Читать книгу Кошки-мышки. Трудная любовь - Маргарита Смирновская - Страница 2

– И будет его сила – ее Светом; Добро его – ее теплом! И не померкнет эта искра в ее сущности вовек!

– Аминь, – заключил негромкий печальный мужской голос.

***

Шурочка росла не в своей семье. С самого детства она помнила красивое лицо дяди Марка, нежность и заботу тети Даши, теплые объятия бабули и… Германа, который всегда и везде ходил с ней за руку.

Герман – единственный любимый сын семьи Мейхер, он старше Шурочки на два года. Она помнила его с тех пор, как стала понимать окружающий мир. Герман с ней нянчился не хуже тети Даши. Еще в четыре года он научился читать, собирать конструктор, рисовать, поэтому умело ее развлекал.

Для Шуры Герман одновременно стал рыцарем, другом и принцем.

В глубине подсознания она с ранних лет понимала: Герман – лучший, он добрее всех на свете и всегда был и будет с ней рядом.

***

Шура обожала новогоднюю суету. В эти дни тетя Даша специально для нее пекла грибные оладьи и клубничный пирог, который подавался с большой порцией сливок. Шурочка любила, как мама Германа готовила, потому что ее родная мама ела очень мало и только полезную для волшебников пищу. Тетя Даша же, наоборот, старалась походить на обычных людей и училась готовить, как волшебники говорили, арийскую еду.

Сын тети Даши был гурманом. Он половину блюд даже не пробовал, потому что они ему внешне не нравилась. И самое страшное для волшебника – он ел мясо! Волшебники не едят мясо – оно считается грязной пищей. Все в семье Германа мясную пищу не употребляли. Мясо ел только он и страшно его любил, и Шурочка ничего с этим не могла поделать. Зная, что он сильно загрязняет ауру и внутреннее око, она злилась на него, но молчала и поражалась этому. Любому волшебнику от такой пищи было бы плохо, а ему хоть бы хны! Ее расстраивала духовная «слепота» Германа. Ей было страшно обидно, что из него вырастает самый слабый волшебник…

Родители Германа тоже появились на свет настоящими волшебниками. И Герман – урожденный волшебник, но, по неизвестным причинам, от него скрывали этот значимый факт. Он рос на Земле Врат, как они называли мир обычных людей, как обычный ариец, и не видел в себе силы. Таких волшебники называют Нондеями, то есть не видящими в себе бога, ведь все волшебники – потомки атлантов – богов.

Мама Германа просила Шуру охранять сына от вмешательства Волшебного Мира.

А для Шуры было бы проще, если бы Герман был волшебником… Но тетя Даша боялась его волшебного «рождения» хуже охотников за реликвиями… Девочка догадывалась, что, возможно, Германа-волшебника поджидало ужасное будущее.

С малых лет ей объяснили, что при нем нельзя делать волшебные фокусы. Когда Шура была маленькой, ей очень хотелось многое ему показать. Она была уверена, что ему волшебные игрушки были бы интереснее компьютерных игр и велосипеда. Но свою настоящую маму Сиану она боялась. Ведь мама во всем поддерживала семью Мейхер. Ослушаться ее и потерять доверие было страшнее, чем держать в секрете свое настоящее «я» от единственного и любимого друга.

Герман был ее единственным другом очень долгое время. «У отшельников не бывает друзей», – ей это с ранних лет объяснили. Еще Сиана говорила:

«Верь только себе. В Мире всё изменчиво. Только внутренний голос подскажет правильный ответ».

Голос Шуры всегда ей говорил, что Герман – это ее всё! Ему, в него она может свято верить. Тетя Даша, дядя Марк – это ее семья из другой, обычной жизни. А семью не предают по всем законам Мира.

Имея сильную привязанность к Герману, Шура страшно ревновала его к новым друзьям, которых он приводил домой. Для девочки такие события были равносильны медленной смерти. Тем болеечто он уделял им внимание, а иногда забывал о ней. Шура ненавидела всех его одноклассников, еще сильнее – одноклассниц.

Однажды из школы он привел красивую рыжую девочку. Ее волосы блестели и выглядели гладкими, как шелк… Девочка была такая милая и красивая, похожая на сказочного персонажа – принцессу эльфийку с огненными волосами.

Новую знакомую Шура не желала прогонять. Она была уверена, Герман привел принцессу, и впервые захотела подружиться с девочкой. Но рыжая красавица оказалась капризной особой. Обвинила Шуру в избиении, хотя Шурочка всего лишь хотела потрогать ее волосы. Тогда из-за красивой гостьи Герман с Шурой в первый раз крупно поссорились. С тех пор Шура ненавидела рыжих девчонок, потому что Герман ей сказал, что они красивее ее. Именно тогда Шура узнала, как больно могут ранить слова. Тогда она познала зависть. Ее стало тошнить от блестящего. Манило, но тошнило…

Для нее осознание происходящего являлось больной правдой. Принцесса, эльфийка, наверняка самая красивая, какой Шурочка никогда не будет. У нее же нет огненных волос…

С Германом они вскоре помирились. А с рыжей особой он поссорился. Эта девочка не желала дружить вместе, а его такой расклад не устраивал.

Все друзья Германа рядом с ним долго не задерживались. Кто-то переезжал, кто-то болел и потом к нему не приходил, кто-то не мог терпеть Шуру, а это уже Герману не нравилось… И так было бы бесконечно.

Шура была настоящий волшебницей и защищала свою территорию.

Они долгое время оставались неразлучной парочкой. Пока не появился Макс. Макс был первым человеком, который вычислил, кто из них главный. Он вместе с Германом стал заботиться о волшебнице, поэтому она допустила его в компанию, тем более дядя Марк за Макса попросил.

Отец Германа о Максе очень заботился.

Макс к Шуре относился доброжелательно, и девочка даже не думала его «изгонять», она смирилась с тем, что рыжий товарищ иногда «крадет» ее друга… Просто…

Просто пока Макс был рядом, Герман ходил счастливый.

***

Предпраздничная пора. На улице холод и такой красивый серебристый снег! На Земле Врат было просто необыкновенно волшебно! Все улицы сияли разноцветными огнями…

Шура и Герман учились в первую смену, но из-за количества уроков и подготовки к праздникам уходили домой поздно, когда уже стемнеет. Шура готовилась выступать под гитару. Она мечтала, чтобы Герман пришел на ее праздничное выступление и увидел, как она поет. Тетя Даша с дядей Марком обещали посетить школьный новогодний праздник. Мама Германа по этому случаю даже обещала Шурочке купить красивое платье. Шура же хотела выглядеть Снежинкой, чтобы быть не хуже Карины и Светки, ее одноклассниц. Одна из них была натуральной блондинкой с большими серыми глазами. Ей досталась роль снегурочки, а вторая – рыжей, злейшей соперницей Шуры. Она тоже должна выступать под караоке и петь новогоднюю песню. Но Шура знала, что ее выход должен быть ярче, ведь она сама себе аккомпанировала! И ее песня намного лучше! Она непременно должна это Герману показать! Ведь у Шуры не было подруг, и он должен понять почему. Просто они – арийцы, то есть потомки Ария, люди без волшебных сил. Не такие, как она – Волшебница.

