Читать книгу Сезон тыкв - Маргарита Кристэль - Страница 3

Однажды он упомянул, что часто играл в лесу, будучи мальчишкой. Она вздрогнула и прошептала:

– Никогда больше не ходи туда!

Джек удивился, потому что ни разу не слышал в ее голосе страха. Ни разу до этой минуты. Ей были чужды любые тревоги, волнения и сомнения. Она всегда была уверена в себе, в своих словах и действиях. Более цельной и в то же время чистой девушки он не встречал.

Осень лежала рядом, как обычно прижавшись к нему всем телом. Ее голова умиротворенно покоилась на его плече. Кожа была теплой и ароматной, а дыхание ровным. Но Джек чувствовал, что что-то не так. Будто сам воздух в комнате превратился в густую дымку, где тут и там вспыхивали алые искры. Наверное, у него просто закружилась голова, как это нередко бывало в ее присутствии. От ее поцелуев и ласк он будто бы покидал этот мир и оказывался в другом измерении – где все вокруг мерцало оранжево-красными всполохами, где пахло лесом и костром. Обычно ему это нравилось, но не сейчас. Окутывавшая их дымка пропиталась ее тревогой, которая теперь вкрадывалась и в его сердце. Нужно было разобраться с этим немедленно.

– Почему ты так сказала? – с напускным безразличием спросил Джек.

– Ты же знаешь, иногда я вижу то, чего не видят другие. И знаю то, о чем мало кто знает. Если ты пойдешь туда, с тобой случится беда. Я просто знаю это и все, – ответила Осень уже более спокойно.

– Ты же знаешь, я могу за себя постоять. Или, может, ты думаешь, что меня околдует какая-нибудь лесная нимфа? – поддразнил ее Джек, чтобы разрядить атмосферу и сбросить, наконец, оковы тревоги, сковавшей его сердце.

Осень подняла голову, подперла ее согнутой в локте рукой и посмотрела на него своими ясными глазами.

– Просто ты ни во что не веришь, – покачала головой она.

– Я хочу, чтобы и ты жила в реальном мире, где все имеет логическое объяснение. Хочешь, пойдем туда вместе, и ты сама поймешь, что бояться нечего?

– Нет! – голос Осени сорвался на крик.

– Я и не знал, что ты такая трусиха, – улыбнулся Джек.

– Обещай мне, что никогда не пойдешь туда! – настаивала девушка, и ему показалось, что в ее янтарных глазах сверкнули алые всполохи.

– Обещаю, – сказал он, запуская руку в ее роскошные волосы и притягивая ее к себе.

– Там очень опасно… для тебя, – прошептала она после долгого поцелуя голосом, в котором слились страх и страсть.

– Это тебе сказали духи, с которыми ты болтаешь по ночам?

Осень ничего не ответила и снова прильнула своим горячим ртом к его губам.

Джек знал, что иногда она вставала среди ночи, зажигала на кухне свечи, садилась за стол и, закрыв глаза, что-то шептала. Он не воспринимал эти ночные бдения всерьез, потому что не верил в магию и сверхъестественные силы. Если бы Осень сделала так, чтобы у них появилась вилла на берегу моря, тогда, возможно, он и поверил бы, но это не точно. Но ничего такого не было, поэтому он воспринимал ее занятия так же, как Хэллоуин – смотрится интересно и даже красиво, но толку от этого никакого. Если бы на ее месте сидела другая девушка и шептала заклинания при свечах, то, скорее всего, он не удержался бы от смеха. Но это была его Осень, его красавица с алыми губами и персиковым румянцем на щеках, с шелковистыми волосами, которые источали едва уловимый запах костра; и он был счастлив, что она, такая необычная и прекрасная, принадлежала лишь ему.

В ту ночь Джек никак не мог заснуть. Возникшее во время их странного разговора чувство тревоги не покидало его. Возможно, дело было в том, что он никак не мог понять ее причину. Джек был из тех, кто не верил ни в Бога, ни в дьявола, а верил в могущество науки и силу разума. Если бы не это всепоглощающее чувство тревоги, он бы просто отмел слова его взбалмошной девушки в сторону и заснул сладким сном, чувствуя у себя на плече приятную тяжесть ее головы; ощущая на своей груди разметавшиеся шелковые локоны и горячее дыхание. Но не тут-то было. Что-то в нем отзывалось на эти слова. Как будто он что-то знал, но прятал это воспоминание глубоко в подсознании, чтобы оно не мешало ему и дальше жить своей беззаботной жизнью.

