Читать книгу Мелодия Бесконечности. Книга первая «Первый аккорд». Том второй - Маргарита Андреева, Маргарита Андреевна Андреева - Страница 4

Маргарита так же наскоро заплатила за вход в некрополь аббатства, даже не обратив внимания на архитектуру этого величественного сооружения.

– Благодарю, – с этими словами призрак покинул её тело, и она без сил опустилась на пол. – Ну, здравствуй, Катрин, – девушка подняла голову и увидела перед собой двух женщин: одна из них была в простом темно-сером платье старинного фасона под цвет её серых глаз, с аккуратно подобранными каштановыми волосами.

– Здравствуй, Иоанна, – вторая едва заметно улыбнулась на приветствие, одетая так же в простое платье старомодного покроя, только черного цвета, у неё были темно-рыжие волосы и пронизывающий взгляд карих глаз. – Ты всё ещё злишься на меня? За перчатки? Считаешь, что это я приказала их отравить?

– Жанна? Призрак Лувра – Жанна Д`Альбре, мать Генриха Наваррского, – догадалась вдруг Маргарита. – Тогда, вторая… – рассуждала она сама с собой.

– Я пережила смерть почти всех своих детей – неужели я недостаточно наказана? – философски заметила дама в черном.

– Потому я и не держу на тебя зла, Катрин, – покачала головой дама в сером. – Да, и не за тем я здесь. Я хочу видеть сына.

– Это твоё право, – за спиной у дамы в черном появилось ещё несколько фигур, которые, словно сошли с картин и старинных гравюр, что Маргарита видела в учебниках истории. Перед ней стояли Екатерина Медичи, Генрих Валуа и их дети – последние представители династии Валуа – сыновья: Франциск, Карл, Генрих, Эркюль (при принятии титула герцога Алансонского переименованный во Франциска, вероятно, в память о старшем сыне – Франциске II) и дочери: Елизавета, Клод и Маргарита.

– Не бойся, дитя, – уже знакомая девушке королева Наваррская протянула ей руку, чтобы помочь подняться, и успокоила ободряющим взглядом. – Мы встречались уже, не так ли? – потом она повернулась к стоящим рядом: – Она – потомок нашего рода. Матушка, отец, братья, будьте с ней учтивы и вежливы. В ней течет наша кровь – кровь Валуа.

– Ваши Величества! – потрясенная Маргарита попыталась слегка улыбнуться дрожащими губами и присесть в реверансе на слабых от волнения ногах.

– Да кому в голову придет обидеть такое ангельское создание? – к ним приблизилась новая фигура – высокий темноволосый мужчина с проницательными серыми глазами, одетый в старинный расшитый камзол, он обворожительно улыбнулся и поклонился дамам.

– Анрио! – дама в сером кинулась ему на шею. – Сын мой!

– Матушка! – с сыновьей почтительностью мужчина поцеловал её руку. – Благодарю, дитя, за этот бесценный дар, – потом он подошел к смущенной Маргарите и поцеловал её руку.

– Вы очень добры, сир – она поклонилась, несмело улыбнувшись.

– Тебе не стоит нас бояться, твой род благословляет тебя и твое дитя. Эта вещь передавалась много поколений в семье Медичи, – дама в черном сняла со своей руки перстень с вензельной буквой М и надела его на палец ошеломленной девушке. – Это не только первая буква фамильного имени Медичи, но и первая буква твоего имени. Пусть это кольцо будет твоим талисманом и хранит тебя.

– Но, Ваше Величество… – девушка поначалу засмотрелась на прекрасное украшение, но потом попыталась снять его, – я не могу…

– Не волнуйся, – дама в черном остановила её. – Можешь не бояться подарка от Екатерины Медичи, дитя. Не обижай меня своим отказом, – Маргарита снова надела кольцо, подчиняясь влиянию необыкновенной силы духа этой женщины.

Екатерина Мария Ромола ди Лоренцо де Медичи…

Как её только не называли – «купчиха», «итальянская волчица», «черная королева», «Мадам Гадюка», чья мрачная слава дожила и до наших дней. Женщина с тяжелой судьбой, которая хотела быть слабой и любимой своим мужем, но ставшая сильной и одинокой. Слишком много испытаний выпало на долю одной этой женщины, но кто-то из великих сказал, что судьба более всего испытывает тех, кого находит наиболее достойным.

Как ни трагично, но никто не помнит неутомимых попыток королевы добиться мира между католиками и протестантами, зато прочно хранится память о кровавой августовской резне.

По прошествии веков, легко осуждать тех, кто уже не может замолвить слово в свое оправдание, но Маргарита предпочитала следовать принципу, процитированному Далай-ламой: «Прежде чем осуждать кого-то, возьми его обувь и пройди его путь, попробуй его слезы, почувствуй его боль. Наткнись на каждый камень, о который он споткнулся. И только после этого говори, что ты знаешь, как правильно жить», и наглядным тому примером было её отношение к Марку или Рафаэлю, что и их заставило измениться, и о чем ей не пришлось пожалеть до сегодняшнего времени.

Для восстановления исторической справедливости, за Екатерину скажут сохранившиеся и дошедшие до наших дней документы: письма, записи, мемуары. Из них предстает перед нами совсем другая Екатерина Медичи – совсем не такая, какой её показывают в учебниках истории. И Маргарите показалось, что она понимает это, как никто другой из живущих на земле, а в усталых глазах на морщинистом лице женщины, некогда вершившей судьбу всей Европы, читалась настоящая её история.

