Читать книгу Уошито - Мари Райли - Страница 2

Линдсей, Оклахома.

Дом семьи Мюррей стоял на отшибе города в полумиле от реки Уошито, на другом берегу которой высился трехкорпусный авиационный завод – место работы большинства населения Линдсей. Весь город к вечеру покрывался мрачной дымкой забвения и зомбирования. Люди, по уже установленному и заезженному алгоритму, выполняли одни и те же действия каждый божий день.

Так было раньше, да.

Наверное, эта участь ждет абсолютно любой город абсолютно любой страны – рано или поздно он превратится в скопление муравьев-переростков: тружеников или пьяниц.

Линдсей превратился в город утопленников.

Линдсей познал все плоды однотонности и пресности бытия слишком рано для своего возраста. Но в последнее время начали происходить странные, загадочные и, не скрыть от вас, страшные вещи, перевернувшие привычный ритм города с ног на голову.

Но не будем спешить, вернемся к молодой семье Мюррей, что, как вы, несомненно, помните, жили на краю города у реки, давшей толчок для строительства завода а, в последующем, и самого города.

Энджи Мюррей – темноволосая, черноглазая и бледнолицая хрупкая женщина едва перешагнула через черту тридцатилетия и в последнее время пребывала в глубоком унынии от осознания, что молодость – та беззаботная и беспечная, какой ее привыкли видеть, – постепенно остается позади. Она только-только нашла работу в средней школе Линдсей, заняла должность учителя биологии, и сейчас медленно двигалась к отметке в один год ее педагогического стажа. В отличие от Майкла – мужа, – который проработал главным инженером на заводе уже семь лет, Энджи долгое время посвящала учебе, когда-то новоиспеченному супругу, а, в последствии, сыну Энтони.

Энтони Мюррей на момент событий, встряхнувших его город, было семь. Он ничем не отличался от остальных детей своего возраста. Познавая мир, Энтони, вместе со своими школьными друзьями, уже успел побывать во всех переулках города, облазил каждую водосточную трубу и посетил несколько забытых богами домов. Весь город, такой же маленький, как и он, был для Энтони открыт – Энджи не противилась здоровой потребности сына в исследовании окружающих реалий. Только одно место всегда было для Энтони Мюррей под запретом – Уошито. Старая, первобытная река наводила страх на мальчика (не без участия матери, конечно) – она пугала своей мощью, глубиной и чернотой воды.

А в последнее время начало что-то происходить – Энтони это видел, чувствовал. Родители остальных детей запретили им приближаться к Уошито, в заголовках газет все чаще мелькало название реки, но Энтони не пылал большой любовью к чтению и считал, что газеты читают исключительно взрослые мужчины в очках – как его отец.

Иногда Энтони слышал, как мать и отец, оставшись одни в гостиной, о чем-то тревожно шепчутся. В их голосах можно было различить волнение, страх и ужас. И Энтони приходилось лишь теряться в догадках, которые, в связи с его небольшим жизненным опытом и ярким детским воображением, кидались то в сторону подземных монстров, то всерьез склонялись к мыслям о призраках на чердаке.

Чердака в своем доме Энтони боялся больше всего – он находился прямо над его комнатой, и мальчик по ночам часто слышал, как скрипят старые половицы наверху, что-то шуршит, падает и – о, боже – завывает. И, думал Энтони, если все дело в чердаке, то почему родители не найдут новый дом или, еще лучше, новый город. Вслух говорить о своих предположениях Энтони не мог, ведь это могло создать впечатление, что он лишь маленький трусливый мальчик, а Энтони трусом себя совершенно не считал.

Все для него разрешилось лишь пару недель назад. В их компанию семилетних сорвиголов каким-то образом попал Джулиан – одиннадцатилетний мальчик, который казался Энтони взрослым, умным, и оттого в словах нового друга он не сомневался ни разу. Именно Джулиан посвятил компанию детей в страшные вещи, начавшие происходить в Линдсей.

По его словам, за последние три месяца в городе погибло 5 человек, и одного из них Джулиан знал лично – это был его сосед, мистер Купер. Он с родителями даже ходил на похороны и видел, как рыдала его жена и пятилетняя дочь – малютка Вики.

– Но что с ними произошло? – шепотом спросил Энтони.