В школе Шуру все боялись и называли «Страшила». Но она тоже не горела желанием ходить с рыжими и пафосными блондинками и всякими пустышками, как она их про себя называла. Арийцы – низкопробный народ. Она не собиралась терять свое драгоценное время на общение со всякими пустоголовыми «Барби». Подруги Шуры должны быть такого же ранга, как и она, чтобы они могли учиться друг у друга, перенимать опыт и могли быть полезными Волшебному Миру. Здесь, в этой обычной школе, она училась только ради Германа.

Иногда косые взгляды и испуганные, перекошенные лица одноклассниц, которые шушукались всякий раз у нее за спиной, волшебнице надоедали. И она мечтала, чтобы ее никто не замечал, хотела каждый день на больших переменах сидеть с Германом и Максом. Вот это ее мир! Но вскоре она поняла, что незаметной быть не получится. Ее уже ненавидели все. Боялись и ненавидели.

А когда увидели, что ее постоянно встречают старшеклассники – Герман и Макс, то со стороны девочек началась нешуточная зависть. И жизнь Шуры превратилась в школьный ад с препятствиями. Ее стали «подставлять»: тетради с домашней работой воровать, в еду гадости кидать, учебники портить… Но все было взаимно. Она тоже ненавидела арийцев и проклинала их предка Ария, кто бы он там ни был, но он явно не был атлантом, как она – волшебница… Доставалось всем вредителям. С ними происходили разного рода неприятности, именно то, что им иногда желала Шура вслух. Может, из-за этого ее еще больше боялись…

Герману она могла рассказать всё. Все-все неприятности. Правда, он почти всегда молчал или говорил, что ей следовало бы учиться контактировать с людьми, что мир не заканчивается только на нем и Максе… Но Герман не понимал, что мир волшебницы имел именно такие границы, и расширять их на Земле Врат у девочки в ближайших планах не было.

У Германа все было по-другому. За ним бегал полк фанаток, который, завидев Шуру на горизонте, разбегался от него в разные стороны. Герман даже смеялся:

– Вот понять не могу, почему тебя так все боятся? Неужели ты настолько страшная, а я этого не замечаю, м? Разве у меня на тебя иммунитет?

Друзей в классе у него тоже было много, но он, в основном, ходил с Максом. А обедали они по привычке – втроем.

Девчонки даже боязливо предполагали, что Шура – внебрачный ребенок, дочь Марка, но из-за того, что она страшная, Марк ее так и не признал. Таких невероятно злых версий было много. Все одно: Шура – сводная сестра, и ее родитель либо Даша, либо Марк. Никто не хотел верить в крепкую привязанность Германа и Шуры, в независимости от внешности и статуса.

***

Когда ребята вышли из школы, на улицах сверкала праздничная подсветка. Герман, как всегда, скинул Шурин рюкзак Максу, а сам с ней стал кататься по льду, так как школьники по всей дороге к дому Германа сделали каток. Он с девочкой катался и громко смеялся, создавая вокруг себя праздничную шумиху. Им было так весело, что они не заметили, как сильно оторвались от Макса. Макс шел медленно, о чем-то размышляя. Когда Герман увидел, что друг отстал, то остановился и свистнул:

– Эй! Ты что там, ворон считаешь?

Макс заспешил к друзьям, по дороге пару раз свалившись, выругавшись, продолжая, краснея, бурчать:

– Раскатали всю дорогу, а о старушках не подумали…

– Кто старушка? Где старушка? – хохотал Герман. – Это ты, что ль? Старушка! Бабуся! – дразнил он Макса, театрально оглядываясь, будто высматривает бабуль. – Нет, – печально развел он руками. – Я старушек здесь не вижу.

– Да хоть я! У меня одни ботинки, и я не могу их раскатывать! – взбесился Макс.

– Я тебе говорил, выпроси у директора новые, – в тон ему отвечал Герман. Вообще, Макс был бедный. Он жил в одном учреждении, которое спонсировали влиятельные люди. Называлось оно: «Приют для бездомных детей». Благодетель был у Макса тот же, что и у Шуры: дядя Марк. Макс жил только в Приюте, но учился с Германом в одном классе.

– Вот иди и проси!

У Макса действительно были старые раздолбанные ботинки, но он был гордым и никогда ничего не у кого не просил.

– Я вот что подумал… – перевел тему Макс. – Говорят, в ночь на двадцать пятое декабря можно достать колокольчик.

Герман сморщился и пискнул:

– Что-о? Кто говорит? Какой еще колокольчик?

Шура скривила лицо и вздохнула: «Опять Максу пришла бредовая идея искать чертиков».

– Рождественский! – торжественно объявил Макс. Герман подошел ближе к Максу и с улыбкой ударил его по плечу.

– Отлично, я подарю тебе хоть тридцать колокольчиков, и можешь украсить ими всю новогоднюю елку. Но никаких поездок!

– Так суть-то в Рождественском колокольчике!

– Я тебе подарю Рождественские!

– Мне нужен из Атлантиды.

– А из Хогвортса тебе не нужен? Может, заодно Гермиону поищем?

– Атлантида существует! Просто она находится в другом пространстве!

– Ага, как Дед Мороз! Где-нибудь в Арктике.

Макс надулся и шмыгнул носом, затем молча пошел вперед, дав понять друзьям, что от них уходит. Герман рванул за другом, бросив взгляд на Шуру, мол, «помоги».

– Ну ладно, ладно…

Макс брел, не обращая внимания на Германа.

– Что ты там хотел?

– Ничего, – буркнул он. Герман его хотел задержать за рукав, но Макс дернулся и, поскользнувшись, свалился. Герман помог ему встать.

– Твое «ничего» в пределах этого района, или всего города, а может, дальше? – поинтересовался у него Герман.

– В Хогвортсе, рядом с Дедом Морозом и снегуркой Гермионой! – гаркнул он в ответ и снова пошел прочь.

– Я верю в другие Миры! – пришла на помощь Герману Шура. – И помогу найти Атлантиду.

Макс почти бегом вернулся к подруге и на радостях крепко ее обнял.

– Шурок, не Атлантиду, Шурок…

– Ну всё-всё! Раздавишь ее, медвежатина! – Герман оттащил Макса от Шуры.

– Не Атлантиду, а колокольчик! – объяснял Шуре Макс, прорываясь от Германа к Шуре. – А этого басурманина мы с собой не берем, а то сглазит нас и накаркает провал нашему поиску.

– Да вы что, офигели?! – возмутился Герман. – Никуда она с тобой не пойдет! Она – маленькая!

– Почему это не поедет? Ты не можешь за нее решать!

– Ей нельзя одной гулять

– Она не одна, а со мной! – орал на всю улицу Макс.

– Да ты ее потеряешь! – глаза Германа забегали в растерянности. Он искал, за что ему зацепиться. – И ее мама никуда не отпустит, понятно?!

– Это почему?! Все отпустят! Дядя Марк…

– Она не пойдет с тобой!

– Да кто ты такой, чтобы решать?! – Макс его с силой оттолкнул, но Герман ему дал сдачи.

– Она наша! И ни с кем не пойдет.

Ребята стали драться. Шуре оставалось только смотреть. Она привыкла, что они так дурачатся по разным поводам. Такие драки разряжали обстановку и помогали договориться. Герман получил от Макса по челюсти и разбил губу, а Максу досталось по носу, и когда они оба свалились на снег, то уже спокойно договорились:

– Без меня она не пойдет, – заявил Герман. – Ты ее потеряешь.

– Она не кошка, почему я должен потерять?