Джек был гедонистом и визуалом. Вероятно, потому он и выбрал Осень. Один вид этой девушки с изумительно красивым лицом, золотыми кудрями до пояса и стройной фигурой вызывал у него прилив блаженства. Одна только мысль, что он один всецело владел этой красотой, вызывала в нем чувство эйфории. Сознание того, что он мог распоряжаться этим лицом, этими губами и руками так, как ему вздумается, сводило его с ума. Связь с Осенью подпитывала его уверенность в себе. Она была тем светильником, который наиболее выгодно освещал его личность. С ней он чувствовал себя как никогда сильным, умным и нужным. Именно встреча с Осенью смогла усыпить грызущего его сердце монстра, твердившего, что его существование – бесполезное прозябание в холодном мире, полном шлюх и ничтожеств. И он – тоже ничтожество. Он понял, что их любовь и есть тот самый смысл жизни, который все кругом искали, и что все не напрасно. Несмотря на то, что они совершенно разные, они были вместе, а значит, это настоящая любовь…

Ему приснился странный сон. Он шел по лесу совсем один. На пестром ковре из опавшей листвы тут и там лежали тыквы. Некоторые из них были гигантских размеров. На одних были вырезаны ухмылявшиеся рожицы, а внутри них горели алые свечи. Сумерки стремительно окутывали пространство, но свечи давали достаточно света. Также лес освещали развешенные на деревьях гирлянды. Джек заметил, что лампочки на некоторых из них были обычной формы, а на некоторых – в форме тыкв. Он вдруг осознал, что впервые оказался в лесу один. А потом он подумал о том, что никто из людей не смог бы притащить сюда такое количество тыкв. Да и вообще таких огромных тыкв не бывает. А значит, все это ему снится. Но он ощущал происходящее как реальность – одну из тех реальностей, в которую может попасть каждый из нас, если осознает, что сон – форма реальности.

Он знал, что уже видел все это. Много лет назад ему явили лес в его истинном облике, показав его как место, где обитают темные духи Природы. Но темные не значит злые. Тьма – Мать всего сущего. Она порождает материю, выталкивая ее из себя в Свет, а спустя отведенное время забирает обратно.

Таков закон мироздания. Юный Джек знал его и понимал так же, как то, что его зовут Джек, что ему шестнадцать лет и он идет один по осеннему лесу, усыпанному багряной листвой и оранжевыми тыквами. За каждой из них может таиться кто-то, кто давно за ним наблюдает. Не те несколько минут или часов, пока длится его сон, а всю его жизнь. Кто-то видел все его вылазки с друзьями, все их игры, шуточные драки, слышал их разговоры и смех. Он весь был как на ладони, он – и его душа. Во сне Джек верил, что она у него есть, и этот кто-то читал его душу, как открытую книгу.

– Кто здесь? – спросил Джек, останавливаясь перед самой большой тыквой величиной с коттедж.

Раздался тихий смех, или это порыв октябрьского ветра сдул с дерева остатки листьев, и они упали прямо на его ботинки. Джек снова перевел взгляд на тыкву и заметил, что посередине есть что-то похожее на зеленую ручку от двери. Джек потянул за нее, и тыква открылась. Он вошел внутрь, словно в домик.

Его поразил дурманящий запах сырой тыквенной мякоти. Ему казалось, будто скользкие оранжевые щупальца обволакивали его внутренности, отравляя их своими тяжелыми испарениями – слишком потными, слишком насыщенными, слишком осенними. В оранжевой мякоти посередине тыквы спиной к нему стояла фигура в багряном плаще – если то, что ее окутывало, можно было так назвать. «Плащ» – это наиболее подходящее слово в языке для того, чтобы описать то, что предстало глазам юноши, но оно не до конца передавало суть. Это действительно было длинное одеяние с капюшоном, но Джеку также пришло на ум слово «ядовитое». От подола вились клубы пара, поднимались вверх и обрамляли фигуру алыми кольцами. Джек не видел лица, но он знал, что стоявшее перед ним существо женского пола. Это было понятно по хрупкому силуэту.

Джек сделал несколько шагов навстречу, чувствуя, как хлюпают его ноги в сочной мякоти, как она засасывала его в себя, словно оранжевое болото с какой-то неведомой планеты. Запах сбивал его с ног, янтарные внутренности тыквы норовили поглотить его, но он продолжал делать шаг за шагом. Время будто бы замерло, и эти несколько шагов показались ему вечностью, но он знал, что сойдет с ума, если не увидит ту, что скрывалась под алым плащом.

Наконец, Джек преодолел разделявшее их расстояние, и почувствовал упоительно сладостный аромат корицы и яблок. После одуряющего запаха тыквы он показался ему нежным бризом, который смывал с него усталость, вливал новые силы и наполнял невиданной энергией. Этот запах был знаком ему с детства…

– Осень, – вымолвил Джек.

Фигура повернулась к нему, и он увидел. Он знал ее всегда, всю свою недолгую жизнь. Пусть сейчас большую часть лица скрывал капюшон, и были видны лишь пухлые ярко-алые губы и маленький подбородок сердечком. По плечам рассыпались золотые кудри. Плащ был распахнут на груди. Он разглядел верх обсыпанного самоцветами платья. Корсет высоко приподнимал соблазнительную грудь, молочная кожа которой мерцала и переливалась золотистыми искрами.

