Читать книгу Асенька и ее зверь - Марианна Красовская - Страница 5

До Новгорода добрались уже без приключений, лишь в Высшем Волочке постояли немного в уличной пробке на светофорах. “Традиционно”, как Беринг сказал. Очень она надеется, что у в ее жизни будут такие традиции. Традиционно опаздывающие самолеты в… Париж, например. Или Токио. Традиционно вкусные ужины на океанических лайнерах. Да она согласна даже на традиционную кашу в палатке! Пока что. Еще, правда, не пробовала.

Небольшая гостиница в Великом Новгороде приняла их гостеприимно, невзирая на время (очень далеко за полночь). Их заселили в большой семейный номер с огромной кроватью и детским диванчиком, на котором свернулся комочком уставший Ванька, отрубившись мгновенно (как будто он и без того не спал добрую часть пути на заднем сиденье).

Душ, в который Влад по-джентельменски ее пропустил, вполне соответствовал уровню этой гостиницы. Чисто, просторно и без излишеств. Большая кабинка, зеркало во всю стену, в котором Настя увидела себя обнаженную. Смотрела и удивлялась. Очень давно она не видела себя в зеркале так. Да и просто посмотреть на себя лишний раз не успевала: все на бегу, не оглядываясь, в суматохе. А ведь она изменилась не только внутренне, только сейчас увидев это со всей очевидностью. Перед ней стояла молодая красивая женщина. И что больше изменило ее: отросшие роскошной огненной гривой волосы или плавные линии женского тела, заметно округлившегося, а может, появившаяся вдруг уверенность в светлых глазах? Из зеркала на нее смотрела любимая женщина.

Щелчок дверной ручки, легкий сквозняк, и Настя вздрогнула. Произошедшее на заправке сегодня оставило след. Бросила снова взгляд в зеркало и замерла. Влад стоял на пороге и смотрел, словно окаменев. Миндалевидные его глаза черными дырами зияли на скуластом лице. Ноздри трепетали, он сам, казалось, готовился к прыжку, как огромный хищник, ловивший добычу. Настя почувствовала себя вдруг зайцем.

Но ровно до тех пор, пока не услышала тихий выдох и порывистое его: “Асенька”.

Так шепчут богам последнюю молитву потерявшие все надежды. Шаг вперед, беззвучный, стремительный.

– Девочка моя. Я больше так не могу.

– Там Ванька… – в ответ прошептала, остро чувствуя: она тоже больше не может. Совсем. Запрещала и думать себе все это время. Суматошные сборы с кучей детей в одной комнате и с безумной этой затеей ее – отмечанием дня рождения младших сестер-близнецов. Сколько недель она уже просто его не касалась вот так откровенно? Не ощущала его крепких рук на своей коже? Изголодалась. Как кошка готова была просто мурлыкать от удовольствия, только поймав мимолетное прикосновение.

А сейчас он стоял в двух шагах напряженный, одетый, и в этих глазах Настя видела отражение своих мыслей. Они говорили сейчас на одном языке, понятном лишь им двоим.

Руку протянул, осторожно погладив впадинку между ключиц. Другой перехватил ее пальцы, тянущиеся к воротнику мужской тенниски. Их нежно целуя, смотрел ей прямо в глаза, не отрываясь. Еще шаг вперед. И вот он уже возвышается над Настей словно гора, и она слышит, как громко бьется его могучее сердце.

Пальцы не останавливались. Уверенное движение руки: и они уже выводили круги на яркой вершинке. Настя вдруг услышала женский то ли всхлип, то ли стон, через мгновение лишь поняв, что так прозвучал ее голос. Медведь в ответ просиял так, словно ему только что вручили подарок.

– Тш-ш-ш. Солнышко мое, семейная жизнь – это еще и умение все делать тихо. Ослепительно-белая улыбка на загорелом лице. Улыбался Влад всегда изумительно. И эти ямочки на щеках. И точеные линии губ, даже щетина на волевом подбородке – все Насте в нем нравилось.

– Влад… иди ко мне.