– Они все утонули, – пожал плечами Джулиан. – В Уошито. Прямо посреди ночи в ночных рубахах или халатах. Виктор Джонсон из старших классов рассказал, что в реке завелась русалка.

– Но ведь в сказках русалки добрые, придурок, – серьезно возразил Алекс – давний друг Энтони.

Джулиан задумался, его лицо посуровело, и в одно мгновение он стал выглядеть на пять или все шесть лет старше своего возраста.

– Это они только в сказках добрые, – хмуро ответил Джулиан. – На самом деле, это кровожадные призраки девушек, которых при жизни много обижали.

Энтони почему-то поверил Джулиану. И только теперь до конца осознал, почему мать запретила подходить ему к Уошито. После услышанного Энтони поклялся сам себе, что к этой реке никогда и ни за что не приблизится.

Он очень сильно ошибался.

В тот роковой вечер Энтони не вышел на прогулку, он сидел на кухне у окна, ведущего на задний двор, играл солдатиками и, то и дело, поглядывал в сторону Уошито. Вода в реке казалось стоячей, спокойной, местами покрытой легким слоем льда и очень даже дружелюбной, но Энтони это не провело – он был уже взрослым малым и прекрасно понимал, что в тихом омуте водятся черти. В данном случае, русалки.

Энджи готовила ужин. По всему дому разносился аромат запеченной утки и тушеных овощей. Из гостиной слышались звуки вечерних новостей. Так было каждый день перед приходом отца. Энтони оперся на свои тонкие руки, приподнялся на подоконнике и уставился на мост по правую сторону от его взора, ведущий на другой берег реки. Отсюда нельзя было разглядеть, но мальчик был уверен, что папа едет по нему с работы, потом на десять минут он заскочит в супермаркет на углу центральной улицы и их, чтобы расквитаться со списком покупок, а после направится домой.

– Мам, – позвал Энтони, не отводя глаз от спокойной глади Уошито, в которой отражались заходящие солнечные лучи.

– Да? – Энджи склонилась перед духовкой, намереваясь убедиться, что утка не сгорела.

– А русалки могут забраться на мост?

– Какие русалки, Энтони?

– Из Уошито, – серьезным тоном объяснил Энтони. – Джулиан рассказал, что в Уошито завелась русалка. Она убивает людей, мама.

Энджи выпрямилась, убрала полотенце на спинку стула и обернулась в сторону сына. На улице уже смеркалось, и она спокойно смогла разглядеть выражение тревожных глаз Энтони в оконном отражении. Энджи переступила с ноги на ногу, пытаясь подобрать слова, уперла ладони в бедра, нахмурилась.

– Знаешь, дорогой, думаю, русалки здесь не при чем, – тихо и осторожно начала говорить Энджи, после чего подошла к сыну, положила ладонь на его мягкие и темные волосы. – Просто в жизни случается разное. Люди не бессмертны. И конец для каждого может быть абсолютно разным. А то, что рассказал тебе Джулиан, лишь совпадение. Люди, которых нашли в Уошито, были неосторожны, поэтому и утонули. Может, кто-то из них просто не умел плавать.

– Какой человек полезет в зимнюю воду, не умея даже плавать? – Энтони не моргал. – Нам в школе рассказывали, что холодная вода может заставить ноги застыть, и человек не сможет ими шевелить и утонет.

– Ты прав, милый, – Энджи начала перебирать пряди волос сына, невольно сама засмотревшись на страшное спокойствие реки. – Наверное, это были очень глупые люди, которые не слушали в школе учителей.

– Мистер Купер работал с тобой, – проговорил Энтони. – Я узнал его фамилию, когда Джулиан мне про него рассказал. И понял, почему ты целый день плакала в ту, позапрошлую субботу. Мистер Купер тоже был учителем, так ведь?

Губы Энджи поджались, скулы ярче выразились, в глазах появилось что-то поблескивающее и влажное, но она лишь кивнула:

– Да, Энтони, мистер Купер был учителем.

– Он не мог быть глупым, – продолжил свою логическую цепочку Энтони. – Учителя умные. А умные люди знают о том, что с ними случится, если спуститься в ледяную воду.

– К сожалению, страшные вещи могут произойти даже с умными людьми, – прошептала Энджи, поцеловала сына в макушку и вернулась к духовке.

Убедившись в готовности утки, она выключила плиту, поспешила наверх, в ванную. Энджи успела лишь прикрыть за собой дверь, прижаться к ней спиной и медленно съехать вниз, на пол, крепко жмурясь и пытаясь сдержать слезы.