– Потому что она молчит и часто ворон считает, а ты, кроме книг и карты, ничего не замечаешь.

– Твоя взяла, мы тебя возьмем!

Ребята встали и, смеясь, друг друга ударили по плечу, пожали руки, затем обнялись.

– И когда в дорогу? – после поинтересовался Герман.

– Ночью, в ночь на двадцать пятое.

– Что?! – выкрикнули Герман с Шурой в унисон.

***

Дома Герман пообещал Шуре, что обязательно посетит ее выступление. Пока он в своей комнате делал уроки, Шура, воспользовавшись моментом, успела исполнить свою песню сначала перед тётей Дашей, потом в кабинете перед крестным. Естественно, они были в восторге, поэтому у волшебницы теплилась надежда, что ее дебют Герману тоже понравится.

– У тебя праздник двадцать шестого? – уточнила мама Германа, когда Шура вернулась на кухню.

– Да, двадцать шестого декабря, в обед. В час, – ответила она. Тетя Даша хитро улыбнулась:

– Тогда у нас есть шанс на волшебство, – и, подмигнув, протянула «Поваренную книгу для волшебников». – Смотри, что здесь есть, – она быстро перелистала, найдя нужную страницу. – Вот пирог Богов.

– Атлантов?

– Я не знаю, но его с древности так называют. Это лакомство действует на настроение волшебников и сулит удачу, тем более, если его приготовишь ты и угостишь своего друга.

Шура на некоторое время зависла с раскрытым ртом, и тётя Даша, смеясь, закрыла девочке рот.

– Ну что скажешь? – продолжила она. – Будем его готовить?

– Дашенька, не рановато им таким питаться? – с укоризной спросил жену вошедший на кухню крестный.

– В самый раз, – Даша поцеловала мужа в щечку и начала ему накладывать ужин. – Шурочка уже сама может справиться с ингредиентами.

– Они ещё слишком малы, чтобы голову забивать этим…

– Дорогой… – голос тети Даши уже звучал предупреждающе. Она жестом попросила его замолчать. Шура же, наоборот, заинтересовалась необычным пирогом с Атлантидным названием. «Почему… Почему этот пирог крестный считает „взрослым“?» – мелькнуло в ее голове.

– Я приготовлю его, – заявила Шура. – И у меня хорошо получится.

– Разумеется, – отозвалась тётя Даша, погладив девочку по голове. – Только сначала познакомься с историей этого чуда.

Шура взяла книгу и направилась в спальню. У нее внутри все загорелось, она жаждала узнать взрослую причину. О чем им нельзя думать? Что им рано знать? Девочка бухнулась на кровать друга, так как по привычке пришла к нему в комнату.

– Ты там голову не сломала? Жива? – Герман не сводил глаз с монитора. Он играл в «Финал фэнтези-10». – Кровать деревянная, может тебя не выдержать. Ты – не кот, чтобы с разбега на нее запрыгивать.

– Ага, – конечно, она его не слушала. Она была вся в книге.

«Подготовка к созданию пирога должна быть особенной. Во время приготовления волшебнице следует иметь светлые воздушные эмоции. Нельзя браться за стряпание еды, если сердце повара опечалено или очернено гневом. Ибо в еду волшебник вкладывает часть души. Только сердце становится проводником волшебства пирога „Богов“, поэтому следует вовремя готовки быть внимательным к своим мыслям и чувствам».

«Да… Все так взросло и серьёзно», – подумала она. И переключилась на краткую историю пирога. Двадцать пятое декабря – день солнцестояния. Этот день наши предки атланты устраивали празднества. Историю праздника уже никто не помнит. Есть разные версии и споры по этому поводу, но все знают, это лакомство помогает. Оно имеет чудодейственное свойство сближать людей, находить в душе истинные порывы, открывать новые общие окна в иные миры Богов… Отведавший кусочек лакомства уже никогда не сможет забыть повара. Недаром с древних времён ходит пословица: «Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок».

– Ого! – не сдержавшись, выкрикнула Шура и покосилась на Германа, который был весь в игре. Разглядывая его, она мысленно засмеялась: «Ну какой же он мужчина! Он же Герман!» Но пирог для него ей так сильно захотелось приготовить, ведь только с Германом она хотела быть вместе… навсегда.

Шура взяла книгу и вернулась к тете Даше на кухню. Мама Германа стояла там одна и мыла посуду. На её кухне всегда был порядок: шкафы, столы, плита сверкали от чистоты. Дядя Марк, закрывшись в кабинете, чертил проекты, поэтому им никто не мешал.

– Мама Даша, – Шура к ней с детства обращалась так. – А пирог правда помогает, – девочка помялась и покраснела. – Найти пути к сердцу… человека?

– Да, со мной так было, – Даша села рядом с Шурой, забыв убрать тряпку для посуды, которая так и осталась в ее руке. – После Рождества Марк мне сделал предложение. Тогда я его кормила пирогом моих надежд, и они оправдались.

– Но я не хочу замуж, – Шура дико покраснела. – Герман – это Герман… Я… я просто не хочу, чтобы он с другими гулял.

Тетя Даша в голос рассмеялась:

– Он же ни с кем, кроме тебя, и не гуляет!

– Потому что я рядом… А когда меня не будет… Когда-нибудь я уеду учиться, и он будет без присмотра. Макс не сможет от него девчонок отпугивать.

Мама Германа еле сдерживала хохот.

– Ну тогда пирог тебе просто необходим.

– А он точно поможет? Мне с желаниями не везёт… – напомнила ей Шура. Просто фортуна всегда обходила ее стороной. Если что-нибудь она сильно хотела и об этом мечтала, то эффект был ровно противоположным. Хотя она Волшебница, а у волшебников мысли, наполненные светлой энергией, должны были реализовываться! С ней все было наоборот. Мечты уходили в пропасть, а когда она желала кому-то зла, оно тут же исполнялось!

– Шурочка, это пирог Богов, – услышала она нежный голос тети Даши. – В этот раз у тебя все получится.

***

Весь вечер она корпела над пирогом. Где-то с седьмого раза у юной волшебницы получилось белое тесто. До этого момента у Шуры при мысли о том, что у Германа появятся рыжие подружки, тесто безобразно чернело. Она понимала, что в такие минуты её сердце сочилось ядом и ненавистью ко всем рыжим особям женского пола. Она старалась, тяжело дышала и покрывалась потом, когда месила пирог. Только воспоминания о детских играх и обещении наполняли ее светом и помогали забыть всех его фанаток. Наконец, Шура смогла наполнить свое волшебное творенье светлыми чувствами. Ей хотелось верить, что он это тоже ценит. «Он ценит, ведь это мой Герман!» – свято верила она. Герман словно услышал зов сердца девочки и сонно развалился на кухонном диванчике:

– Что делаем? – только сейчас он заметил, что подруга стоит в фартуке и выкладывает тесто в форму.

– Пирог, – отозвалась его мама.

– Одинаковые? – Герман критично оценивал еще не готовые блюда. – И в двух экземплярах?

Действительно, мама тоже пекла свой пирог, ведь у нее были свои желания.

– Нет, почему же? Они будут разные, даже на вкус. И с разным рисунком, – она искусно из теста делала камень, обрамленный цветком. Герман критично чмокнул и перевел взгляд на красневшую и пыхтевшую подругу. Она тоже что-то пыталась сделать из теста.