Кто из мужчин, услышав от любимой женщины подобное, сможет ей возразить? Буря, обрушившаяся Насте на губы, была ей ответом. Какой он огромный! Разделся, как ей показалось, одним лишь тягучим движением и шагнул в душ, разом заполнив собой все пространство у зеркала. Настя взглянула на их отражение и замерла. Картина перед глазами ее предстала умопомрачительная: на фоне огромного, восхитительно-мускулистого и волосатого (ей и это в нем нравилось!), возбужденного невероятно мужчины стояла она. Копна медных волос, молочно-белая кожа, тонкий профиль женственных линий. Она выглядела гибкой березкой в осенней листве на фоне мшистой горы. И Беринг тоже замер, вглядываясь в этот пейзаж.

Медленно проводя руками по плавным контурам тела жены, он смотрел из-за ее плеча на происходящее чудо. На пробуждение женщины в мужских руках, таких нежных, надежных, желанных. Большие и крепкие его ладони двигались по белой коже, разгоняя печали и страхи. Тугое темное тело у нее за спиной вздрагивало напряженно.

Настя сделала шаг вперед, отодвигаясь.

– Дразнишь? – угрожающе-низко прозвучало за спиной.

– Ты же хищник у нас? – улыбнулась, не открывая взгляда, и чуть не подпрыгнула, ощутив между ног неожиданное вторжение пальцев. Откровенное, быстрое.

– Ты точно не жертва, – другая рука надавила на поясницу, – я хочу тебя видеть, нагнись.

Еще не понимая сущности происходящего, повиновалась, увидев, почувствовав, как Влад опускается на колени. От бесстыдных движений в зеркале голова закружилась, ее покачнуло – поймал. И снова толкнул вперед, заставляя опереться руками в холодную гладкую поверхность.

– Что ты… ах! – вторжение продолжалось, ее раскрывали, как раковину устрицы, а возбуждение нарастало стремительным шквалом. Настя и не подозревала о существовании в теле своем стольких чувств. – Ах! Влад…

– Откройся, девочка моя. Для меня.

Послушно расставила ноги, как молодая лошадка, все глубже прогибаясь и глядя в зеркало на себя. Пальцы сменило горячее мужское дыхание, удары раскаленного языка, снова пальцы, везде. Они пробегали по ней, как по клавишам фортепиано, рисовали узоры, погружались толчками и раскрывали. Вся женская суть Настасьи наливалась расплавленным и раскаленным свинцом, пульсируя, заполняя сознание волнами наслаждения. До боли, до потери опоры. Колени подгибались, мир вокруг сползал размытыми подтеками.

– Ах! – откинула назад голову, выгнув шею дугой.

– Ты мое сумасшествие, – порыв горячего ветра, раскаленное тело прижалось к ней сзади, обволакивая в сладкий плен.

Ладонь на горле, рваное дыхание у лица. Проникновение. Этот великолепный мужчина наполнял Настю словно бокал горячим искристым шампанским. С каждым тугим движением все ближе, крепче, безумнее.

Руки держали, не давая сбежать, улететь, словно птице.

– Тш-ш-ш… девочка моя, для меня ты будешь кричать не сейчас, – приостановился, дразня, и девушка застонала, ловя выходящее из нее удовольствие, догоняя. – Сладкая девочка, такая горячая. Огонечек мой, Асенька.

– Да, – толкнулась навстречу, словно вызывая его на дуэль, руками подхватывая тугие полусферы груди, еще соблазнительнее, с удовольствием видя в зеркале жадный взгляд Беринга.

Влад обнимал ее жестом абсолютного собственника. Никому не отдаст. Снова плавное движение навстречу, снова головокружение от нахлынувших чувств.

– Хочешь? Скажи мне, – тихий рык в шею.

– Всегда. Еще, – смогла лишь пискнуть, падая на колени. Сверху ее накрыло лавиной, поймав на лету. Сознание уплывало, рассекаемое ударами мужских бедер о ягодицы. Безумная скачка, горячее, умопомрачительное наслаждение. И руки, они были снова везде, направляя, лаская, выбивая из головы последние остатки коротеньких мыслей.

Он уже просто рычал, двигаясь мощно, не видя, не слыша вокруг ничего. Последняя секунда рассудка – и в зеркале Настя увидела его лицо: на нем застыло выражение страсти, похожей на муку. Губы закушены, челюсти сведены, но глаза смотрели на нее, и не было во всей бесконечной Вселенной для Беринга фигуры важнее.