И вот Маргарита снова переносится во времени и пространстве, когда в старинных стенах бурлила жизнь, а по коридорам был слышен топот тысячи ног, людские голоса и резкий запах плохо вымытых тел, заглушаемый ещё более резкими ароматами парфюмов – эпоха интриг и заговоров, нищеты одних и роскоши других, становления монархии и государства, предъявлявшая невероятно высокие требования для выживания. Эпоха Екатерины Медичи.

– По твоему лицу вижу, дитя, что у тебя много вопросов, – дама провела рукой в черной атласной перчатке по плечу девушки, взяв ее ладонь в свою руку. – Ты хочешь знать, что из того, что обо мне говорили, правда, – и это был ответ на все то невысказанное, что не укрылось от проницательной Екатерины, но что так и не осмелилась высказать Маргарита. – Тогда послушай, верно, самую правдивую историю королевы Катрин, из её собственных уст.

И Маргарита слушала и внимала рассказу этой незаурядной, по меркам любого столетия, женщины.

Почти сразу после рождения оставшись круглой сиротой, Екатерина Медичи провела беспокойные годы своей юности в заточении в мрачных монастырских стенах. Она умела помнить добро, и на протяжении всей своей жизни поддерживала общение с монастырскими сестрами, регулярно писала им и делилась доходами с принадлежащей ей собственности. В детстве и юности она посвящала много времени занятиям, сносно, поговаривали, знала греческий, латынь и французский, проявляла способности к математике, что впоследствии отразилось на её любви к астрологии и потребности окружить себя в дальнейшем людьми, обладающими пророческими талантами. Впрочем, Екатерина и сама была всегда немного мистиком и могла предсказывать судьбы тех или иных людей, видя их грядущее во сне. Благодаря неоспоримым достоинствам её характера, ей благоволил отец её будущего супруга король Франциск и его ближайшее окружение, а приданое, привезенное из Италии, привнесло ко французскому двору такие новшества, как женское боковое седло и панталоны, активно стали внедряться духи. Юная итальянка же, в свою очередь – обучалась, наблюдала и впитывала, разделяя любовь нации и монарха к охоте, искусству, и, помимо прочего, коллекционированию шахмат, миниатюрных бильярдных столиков и других игрушек, помогавших скоротать время в непогоду. Фарфор, венецианское стекло и эмали, памятки прошедших дней, соседствовали здесь с дорогими сердцу вещами, куклами в разнообразных одеяниях и сентиментальными безделушками, а на книжных полках выстраивались любимые литературные произведения, тексты, фолианты по истории и строительству, генеалогические древа родственников, книги с описанием игр. Она же одной из первых при французском дворе начала пользоваться украшенным складным веером, свисавшим с ленты, прикрепленной к поясу, открыла двору носовые платки, собрав огромную коллекцию декоративных платочков – и это новшество весьма полюбилось придворным, а платки стали неотъемлемым аксессуаром ренессансного костюма (и их полагалось держать за серединку, демонстрируя расшитые края).

– Но даже королевы не всесильны, – продолжила тем временем королева Катрин, обращаясь к взволнованной Маргарите, – и власть становится в тягость, огромные дворцовые стены давят непосильным грузом, еда с позолоченных приборов горше полыни, и под роскошный полог балдахина приходят печальные и пугающие сны, когда ты нелюбима. Дай Бог, тебе никогда не познать равнодушия и холодности того, кого горячо и преданно любишь и кого постоянно страшишься потерять. Брак с прекрасным принцем принес мне, юной и наивной итальянке, исполненной надежд, лишь многие годы страданий с горечью унижения, ибо царственный супруг мой предпочитал обворожительную Диану де Пуатье, ставшую его официальной фавориткой не только на ложе, но сохранив первенство и в королевской детской, где его любовница хозяйничала наравне со мной. Моя же внешность была более чем заурядной, ни ростом, ни красотой я не выделялась, если что и отмечали в моей внешности, так это – цепкий и зоркий взгляд, а с возрастом к этому добавилась и полнота.