У боли нет срока годности.

Джордж Купер был ее наставником, несколько месяцев он вводил ее в курс дела, помогал с работой, в конце концов, он просто стал ее другом. Его смерть была последней (последней ли?) в череде происшествий на Уошито. В газетах Энджи читала интервью с шерифом Ларсеном и поняла, что тот придерживается версии о серийном маньяке. Но это было, по ее мнению, рандомным тычком в небо. Особыми умственными способностями Фрэнк Ларсен – и это знал каждый житель Линдсей, – не отличался, из-за чего люди и не верили каждому его слову. Но оттого было еще тяжелее – никто не понимал, что же происходит на Уошито. Происходит снова – ведь около пятнадцати-шестнадцати лет назад люди тоже тонули скопом. Но тогда все закончилось так же быстро, как и началось. А сейчас родители стали запрещать детям приближаться к берегу, на ночь плотно закрывали все двери, прокручивая каждый замок – на всякий случай. И Энджи не стала исключением.

Переварив в очередной раз все эти гнетущие происшествия в своей голове, Энджи Мюррей поднялась на ноги, умылась, пригладила волосы и вышла из ванны. Энтони она застала все за тем же подоконником, не сводящим упрямых серых глаз с реки. Подобие одержимости напрягло Энджи, и она отправила его к себе в комнату убрать игрушки до ужина. Энтони повиновался беспрекословно, но, когда он проходил мимо матери, та увидела на его юном лице неподдельный страх и такую же ужасающую уверенность в чем-то.

– В любом случае, – тихо прошептала Энджи сама себе, сервируя стол, – пока он дома, ему ничего не угрожает.

Майкл прибыл спустя десять минут. Энджи услышала звук подъезжающей машины по дорожке из гравия, ведущей к гаражу, и, придирчиво оглядев стол, поспешила к входной двери.

Майкла и Энджи познакомила их общая подруга, и встречи их троицы в последующем, как в популярных американских фильмах, были полны алкоголя, еды и полуголых тел. Изначально Майкл встречался с Евой, той самой близкой подругой и соседкой Энджи. Они много времени проводили втроем, будь это библиотека или университетская ярмарка. Все было обычно, и Энджи относилась к Майклу так, как должна относиться к бойфренду своей подруги. Но в один день она начала замечать, что сам Майкл уделяет ей больше внимания, чем позволял его статус. Спустя месяц он расстался с Евой. Спустя год Энджи и Майкл сыграли свадьбу. Любые отношения с Евой были прерваны, но ни Энджи, ни Майкл не были тому инициаторами. Зачастую, рассматривая фотоальбомы и натыкаясь на снимки студенческой жизни, Энджи чувствовала укол совести, глядя на счастливое лицо бывшей подруги. И очень по ней скучала. Если бы у нее была хоть малейшая возможность связаться с Евой сейчас, Энджи бы без промедления ею воспользовалась. Но Ева испарилась из их жизни со скоростью света, не оставив ни нового номера, ни адреса. И это было в ее стиле.

Майкл вошел в дом, груженный тремя пакетами с продуктами. Он первым делом чмокнул жену в щеку, поставил ношу на столик у маленького окна, выходящего на крыльцо, и начал снимать куртку.

– Как дела на работе? – Энджи помогла убрать верхнюю одежду и, дождавшись, пока муж обует тапочки, первой направилась на кухню. – Ты вновь задержался.

– На заводе не хватает рук, – посетовал Майкл, протирая запотевшие очки. – Работаем, как чертовы нигеры.

– Майкл! – Энджи всплеснула руками и глянула в сторону лестницы на второй этаж. – Энтони может услышать. Не стоит так выражаться.

– Парень взрослеет, – отмахнулся Майкл, без особого энтузиазма оглядел стол и присел. – Тем более, если учесть, с кем он проводит время на улице, мы скоро и не такое услышим. Чего только стоит этот ободрыш Джулиан Янг.

– Кстати, об этом, – Энджи присела рядом с мужем, взяла его ладони в свои руки – они оказались холодными и напряженными. – Энтони знает о смертях в Уошито.

– А я тебе говорил, – Майкл наконец-то посмотрел на жену. – Не надо было от него это скрывать.

