Читать книгу Барышня-певица - Мари Князева - Страница 2

Лайла

Я люблю петь, это моё тайное наслаждение. Честно говоря, я не вижу в нём ничего постыдного, но мама всегда пресекала мои попытки исполнить что-либо на глазах у гостей и любых незнакомых или малознакомых людей, утверждая, что это неподходящее занятие для девушки из приличной семьи. Всё, что мне оставалось – петь для себя и своих многочисленных братьев и сестёр. Даже новой папиной жене поначалу воспрещалось слушать меня, но потом постепенно мы с нею сблизились, и она всегда поддерживала мои порывы спеть и сыграть на удде или гитаре. Я безумно любила такие вечера, когда Ева, отец и другие домашние садились послушать меня – казалось, сама душа моя пела и расширялась и заполняла всю комнату, а может быть, и дом…

Со временем младшая мачеха стала заговаривать со мной о том, не хочу ли я усилить свой талант занятиями с учителем. А я ни о чём так не мечтала и потому однажды сдалась. Дело в том, что уроки эти были тайными, так как я боялась, что узнав про них, матушка разозлится и совсем запретит мне петь, навсегда. Поэтому мы занимались с госпожой Сахим в покоях Евы, втихомолку, выбирая такое время, когда матушка была занята посещением родственников, подруг или иными делами.

Эти уроки подарили мне много счастливых часов. Я училась держать правильную осанку (оказалось, что и это важно для певца!), тренировала лёгкие и связки, часами гоняла по дому пёрышко, прячась от мамы; надувала большие плотные шары и пела, пела, пела без конца всякую свободную минуту. Это увлечение превратилось в идею-фикс. Кажется, я замучила своим талантом всех подруг, но однажды одна из них сделала мне подарок, изменивший всю мою жизнь.

Как-то вечером, когда Марьям пришла ко мне в гости, она уединилась со мной в моей спальне и прошептала на ухо:

– Я дала послушать твои записи своему двоюродному дяде Хасану!

– Мои записи?! – изумлённо переспросила я. – Но у меня нет никаких записей…

– Конечно! – фыркнула Марьям. – Мне пришлось сделать их самой..!

Мои пальцы похолодели, а в солнечном сплетении скрутился тяжёлый тугой комок.

– И зачем ты всё это сделала?

– Затем, что такой талант нельзя зарывать в землю! Это просто грешно! Господь не для того наградил тебя этим даром, чтобы ты пела братьям и подругам!

– А для чего? – растерянно поинтересовалась я.

– Чтобы нести его людям, глупая! – Марьям выразительно постучала себя кулачком по голове.

– То есть, твоему дяде? – скептически уточнила я.

– У него же музыкальный салон! – с гордостью заявила подруга. – Туда ходят люди, чтобы слушать музыку и общаться с друзьями. Правда, он только для мужчин, поэтому я никогда там не была, но слышала, что это замечательное место! Так вот, дядя послушал твою запись и хочет увидеть тебя вживую.

Я обмерла. Меня? Вживую? Незнакомый мужчина? Конечно, он в возрасте, но я никогда не виделась ни с кем наедине, кроме родственников…

– Ну чего ты перепугалась, как маленькая? – нахмурилась Марьям. – Он просто послушает твоё пение и, может быть, что-то предложит.

– Что, например?

– Например, выступать в его салоне!

– Но я не могу! Если мама узнает, она же… Нет-нет, мне нельзя!

– Да не паникуй ты раньше времени, глупая! Мама ничего не узнает, мы что-нибудь придумаем! Или ты хочешь остаток жизни кваситься дома вместе со своими талантами?

Кваситься я не хотела. Страшно было до ужаса, но спеть на публике – это моя давняя мечта, тайная настолько, что я прятала её даже от самой себя. В конце концов, я решила, что просто встречусь с дядей Хасаном, а там уже будет видно. Я ведь не обязана подписывать с ним договор…

Сказать, что я волновалась перед этой судьбоносной встречей – ничего не сказать. У меня буквально тряслись поджилки.