– Это что за клякса? – поинтересовался друг и указал пальцем на непонятную субстанцию с края пирога.

– Это кошка.

– Кошка? Это какая-то фигня!

– Это кошка!

– Ты хочешь сказать, это кошка? Да твоя клякса должна замяукать, чтобы все поняли, что эта кошка, а не ошибка пекаря и не чья-нибудь сопля!

Шура расстроено смотрела на друга. Ему уже ее пирог не нравился, а это означало, он его даже не попробует.

Герман увидел, как ее серые глаза наполнились слезами.

– Да ладно, ладно. Я твоей… «не знаю, как назвать» подрисую усы, – Герман взял ножичек и чиркнул по тесту. Шура хлюпнула и заметила:

– Это у нее не нос. Это хвост.

– Теперь там нос и глаз.

Шура увидела, что после умелой обработки Германа это «невесть что» на пироге приобрело образ котенка.

– Только я не уверен, что после выпечки твоя кошка не превратится обратно в какашку, – предупредил Герман. И увидел, как у Шуры от испуга на глаза навернулись слезы.

– Хотя… Я пошутил! Пошутил! – рассмеялся он.

Хитро глядя на детей, мама Германа тоже посмеивалась.

***

Рождественский ужин приближался, когда мама Даша объявила Шуре, что ее хочет видеть Сиана.… В душе девочке появилась тревога. В такой момент она должна уйти, когда пирог готов и кошечка – получилась! Обидно… Она не увидит, отведает ли его Герман? Тётя Даша наполнилась корзину гостиницами для болящей подруги.

– Не расстраивайся. Я прослежу, чтобы ему достался хотя бы кусочек твоего пирога. Сегодня же ночь особенная – волшебная. Надо верить в чудо, – улыбалась она. – Все будет хорошо.

***

Шура очень скучала по матери. Ей Сианы катастрофически не хватало. Девочка считала, что рядом с мамой она была бы сильнее. Но Сиана не хотела жить в доме Даши. Она даже там ни разу не появлялась после болезни Шуры перед Новым Годом, случившейся в раннем детстве. Поэтому девочка разрывалась между привычной, теплой обстановкой в семье любимого друга и матерью, которая была не эмоциональна и холодна и иногда даже слишком жестка. Шура по взгляду могла понять, одобряет ее мама или нет. Ей и спрашивать не приходилось, достаточно лишь взглянуть в ледяные глаза Сианы.

Из родных у Шуры была только мама, и больше девочка родственников не имела. Про папу ее мама никогда ничего не рассказывала. Эта тема в их доме считалась запретной. А про родную бабушку она лишь знала, что та являлась аскеткой. Но никогда ее не видела. Почему? Потому что семья Шуры считалась отшельниками.

Волшебники-отшельники – люди, не принятые ни одним обществом.

Шура тоже была волшебницей. И таких, как она, очень много на Земле.

Мы живем в огромной Вселенной, где обитают не только обычные люди, но и разные существа: Светлые и Темные. Волшебники служат Свету, а маги1 – Тьме.

Для любого волшебника считается страшным оскорблением, когда его подозревают в Темных делах.

В юности Сиану – мать Шуры – подозревали. Поэтому они жили в поселке, где обитали не только волшебники, но и не признанные Темным сообществом – ведьмаки. К всеобщему удивлению, все они жили в мире и помогали друг другу.

Поселок «отшельников» находился не на Земле людей. Через порталы Земли жители поселка могли попасть в свои волшебные Миры, где обиталиотлученные, непризнанные и изгнанные. А Земля Врат – как они называли планету людей – имела множество порталов в разные волшебные города магов и фей, куда можно было попасть без ведомства Судейства.

Судейством называли Администрацию мудрецов и Старейшин, которые управляли Миром Волшебников. Только они имели полное знание обо всех Мирах, и у них были ключи в иные пространства, о существовании которых молодые волшебники даже не подозревали.

Шура редко видела маму. В детстве около полугода она жила у нее, а к восьми годам проживание у матери сократилось на два-три месяца.

По меркам двенадцатилетней девочки, её мама – Сиана – была самая красивая в мире. Белокурые волосы и голубые глаза, ледяной, четкий голос… Она так великолепно пела! А Шура считала ее самой сильной волшебницей.

Шура отлично знала, в поселке Сиану все ведьмы боялись. Она гордилась мамой. Хотела быть похожей на нее. Только дед Мазай, не сторонился Сианы, он любил приходить к ней на чай. Он очень уважал Сиану, хотя считался на поселке самым вредным, но сильным ведуном. Никто не знал, сколько точно ему лет. Ходили слухи, что он нашел источник бессмертия…

Сейчас Сиана была обеспокоена и немного напряжена. Она встретила дочь на терраске, где их ждал праздничный стол. Шура заметила пирог богов, но с символикой летучей мыши.

– Мама, ты испекла его для меня? – девочка была тронута. Просто ей иногда казалось, что мама ее очень мало любит, и, более того, она ей мешает…

– Да, – Сиана погладила холодной рукой Шуру по голове, но в лице не изменилась. – Сегодня день особенный. Пришла пора обсудить твое будущее.

Шура крепко обняла мать:

– Ты испекла для меня пирог Богов! Ты меня любишь! Я знала, я знала это… Но ты этого никогда не делала…

– Что за глупости тебе приходят в голову? – голос мамы звенел, словно они были не в деревянном помещении, а в горах. – Ты такая еще маленькая и глупая…

– Ты тоже скучала?

– Хорошему волшебнику некогда скучать. Тебе тоже скоро будет не до скуки.

Сиана с дочкой сели за стол. Шура отрезала золотистый пирог со своей символикой. Она увидела, насколько нереально белая была сердцевина пирога. Такой даже у Даши не получилось. Шуру не могло это не порадовать. Чувства мамы были кристальны, и девочка от этого пришла в восторг. Ее мама умела готовить волшебные вещи лучше самой кулинарки – Даши! Мама самая лучшая волшебница!

– Что ты на меня так смотришь, словно я богиня? – взгляд Сианы немного потеплел, и на лице появилась слабая улыбка.

– Ты так его приготовила…

– Обычно. Я мать. Ты тоже должна уметь так делать.

Шура густо покраснела и опустила глаза.

– Не получилось? – догадалась Сиана.

– Получилось, но не так как у тебя…

– Я мать… – повторила она. – А ты еще глупая девчонка. Четырнадцатого января ты поступаешь в военную школу Волшебства.

Шура испугано вскочила:

– Так скоро? Я думала, что пойду в следующем году! И я хотела в «исторический», чтобы можно было учиться заочно.

Сиана с разочарованием смотрела на дочь:

– В кого ты такая?

– Я не пойду в военную школу! Меня больше интересует история!

– Что она тебе даст? – спокойно жестко спрашивала мать.

– Знания!

– Чего стоит твоя теория без практики?

– Я буду умной. Я не хочу уезжать из дома мамы Даши! Я хочу жить как они! Спокойно, как все волшебники среди людей, а не как отшельники!

Лицо Сианы стало совсем холодным:

– А ты знаешь, как они живут? Волшебники среди людей?

– Даша и дядя Марк живут же! – не унималась Шура, у которой от неприступности матери наворачивались слезы на глаза.

– Кто посмеет сунуться в дом, где растет дщерь Сианы?! – прогремела мама. – Что ты про них знаешь?! – Сиана отвернулась от дочери. – Знаешь, что Даша плачет по ночам из-за своей слабости?