– Он считает, что в Уошито завелась кровожадная русалка, и боится, что она заберется на мост, когда ты будешь ехать с работы.

Майкл откинулся на спину стула и громко расхохотался. Энджи же не видела в этом ничего смешного – ее взгляд посуровел, губы плотно сжались.

– Кровожадная русалка, говоришь? – наконец выдавил сквозь приступ смеха Майкл, высвободил свою руку из ладоней Энджи и приподнял очки, чтобы утереть набежавшую слезу. – Я бы на это посмотрел. Кровожадная русалка в моей машине, – Майкл игриво подмигнул, и именно в этот момент сверху донесся топот.

– Папа! – радостно воскликнул Энтони, стоило ему с верхних ступенек разглядеть на кухне отца.

Ужин прошел в обычном ритме. Покончив с едой, Майкл уткнулся в газету, Энтони убежал к телевизору, чтобы посмотреть серию его любимого мультфильма про утку-детектива, а Энджи занялась мытьем посуды. На улице завывал ветер. Днем Энджи слышала от ведущего новостей о надвигающейся буре на Оклахому, но искренне надеялась, что их городок она обойдет стороной. Энджи, выросшая вблизи Лос-Анджелеса, не любила холод и так же сильно не любила снег.

– Ты видела интервью этого олуха Ларсена? – спросил у жены Майкл. – Что за клоун. Какой только идиот решил, что его можно назначить шерифом.

– Он глуповат, – согласилась Энджи, расставляя тарелки. – Но иногда бывает очень мил. Он прост, как пятак. Думаю, для этого городка другого шерифа и не нужно.

– В свете последних событий, тебе стоит переосмыслить свою точку зрения.

Энджи лишь неопределенно пожала плечами. На этом их беседа закончилась, и факт этот послужил толчком для размышлений Энджи о том, как изменились их отношения за последние пять лет. Былая страсть улетучилась, Энджи начала все чаще чувствовать себя сожительницей, необходимым атрибутом для поддержания репутации идеальной семьи. Изредка в голове ее закрадывалась мысль о совместном посещении семейного психолога, но она заранее знала реакцию Майкла – супруг бы просто высмеял ее, долго над этим подтрунивал, а потом, если повезет, забыл бы.

На кухне мигнул свет, сопровождаясь напряженным звуком, похожим на гудение роя пчел.

– Что-то не так с электричеством? – обеспокоенно спросила Энджи – тихо и вполголоса, особо не надеясь на ответ.

– Это просто лампа, – отмахнулся Майкл и перевернул газетную страницу.

Он не читал – делал вид, чтобы жена перестала лезть с глупыми разговорами, участвовать в которых не было желания. Мысли Майкла Мюррея в тот вечер, как и во многие ему предыдущие, были заняты совершенно иным. Глаза его за стеклами очков бездумно смотрели в одну точку на газете, иногда покрываясь ностальгической поволокой, а уголки губ в тот момент предательски дергались.

Пребывая каждый в своих мыслях, Энджи и Майкл даже не заметили, как их сын, пригнувшись и придерживаясь теневой стороны комнаты, выскользнул из гостиной и, ступая на края ступенек у стены, чтобы издавать, как можно меньше звука, вбежал на второй этаж.

Дверь, ведущая на чердак, находилась в самом конце узкого и, как казалось Энтони, нескончаемо длинного коридора. Освещение здесь было тусклое, а звуки доносились лишь снизу – приглушенно, отдаленно, словно из-под толщи воды.

Со дна Уошито.

Энтони настраивался долгие пять минут. Он нервно переступал с ноги на ногу, сжимал маленькие ладони в кулачки, хмурился. На чердаке, по его убеждениям, точно обитал монстр – его Энтони слышал почти каждую ночь. Но, размышлял сейчас мальчик, если бы монстр желал ему зла, то сделал бы первый шаг – напал на Энтони, когда тот спал. Монстр этого не делал. А Энтони очень нужно было попасть на чердак.

За биноклем.

Он знал, что папа хранит его на одной из полок среди кучи коробок, которые остались еще после переезда больше семи лет назад. Майкл использовал бинокль очень редко – когда с друзьями выбирался на охоту в соседний штат. Энтони тоже собирался охотиться этой ночью.

Расстояние между одним концом коридора и дверью на чердак в другом Энтони преодолел решительно, твердо ступая по полу и напрочь позабыв, что передвигаться ему надо тихо – мама запрещала подниматься на чердак.