Дядя Хасан, однако, оказался совсем нестрашным – почти точь-в-точь похожим на моих дядюшек: пожилым, усатым и с добродушными манерами. Он выслушал моё дрожащее от волнения пение и спросил, испытующе глядя на меня:

– Ты знаешь, что за заведение я держу?

Я пожала плечами:

– Да. Марьям сказала, что у вас музыкальный салон… для мужчин.

– Что ж, можно и так выразиться…

Мне стало не по себе от это его фразы, но я постеснялась уточнить, как бы он сам аттестовал своё заведение.

– У тебя великолепный голос, – искренне похвалил дядя Хасан. – По правде говоря, я давно искал такую певицу, чтобы развлекать гостей, но всё было не то… Скажи-ка, дочка, можешь ли ты приходить выступать по вечерам? Родители тебя отпустят?

Я снова пожала плечами. Конечно, нет, но отчего-то и это мне было стыдно сказать.

– Насколько поздно вечером? – осторожно поинтересовалась я.

– Это зависит и от тебя. Моё заведение открывается в полдень, но концерты есть смысл устраивать часов с шести – не раньше. А лучше позже. В это время собирается публика, желающая расслабиться, отдохнуть, с удовольствием провести вечер в компании друзей. Пойдём, я покажу тебе зал…

Он провёл меня в большое просторное помещение, пустое по утреннему времени, заставленное столиками и мягкими стульями в европейском стиле. В одном углу возвышалась – всего на полметра – небольшая сцена, половину которой занимала разнообразная аудио и световая аппаратура. Я поднялась на подмостки, осторожно коснулась установленного там микрофона, оглядела зал, пытаясь представить его наполненным людьми. И все они смотрят на меня, внимают мне, аплодируют… Боже, неужели я и вправду могу выступать?!

Дядя Хасан не торопил меня, он с хитрой улыбкой наблюдал за тем, как я осваиваюсь на новом месте, а потом спросил:

– Ну как, придёшь завтра к семи попробовать?

Попробовать хотелось очень сильно. Не зря ведь я столько времени и энергии потратила на это занятие! Было катастрофически интересно, как меня воспримет незаинтересованная публика – люди, не являющиеся моими родственниками и друзьями. Поэтому я вздохнула и ответила:

– Я п-постараюсь.

Мы договорились, что я дам ему ответ сегодня не позднее семи. Для этого мы обменялись номерами телефонов, и дядя Хасан вывел меня на улицу через чёрный ход. Там меня уже ждала Марьям. Она буквально подпрыгивала от нетерпения:

– Ну что? Ну как? Договорились?

– Он приглашает завтра спеть в семь часов вечера… перед публикой.

– Ну! А ты?

В моём голосе зазвучали истеричные нотки:

– Марьям, ну как я пойду? Кто меня выпустит в такое время из дому? А что, если мама узнает? Я же сгорю от стыда!

– Так, спокойно, сестра! Первый пункт я беру на себя. Пойдёшь ко мне в гости, а оттуда, чёрным ходом-огородом – в дядин салон. Второе: никто ничего не узнает! Сюда ходят только мужчины, вряд ли кто-то из них общается с твоей мамой. К тому же, у меня есть прекрасная идея, как защитить тебя даже от такой случайности.

Уже у себя дома Марьям продемонстрировала мне очень красивый никаб, расшитый золотом.

– Думаешь, он не помешает петь? – усомнилась я.

– Вот завтра и проверишь. Но думаю, нет.

Я закрыла лицо ладошками:

– Ох, сестра, на что ты меня толкаешь! Ведь это чистой воды безумие…

– Я в одной умной книжке читала, что всегда лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть!

– Как раз в моей ситуации первый вариант может иметь катастрофические последствия.

– Какие, например? Давай рассмотрим наихудшее развитие событий.

– Мама узнает – и…

– И?!

– И запрёт меня дома.

– Ты и так всё время дома сидишь.

– Запретит общаться с тобой.

– Ты что, меня сдашь?!

