жалость была даром вождя. Проявление ее было обязанностью.

Она потянулась ко второму телу. Приложила два пальца к тому месту, где шея переходила в плечи. Кожа была холоднее. Дорожка пота давно высохла и стала солеными струпьями.

Никакого пульса.

Она раскрыла ему рот и дотронулась до зуба. Если он еще жив, костяная искра споет ей в два раза громче, чем любая в ее связке. Вместо этого последовал вздох и гуденье.

– Он мертв. – Передышка. Узел в животе распустился.

Па потянулся было к ее плечу, но удержался. Его руки все еще были в крови. Он сполоснул их в кадке с водой, вытер об откинутое покрывало и встал.

Что бы он ни хотел сказать, теперь было уже ни к чему. Вместо этого он надел маску и сказал:

– Забирайте их.

При участии Подлеца тела были упакованы и погружены на телегу за четверть часа. Остальные жители деревни ждали в общине, переминаясь в тревоге и тихо переговариваясь между собой.

Никакого причастного видно не было. Фу рассердилась.

Как только они оказались в пределах слышимости, журавлиная арбитрша сделала шаг навстречу.

– Благодарим за ваши… услуги, – сказала она, ломаясь. – В качестве оплаты мы сложили у ворот дрова на два костра.

– И? – Па повернулся к огороженному пастбищу, на котором толпились козы и рогатый скот.

– Это все, что у нас есть.

Журавли владели наследным правом честности, но то, что они умели распознавать ложь, вовсе не значило, что они никогда не обманывали сами. Фу насчитала по меньшей мере три железных колокольчика на ошейниках – три животных были помечены ими на забой. Для представителей Обычных каст деревенские жители выглядели неплохо, никто не нуждался ни по части еды, ни по части одежды. Они могли бы пожертвовать рулоном ткани или какой-нибудь самой маленькой коровкой в качестве причастного, да хотя бы обычным мешком соли, запросто.

Фу уловила, как кто-то буркнул из толпы:

– Корми Ворон.

Лицо Журавлихи напряглось.

– Это все, – повторила она.

Полностью поговорка звучала менее щедро: «Так или иначе – мы кормим Ворон». Завет не благоволил к скупердяям. Недостачу сейчас Вороны скорее всего заберут позже – грешниками.

Па ждал, давая Журавлихе последнюю возможность одуматься. Никто не шевелился. Затянувшееся затишье нарушал только перезвон убойных колокольчиков.

Па подошел к отделению в борту телеги и, к смущению лордиков, достал две пары щипцов. Он вручил их Подлецу.

– Забери зубы.

Тавин сжал кулаки.

– Да, вождь.

Подлец приблизился к первому из саванов. Фу надеялась, что это не та женщина, горло которой они только что перерезали.

Прежде чем это выяснить, она повернулась маской к селянам. Большая их часть уже посерела. Семьи вроде их собирали для причастного молочные зубы, не испытывая ни необходимости, ни желания вырывать зубы у покойников. Злобное перешептывание становилось все громче с каждым шуршанием савана.

– Здесь?

Ну конечно же, принцы нынче пошли брезгливые.

Селяне посмотрели в его сторону. Принц Жасимир кашлянул и понизил голос.

– Мы обязательно должны делать это здесь… вождь?

Он обронил этот титул, как сойка, что выкатывает яйца соперницы из гнезда.

– Да, – ответил Па голосом вождя.

За ее спиной железо заскрипело о кость – это Подлец принялся за работу.

При каждом стуке падавшего в телегу зуба арбитрша вздрагивала. Стоявшие позади нее жители деревни обменивались все более хмурыми взглядами, не сулившими ничего хорошего. Чем скорее они выберутся на дорогу, тем лучше.

Наконец постукивание прекратилось. Через мгновение Подлец передал Па узелок, ткань которого расцветала красными точками.

– Вы закончили? – спросила арбитрша.

Па взвесил узелок на ладони.