“Ступени очень крутые, – говорила Энджи, – а свет очень тускл. Ты можешь упасть и сломать себе что-нибудь”.

Энтони знал, насколько больно “ломать себе что-нибудь”. Прошлым летом он свалился из домика на дереве, который построил для него папа, и на несколько месяцев обзавелся гипсом на левой руке.

Но даже это сейчас не пошатнуло уверенность мальчика в своих планах. Конечно, он мог перенести охоту на русалок на любой другой вечер, но отчего-то Энтони казалось, что времени на раздумья и уговоры самого себя нет. Оно поджимает, это время, несется со скоростью безтормозной вагонетки и стремится нанести сокрушающий удар.

Сегодня.

Энтони слышал биение своего сердца. Когда он положил ладонь на ручку двери, ритм участился, пульсируя где-то в области шеи. Мальчик повернул ручку, потянул дверь на себя. Его обдало сквозняком. Этот сквозняк, легкий порыв внезапного ветра, встрепенул волосы Энтони и знатно его напугал, заставив отшатнуться на несколько шагов. Дыхание сбилось, и мальчик попробовал восстановить его, дыша через рот – глубоко и размеренно.

Черная дыра, образовавшаяся на месте двери, тем временем смотрела прямо на Энтони.

Может, монстром был сам чердак?

Дверь медленно поползла обратно, скрипуче рассмеявшись над Энтони, и этого для него было достаточно – он пробежал вперед, влетел на площадку у лестницы и ладонью спешно, истерично начал отыскивать выключатель. Отыскав, Энтони хлопнул по нему с большой силой, и наверху загорелся свет. Дверь позади него тихо закрылась.

Мама оказалась права – ступени были высоки, лестница слишком крутой. Крепко прижимая ладонь к холодной стене, Энтони начал подниматься наверх.

– Семь, – считал вслух мальчик, – восемь, девять, десять.

Десять ступеней, и Энтони оказался на чердаке. Под крышей дома раскачивалась лампа в ореоле из пыли и грязи. Энтони поспешно оглядел помещение.

– Если ты, монстр, правда, существуешь, то я совсем не против того, что ты здесь живешь, – оповестил Энтони, нервно теребя подол своей футболки. – Мне просто нужна одна вещь. И я сразу уйду.

Ответом послужила давящая тишина. Энтони принял это за согласие и направился к кучам коробок у дальней стены. Половица под его ногой скрипнула, и этот звук оказался настолько узнаваем, что мальчик почувствовал, как побежали мурашки по его телу, голове, а волосы начали приподниматься у корней. Чтобы убедиться в своих мыслях, Энтони отошел в сторону и вернулся обратно. Скрип. Именно его по ночам слышал мальчик – этот скрип прямо над его кроватью. Когда он рассказал об этом матери, та заверила, что это всего лишь крысы.

– Крысы размером с меня? – шепотом проговорил Энтони, оглядывая пол вокруг в поисках гигантской крысы-переростка, под весом которой могла скрипеть эта половица. Крысы не нашлось. Монстра тоже.

Нужная полка же отыскалась быстро. Энтони сдул с бинокля слой пыли, вдохнул его, закашлялся и замахал руками. Снизу донеслись шаги – кто-то из родителей направился, судя по всему, в ванную. Нужно было спешить. Энтони схватил бинокль, засунул его под футболку и бегом бросился к лестнице. Спускаясь вниз, Энтони услышал – или же ему показалось? – короткий визгливый смешок прямо у себя за спиной. Мальчик испугался, глаза его в дичайшем страхе расширились, и последние три ступеньки он перепрыгнул, ударившись в дверь и вылетев в коридор.

Получасом позже Майкл принимал душ. Горячая вода расслабляла тело после тяжелого рабочего дня. В голове Майкл начал прокручивать план работы на завтра, когда услышал, как Энджи вышла из комнаты Энтони, прикрыв дверь, и направилась… к ванной? Да, ошибиться Майкл не мог – шаги жены остановились прямо за дверью. “Не заходи, – начал мысленно молить Энджи Майкл. – Только не заходи. Иди спать. Я не хочу делить с тобой кровать, о душевой кабине и говорить нечего. Просто уходи. Не заставляй меня делать тебе больно”.