– Да нет, но это же твой дядя. Мама прекрасно умеет складывать два и два.

– Ой, да ладно! Ты преувеличиваешь её дедуктические способности. Даже если и так, ну посердится на меня немножко, но потом простит и разрешит нам видеться. Не бойся, Лайла! Это прекрасный шанс для тебя, не теряй его!

Я снова тяжело вздохнула и набрала на телефоне дядю Хасана.

***

Хасан пригласил меня порепетировать днём, а Марьям опять прикрыла. Всё это было для меня ново: я почти не имела дела с микрофоном и прочей техникой, но волнение и страх перед выступлением оказались приятными, окрыляющими. А вот дядя Хасан на моё требование петь в никабе нахмурился и покачал головой:

– Что за тайны, девочка моя? Уж не собираешься ли ты превратить свою певческую карьеру в шпионский детектив?

– Я очень хочу выступить, – призналась я, – но посетители не должны видеть моего лица – мне необходимо сохранить инкогнито.

Хасан повздыхал немного, но потом махнул рукой: мол, как знаешь.

Конечно, когда я увидела в приоткрытую дверь закулисья всех тех мужчин, перед которыми мне предстояло петь, то поджилки у меня затряслись намного активнее, чем в пустом помещении. Однако я убедила себя, что людей не так много (по раннему времени), а я закутана с головы до пят, и если опозорюсь, никто не узнает в дебютантке-неудачнице меня. Теперь-то я возблагодарила Небеса и свою матушку за то, что она не позволяла мне петь перед гостями. Благодаря этому, никто из посетителей не сможет узнать мой голос. Остаётся только уповать на то, что мой отец и браться не ходят в это заведение – в этом, кстати, я убедилась в тот же вечер. Как именно – объясню чуть позже.

Дядя Хасан сам вышел на сцену, чтобы объявить мой номер. Сказал, что у меня ангельский голосок, но мало сценического опыта и попросил гостей поддержать начинающую певицу аплодисментами. Они с готовностью захлопали в ладоши, а я на ватных ногах двинулась к микрофону. Вот это было ощущение! Будто я лечу в пропасть и не могу остановиться. Конечно, на самом деле, я могла развернуться и уйти, чтобы больше никогда не возвращаться, но возможность проявить себя такой трусихой пугала меня больше, чем позор неудачного выступления. Поэтому я всё же подошла к краю сцены, схватилась за стойку микрофона – для опоры – и глубоко вздохнула. Аплодисменты чуть усилились, а потом совсем стихли. Воцарилась тяжёлая, полная ожиданий тишина. Я обвела глазами зал, разволновалась ещё чуть сильнее, но заигравшая музыка отвлекла меня, и благодаря этому получилось извлечь из своей гортани звук. Поначалу он дрожал и срывался, голос никак не мог набрать силу. В ужасе я смотрела в одну точку, не в силах поднять глаза на людей в зале, сердце моё скакало, как бешеная кобылица, я почти готова была сдаться, но тут кто-то из посетителей, сидевших неподалёку от сцены, похлопал в ладоши. Мой взор машинально метнулся туда и внезапно наткнулся на очень тёплый приветливый взгляд. Мужчина среднего возраста улыбался и дружелюбно махал мне руками, будто говоря: давай, не робей, всё будет хорошо!

А я почему-то поверила ему. Распрямила плечи, вдохнула воздух полной грудью – и голос наконец зазвучал как надо. Чистый, сильный, из живота, из груди – как учила госпожа Сахим. Я так увлеклась, что даже расстроилась, когда песня закончилась. Это было невероятное ощущение. У меня будто выросли крылья, и я парила над полом, не чувствуя тяжести своего тела.

И вот тогда раздались уже настоящие аплодисменты – восхищённые, довольные. Посетители кричали мне:

– Браво! Бис! – а я улыбалась и чувствовала себя такой счастливой, будто была только что коронована, а не всего лишь спела песню в музыкальном салоне в не самом презентабельном районе города.