Джек подошел еще ближе и замер, потрясенный совершенной красотой. Он бы никогда не решился осквернить ее своим прикосновением и так и стоял, оглушенный эйфорией от близости к этой богине, которая по каким-то неведомым причинам выбрала его. А потом произошло чудо – она склонилась к нему и поцеловала его своими сочными губами, от которых пахло спелыми яблоками. Почувствовав ее язык между своих губ, Джек ощутил, как его накрывает нежная тьма. В этой тьме кружили над ним увядающие листья, они засыпали его дрожавшее тело, и он проваливался в бархатную мякоть тыквы. За эти несколько секунд счастья он готов был отдать ей все – уготованную ему счастливую, но такую заурядную жизнь, свое будущее и свое настоящее. И жизнь свою, и смерть. И он отдаст, хотя тогда еще не знал об этом…

А теперь, когда ему приснился этот сон, он узнал. Он, Джек, двадцатичетырехлетний парень, который видел сейчас этот тревоживший все его существо сон, знал сейчас, что сон этот был скорее воспоминанием. Он уже видел эту богиню. Тогда она тоже была в капюшоне, закрывавшем большую часть ее лица. На короткий миг, не глазами, а сердцем, ему удалось разглядеть эту неземную красоту, которой может обладать лишь Природа. Это представление четко отпечаталось у него голове. И пусть, повзрослев, он забыл ее источник, красота эта осталась в его сердце навсегда. А потому он не мог согласиться на то, что могли предложить ему земные женщины. Каждый раз его надежды о божественной красоте разбивались о реальность. Завидев кого-то хотя бы мало-мальски похожего на обитательницу тыквы, он спешил как можно быстрее вкусить очередной плод. Он овладел этой наукой в совершенстве, и порой ему удавалось сорвать первый поцелуй в течение первого часа знакомства. И каждый раз он чувствовал горькое разочарование – ни одни губы на этой земле не могли подарить ему поцелуй с ароматом костра и яблок; поцелуй, в котором смешивались увядание и жажда возрождения, боль и страсть, смерть и любовь.

Но зверь внутри уже был разбужен, и Джек срывал податливый плод, хотя знал, что послевкусие его будет горьким. А все потому, что лесная богиня была единственной, кого он любил. В каждой девушке судорожно и безнадежно искал он ее, ее алые губы и волосы цвета спелой пшеницы, маленький подбородок сердечком и будто осыпанную золотистой пыльцой грудь, ее запахи и ее вкус. И пусть он не успел снять капюшон и не увидел ее лица, он знал, что это самое прекрасное лицо на свете. А потому он мог бесконечно долго искать ее в толпе прохожих, в кафе и барах, на сайтах знакомств и в социальных сетях. Она могла оказаться где угодно и кем угодно, а потому надежда умирала последней.

К своему двадцатичетырехлетию Джек успел порядком насытиться. Прошло восемь лет, а он так и не нашел свою богиню, и с каждым новым днем надежда найти ее угасала все сильнее. Он все больше погружался в мир компьютерных игр, из которого его могла вытащить только работа и очередная вылазка с друзьями – только теперь не в лес, а в ближайший бар, где он по инерции искал взглядом блондинок, и ему было уже все равно, как они пахли и как целовались. Он знал, что не встретит ее здесь, в прокуренном баре, где сам воздух пропитан легкодоступностью.

Джек был стройным и высоким. Его темно-русые волосы спадали набок густыми прядями. Он обладал правильными чертами лица, на котором особенно выделялись чувственные розовые губы. Осень едва доходила ему до плеча, и ей приходилось вставать на цыпочки, чтобы поцеловать его. Это умиляло его и заставляло любить ее еще больше, если это вообще было возможно.

После ее исчезновения он получал от женщин множество предложений, но теперь они лишь злили его. Если раньше он без зазрения совести пользовался своей внешностью, то теперь ему все было безразлично – и то, как он выглядел, и то, кто именно обращал на него внимание. Теперь он понял, что девушки так же, как и он когда-то, ничего не видели за яркой оболочкой и не хотели видеть. Он не мог их в этом винить, ведь большую часть своей жизни сам был таким. Надо признать, он не был сторонником одноразовых связей, и всегда надеялся на то, что очередное знакомство выльется во что-то большее. Но при этом Джек не признавал долгих ухаживаний и всегда действовал с натиском, сметая на своем пути любые попытки к сопротивлению, если они, конечно, были. Если не с первого, то со второго раза он всегда добивался своего, и тут же его новая знакомая теряла в его глазах свое и без того небольшое очарование. Иногда его все же хватало на пару-тройку месяцев. Каждое свидание было как будто бы очередным разоблачением новой пассии. Тогда как в него влюблялись с каждой встречей все сильнее, он, напротив, терял остатки интереса.