После десяти лет бесплодия и фактического безбрачия, Екатерина наконец-то произвела на свет десятерых детей, но и тут не обрела долгожданного счастья, словно продолжая нести свою кару за неведомые ей грехи: все они выросли, страдая, как от физических недугов, так и от душевных расстройств, и это ещё больше разрывало материнское сердце. А после внезапной кончины супруга, лишь в последние годы перед самой своей смертью ставшего открыто полагаться на её доказанную преданность и трезвые суждения, став новой значимой фигурой на международной арене власти, Екатерина вынуждена была превратиться защитницу своей династии и своей новой родины – искусную, отважную, порой жестокую. Но, не стоит считать её несчастной жертвой сложившихся обстоятельств. Сражаясь за жизнь и интересы, свои и своих отпрысков, со всей решительностью использовала все те средства, что предоставляла её эпоха. Она и была волчицей, коей именовалась – которая до последнего боролась за своих детей и их права, за благополучие всей Франции. Ещё накануне того страшного дня, когда должен был состояться рыцарский турнир по случаю свадьбы их дочери, принцессы Елизаветы, на котором и погибнет её безумно любимый и дорогой муж и повелитель, ей приснился кошмарный сон, в котором она видела мужа мертвым, распростертым на земле с залитым кровью лицом. Даже самый известный пророк эпохи – Мишель Нострадамус – не осмелился поделиться с ней содержанием одного из своих пророческих катренов, но у неё и у самой была сильно развита интуиция. Раненому королю не помог даже врачебный гений придворного медика Амбруаза Паре. По горькой иронии, лишь на смертном одре он всецело принадлежал своей супруге, и никакие фаворитки не имели права посягнуть в тот час на то, что принадлежало лишь ей – её вдовий наряд, который станет её спутником до самой смерти и продлит в глазах Екатерины столь краткое царствие мужа, в такое неспокойное время оставившего её фактической правительницей Франции, раздираемой внутренними (между правящими группировками и религиозными конфессиями) и внешними конфликтами (с Англией, Испанией, Нидерландами), финансовым и политическим кризисом – иностранку в чужой державе с тремя малолетними детьми на руках, королевой этой самой державы… Она правила от имени трех своих венценосных сыновей, пытаясь каждого вразумить на мудрое и справедливое правление, советуя им лично наблюдать за всеми важными делами вверенного им Господом королевства, не позволяя секретарям брать на себя больше положенного и решать что-либо без ведома государя – и ни один официальный документ не мог считаться действительным без личной подписи монарха, и было велено лично показывать всю корреспонденцию. Главным из советов королевы, что усвоили её сыновья, были важность ведения регулярного расписания и воздержание от возвеличивания близких, не выказывая своего отношения, основываясь только на личной приязни, не учитывая прочих качеств претендента – с одной исключительной целью во имя блага для государства. Как могла, она пыталась играть роль женщины-миротворицы на начальном этапе религиозных распрей, отчаянно желая объединения страны и сохранения равновесия между двумя враждующими группировками, маневрируя между католическими и протестантскими лидерами, не позволяя ни тому, ни другому альянсу отнять у меня влияние на коронованных отпрысков.

– Как это несправедливо, – несколько отстраненно пробормотала Маргарита, и в голосе звучало участие, сама она словно перенеслась на столетия назад и воочию увидела всё то, о чем поведала Екатерина, безотчетно пропуская через себя чувства и переживания держащей её за руку женщины, – что история вас заклеймила образом кровожадной и коварной злодейки-паучихи в черном, искусно плетущей свои кровавые интриги.

– Не забывай, дитя, что и Иисуса осудили, как вора, – невозмутимо обронила бывшая королева. – За все эти столетия я уже успела привыкнуть.

В историю вошла легенда об отравленных бальных перчатках и коварстве безжалостной итальянки, но никто не помнит, что вскрытие показало у матери её зятя, Жанны/Иоанны Наваррской, легочное заболевание. Самое известное масштабное кровопролитие, с которым связывают имя Екатерины и по сей день – убийство французских протестантов в Париже в августовскую ночь в праздник Дня Святого Варфоломея e2a433. Дабы попытаться примирить католиков и протестантов, заодно и держать ближе к себе того, кто стал для неё живым напоминанием самого ужасного пророчества всей жизни, в надежде отвести кошмарное предсказание от своей семьи, она пошла на этот, так страшивший брак своей дочери и наследника Антуана Бурбона. Это бы смогло объединить старшую и младшую ветви королевской семьи и стало бы настоящим маяком надежды на будущий мир в королевстве. Разве в былые времена брак Елизаветы Йоркской и Генриха Тюдора не положил конец английским войнам Алой и Белой Розы? Возможно, что то же самое произойдет и во Франции? Кроме того, этот союз имел еще и другое весьма привлекательное качество: если Генрих Бурбон и унаследует трон Франции, кровь династии Валуа и Медичи сохранится в потомстве её дочери – Маргариты. Масштабное кровопролитие не смогло бы положить конец обострившимся религиозным противоречиям, в то время, как устранение избранных вождей, под благовидным предлогом праздника бракосочетания своего принца, собравшихся в Париже со всех концов королевства, лишило бы протестантов опоры, стравив две сильнейшие враждующие группировки: гугенотских предводителей и ревностных католиков во главе с аристократическим семейством Гизов, не раз намекавших о своих притязаниях на престол её детей. Но даже такой, славившийся прозорливостью, ум не смог предвидеть, какие масштабы примет эта бойня, разрастающаяся в пылу всеобщего безумия и дыму кровавой вакханалии, когда той страшной ночью уже большей частью стали сводиться личные счеты, смываться кровью денежные долги и избавляться от опостылевших супругов, а многие парижане – честные католики, разделили ту же участь, что и протестанты. Тогда прошел слух, будто сам Всемогущий послал свой специальный знак в одобрение: якобы давно высохший куст боярышника возле статуи Пресвятой Девы на кладбище Невинно убиенных снова зацвел. Вышедшая из-под контроля ситуация впервые в жизни испугала тогда её не на шутку, на века сделав символом вероломства и смертоубийства. Таково было наказание за кровь на её руках. Это было жестокое время, когда любой вопрос был вопросом жизни и смерти, а она единственно пыталась выжить и не дать умереть своим детям.

Женщина резко вскинула голову, и все старые мышцы под дряблой кожей на её лице и шее напряглись.