Шаги возобновились, и Майкл услышал, как закрылась дверь теперь уже в их спальню. Он выдохнул, оперся ладонями в колени, подставляя обжигающей воде свою спину. Его разрывало изнутри – временами, – но он никак этого не показывал. Душа кровоточила, ничего с этим поделать было нельзя. К сожалению, Энджи – его прекрасная и милая Энджи – давно перестала быть той таблеткой, которая могла спасти от любой напасти.

Он вышел из кабинки, обтерся сухим полотенцем, повязал его вокруг пояса. Без очков Майкл видел плохо, поэтому он поспешил водрузить их на свой прямой нос, но видеть от этого лучше не стал. Он чертыхнулся, снял их, ладонью провел по зеркалу, мгновенно в нем отражаясь, и уголком полотенца протер линзы очков.

– Гораздо лучше, ковбой, – усмехнулся Майкл собственному отражению, провел пальцами по темным мокрым волосам, разглаживая их. Затем задумался, чуть нахмурился и растрепал прическу, как собака после купания, загадив прозрачными каплями все вокруг себя. Торчащие концы волос его молодили, придавали ему сходство с двадцатилетним юношей.

Так говорила Ева.

Майкл вышел из ванны, когда стрелки часов уже перевалили за полночь. Если бы он тронулся с места на пять минут раньше, то, несомненно, столкнулся бы с Энтони, крадущимся по коридору, словно ниндзя, вымеряющим каждый свой шаг, чтобы не разбудить родителей.

Энджи мирно спала на своей половине кровати.

Энджи. Его милая Энджи. Когда-то за одну только ночь с этой женщиной Майкл Мюррей был готов отдать все свои сбережения, каждое сокровище. Энджи была красивой. Энджи была желанной. И еще больше его вдохновляла мысль, что она испытывает то же самое в ответ.

Но года прошли. Чувства, которые когда-то разрывали Майкла изнутри, сперва потускнели, сливаясь с мрачностью Уошито, а затем и вовсе превратились в мученическое отвращение к своей жене.

Причиной тому послужило появление Евы.

Фееричное. И грандиозное.

Мягкий загар отодвигал на второй план аристократичную бледность Энджи. Светлые волнистые волосы едва ли не светились на фоне выцветших темных жены.

И Майкл наконец-то чувствовал. Спустя столько лет он снова чувствовал. Этот трепет перед каждой встречей, дикое возбуждение, вспотевшие ладони. Словно ему опять двадцать два. Словно нет этого пивного живота, а руки по-прежнему сильны и крепки, как и уверенность в завтрашнем дне.

Чувствовал ли он отвращение к себе, зная, как подло поступает с Энджи? Да. Рушились ли любые сомнения при одном появлении Евы на горизонте? Тоже да.

Майкл знал, что она вернулась в город ненадолго – нужно было разобраться с наследством от умершего отца. Автомобиль уже был продан путем уловок и хитростей этой женщины на несколько сотен дороже, чем того стоил. Остался дом. Майкл понимал, что, как только Ева избавится и от него, сразу вернется в Нью-Йорк. Наверное, эта мысль была одной из тех, которой он успокаивал себя, глядя вечерами на ничего не подозревающую Энджи. Но в глубине души он боялся того момента, когда его мобильник пиликнет от прощального сообщения. Это будет что-то вроде “я уезжаю, всего хорошего, Майки” или “не скучай, ведь я не планирую”. Никаких слез. И, тем более, никакого прощального секса. Это явно не в стиле Евы.

Их встречи в последние две недели были частыми. Почти ежедневными. Энджи считала, что муж задерживается на работе из-за навалившейся к концу года лавины заказов. На самом деле, держала его Ева. В его машине. За его галстук. И, нередко, за его член.

Мысли, мысли, мысли. Они были тяжелы. Майкла периодически посещала безумная идея: а что, если он начнет говорить во сне, как делал это в детстве? Что, если он случайно произнесет имя Евы? И – о, Боги! – что, если это услышит жена?

“Не спать! – заклинал в такие моменты себя Майкл. – Пока не убедишься, что сама Энджи спит. Не смей спать, чертов подонок!”.

Но в тот вечер Энджи уснула раньше. И Майкл, не сильно долго ворочаясь, тоже провалился в сон. Довольно мягкий. И не тревожный. Пока.