– Да, сестренка, сгодится. – Он свистнул, отдавая приказ к выступлению. – Вернемся, когда позовете.

Когда, а не если.

Телега двинулась со скрипом. Они подкатили к воротам, где Соколы у сигнальной мачты спустились лишь затем, чтобы их пропустить, махнув на штабеля дров рядом с корытом для их громадных лошадей. Фу удивилась, когда Тавин пошел следом за Обожателем. Может быть, он хотел как можно быстрее вернуться на плоскогорье. Они впервые думали одинаково.

Тавин поднял охапку дров, но, стоило ему выпрямиться, как у одного из Соколов выскользнуло копье с бронзовым наконечником, что заставило Тавина резко отпрянуть. Брусок выпал из его рук и упал стражу на ногу. Тот выругался.

– Похоже, ты должен извиниться перед моим другом, – рассмеялся другой Сокол.

Тавин застыл от негодования, чего не позволила бы себе ни одна Ворона. Единственное, что его спасло, так это маска.

Обожатель взял Тавина под руку и отвесил поспешный поклон.

– Простите, уважаемые стражи, простите. Мальчик не говорит. Страшное недоразумение. Жутко извиняемся.

Он отвел Тавина обратно к телеге, а Па подал знак остальным, чтобы тоже собирали дрова. Вскоре Вороны уже катили своей дорогой.

Некоторое время тишину леса, если не считать чириканья птиц, нарушали только их шаги да поскрипывание колес. Даже Сумасброд не отваживался петь в такой дали от плоскогорья. Потом Па сорвал маску и кинул ее на телегу. Фу последовала его примеру, втягивая свежий воздух сквозь зубы. Вскоре поверх саванов и дров образовалась груда масок.

Сокол нес их с принцем маски переброшенными за плечи, такой же перепуганный, как тогда, с картой Па на земле.

– Неужели это было так уж нужно? – Подбородок принца упрямо торчал из-под капюшона.

– Что вы имеете в виду, ваше высочество? – поинтересовался Па, не оглядываясь.

– Они оставили вам плату. А вы прямо у них на виду вырвали зубы их друзьям.

– Дрова – это не совсем оплата. – Если Тавин заметил повернувшиеся к нему головы, то виду не подал. – Нельзя нанять кузнеца, чтобы тот выковал меч, а потом расплатиться с ним сталью, из которой он будет его делать. Это не плата за труд, не говоря уже о вынужденной прогулке в три лиги.

У Жасимира потемнели щеки.

– Это не повод калечить трупы. С мертвыми надо обращаться по чести.

– По чести? – переспросила Фу, чувствуя жар собственным затылком. – Эта деревня хотела плюнуть нам в лицо. И хотела этого сильнее, чем достойного расставания с покойными друзьями. Они получили, что хотели. А мы чем хуже?

– А кто решает, не хочется ли вам лишнего? – Принц Жасимир явно все еще страдал после принятия клятвы. – Что, если бы вы запросили половину их стада? Или все деньги, заработанные ими за год?

Фу сверкнула на него взглядом.

– Олеандры еще до заката всем нам кишки выпустили бы.

– Возможно, если бы вы не дали им причины…

– Жас, – прервал его Тавин, – зубы – это намек. Грубый намек, согласен, но эта деревня теперь дважды подумает, прежде чем попробует снова обмануть Ворон. Это то же самое, что наши придворные игры.

Либо Сокол стал проникаться их ремеслом, либо теперь, когда одна половина Ворон ему симпатизировала, он с удвоенной силой принялся добиваться расположения второй. Фу искоса посмотрела на него, прикидывая, сможет ли какой-нибудь Журавль учуять исходящую от него ложь. Она видела перед собой всего лишь лордика с остриженными волосами и новым шрамом…

Фу прищурилась. Мелочь, тонкая черточка, пересекавшая правую бровь Сокола, но такой отметины у принца не было.

Она моргала, и чары Павлинов становились все слабее. С волосами, остриженными до ушей, и почти собственным лицом его скоро перестанут путать с принцем.

