Читать книгу Раз, два, три, четыре, пять. Будем мы тебя… - Маргарита Климова - Страница 1

Алёна

Вы когда-нибудь видели встречу Деда Мороза и Санта Клауса? А когда они оба потрясающе красивые, с выточенной мускулатурой, как чистокровные верховые жеребцы, прошедшие галопом с десяток кругов, с хищной грацией, как дикие тигры, вышедшие на охоту и пробежавшие за жертвой полсотни километров? А когда они оба в трусах и вытворяют чёрте что под музыку, находясь в одном мгновении от того, чтобы лишиться и этих небольших, красных тряпочек, скрывающих самое интересное? Не видели?

А вот я сижу на диване, подсвеченная со спины мигающей гирляндой на ёлке, ошарашенно пялюсь на горе-стриптизёров, один из которых залихватски трясёт белой бородой до пупа, совсем не отвлекая от хозяйства, обтянутого тугими плавками, а другой подёргивает ягодичными мышцами, демонстрируя пластичную работу бёдрами и резвое туда-сюда.

Ярик подмигивает мне, пожирает серыми глазами и медленно оттягивает резинку трусов спереди, выполняя подачу ко мне. Я так же медленно мотаю головой из стороны в сторону и жмурюсь. Ну, не готова я увидеть его добро, или зло, смущающее меня, достаточно о нём подумать.

Глаза заставляет открыть звонкий хлопок, и я жалею, что сделала это. Картина, где Ник охаживает свою филейную часть рукой, шлёпая себя в такт энергичной музыки, будет сниться мне долго. Спасибо, что не снял трусы, пощадив хоть чуть-чуть мои нервы. Нет. С задницей у него всё отлично. Подкачено, подобранно, лишено лишних волос, но Яр последует его примеру, а две подкаченные задницы, не обезображенные растительностью, слишком много для меня одной.

Юлька на моём месте исходила бы сейчас слюнями, тянула руки и щупала дёргающиеся прелести, а я кусаю внутреннюю часть щеки, закатываю глаза и думаю, как могла вляпаться в такое. А ведь всё так хорошо начиналось…

Отвлекусь от красных труселей, мелькающих перед лицом и расскажу немного о себе. Я, Алёна Ворохова, для родных и близких Алька. Да, да. Та самая Алька, у которой «железные яйца», как говорит мой придурочный брат Вадька, и которую потянет не каждый мужик, как объясняет наш Макс, когда его дальние родственники и друзья стараются сосватать мне своих сыночков и племянничков. Яиц, конечно, нет, а вот всё, что к ним прилагается – в избытке.

– Как у такой красивой, милой девочки, такой грязный язычок и мерзкий характер? – любит повторять баба Вера, слушая мои перепалки с родными.

– Ну что ты Вера Павловна наговариваешь. Хорошая у нас девчонка, боевая, весёлая. Муж булки побоится расслабить, – встаёт на мою защиту батя, как всегда, не сдерживаясь в выражениях.

В чём-то права бабушка, в чём-то прав Макс. Я, действительно, боевая, весёлая, с ядовитым языком, поэтому парни предпочитают со мной дружить, а не петь серенады под окнами. Да и кто им даст их петь, когда к моим окнам не подберешься, так как после нескольких покушений на маму с сестрой наш дом стал крепостью с высоким забором, увитым колючей проволокой под напряжением, а территорию патрулируют бойцы в обнимку со злыми собаками, признающими только нас и этих самых бойцов.

Среди охраны есть пара приличных ребят, но их чугунные яйца враз становятся хрустальными, стоит Максу или Ларри, особенно Ларри, задержать на них взгляд. Исходя из всего этого, чувствовала я себя этакой русской девицей, сидящей в тереме у окна и теребящей от тоски длинную косу.

Но так было полгода назад, а сейчас я мучаю жопу на слишком мягком диване, слушаю уже вторую дорожку, зарубежных хитов, посматриваю на настенные часы, отбивающие секундной стрелкой свой собственный ритм, и понимаю, что нужно выбрать из этих двух задниц… тьфу… парней в красных колпаках, обтягивающих трусах и с мишурой на широких плечах.

А это уже полный папандос. На одной чаше весов старый, привычный, ставший родным за много лет Дед Мороз, то есть Ярик, а на другой модное дуновение запада, свежее дыхание закордонной жизни, хоть и так крепко вросшей в нашу семью благодаря Максу и Джейку, задорно улыбающийся Санта Клаус, который Ник.

Спасибо, что рядом с ними не трётся Йоулупукки или Мош Крэчун. Такие танцы с бубнами, или бубенцами моя тонкая, ранимая душа не выдержала бы.