– Но крестный…

– С юности сломанный волшебник! С собой не может справиться…

Сиана повернулась к дочери, но в этот раз ее глаза блестели и словно потеплели, а лицо сделалось живым и нежным:

– Я не всегда буду рядом. Кто будет защищать спокойную жизнь семьи архитектора? Ты сможешь постоять за них? За себя? За Германа, который однажды прозреет и будет слабее младенца, с такой-то опекой со стороны Даши… Шура…

Надо ли говорить, что последние аргументы Сианы, полностью сбили с ног юную волшебницу. Она не думала, что вся ее спокойная жизнь – это бесконечная работа более сильных волшебников и, возможно, даже самой мамы… Хотя мама так ей и не призналась. Сиана ничего не говорила. Только убеждала дочь к учебе отнестись серьезно, чтобы ей не было стыдно за Шуру. Ведь не зря Сиана просила сильнейших ведунов заниматься с дочкой на каникулах и сама многому научила ее.

Шура расстроилась из-за скорого расставания с Германом. Но в тоже время ее сердце учащено билось при мысли о том, что однажды она станет сильной и сама сможет его спасти от всех невзгод на свете!

***

Когда Шура вернулась, Даша разговаривала в кабинете с крестным. На кухне царил полумрак, а это всё говорило о том, что ужин уже закончился, и она к нему не успела. Расстроенная девочка пошла в комнату друга и еще за дверью услышала, как ржет Макс:

– Да у нее колеса отвалятся на первом повороте! – Ребята сидели, уткнувшись в экран, и смотрели на гоночную машину соперника Германа. Как юный гонщик, Герман обожал обсуждать машины соперников, тем более многое понимал в них.

– Она вообще никакая, – сморщил нос Герман. – Слабый мотор – раз, легкая – два, неповоротливая – три, при нагрузках двигатель закипит – четыре, и цвет поганый! И он хочет на этой кастрюле обогнать меня?

– Ме-е… момо хофев! – (Не-е, много хочет) поддакивал Макс, доедая остатки Шуриного пирога. Когда Макс затолкал в рот последний кусок пирога, то аж подпрыгнул от Шуриного рева. Он давно подметил, что если Шура злилась, то ее голос обретал невероятную силу. Она просто гремела, как небесные трубы.

– Нет! Нет! – Шура подлетела к нему и схватила за старый свитер. – Ты сожрал его пирог! Противная рыжая рожа! Да чтоб тебе всю зиму ходить в драных ботинках! – Шура расстроенно смотрела на опустошенную форму. У Германа даже не было тарелки. Он пил чай с шоколадкой. Парень явно даже не притронулся к ее пирогу. – Рыжие уроды, вы мне всю жизнь испоганили! Все мои надежды сожрали! – Шура в слезах вылетела из комнаты. От испуга Макс, не жуя, проглотил большой кусок.

– А что я сделал не так?

– Пирога ей не оставил. Ты весь его в себя запихнул! И не подумал, что она тоже могла его хотеть, – Герман поднялся и пошел в комнату Шуры, за ним последовал Макс.

– А что вы не сказали-то? Я бы оставил…

– Я сам не знал, – пожал плечами Герман. – Вроде она его не для себя пекла… – и услышал, как его мама утешает подругу:

– На этом свет не кончается. Праздники впереди… Главное, ты смогла его испечь, – вещала Даша.

– Там кошечка… А он ее съел! Мне всю жизнь портят рыжие дебилы!

Герман хихикал над Максом, пока тот стоял красный, словно рак.

– Теперь у меня ничего не получится… – скулила Шура.

– Получится. Еще рождественский колокол не прозвенел.

***

Шура кое-как успокоилась. Но, когда Герман зашел и уверенно сказал, что не ел ее пирога, потому что не хотел, и в планах у него на ужин была шоколадка, то Шура снова разревелась.

– Ой, ну слюни распустила! – Герман повел ее умываться. – Макс сказал, что было вкусно. Он же оценил твой пирог?

– А ты?

– Я еще успею. Как там сказали? Крещенский колокол не пробил!

– Рождественский… Теперь ждать до следующего года… – Шура снова заревела, а Герман простонал:

– Ну тупая… Умывайся, грязная вся и красная. Смотри, как щеки раздулись? – Герман их потянул. – Будешь плакать – в лягушку превратишься от сырости, а я не Иван-царевич, я целовать тебя не буду! – смеялся он. Шура умылась холодной водой и, вытерев лицо, серьезно посмотрела на друга.

– Не превращусь. Я лягушкой никогда не буду, – ответила она. – Потому что я сильная, как мама!

– Ха-ха! Сильная! – Герман поднял ее и понес в комнату. – Рева-корова! Твоя мама тоже сырость разводит?

***

Ночь подкралась незаметно. Шура едва успела сварить себе энергетик. Она готовила его через день. Этот отвар ей был необходим, так как Шура была редкой волшебницей, бодрствовала ночью, а днём ей безудержно хотелось спать. И спасало её только родовое варево, рецепт которого передавался из поколения в поколение. Шура ночи коротала с пользой. В основном она старалась много читать, изучать новые заклинания, учиться управлять мыслью, наполняя её энергией… И сейчас она выискивала из сборника информацию о знаменитых волшебниках, которые закончили военную школу Волшебства.

– Ромул – атлант, основатель школы младших Богов. Он сам являлся мелким божком, но жаждал поделиться знаниями с другими, объединив многие стихии. Он первый, кто понял, что можно подчинить себе разные виды волшебства, и объявил войну богам. Его школа одержала победу, – Шура с восторгом задумалась. – Я хочу быть сильной, как Ромул, подчинять себе любую стихию…

Шура вскочила с кровати и достала свой блокнот. Это была записная книжечка желаний, которые нельзя забывать, пока они не исполнятся. Но их нужно было написать на волшебном языке. Шуре эти буквы сложно давались, она старательно их выводила, сидя на полу.

– Ты не так пишешь, – сзади нее, уже одетый, в куртке нараспашку, стоял Герман. – Если эту букву писать снизу вверх, то будет легче и красивее. Не понимаю, зачем тебе вообще это всё?

Герман видел, что Шура буквы срисовывает с эльфийского алфавита. Все эти крючки она никак не могла запомнить, хотя каждую букву знала и читать могла! Но как они правильно рисуются, она каждый раз забывала.

– Давай за тебя напишу, – предложил Герман, понимая, что она за этим делом может просидеть всю ночь.

– Я должна сама…

– Твоё «сама» будет очень долго. Нас Макс ждёт за окнами, а там холодно, – напомнил ей друг. Шура от удивления открыла рот.

– Ты сама вызвалась искать Атлантиду, – он ловко вырвал волшебное перо и продвинул к себе её блокнот. – Что рисовать?

– Вот эту букву.

– Ты не буквами, а словом скажи…

Шура ещё больше удивлено посмотрела на друга. Он не понимал удивления подруги.

– Что дальше писать? – Герман уткнулся в блокнот и прочитал. – Я хочу быть сильной как Ромка… Какой ещё Ромка? Это кто такой? Твой одноклассник? Почему я не знаю?

– Ромул.

– Я вижу. Он таджик? Или это его кликуха?

– Он из легенды, – Шура страшно боялась, что Герман подумает, будто она восхищается другим мальчиком.