– А они вменяют мне, подумать только, хладнокровное убийство одного из собственных сыновей, – Екатерина до того сжала пальцы на руках, что Маргарита испугалась, как бы её кожаные перчатки не впились ей в истончившуюся кожу её рук. – Да что они понимают! Как можно быть настолько жестокими и настолько слепыми, чтобы обвинять меня убийстве собственного сына? Да разве у меня имелась острая необходимость ускорить ужасную кончину, и без того, умирающего Шарля? Разумеется, в определенных вопросах, когда это было необходимо ради блага государства, в определенных вопросах я умела хранить твердость, но никогда – ценою жизни моего несчастного дитя. Они сделали мне одолжение, предполагая роковую случайность, предназначавшуюся Наваррскому королю, который многие годы, подобно дамоклову мечу, угрожал престолу моих сыновей: пропитанную мышьяком, книгу о соколиной охоте, первым прочел мой Шарль – страницы книги были слипшимися, чтобы разделять их, приходилось каждый раз слюнявить палец, тем самым всё увеличивая попадаемую в организм дозу отравляющего вещества…

– Несомненно, вы очень любили своих детей, – тихо заметила Маргарита, и готова была поспорить на что угодно, что ей не показалось, и лицо женщины действительно просветлело, словно стирая прожитые тяжелые года. – Пусть не всегда это выглядело именно так, но вы не переставали их любить – по-своему.

– Верно, дитя, – охотно согласилась Екатерина, и в её усталых глазах читалась нескрываемая нежность. – Признаю, что любить их было не всегда легко. Но, ведь это были мои дети, тяжело выстраданные после долгих десяти лет практически бесплодия… Излечение, неожиданное и чудотворное, я приняла как величайший дар Небес. Но потом и они стали моей болью, моим испытанием, – Маргарита повернула голову в сторону, куда указала Екатерина. – Посмотри на них.

Её сын Шарль, даже с возрастом, так и не смог достичь величия своих отца и деда, несмотря на все мои старания – умеренный в еде, мало интересовался развлечениями и женщинами, но, как и все Валуа, любил охоту до странного самозабвения. Его постоянно терзали приступы удушья, доводившие порой до столь пугающего неконтролируемого бешенства, что придворные всерьез опасались за свои жизни. Со временем, постоянно преследующая его немощь доведет до настоящего умопомешательства, но, и в юном возрасте, оставаясь ещё ласковым и добросердечным мальчиком, он страдал порой от неудержимых гневных припадков. С пугающей страстностью он обожал преследовать зверя и проявлял не совсем нормальный интерес к убийству дичи, которое возбуждало его и притягивало, порой своими руками свежуя окровавленную добычу. Все эти такие жутковатые склонности сочетались в нем с юных лет с нежным поэтическим даром – и под настроение он писал на самом деле прекрасные стихи и отлично играл на рожке, выказывал неоспоримый талант в живописи, стихосложении и резьбе по дереву.

Другой сын Екатерины, Генрих – он совсем не походил на своего царственного брата, любил литературу и считался одним из лучших комментаторов древних авторов своего времени. На его счету были и военные победы, однако, ратного дела он не жаловал, чем заслужил репутацию труса, предпочитавшего жизнь изнеженную, праздную и расточительную. И весь его такой образ жизни, все его увлечения чтением, живописью и другими искусствами осмеивались, рисовались в карикатурном виде, полностью искажая его личность, высмеивая его набожность, изысканную манеру одеваться, его щедрость по отношению к верным ему слугам (или тем, кого он считал таковыми). Даже в отношении своих приближенных миньонов (целой свиты франтоватых и миловидных молодых дворян), в которых он, прежде всего, видел верных друзей и сподвижников, чья поддержка была ему необходима, особенно когда против него ополчились и протестантский юг, и католический север страны – первые считали его уступки и попытки найти примирение в религиозном вопросе недостаточными, вторые – чрезмерными. Став у власти, он предпринимал попытки управлять разваливающимся государством, и эти попытки нередко приносили свои плоды – в его царствие были проведены реформы центрального управления, в результате которых были созданы министерства, была реформирована финансовая система и система налогообложения, введена единая система пошлин, инициирована кодификация законодательства, он, фактически, заложил основы придворного этикета, именно в годы его правления во Франции был введен григорианский календарь, и он стал первым пользоваться вилкой.

Самый младший из её сыновей – Эркюль, родился красивым и славным ребенком, но в возрасте восьми лет жестокая оспа чудовищно изуродовала его. Тяжело перенеся в детстве болезнь, прежде живой и жизнелюбивый, мальчик стал замкнутым и раздражительным, теперь его имя Эркюль, что означало Геркулес, звучало с особенно горькой иронией. Но, к счастью, он, подобно брату, также сменил его, и теперь стал зваться Франсуа, в честь умершего брата и деда. Он больше других из её детей вызывал постоянную тревогу Екатерины.

Старшая из дочерей, Елизавета, стала третьей женой испанского короля Филиппа II, но, умерла в родах, производя на свет своего первого ребенка, вместе с новорожденной дочерью – это была большая личная трагедия в её жизни. Тогда Екатерина ещё не знала, что ей будет суждено пережить почти всех своих детей.

Отрадой её сердцу было счастье второй дочери Клаудии (Клод) в замужестве за герцогом Лотарингским Карлом III – Екатерина так любила навещать эту семью и с удовольствием нянчила внуков, отдыхая и молодея душой рядом с ними.

Маргарита, Марго… Темноволосая, хорошенькая, она с детства была прилежным и милым ребенком и радовала всех цветущим здоровьем и недюжинным, пытливым умом. Она любила учиться и получила образование, самое лучшее, из возможного, включая знание латыни, литературы и стихосложения. Марго обожала верховую езду и еще в детстве поражала всех мастерским исполнением танцев на балах, бывших обязательной частью придворной жизни. Державшаяся всегда царственно и с превеликим достоинством, она отлично знала, как следует преподнести себя в наилучшем свете, ее природная красота и блеск ее драгоценностей соперничали с бриллиантами звезд на ночном небе, если можно так выразиться – истинная жемчужина французской короны шестнадцатого века. Даже мимолетного взгляда на ее портреты было достаточно, чтобы понять – она соблазнительная и игривая молодая женщина, выделяющаяся не только красотой, но и врожденным чувством стиля. Один из иностранных послов при дворе утверждал, что быть в Париже во Франции и не увидеть Маргариту Валуа – не увидеть ни Франции, ни Парижа.