Сокол отрезал волосы ради Па, ему хватило ума не задираться со стражами, и он держал принца в узде. Фу не доверяла ему настолько, чтобы оставить в покое, однако, возможно, он заслуживал оправдания ввиду отсутствия улик.

Тавин ответил ей широкой, слишком слащавой улыбкой.

– А кроме того, забирать кости целиком – это же непрактично. Или я ошибаюсь? Сдается мне, что ты из тех, кто вырвет мужику позвоночник, если он понадобится для нового ожерелья.

Едва возникшую доброжелательность как рукой сняло. Фу сосредоточилась на дороге впереди.

– В одном ты ошибся, – сказала она. – Я не дружу с украшениями.

– А тогда с чем же ты дружишь? – Улыбка Тавина оставалась неизменной. Разве что стала чуть пошире. – С цветами? Поэзией? Знаю, что пачули можно не упоминать.

Принц состроил такую гримасу, будто ему в сандалии попал камешек. Было очевидно, что он видел подобный танец раньше, и это сказало Фу все, что ей следовало знать.

– Молчание, – ответила она. – Я дружу с молчанием.

– И трупы шпынять любишь, – добавил Тавин. – Допускаю, что оказываю на людей подобное влияние. Так что ты любишь молчание и жестокость. Что еще?

– Людей, которые понимают намеки, – сквозь зубы подсказал Подлец.

Тавин остался непоколебим:

– И?

– И думаю, что вообще-то новое ожерелье мне бы пригодилось, – холодно сказала Фу.

– Так что украшения тебе все-таки нравятся.

У него за спиной Сумасброд сделал грубый жест, указывающий ровно на то, что они считали самым привлекательным для Фу. Обожатель фыркнул и поиграл бровями.

Терпению Фу приходил конец. Очарование Тавина было уловкой. Сокол не имел ни малейшего намерения ухаживать за ней. Он всего лишь пытался понять, что застигнет ее врасплох. Можно было в эту игру сыграть.

– Мне нравятся люди, которым я могу доверять, – ответила она прямо, как предупреждающим выстрелом.

Сработало. Негодница и Обожатель переглянулись, а Тавин выпрямился, напуская на себя невинный вид.

– А вот в это верится с трудом, – усмехнулся он, – потому что мы воспользовались вами, чтобы вы нам помогли подделать наши смерти и богохульно обманули весь народ Сабора в корыстных целях.

Послышалось хихиканье. Он хотел, чтобы они приняли это за шутку и посмеялись. Фу ему подыграла, даже изобразила невеселую улыбку, однако тон ее остался резким.

– Ага, но тебе я не доверяю не поэтому.

Смех стих.

Тавин смотрел на нее так же, как вчера вечером, когда она разжигала огонь Феникса, – оценивающе.

И кто теперь застигнут врасплох?

– Существует всего лишь одна причина или ты подготовила список?

Хорошее парирование. Он хотел изобразить ее вздорной, бедняжка.

А Фу хотела напомнить своим Воронам, кто он на самом деле.

– Мы даже не знаем, кто ты такой. И кто может тебя разыскивать. Ты так и не назвал нам своего полного имени.

Он пожал плечами.

– И это все?

Взгляд, которым наградил ее принц, мог бы запалить ее собственный погребальный костер.

– Тав, ты не обязан…

– Ничего страшного, – сказал Тавин, однако предупреждающая морщина на лбу появилась вновь. Фу задела нерв, который искала. – Мое полное имя – Таверин ца Маркан. Я ответил на вопрос?

Ответил. «Ца» означало «сын». Клан вроде Марканов, достаточно высокопоставленный, чтобы ощениться кронпринцем, должен был гордиться родословной, выражаемой через еще одно, родительское имя. А у него всего лишь общее название клана.

Или, как подытожил Подлец:

– То есть твой папочка оказался достаточно хорош, чтобы подцепить марканку, но его не хватило, чтобы дать тебе имя?