– Макс совсем забил тебе голову всякой ерундой, – Герман постучал ей по голове. – Итак, ты хочешь быть сильный как некий Рим…

– И подчинять себе все стихии.

Герман внимательно вглядывался на надутую и очень серьезную подругу и, громко вздохнув, быстро ловко все за неё дописал. Шуре лишь приходилось удивляться, что он читал на эльфийском языке и не понимал этого, хотя до этого никогда такие письмена не видел!

– Готово, – он отдал блокнот девочке. – Держи тёплый свитер и вот, – он положил свёрнутые свои старые болоневые штаны, которые носил года четыре назад. – Не смотри на меня так. На улице минус двадцать, если ты заболеешь, мать с меня с живого не слезет и знаешь, что сделает? Машину отберет! Так что одевайся.

Шура прямо на пижаму натянула штаны друга, которые ей все же были велики. Герман тихонько в ее комнату притащил обувь с куртками и, завернув штаны на Шуре, ее обул и быстро одел и сверху куртку перевязал шалью.

– Зачем? – недовольно проскулила она. Ей показалось, что он ее одевает, словно на улице не минус двадцать, а все минус пятьдесят.

– Затем, – Герман завязал девочке рот шарфом и нацепил на нее свои детские варежки из дубленки, которые были предназначены для горки. Сам же натянул легкую осеннюю куртку шапку и, открыв окно, тихо просвистел. Раздался басистый шепот:

– Я здесь…

– Лови Шурку, – Герман водрузил подругу на подоконник. Шура со страхом смотрела вниз. Летом не было так страшно, когда они ночами сбегали из дома. Сейчас она тяжелая, неуклюжая в этой ужасной одежде, которая сковывала все ее движения. Макс раздвинул руки, показав девочке, что ее ловит. Герман сам подтолкнул подругу, и Шурка полетела прямо на Макса и повалила его. Следом, прикрыв за собой окно, ловко и легко приземлился Герман.

– О… – Макс еле встал. – Она такая тяжелая, чуть меня не убила…

Шура его наградила таким взглядом, что Макс от ужаса дернулся и зашептал другу:

– Она меня еще не простила?

– Ее спроси.

– Нет, я лучше пережду, – ребята пошли по еле освещенной улице. – Ты видишь? – продолжал шушукаться Макс. – Она страшная, а в темноте у нее глаза как у волка горят. Желтым…

– Не выдумывай! – смеясь, отмахнулся Герман. – Шурка, не отставай! Сюда… – свистнул он.

– Ага, еще «к ноге» скажи! – ворчал Макс. – Шур, лапу ему дай! – Макс снова дернулся от ее злостного взгляда, полного ненависти. – Нет, я лучше помолчу.

И только Герман шел и во весь рот улыбался, совсем не чувствуя холода.

***

– Пять шагов налево от старого пня… – Макс обернулся. – Кто-нибудь видит здесь пень?

Они почти час блуждали по пустому темному городу. Герман уже потерял весь приключенческий настрой. Он так замерз, что ему казалось, на его носу вот-вот вырастет сосулька, и к утру она отвалится вместе с носом. Макс же так загорелся поиском, что не ощущал ни холода, ни сонного состояния. Он мобильником освещал карту и пытался понять, что не сходится. Судя по звездам, они находились в правильном месте, но указанного в записи карты описания не было. Шурка даже не отзывалась на свое имя, когда он ее просил помочь. Всякий раз при взгляде на нее его бросало в дрожь. Ему даже подумалось, что ночью ее глаза еще страшнее, и если он останется с ней наедине, то она, как маньяк, может подрать его в клочья.

– Если мы сейчас не согреемся, то я оледенею, как Кай, и меня ни одна на свете Герда не спасет, – трясясь, шмыгнул носом Герман.

«Я лучше Герды», – подумала Шура и пошла вперед, к очередному зданию.

– Куда это она? – шепнул Макс. Герман первым побежал вслед за подругой. Но их подруга, дойдя до старого дома, остановилась у закрытого подвала.

– Вход, что на карте там, – уверенно сказала она.

– Но там пенек… – не сводя глаз с карты, начал возмущаться Макс. Шура молча указала на большущий древний пень в пяти шагах от них, который был замаскирован под декоративный дворовый столик.

– Аааа! – Макс ударил себя по лбу. – Ну я балбес! – Макс стал дергать дверь и смотреть, как ее можно открыть. От холода окоченевшие руки не слушались, но он словно этого не замечал. Герман же уже успел осмотреть здание и выглянул из-за угла дома.

– Эй! – свистнул он и махнул рукой, подзывая друзей. Герман завел их в последний подъезд, так как у него был «общий» ключ от домофона, которые продавались почти во всех торговых центрах. В подъезде стояла сетчатая дверь, заваленная всяким строительным хламом. Но именно она выводила на лестницу, ведущую в подвал. Под похвалу Макса ребята освободили проход и спустились в темный подвал, освещая себе путь телефонами. Герман быстро сориентировался и, найдя счетчик, включил свет:

– И?

– По крайней мере, здесь тепло, – пожал плечами Макс. – Я не понимаю… Вот этот знак что означает?

– Не понимаешь, так зачем нас вытащил ночью в мороз? – возмущался Герман.

– Здесь должен быть проход в параллельный мир…

– В доме? В грязном подвале с крысами и тараканами, да комарами?

Шура видела этот знак и прекрасно знала, к чему он. Она ни разу не была в параллельном мире, и ей очень хотелось узнать, как выглядит эта Атлантида. Это город атлантов их предков? Или это город потомков, что чтили своих великих богов?

Она нарисовала на стене созвездие у «Прекрасы» и дотронулась до него рукой. От руки пошел едва заметный свет, лампа в доме мигнула, и прошелся ветерок. Ребята не замечали этого и ругались:

– Тут одни сказки! – вырвал карту Герман. – Звездочки, рисунки божеств, вон и Фринц тут нарисованный, а его в наших книжках пихают во все дыры! Как будто других героев нет! Софа всем этой дурью голову забивает! Про Жар-птицу хочешь сказочку послушать, а может, тебе про русалочку новую версию рассказать? Я помню!

– Отдай! – Макс, краснея, выхватил карту. – Твоя бабка – кладезь легенд!

– Она сама их сочиняет! Она писатель! – рассмеялся Герман и хотел вырвать карту из рук Макса, поэтому рыжий прижался спиной, как он думал, к стене, но, к его удивлению, ее там не оказалось. Макс потерял равновесие и влетел в темную комнату. Герман испугался не меньше. Он резко почувствовал, что в подвале просто баня и одежда на нем невероятно тяжелая. Он был уверен, что за другом только недавно находилась стена, а не арочный проем.

– Макс! Макс! Ты живой? – Герман обеспокоенно бросился искать друга. Шура, обрадованная собственным успехом, последовала за ним.

***

Комната только снаружи казалась темной. Внутри она была фантастической. Половина комнаты было отделано зеркальным полом и скальными стенами, украшенными статуями и разными сортами цветов. Другая сторона представляла собой сказочное звездное небо с сиреневыми пушистыми облаками, между которыми шла брильянтовая дорога. Макс стоял с открытым ртом и смотрел вдаль.

– Что это? – Герман сморщился. Его пугали необъяснимые вещи. Шура же глядела на статую существа, похожего на эльфа, и ее сердце бешено билось, словно она что-то должна была вспомнить, но мысль уплывала от нее.