Маргарита снова бросила взгляд на даму в черном, но теперь, после таких ошеломляющих откровений, она предстала перед девушкой в совершенно новом свете – совсем не такой, какой её представляет большинство историков. Сражаясь за то, чтобы сохранить трон (пускай лишь для своих сыновей) и за принцип законности, Екатерина Медичи – иностранка, супруга короля, регентша у трона французских королей – обеспечила будущее монархии, по крайней мере, до Великой французской революции. Мягко, но уверенно, словно играючи, она устранила от дел вдову старшего сына – Марию Стюарт – будущую королеву Шотландии, и слабовольного Антуана Бурбона – формального лидера французских протестантов, хоть и причинявшего иногда Екатерине некоторое беспокойство, серьезным противником она его, конечно же, не считала. А вот сын его Генрих, повзрослев, станет опасной угрозой трону Валуа. Дерзкий и энергичный, он совершал хитроумные провокации, избегая ловушек. Как тут было не тревожиться королеве-матери, если пророчества предсказателей открыли ей – этот мальчишка будет править Францией после ее сыновей! С тех пор Генрих Наваррский стал самым страшным из кошмаров Екатерины… После убийства Генриха III доминиканским монахом Жаком Клеманом, которому почудился звучавший в голове голос, предписывавший ему, по воле Всемогущего, убить короля, власть перешла от династии Валуа к династии Бурбонов, и Генрих Наваррский, в очередной раз сменив веру, произнес свою легендарную фразу «Париж стоит мессы!». На закате своей собственной жизни Екатерина стала свидетелем упадка и падения династии – точно она и была тем стержнем, что ещё держал её слабый род. С кончиной последнего сына Екатерины, династия Валуа прекратила свое существование.

Девушка обвела взглядом присутствующих, остановившись на принцессе Марго. Под конец царствования брата Карла, Маргарита больше всех сблизилась с братьями, которых борьба за трон Франции превратила в непримиримых соперников и опасных интриганов – они преклонялись перед ней. Только она одна умела усмирять припадки их ярости, став для них и другом, и наперсницей, в сестре они находили родственную душу, с которой могли делиться секретами.

К моменту, когда Генрих взошел на престол, Марго давно уже жила отдельно от мужа. Все еще жившая в Оверни, она выторговала для себя отличную финансовую сделку, получив весьма солидный доход, и вдобавок, за ней сохранялся титул «Вашего Величества» и наименование «королева Марго». Дочь короля, сестра трех других королей и, пусть лишь номинально, королева Франции, оставшаяся последней из угасшего рода Валуа, пользовалась почетом и уважением. Но Валуа уже исчерпали себя: основатель новой династии Бурбонов, ее бывший муж, правил королевством и вторично женился, хоть, и без особого энтузиазма, на Марии Медичи, дочери дальнего родственника Марго. Маргарита сохранила дружеские отношения с Генрихом, которого называла «мой брат, мой друг и мой король». Достаточно разумная, она прекрасно понимала, что благополучие новой династии зависит от поддержки последней из оставшихся в живых представительницы династии Валуа, поэтому делала все от нее зависящее, чтобы поддержать тесную дружбу с королевой Марией и, будучи сама бездетной, сосредоточилась на королевских детях, в особенности, на малыше дофине, который, после продолжительных и горячих дебатов, как следует обращаться к Маргарите, звал ее «матушка-дочка». Марго были возвращены многие владения, принадлежавшие ей по закону, в свою очередь – она назначила дофина своим наследником, вновь символически подчеркивая объединение двух королевских династий, привлекая во дворец модных музыкантов, писателей и философов, увеличивших популярность её салона среди просвещенных людей. Маргарита не переставала писать Генриху, высказывая свое мнение о придворных или советниках, несколько раз даже предупредив бывшего мужа о готовящихся против него заговорах. Королева без земли, ничья жена, последняя из Валуа прожила остаток жизни, ни в чем не зная отказа, но постепенно отойдя от пышных нарядов, украшений и косметики, она стала одеваться значительно проще. Духовность её с возрастом углубилась, она жертвовала много денег на благотворительность, одаривала монастыри и, весьма любимая в народе, прожила остаток прежде бурной жизни, найдя таки успокоение на закате своих дней и уступив место новой, молодой династии.

Такова неприукрашенная история последних Валуа.

Кровь королей. Песнь о грядущем.

Генрих IV, унаследовавший престол после Валуа и основавший новую могущественную династию – любимый монарх всех французов, король с горячим сердцем, известный своими любовными интригами и военной доблестью, его природное величие не затмевало человеческих черт. Он стал одним из самых популярных монархов во всей французской истории. Он восстановил экономику страны, централизовал управление государством и укрепил монархию. Противоречия религиозного характера, разрывавшие державу на части на протяжении сорока лет, были урегулированы Нантским эдиктом, который позволял мирно сосуществовать во Франции как католикам, так и протестантам. Генрих, сочетая в себе добродушие, простоту и величавость, оставался доступным своему народу. Он понимал насущные нужды своих подданных, и это выразилось в знаменитой фразе о том, что французу необходимо хоть раз в неделю иметь «poule au pot» («курицу в горшке»). Образовав централизованное правительство и перестроив порядки во Франции, основатель династии Бурбонов стал зачинателем того самого периода французской истории, который позже получил название «grande siecle» («великий век»). Этот король, один из лучших на французском троне, пал жертвой трагического стечения обстоятельств, он был убит католиком-фанатиком Франсуа Рaвaльяком.