– Это не ваше дело, – вспылил Жасимир.

Тавин пожал плечами.

– Нет, все верно, и я передам отцу ваше мнение, если выясню, кто он. Но, если разобраться, моя внебрачность – меньшая из ваших проблем. – Он попытался послать Фу очередную снисходительную улыбку. – Есть что еще?

Фу подумала, сколько еще раз лордики будут захаживать прямиком в ее ловушку. Таким темпом она того и гляди сама дотанцует до престола.

– Мне просто хотелось знать, как тебя зовут, Соколенок. – Она передразнила его пожимание плечами и нацелилась на горло. – Я просто не доверяю тебе потому, что ты любишь сверкать сталью.

– Что?

– Ты видел, что наш единственный клинок сломан. Не было нужды угрожать мечом Подлецу вчера вечером, и ты это знал. Ты так поступил только потому, что имел такую возможность.

Послышался гул одобрения. Он мог обрезать себе волосы и разыгрывать дипломата, но он все равно оставался Соколом.

– Теперь мне уже и защищаться нельзя.

– Помилуй, братец, – пропела Фу. – Когда ты в последний раз грозил сталью Прославленным кастам?

– Ты не знаешь, о чем говоришь, – вмешался принц. – Неудачная угроза клинком дворянину может привести к гражданской войне.

– Именно. Лучше уж тыкать им Ворон.

Принц Жасимир смотрел сердито.

– Когда они на нас нападают…

– Она права.

Принц повернулся и негодующе уставился на своего телохранителя.

Тавин открыл и закрыл рот. Вздохнул.

– Ты тоже, Жас. Правы все. Боги, как же я устал об этом говорить!

– Да, конечно, ты устал, – усмехнулась Фу.

Тавин откинул голову.

– Да. Я бы с большей охотой поговорил о том, что нас уже четверть лиги как преследуют.

– Ага. – Па не повернулся, однако одна его рука покоилась на связке зубов.

Фу беззвучно выругалась. Ей нужно было следить за дорогой, а не танцевать тут с Соколом. Она бросила взгляд назад. Действительно, три далекие фигуры маячили на повороте, ровно на таком расстоянии, чтобы их не слышали. Слабые лучи солнца отражались от кос в их руках.

– Они не тронут, пока тела у нас, – сказал Па. – И отстанут, как только мы выйдем на плоскогорье, там слишком открыто.

Это было правдой лишь отчасти. Фу проглотила комок в горле. Преследователи могли быть знамением Олеандров. Получалось, Воронам придется тащить трупы раза в два дальше, прежде чем остановиться сегодня лагерем, и надеяться на то, что расстояние избавит их от любого дворянства.

– То есть вы позволите им преследовать нас столько, сколько им захочется? – спросил принц Жасимир.

– А что бы вы предложили нам сделать, ваше высочество? – хмуро поинтересовалась Негодница. – Вот почему всякие мерзавцы вроде них не позволяют Воронам носить цельные мечи. Они не ищут драк, из которых не смогут выйти победителями.

Жасимир только глаза закатил.

В это мгновение Фу поняла, что при всех своих рассказах о смертельных заговорах и безжалостных убийцах принц никогда не испытывал страха перед незнакомцем в темноте.

«Тебе нужна эта сделка», – шептала одна ее половина. Однако второй мерзкий голосок нашептывал в ответ: «Только если принц сможет выполнить ее условие».

* * *

Блевотка устроилась на горке масок, однако спрыгнула, чтобы поймать себе ужин, как только они остановились на ночь, пройдя по дороге несколько лиг. Фу отпустила ее. Слежка отстала, стоило им час назад выйти на открытую равнину, а кошка, похоже, могла за себя постоять.