Майклу снилось детство. Ферма в горах, отделяемая от Линдсей лесным массивом. Отец, что-то колотивший в своем гараже. И мать, вышедшая на крыльцо. Сам он валялся в мокрой от дождя траве вместе со своим псом, Арчибальдом. Он смеялся, когда шершавый язык пса касался его лица. И смех этот был высоким. Звонким. Детским.

– Майкл!

Мать махала ему с крыльца, подзывая к себе. Он встал, послушно поплелся вперед, то и дело запинаясь о разыгравшегося пса.

– Арчи, прекрати!

Несмотря на строгость, которую хотел придать голосу Майкл, слова эти все же звучали неубедительно и на собаку никак не действовали. Это смешило мальчика. И он продолжал хохотать.

– Майкл!

Мать позвала его еще раз. Хотя, стоп. Нет. Не мать. Это не ее голос.

Майкл медленно перевел взгляд с Арчи на крыльцо. Улыбка стала стекать с его лица. Дом окутал туман. Солнце скрылось за тучами. Едва различимый силуэт маленькой полной женщины вскоре пропал. Стук молотка, которым орудовал в гараже отец, тоже ушел на задний план. Сплошной туман. Тяжелый. Вязкий. Грязный.

– Арч, – тихо позвал Майкл. Пес был рядом. Но былой живости в нем поубавилось – всем телом дворняга прижалась к ноге маленького хозяина. Майкл физически чувствовал, как дрожит собака. И страх этот, по-настоящему животный страх, мгновенно передался и ему.

Судорожный вздох, щенячий писк, и Майкл Мюррей, взмокнув от холодного пота, сел в кровати, крепко цепляясь в свежевыстиранные белые простыни.

Энтони в полной темноте стоял коленями на стуле, притащенном с кухни, локтями упирался в подоконник. К лицу мальчика, сосредоточенному и не по возрасту серьезному, прилип бинокль. Энтони не мог даже предположить, сколько времени он провел в такой позе, но почему-то был уверен, что еще несколько минут, и этот бинокль срастется с его лицом, навсегда заменив глаза.

Уошито была молчалива.

Уошито готовилась к нападению.

Осознание своей важности вселяло в Энтони храбрость, цепляясь за которую он из последних сил удерживал себя на месте. Когда подул ветер, и по реке в лунном отражении прошла легкая рябь, мальчик вздрогнул и едва не слетел со стула, но вместо этого лишь сильнее наклонился к подоконнику, думая, что если сейчас появится страшная русалка, то его она вряд ли заметит.

Но время шло.

А русалка не появлялась.

Вместо этого Энтони увидел кого-то другого.

Как Майкл Мюррей проскользнул к входной двери мимо своего сына – осталось загадкой. В пижамных брюках, без какого-либо верха и полностью босой он медленно, слегка пошатываясь из стороны в сторону, как при сильном ветре, двигался по заднему двору прямо в сторону Уошито.

– Папа?

Сначала Энтони не поверил своим глазам. Он неуверенно опустил бинокль, прищурился, пытаясь убедиться, что это, во-первых, не человек, а пошатнувшееся ветром какое-нибудь дерево, а, во-вторых, что, если это и человек, то не его отец. Но все говорило об обратном. Синие в белую полоску пижамные штаны, каштановые темные волосы, которые так ярко осветила вылезшая из-за тучи луна.

В тот момент Майкл Мюррей ничего не чувствовал и ничего не понимал. Запинаясь о сухую и мерзлую траву, он продолжал двигаться в сторону реки с таким упорством, будто в этом всем заключался смысл его жизни. Глаза смотрели прямо – зрачки практически не двигались. Никакого страха, никаких сомнений. И никакого холода. Он не дрожал.

Может, это и к лучшему? Ведь, когда не боишься, смерть не кажется такой ужасной?

Ветер усилился. Совсем недавно почти идеальная гладь реки пошла частой рябью.

А город тем временем спал, даже не подозревая, что творится на его задворках.

Если бы Майклу Мюррею удалось спастись в ту ночь, то он был рассказал, что видел. От реки пошел туман. Тяжелый, грязно-белый. С поразительной быстротой он покрывал берег, устремлялся вверх. Дышать стало тяжело.

Когда босых ног коснулась холодная вода, Майкл замер и уставился куда-то вдаль, на другой берег Уошито. Он что-то видел – это беспорно.