Время примирило Генриха с его давно умершей тещей. Прослышав, как группа придворных обвиняет во всех несчастьях, постигших королевство, покойную королеву-мать, он, как утверждают, сказал: «Что оставалось бедной женщине, с пятью детьми на руках, после смерти мужа, в то время как две семьи во Франции – наша и Гизов – пытались захватить власть? Разве не пришлось Екатерине играть эти чуждые ей роли, дабы ввести в заблуждение остальных, защищая своих детей, которые смогли править лишь благодаря мудрости матери? Удивительно, как она вообще справилась с этим!»

И это послужило эпитафией столь же мудрой, сколь и великодушной – слова достойного короля о выдающейся королеве.

– А на двоих потомков хватит вашего благословения, Катрин? – к даме в черном подошел мужчина преклонных лет с окладистой бородой и темно-серыми глазами, облаченный в темные одежды. – Ибо я вижу двоих младенцев женского пола, близнецов, что умом своим, красотой и нравом веселым сведут с ума много достойных мужей, но сердца свои отдадут лишь тем, кто покорить сумеет этих прекрасных и гордых дев, и избранники их также будут близнецами, – Маргарита обернулась на голос, чтобы увидеть одного из самых известных людей не только своего времени, но и по сей день, знаменитого, наверно, больше, чем все Валуа вместе взятые.

Это тяжело даже представить себе, что чувствуешь под пристальным взглядом зорких старческих глаз в окружении глубоких морщин – человека, который знает о тебе всё, или почти всё, и который вызывал трепет не только у своих современников, но и спустя века, продолжает будоражить умы.

А что сама Маргарита знает об этом человеке?

Имя Мишеля де Нотр Дама, врача и великого мыслителя эпохи Возрождения, окутано тысячами легенд, и причиной тому – написанные им легендарные пророчества, что содержали предсказания событий вплоть до далекого будущего. Неугасающая популярность его предсказаний не только не пошла на убыль после смерти прорицателя, но совсем наоборот – продолжает расти с каждым пройденным десятилетием, захватывая все более отдаленные от Франции страны, а его книги переведены на многие языки мира.

Каждый последующий из комментаторов его книг, начиная с его современников и вплоть до наших дней, приспосабливал его предсказания к своему времени, иногда даже переориентируя большую их часть соответственно своим сугубо личным пристрастиям. А если имеющегося материала не хватало для надобностей комментатора или они были недостаточно ясны, то от имени пророка издавались новые катрены.

Легких времен, откровенно говоря, никогда не было, и главный вопрос о том, что сулит будущее, во все века волновал человечество, а в нынешние тревожные и смутные времена обострился как никогда ранее.

Выросший в достаточно большой семье, опекаемый как родителями, так и обоими дедами, имевшими признание на медицинском поприще, каждый из которых стремился передать внуку свои знания, уча мальчика математике, латыни, греческому и древнееврейскому языкам, основами астрологии. Позже Мишель продолжил своё обучение в Авиньоне – городе, ставшем центром гуманитарной учености, вступив в университет Монпелье, бывший на то время одним из наиболее знаменитых медицинских центров Европы, и получив степень бакалавра, а вместе с ней – и право самостоятельной медицинской практики, выделялся среди прочих лекарей применением необычных для медицины того времени средств лечения, обращаясь к народным средствам и лекарственным травам, не теряя интереса и к мистическим наукам.

После эпидемии неизвестной болезни, унесшей его жену и детей, авторитет его был подорван: врач, спасший столько жизней, не смог спасти своих близких.

Свою старость знаменитый прорицатель встретил в провинциальном городке Салона, где по-прежнему занимался медицинской практикой, проявляя повышенный интерес к оздоровлению климата, по его инициативе был построен канал, оросивший засушливую местность близ Салона. Водой из этого канала и сейчас пользуются жители восемнадцати деревень.

Опубликовав первую часть своего сборника пророчеств, Нострадамус не произвел на своих современников какого-либо особого впечатления. Поскольку предсказания были изложены, как и обещано Нострадамусом, «в темных и загадочных выражениях», диспуты о том, осуществились ли они в полной мере, не утихают уже не одно столетие. И уж, конечно, менее всего эти предсказания взволновали тогдашнего короля Франции Генриха II – ему тогда и в голову не пришло, что одно из пророчеств может относиться к его персоне и обещать ему страшную погибель, что и не удивительно, если учитывать весьма туманный стиль пророчества.

И вдруг, год спустя прорицания Нострадамуса внезапно стали бестселлером. Что же произошло? Король погибает в ходе рыцарского турнира во время праздничных торжеств от руки графа Габриэля Монтгомери – капитана шотландской гвардии, задевшего отщепом обломанного копья прорезь на шлеме короля. Удар оказался роковым – обломок пронзил глаз и проник в мозг, и через десять дней Генрих умирает в страшных мучениях.

О чем же тогда предупреждал провидец? Молодой лев (Монтгомери) на поединке одолеет старого (Генриха II), выколов ему глаз в золотой клетке (боевой шлем короля).