В отличие от прошлой ночи сегодня Воронам предстояло сжечь взаправдашних грешников. Па, Подлец и Фу оставили свои нарукавники в растущей поленнице, по очереди умылись в соседней речке, сперва мыльными ракушками, избавлявшими от крови, затем солью, снимавшей грех. Фу вернулась к костру как раз вовремя, чтобы услышать, как Па провожает грешников в путь щепоткой соли, брошенной в огонь, и хриплым «Добро пожаловать на наши дороги, родичи».

Сокол одним глазом следил за происходящим, помогая Негоднице с костром для готовки и, разнообразия ради, не мешая Воронам. Принц отошел на другой конец поляны, и Фу не понимала, куда он смотрит, пока не заметила Подлеца, переодевавшего рубашку. Тут она не могла укорить Жасимира: у Подлеца было много проблем, но только не с внешностью.

Когда Негодница поставила горшок кипящих мыльных ракушек, оба лордика чуть не набросились на него, стремясь умыться раньше, чем Вороны испачкают воду. За это Фу укорить могла. И если лордики и ловили косые взгляды, начав есть еще до того, как Па посолил еду, это не остановило их ни на мгновение. Они продолжали откусывать и жевать.

Когда Фу уже раскатывала плетенную из травы подстилку на безопасном расстоянии от костра, с ужина вернулась Блевотка и чинно прошествовала в их придорожный лагерь с гордо поднятым хвостом. Было еще рано, однако Фу хотелось отдохнуть с того самого мгновения, как она проснулась в склепе Майкалы. Остальные играли в ракушки, чинили маски, забивали новые гвозди в подошвы сандалий. Все они одним глазом следили за темнеющей равниной. Блевотка запрыгнула обратно в телегу и свернулась среди мешков проса и риса.

Принц ежился у костра, обвивая языки огня вокруг пальцев, когда Обожатель подсел к нему.

– Не хотелось бы вашему высочеству взглянуть на редчайший свиток в королевстве? Вы нигде не сыщите ему равных, даже в собственной библиотеке его величества.

Жасимир поднял брови.

Фу села на подстилку. Обожатель возился со своим свитком столько, сколько она его помнила, занося в него все песни и рассказы, которые Вороны держали в голове. Она никогда не могла прочесть ни одной буквы, но полагала, что для него это важно.

Когда глаза Фу закрылись, Обожатель и Жасимир по-прежнему сидели у костра, сосредоточенно склонившись над свитком, и переговаривались.

Потом из темноты пустого беспамятства Фу вывели сны, быстрые, ужасные и красные.

Она держала руку Подлеца перед погребальным костром на широкой дороге.

То был не костер. То была деревня, которую они оставили позади, и она полыхала золотом Фениксов.

Ей хотелось спалить деревню дотла. Нет, она хотела, чтобы они знали, что она может.

Зубы выпали у нее из ладони, окровавленные и новые, вспыхивая на лету.

– Нам нужна эта сделка, – говорил невидимый Па.

Деревня изменилась. Теперь далеко к северу она видела долину, горевшую во всю ширь, превращенную в сплошной черный чумной маяк. В воздухе носились мольбы о помиловании.

– Никто не ответил, – сказал Па, качая головой, слишком близко от огня. – И теперь отвечать придется всем нам.

Рядом с ней был не Подлец. Она держала за руку Тавина, и он снова смерил ее взглядом.

Она вырвалась…

– Фу.

Ее разбудило море огня.

Костер. Это был всего лишь костер. Фу попыталась отдышаться.

– Фу, вставай.

То был голос вождя.

– Па? – Она села, протирая глаза. Было слишком темно, чтобы собирать вещи.

Принц поднялся на колени, сонный и сердитый. Подлец застыл поблизости.

Ответ пришел слабым содроганием почвы под ее тонкой подстилкой. Теперь она сама застыла.

Не нужно было им забирать зубы грешников.

– Берите принца и хватайте, что успеете. – Па метался тенью в ночи, от одной Вороны к другой. Поднял принца на ноги. Рокот усиливался.

– Вставайте, ваше высочество. Дворянство Олеандров приближается.

Спасти Феникса

Подняться наверх