– Путь в Атлантиду. Мы нашли его! – прошептал Макс. Он был уверен, что кричать здесь ни в коем случае нельзя.

– Ага! В подвале дома! Макс, прием! – Герман пощелкал пальцами над его головой. – Знаешь, что это?

– Путь.

– Съемочная площадка! И мы пробрались сюда незаконно! Здесь наверняка камеры и оборудование дорогое…

– Тихо… – цикнул Макс. – Слышишь?

– Что?!

– Звезды… От них музыка идет. И они мигают. Это похоже на шифр…

Герман не выдержал и огрел друга по голове.

– Ты свихнулся! Они мигают, потому что это оборудование так запрограммированно. Я уверен, что здесь есть сторож. Нам уходить надо…

– Ян! – раздался эхом чистый голосок, который выражал и радость, и изумление одновременно. Ребята резко обернулись. Почти сливаясь со скалами, стояла очень высокая, величественная, красивая девушка лет восемнадцати, одетая в длинное старинное белое платье, которое было сшито одновременно в римском и древне-скандинавском стилях. Льняные длинные, распущенные волосы украшали живые цветы. А глаза имели холодный цвет, как у Сианы – матери Шуры. Весь ее образ говорил о величии. Шура даже подумала, что она атлант, но, увидев цветы, догадалась, что перед ней древняя Дриада.

– Я говорил, что нас застукают… – прокомментировал Герман. После его слов выражение лица Дриады изменилось и стало не удивленным, а презрительным.

– Что вы здесь делаете? – грозно разнеслось по помещению эхом.

– Э..э..эм.. – начал заикаться Макс.

– Заблудились, – нашелся Герман и улыбнулся ей, как Юрий Гагарин. В глазах Дриады Шура увидела злобу и гнев, поэтому, создав волшебный знак мыши для предупреждения об ответном ударе, быстро добавила:

– Просим прощения. Мы не знали, что это твое место. Мы уходим, – Шура убрала свой знак и первая пошла к выходу.

– Доброй ночи, – мило попрощался с ней Герман и потащил за собой удивленного друга.

Оказавшись на улице, Герман восторженно твердил, замучив друзей:

– Вы видели, как она на меня смотрела? Видели?

– Чуть не прокляла, – пробубнила Шура.

– Да она в меня влюбилась! – не обращал внимания на Шуру Герман и шел задом. – Вы видели, она с меня глаз не сводила!

– Она на всех смотрела, – возразил Макс. – Ты разве не заметил, она гигант?

– Что-о? – Герман демонстративно засмеялся. – Не завидуй, Рыжик. А что, если я с ней встречаться буду?

– Да ты что, не понял, она из Космоса! Она пришелец! – закричал Макс.

– Ага, и еще птица-Гамаюн. Она – актриса, и я ей понравился. А ты завидуй, что она тебя не заметила.

– Хочешь проверить? – от обозленного Макса исходил пар. – Идем назад!

– И я у нее телефончик спрошу. Вот увидишь, она сама меня пригласит на свидание…

Шура почувствовала, как у нее внутри все колотит и долбит. Она остановилась:

– Нет… – прошептала она. «Она их проклянет. Она же древняя»…Только сейчас ребята вспомнили, что гуляют не одни и с ними рядом идет Шура. У Германа так вытянулось лицо, что Макс громко заржал.

– Это всего лишь шутка. Я вас разыграл! Вы что, правда подумали, что я с ней встречаться буду?

Мысли Макса и Шуры сходились: «Иногда он просто невыносимый»

***

Утро наступило слишком быстро, несмотря на то, что Шуре дали поспать. Сегодня в школе предстояло праздничное выступление, поэтому ей можно было занятие пропустить и подготовиться к мероприятию. Шура еле продрала глаза, ей очень помогла ледяная вода. Выпив огромную дозу энергетика, она совсем пришла в себя и стала дико нервничать:

– А вдруг я ему не понравлюсь, вдруг я буду хуже всех?…

– Наденешь вот эту заколочку, и у тебя все получится, – успокаивала ее Даша. – Разве тебе не нравится новое платье?

Шуре очень нравилось белое платье с кружевами и блестками. Даша купила, наверное, самое современное и дорогое… Сиана не разрешала им баловать дочь. Она считала, скромный достаток – лучшее воспитание, богатство расслабляет натуру и учит неверным ценностям. Даше разрешили делать Шуре подарки только по случаю праздников, поэтому мать Германа в эти дни «отрывалась». У Даши был особенный вкус. Она в Шуре видела «любимую куклу» – так смеялся над ними дядя Марк. В нарядах тети Даши Шурочка в самом деле походила на красивую дорогую куколку. Мать же покупала дочери одежду неброских тонов, в основном серого и бежевого расцветка.

***

Шурочка стояла одна в туалете. Она смотрела в зеркало и не верила, что может быть красивой. Она пристегнула заколку удачи и поняла, что её образ куколки завершен. Настроение поднялось, и уверенность в своих силах резко возросла. Шура мило улыбнулась своему отражению и увидела за собой одноклассниц.

– Глядите, Страшиле гардероб обновили! Наконец-то папаше стало стыдно, и он решил её в более приличное нарядить.

– Да ладно! Это он при нас находиться с ней не хотел рядом, кому приятно с бомжом сидеть?! Живёт, наверное, как Гарри Питтер под лестницей! И яичницу им по утрам готовит!

– Достали! – закричала Шура, и ее голос разнесся в по туалету. – Швабры, злыдни подколодные! У вас нет такой семьи… У вас нет Германа!

Девчонки заржали:

– Ой, да! У нас нет парня, катающегося на пластмассовом тазике с его верным нищим!

– Отравись своим жалом, гадюка!

Шура вышла из туалета и направилась за кулисы. Девочки и ребята стояли за сценой. Учителя проверяли наличие участников.

– Смотрите, Шурка такая нарядная, моднявая вся! – зашипела Карина, подойдя ближе к ней. Она отпила Кока-колы, разглядывая соперницу. – Платье от Зайцева?

Шура промолчала. Она понятия не имела, от кого оно. Для неё – от мамы Даши.

– От Зайцева, – подтвердила Карина. И прыснула на Шуру колой из бутылки.

– Ой! Извини, я нечаянно! Как же ты теперь выступать будешь? – лепетала она. Все молчали. Никто не захотел вступиться. Шура даже не сразу осознала масштаб катастрофы.

Она, дрожа, взглянула на подол платья. По всему переду расползлось огромное пятно от Кока-колы.

– Чтоб ты провалилась! – выкрикнула она и пошла за инструментом. По дороге Шура стирала слёзы, слушая смешки от одноклассников. Она успокаивала себя лишь тем, что гитара загородит этот ужас, и никто его не заметит. Но, открыв шкаф, она увидела свою гитару разбитой. Её выступление было сорвано. Из-за угла подглядывали за ней ребята и девчонки. Они сдержали слово и сорвали ей концерт. Олеся хотела выступать, и весь класс поддержал эту бездарность.

– Я не сдамся, слышите?! – со слезами закричала Шура. – Я все равно спою!

Одноклассники снова захохотали:

– И как она будет петь?

– Ей лягушка подквакает!