Мокро. Холодно. Туманно. Именно эти ощущения отпечатались в сознании Майкла перед смертью.

А затем он увидел ее. Девушка чем-то смахивала на Энджи – его милую и родную Энджи в студенческие годы. Лицо нежное, кожа даже отсюда светилась мягкостью и невинностью. Невысокая, стройная и грациозная. Темные, как предрассветный час, волосы почти невесомо опадали на оголенную грудь, доставали до середины живота. По ним стекала вода.

Незнакомка завораживала. И в этот момент перед остатками сознания Майкла, скорее всего, померкла даже терпкая красота Евы.

– Майкл, дорогой, – это был голос Энджи, и он хрустальным эхом отдавался, казалось, от всей поверхности реки на несколько миль, – ты сегодня задержался. Я соскучилась.

Девушка шагнула вперед – ее округлые колени показались из воды. Рука – изящная, покрытая созвездием блестящих на бледной коже родинок – протянулась к Майклу. И он, не отдавая отчета своим действием, выкинул вперед дрожащую ладонь и коснулся ледяных, как вода в Уошито, пальцев.

– Папа?!

Звенящий, надорванный детский голос перекрыл завывания разбушевавшегося ветра. И голос этот имел эффект стакана морозной воды, выплеснутого в лицо опьяненного человека.

Майкл резко обернулся в сторону дома и увидел, как к нему, путаясь в засохшей и одеревенелой траве, бежит Энтони. Мальчик даже накинул поверх пижамы свою куртку. Но напрочь забыл про шапку.

“Энджи будет ругаться”, – успел подумать Майкл перед тем, как что-то мокрое и ледяное обхватило его за торс и с удивительной силой дернуло назад.

– Папа! – снова завопил Энтони. Он пытался владеть своим телом, пытался унять дрожь в ногах, но это давалось с таким трудом, что то и дело мальчик падал на землю, но тут же вскакивал и несся дальше.

Русалка забирала его отца. И Энтони видел это. Подбегая к берегу, он с ужасом в широко распахнутых глазах наблюдал, как его отец уже настолько отошел назад, что начинал захлебываться, изредка пытаясь вскинуть голову и вдохнуть. И с таким же ужасом Энтони осознавал, что ничего не может сделать.

Отец был слишком далеко.

А Энтони не умел плавать.

Мальчик упал на колени, его ладони коснулись реки. Отец не кричал. Он барахтался, взбивал вокруг себя воду, но с каждой секундой все глубже погружался в Уошито.

Возможно, в тот момент можно было кардинально изменить ход истории, но в силу детской впечатлительности и банального, свойственного почти каждому, шока, этого не произошло. И мальчик просто прижимался коленями к промерзлой земле, наблюдая за тем, как постепенно успокаивается вода там, где пару минут назад сражался за жизнь его отец.

Энтони просидел на берегу еще где-то около часа, пока Энджи, спящая в своей кровати, не очнулась от тихих ударов, доносящихся снизу – выбегая за отцом, мальчик забыл закрыть дверь. С нарастающим страхом Энджи поняла, что ни мужа, ни сына нет дома. Она выскочила на улицу, выкрикивая их имена, обежала несколько соседских иссохших газонов, тем самым разбудив самых бдительных жителей. Кто-то из соседей и заметил маленький силуэт на берегу Уошито – тогда солнце уже начало вставать.

Энтони не сказал ни слова. В какой бы истерике не трясла его мать, пытаясь узнать, какого черта он забыл ночью на берегу реки, он продолжал глядеть куда-то сквозь нее с максимально отрешенным выражением лица. Затем его укутали в чью-то большую куртку, пахнущую кошачьей мочой и дешевыми сигаретами, взяли на руки и понесли домой.

Тело Майкла Мюррея прибило к берегу к вечеру того дня. Весть об очередном утопленнике разнеслась по Линдсей со скоростью света – если не быстрее.

Еще одна мрачная тень покойника поселилась где-то среди горожан. Закупаясь в супермаркете, они ощущали, что кто-то следует за ними, доходит до отдела с алкоголем и пропадает там. Опустошая почтовый ящик, они вдруг осознавали, что скрип дверцы перетекает в чей-то смех. А, проезжая по мосту через Уошито, они наблюдали, как в темной, мрачной глади реки мелькает призрачный силуэт, впрочем, так же внезапно пропадая под толщей воды.