С каждой следующей песней уровень выражаемого публикой восторга постепенно снижался. Оно и понятно: они ведь не на концерт пришли, а чтобы посидеть, отдохнуть, пообщаться с друзьями. Я всё равно знала, что пою хорошо – чувствовала это, но вот это ощущение полёта от того, что все вокруг в восторге от моего таланта – оно засело мне в душу. Я поняла, что хотела этого всегда, просто не знала об этом, но вот как теперь обходиться без этого, если мы с Марьям не придумаем, что-то, чтобы я смогла приходить сюда регулярно – совершенно непонятно. О, слава – это настоящий наркотик!

После выступления (а на первый раз оно заняло чуть меньше часа) я чувствовала себя одновременно счастливой и усталой. Попрощалась с публикой и направилась к двери в закулисье – и встретилась со следующими артистами. Это были три девушки в таких нарядах, что хоть они и были не на мне, я устыдилась. Полупрозрачные, все в вырезах и разрезах – настоящее безобразие! Можно сказать, что девушки были почти голыми: их грудь, ноги, живот – всё можно было рассмотреть в деталях. На бёдрах, запястьях и щиколотках позвякивали монетки и браслеты, а руки и лица сверкали блёстками.

Я проводила этих красавиц выпученными глазами, а потом кто-то схватил меня за руку и утащил в служебные помещения.

– Кто это? – спросила я дрожащим голосом у Хасана.

– Это – танцовщицы, – ответил он таким тоном, будто я спросила глупость.

– Но почему… они такие раздетые?

Хасан пожал плечами:

– Все танцовщицы так одеваются.

Вот тут я поняла, что мужчины из моей семьи не посещают подобные заведения. Мне кажется, у отца бы сердце остановилось, если бы он увидел таких артисток: он всегда очень щепетильно относится к женским нарядам и не позволяет мне оголять даже предплечья без необходимости. Тем временем Хасан протянул несколько купюр и поинтересовался:

– Так что? Ты придёшь выступить ещё?

Я изумлённо посмотрела на деньги в его руке.

– Это мне?

– Ну конечно. Ты же выступала, и весьма неплохо. Заслужила награду.

Накануне мы совсем не обсуждали денежный вопрос, но сейчас я была поражена и растрогана тем, что Хасан хочет заплатить мне за пение. В голову сразу бросилась тысяча мыслей о том, как я могла бы потратить эти деньги. Купить оборудование и программы для компьютера, которые помогли бы мне сделать хорошие записи собственного пения и которые мама не разрешила бы купить на деньги отца. Это открывало мне целый мир…

Мелькнула неприятная мысль, что те девушки в откровенных костюмах – плохая компания для меня, но как же отказаться от целого мира, который я смогла увидеть в замочную скважину? О, он слишком прекрасен, чтобы обменять его на мою привычную домашнюю жизнь..! Поэтому я обронила тихое:

– Да! – в ответ на вопрос Хасана и, взяв у него деньги, отправилась к своей коварной подруге.

Марьям уже всё придумала: мы скажем моей матушке, что станем изучать национальные танцы (какая ирония!) с учителем, которого наняли её родители. Занятия – по вечерам, через день. Меня будет приводить к ней папин охранник, а потом я буду вышмыгивать через чёрный ход и ехать на такси в салон. Безумный план! А что, если мама потребует доказать наличие меня через охранника? А что, если родители Марьям обнаружат обман? Но подруга в ответ на все эти опасения только махала рукой: мол, кто не рискует, тот не завоёвывает мир, и тут трудно было поспорить.

***

Какое-то время всё шло хорошо: я ездила в клуб через день, постепенно осваивалась на сцене и всё больше пьянела от своего успеха. Мне аплодировали и говорили комплименты незнакомые мужчины…

Потом Хасан попросил меня начать осваивать англоязычный репертуар: мол, это сейчас… в тренде! Я подчинилась и снова стала заниматься с Евой. И делала поразительные успехи! Вот что значит любимое дело…

А потом новое, волнительное, но всё ещё мирное течение моей жизни было нарушено появлением в ней одного настырного молодого человека…