С того момента интерес к предсказаниям врача из Салона стремительно возрастает, а его катрены (катрен – песня, фр.) становятся не только предметом пересудов придворных и горожан, но и темой политических донесений действительных послов, аккредитованных при французском дворе.

Своего зенита популярность Нострадамуса достигла, когда он предсказал малолетнему Генриху Наваррскому, что тот станет королем, пережив трех здравствовавших на тот момент сыновей Екатерины Медичи и их потенциальное потомство. Несмотря на крайне малую вероятность его осуществления, предсказание исполнилось, и король Генрих IV впоследствии не раз вспоминал встречу с Нострадамусом и его пророчество.

Скончался Мишель Нострадамус от последствий подагры и был похоронен в церкви францисканского монастыря. Над его могилой на каменном надгробии высечена была надпись: «Здесь покоятся кости знаменитого Мишеля Нострадамуса – единственного из всех смертных, который оказался достоин запечатлеть своим почти божественным пером, благодаря влиянию звезд, будущие события всего мира».

Возможно ли, что и вправду вся будущая судьба человечества скрыта в катренах Нострадамуса?

Согласно наиболее известным и наиболее ясным по содержанию его четверостишиям, которые нострадамоведы считают уже сбывшимися, можно судить, насколько обоснованы такие утверждения, и возможно ли их расценивать как провидение истории человечества за последние четыре с половиной века.

Если взять в пример историю самой Франции, то в предсказаниях провидца можно найти четверостишия, относящиеся и к правлению Екатерины Медичи и её сыновей, о кровавых событиях страшной ночи Святого Варфоломея, о противостоянии шотландской королевы Марии Стюарт, супруги старшего сына Генриха и Екатерины – дофина Франциска, и английской королевы Елизаветы Тюдор, о восхождении к славе и гибели от руки религиозного фанатика, так почитаемого французами и по сей день, Генриха Наваррского.

Было ли это истинными откровениями или наркотическими галлюцинациями, но – и его почитатели, и его противники согласны с тем, что это был человек удивительной харизмы и ярких способностей.

– Ммм… – девушка нерешительно замялась. – Простите, месье, а вы точно уверены? – дрожа от волнения и робея перед мощной харизмой этого человека. – Я ещё не успела сходить на УЗИ.

– Скажи, дитя, – он придирчиво посмотрел на неё, взяв за руку, – ты поверишь какому-то УЗИ или Мишелю Нострадамусу? – без излишней скромности, он лукаво сощурил глаза, отчего в уголках появились морщинки, и вид у него был уже совершенно добродушным.

– Месье, прошу прощения, – Маргарита смущенно опустила глаза и улыбнулась. – Скажите, пожалуйста, что ещё вы видите?

– Я вижу, дитя, что ты – искупление грехов рода Валуа. Ведомо ли тебе, почему пламя не имеет власти над тобой, а ты имеешь власть над огнем? Дух Девы Орлеанской, Жанны, преданной дофином Валуа на позорном костре, избрал тебя в честь возмещения прегрешений предков, – он взял её ладонь в свои руки. – Вижу, что путь ваш тернист и тяжел, много слез пролить тебе ещё суждено, но, больше будет солнечных дней, и заслуженно вы будете вознаграждены, и узрите вы свет, достойный вас, – потом мужчина повернулся к даме в черном. – Вы были лучшей моей ученицей, Катрин, что видите вы?

– Я вижу ещё одно дитя… твой сын… он будет могущественнее любого из королей и будет наделен такой силой, что равной не было ещё – властен будет над волей и разумом человеческим, и пламя покорится ему, пребывая по своему желанию то в обличье человеческом, то зверем будет ходить. Он может стать как величайшим повелителем, так и ужаснейшим из тиранов – и только от вас зависеть будет, каким пойдет путем он. Только любящее сердце матери и мудрость отца помогут ему стать великим во свете, а не во тьме. От вас будет зависеть, станет ли он Антихристом либо вторым королем Артуром. Искренне желаю, дабы не пришлось никогда тебе выбирать между мужем и сыном.

– Что это? – Джанъян так и застыл на пороге при виде группы призраков посреди некрополя в окружении собственных гробниц.

– Ну, отыскали вы нас, мессир, и что дальше? – дама в черном открыто улыбнулась, наблюдая за его реакцией. – Полицию вызовите?

– Марго, вот ты где! – мужчина оберегающе обнял жену, проведя рукой по её волосам. – Господи, ну и напугала же ты нас! Никогда так больше делай, слышишь! Я же чуть не поседел от страха за тебя.

– Здесь она в безопасности, – твердо провозгласила дама в черном. – С нами ей ничто не угрожает.

– Это правда. Жан, они не причинили мне вреда, – утвердительно закивала Маргарита. – Это сам великий Нострадамус и последние из дома Валуа. Они рассказали мне о прошлом.

– Я вижу, отпечаток чьего духа вы несете в себе, – утвердительно вещал предсказатель, когда в зале появились, немного опоздав, и остальные, ехавшие следом за Маргаритой и Джоном e2a433. – Бывало у вас ощущение дежавю, Лео? Вы ощутили нечто необъяснимое сегодня у картин кисти да Винчи? – он с трепетом взирал на этих молодых людей, что стояли перед ним в свете ярких разноцветных лучей, проходивших сквозь громадные витражные окна аббатства. – Катрин, смотрите же, смотрите и запоминайте, ибо узреть сие дано лишь избранным: Валуа, Медичи, Тюдоры, Борджиа, Сфорца – печать великих на их душах, – он задержал свой взгляд на златовласой. – Покуда будет биться сердце белокурой девы, что назвалась сестрой Дракону Золотому, то миру не грозит быть поглощенным тьмой (*Тут упоминается год рождения Джона – год Дракона по восточному гороскопу), последним он взял за руку Марка. – На восходе, там, где Солнце мир встречает, там ветер в пышной кроне вишни заплутает, и, покоренный, власть любви признает (*Имеется в виду происхождение будущей жены Марка – Лали-Мей – Япония, Страна Восходящего Солнца, национальным символом которой является вишня – сакура).