– Нет, она нищего на подтанцовку позовет! Он с барабанами ей ритм отобьет! – и мальчишка одноклассник, что был ведущим, изобразил танцующего негра с барабаном из допотопного племени. Все смеялись, пока не подошла учительница и не начался концерт. Концерт шел, как и было запланировано – лишь та, что облила Шуру напитком, ошиблась с текстом, и ее выручал ведущий. Зал посмеялся, но простил промах красавицы. Хотя это уже считалось провалом. Когда подошла очередь Шуры, то учитель увидела пятно на платье девочки и хмуро спросила:

– Где твоя гитара?

– Её нет.

– Почему ты в таком виде? У тебя сейчас выход!

– Я знаю!

– Ты хочешь нам сорвать концерт?

Шура не ответила, сдерживая свой гнев.

– Я убираю твой номер. Ты не можешь выступать в таком виде и без гитары.

После слов руководителя снова послышался смех.

– Могу! И я выступлю! – Шура сама вышла на сцену. Её просто не успели поймать, и ведущему пришлось объявить выход девочки.

В зале стояла тишина. Шура искала среди людей одного-единственного, но его не было видно. Она дрожащим голосом начала свою песню. Потом она не помнила, что с ней происходило. Музыка словно жила внутри её и мерцала огнями. Она слышала музыку, полноценный аккомпанемент.

И тут в зале появились Герман с Максом. Они как обычно опоздали. Но конец песни он все же услышал! Далее музыка затихла, и Шура закончила в тишине. Зал сначала молчал, а потом грохнул аплодисментами. Ведущий сказал:

– Мы не знаем, где наша Стра… Э…э… Гроза взяла караоке, но это было превосходно, несмотря на ужасное пятно на этом прекрасном платье, которое неряшливость хозяйки испортило навсегда…

Дальнейшее Шура не слышала. Она убежала в туалет. «Добили, добили!» – повторяла она со слезами.

***

Шура была смертельно расстроена. Она этого ожидала. Ей мечтать нельзя. Но Герман словно не видел и не понимал ее огорчения. Он был уверен, что она переживает из-за платья, и всю дорогу объяснял ей, что девочкам следует быть поаккуратней. Что если сейчас прокатило, то в другой раз ее неряшливость обязательно отзовется, и будет хуже только ей. Тетя Даша пообещала отбелить платье. Она уверяла, что любыми способами вернет ему прежний вид. Но Шуру беспокоило не платье, а то, что у Германа сложилось неверное впечатление о ней. Еще беспокоило прощание. Она не знала, как ему сообщить о предстоящем отъезде. Что ему сказать? Ее забирает мама? Тогда он попросится ее навещать, а куда он приедет? Он туда никогда не доберется, потому что он почти обычный человек!

Шура переоделась в детскую пижамку со слониками и вошла в комнату друга пожелать ему спокойной ночи. Герман сидел за компьютером и играл. Рядом с ним стояли полный бокал горячего чая и маленькая тарелочка с куском пирога, украшенным симпатичной киской. Глаза девочки распахнулись от удивления. Она вопросительно охнула, и Герман в кресле обернулся и радостно спросил:

– Удивлена? А я тебе намекал! Слушать надо было, – Герман взял тарелку с пирогом и развалился на полу. – Хочешь?

Шура удивилась, но порозовела и села с ним.

– Ты себе его оставил, да?

– Ага, – Герман ловко откусил от куска кошку. – А ничего так… Сахару можно было бы побольше положить. – А потом его глаза хитро блеснули. Он взял оставшейся маленький кусочек пирога в зубы и подставил его Шуре. Шурка сначала застеснялась, но потом страшно обрадовалась, что он решил с ней поделиться этим лакомством. Она с большой охотой открыла рот, да так, чтобы ей досталось как можно больше от остатка пирога.

Герман взвыл буквально сразу же.

– Блин! Ты меня укусила!

Шура возразила, мотая головой.

– Укусила! – он раз десять прикоснулся к губе, убеждаясь, что она кровит. – Вампирша! Тебя, что ли, год не кормили? Весь кайф обломала…

Шура снова стояла растерянная. И думала, что пирог достаточно сладкий. Герман как всегда вредничает. Успокоился он только через час и лег к ней на кровать, точнее на свою кровать, так как она уснула у него в комнате, пока он играл и на нее недовольно косился. Герман около часа лежал с Шуркой, читал свои журналы про новые иномарки. Когда перед сном в комнату вошла его мама, то застала идиллию. Шурка в обнимку с Германом дрыхла, а он, зевая, перелистывал страницы.

– Сколько раз тебе говорить, что вы выросли из того возраста, чтобы как дети спать в одной кровати. Герман, ты меня расстраиваешь.

– Я не сплю, если ты не заметила. Это она уснула у меня, вот с ней и разбирайся, и лучше не в моей комнате.

– Ты старший и за нее в ответе.

– По твоей логике, я теперь всю жизнь обязан ее косяки разруливать? И только потому что она маленькая?

– Она уже не маленькая. Просто ты мужчина.

– Что? Ты посмотри на нее внимательнее, посмотри… – Герман встал и указал на сопевшую девочку. – Знаешь, что она сегодня сделала? Пирог из моего рта взяла. И меня укусила. Ты можешь себе представить, чтобы моя одноклассница поступила так же? Она еще… – он постучал по деревянной перегородке кровати.

– Герман, – протянула Даша. – Иди спать в комнату Шуры. – Даша заботливо укрыла девочку.

– В мою комнату, – подчеркнул Герман. – И я туда не пойду. Там полно пауков. Я тебе говорил, давай я их по-тихому запылесошу, пока эта в школе.

Шура не разрешала Герману убивать разведчиков мамы. Пауки были наблюдателями Сианы, и девочка это знала. Глядя на них, она вспоминала маму и думала, что мама о ней так проявляет заботу.

– Потерпи немного. Скоро мы сделаем ремонт в твоей комнате, и ты туда на долгое время съедешь.

– И почему это?

– Сиана переводит Шурочку в закрытую школу. Теперь до конца весны она будет жить в другом месте.

– Ее в интернат отдают?

– Нет, эта школа для особых детей.

– Что значит «особых»? Это – брошенных и ненужных? Она ведь в интернат ее хочет сдать, да?

Даша вывела Германа из комнаты и нежно погладила по щеке. Герман хмуро посмотрел на мать.

– Сиана очень любит дочь, – продолжила она.

– Что-то не видно.

– Она верит, что Шурочка особенная и пошла в нее. Она хочет ей дать самое лучшее образование, вот и отдает ее в закрытую спецшколу.

– Одаренная? Я не ослышался? Вообще Сиана в курсе ее оценок за последнее время? Да Шурка едва на тройки тянет! Если бы не я, она бы вообще домашку не делала!

– Герман, в любом случае, она не наша дочь, и мы не имеем права распоряжаться ее судьбой.

– Как не наша? Она живет у нас, вы ее кормите, заботитесь… Сиану вообще можно лишить родительских прав!

– Ты ничего не знаешь… Надо принять ситуацию такой, какая она есть. А Шурочка к нам будет приезжать на праздники, если будет хорошо учиться.

– Хорошо учиться? Ма, мы сейчас про одного и того же человека говорим? Она тупая и ленивая, грязнуля притом! Ты видела ее тетрадки? Они все мятые, с такими пятнами! Ты хочешь сказать, такую ученицу будут отпускать? А?

– Сынок, она дочь Сианы…

– Никуда она не поедет! – Герман оттолкнул маму и резко вытащил подушку из-под головы Шуры и, сморщившись, сказал: – Так и думал, обслюнявила…