– Ещё они видели будущее, тревожное будущее, – от волнения язык Маргариты отказывался слушаться её. – Наш сын…

– Сын? У нас будет сын? – карие глаза смуглокожего мужчины широко распахнулись.

– Да, но, после девочек-близнецов, – девушка старалась подобрать слова, но всё, что приходило в голову, всё было не то. – И он…

– Стоп-стоп! Погоди… Каких девочек? – непонимающе заморгал Джанъян, и глаза его становились всё шире и шире от удивления. – Давай по порядку.

– Так это вы, мессир, будете отцом ребенка? – Нострадамус с надеждой и почтением окинул взором этого мужчину с загорелой кожей, в колдовских глазах которого пылал Небесный огонь. – Тогда понятно, откуда его мощь. Заклинаю, не дайте этой силе пойти в услужение тьме. Вы возлегли с дочерью рода Медичи, отметив её среди других и освободив дремавший в ней дар. Вы же дали могущество и вашим потомкам – вам и нести теперь ответственность за них.

– Они тебя напугали? – Джон сильнее привлек к себе взволнованную девушку, окинув сосредоточенным взглядом это странное собрание.

– Вы не верите, – покачал головой ясновидец, когда мужчина, не выпуская из объятий Маргариту, повернул к выходу, за ним последовали и остальные.

– Как я могу не верить вам, господин Нострадамус? Но, я больше верю в то, что человек сам творит свою судьбу, – Джон развернулся к нему уже у самой двери.

– Интересно, но, я тоже в это верю, месье Жан, – губы пророка слегка дрогнули в улыбке. – Берегите её, – произнес он пылу своего осенения. – Когда сын Солнца будет обречен, во тьме блуждая слепо, лишь слезы жемчуга укажут путь обратный и озарят дорогу к дому. (* Имеется в виду, что, когда Джон лишится зрения и сил, то слезы Маргариты исцелят его (*Здесь обыгрывается имя Маргарита – от др.-греч. («маргаритис») – жемчужина, жемчуг)).

– Обещаю беречь ценой своей жизни. Предупрежден – значит – вооружен, – Джанъян с интересом посмотрел в серые глаза прорицателя. – Не затем ли вы нам это всё рассказали? Вы верите, что только мы в состоянии отвести беду, иначе не поведали бы всего этого, – тот молча кивнул, и призраки бывших правителей Франции растворились в воздухе, так же загадочно, как и появились в этом зале.

Наконец, они смогли покинуть аббатство Сен-Дени.

Маргарита ещё раз посмотрела на кольцо: «М» – Медичи, клан меценатов и покровителей, представители которого правили славным городом Флоренцией, вошедшие в историю и как спонсоры самых выдающихся художников и архитекторов эпохи Возрождения. Из представителей семьи Медичи вышло четыре Римских папы и две королевы Франции – Екатерина Медичи и Мария Медичи.

Достоверно происхождение фамильного имени неизвестно: согласно одной из версий, один из родоначальников клана был врачом (medico) при дворе самого Карла Великого, а вторая версия гласит, что эта семья первоначально занималась аптечной торговлей.

– Милый, я столько всего сегодня увидела и услышала, столько пережила, что мне просто необходимо отвлечься, а мы как раз собирались подыскать нашей красавице Еве свадебное платье. S’il vous plait, – девушка слабо улыбнулась, продолжая дрожать от пережитого нервного потрясения. – Пожалуйста, пожалуйста! К тому же, у нас всё произошло так экстремально – сначала мы хотели дождаться поступления, а потом всё так завертелось, что я была лишена в полной мере испытать волшебство тех трепетных моментов: выбора подвенечного платья и колец, мест проведения торжественного банкета и медового месяца, которые так важны в жизни любой женщины, мечтающей выйти замуж один раз – и по любви, и так, чтобы этот день запомнился ей и её избраннику на всю жизнь, о котором они будут ещё рассказывать своим внукам. Я хоть, помогая подругам, отведу душу и восполню этот пробел.

– Ну, как я могу отказать тебе, моё любимое летнее дитя с веснушками, только не хмурьте ваш прелестный лобик и не надувайте ваши аппетитные губки, жизнь моя, – он поцеловал её в висок.

– Один французский философ, между прочим, сказал, что женщина без веснушек, как комната без стульев – жить можно, но, чего-то не хватает, – с облегчением выдохнув, тряхнула черными кудрями Марго.

– И он, несомненно, был прав, – согласился Джанъян, – на что Маргарита с тихим «merci beaucoup!» пылко поцеловала его.

– Тогда, все готовы к шопингу? – девушка окинула вопросительным взглядом стоящих вокруг друзей. – Тем более, что и нам с Даней пора новую одежду подобрать.

– Более чем, – вскинула свою белокурую голову Даниэлла, а Джек только снисходительно усмехнулся.

– Ура!!! – в два голоса подняли крик Аделька и Рози.