Удар, толчок, и они начали стремительный свой полет вдвоем, сплетаясь в один тугой узел, глубоко, неразрывно соединяясь и тихо постанывая, как и положено любящим, благоверным супругам.

Очнулась она, лежа на сидевшем в душевой кабине Владе. Он задумчиво перебирал темную медь ее волос, нежно и бережно. Наклонился к уху, целуя трепетно мочку и снова спускаясь на шею.

– Прости, мне сорвало все стоп-краны. За все эти дни я чуть с ума не сошел, ты нужна мне, как воздух. Женщина, я без тебя задыхаюсь. Безумие! В последний раз чтобы было такое, слышишь? Больше никаких семейных целибатов, – и тихое низкое следом. – Давай я помою тебя.

– Очень люблю. Пальчиком пошевелить не могу. Хочу, чтобы так точно утром и вечером и… что это было, Влад?

Тихий смех в волосы, шум струй воды, мягкие прикосновения пенистой губки.

– Семейная жизнь, моя радость. Любящий муж и супружеские обязанности.

Просто помыться у них получилось, хотя и с трудом. Настя выключилась раза два в процессе и совершенно уснула на руках Влада уже по дороге в постель, обернутая полотенцами и зацелованная…

Волосы ее, ставшие как никогда густыми и длинными за последние полгода, и так и не высохли до утра. И в зеркале поутру на Настю смотрело настоящее чучело огородное. Всклокоченное, с обкусанными и припухшими губами и мечтательным взглядом. Хорошо еще, было не жарко, и следы от зубов на плечах были целомудренно скрыты под плотной клетчатой рубашкой.

С трудом причесалась, осмотрела нехитрую их поклажу и, подхватив сумку, спустилась в гостиничный ресторан.

Влад с Ванькой уже сидели за столиком, что-то обсуждая очень оживленно.

– Представляешь, Нась, я поеду в лагерь для мальчишек-оборотней! Настоящий, военный, с отрядами, палатками, походом на лодках по бурной реке, рытьем землянок и даже перестрелками!

Кофе, любезно пододвинутый Берингом, застрял у нее где-то в горле. Настя закашлялась, поднимая глаза на совершенно восхищенного перспективами Ваньку.

– Э… Влад? Это все не опасно?

– Опасно, и трудно, и…

Она отодвинула чашку, вставая.

– Я против! Тебе, может быть, и все равно, и не жалко… – в эту секунду она взглянула в лицо Беринга и осеклась.

– Сядь, Асенька. И послушай меня.

Он говорил очень тихо, но низкий рокот рычащего голоса впечатлил даже официантов, спрятавшихся за колоннами ресторана.

– Иван – не изнеженный мальчик из семьи горожан. Он вообще совершенно не мальчик. И если банальная инфантильность человеку простительна, то для нас… Может стоить ему жизни. Ты готова сказать сейчас “нет” и корить потом себя вечность?

Он был прав совершенно. Но осознание этого лишь почему-то подхлестывало Анастасию.

– Я против.

– А я тебя и не спрашиваю! Ты мне кто, Наська? В одной матке сидели, так этого я и не помню! – Ванька вдруг взвился, рявкнув ломающимся мальчишеским голосом, сгибая вилку пальцами и ринувшись в сторону сестры. Он бы и дорвался. Если бы не Берингов взгляд, снова безмолвно его останавливающий, как стена.

– Достаточно. Мнения ваши я выслушал, но решения принимать мне. Собираемся, жду вас у машины через десять минут.

Беринг встал, окинув Настю нечитаемым взглядом, отодвинул стул и молча вышел. Вслед за ним Ванька обжег ее ненавистью и, шипя что-то злобное, бросился догонять.

Зачем она влезла в мужские дела? Приходилось себе сейчас признаваться: в ее жизни Влад вообще был первым нормальным мужчиной. И правил этих всех мужских Настя не знала. Отца у нее просто не было, Шапкина она помнила плохо. А Валька… он был, скорее, подружкой. Хоть и с сексуальным уклоном. Вот и вляпалась.

Вернулась в номер, обнаружив, что вещи все собраны и уже даже вынесены. Интересно, если она останется тут или сбежит прямо сейчас, они дальше поедут?

Видимо, эта мысль не одну ее посетила, потому что открыв дверь из номера, девушка со всего маху врезалась в монолитную тушу огромного Беринга. Поймал ее, отлетевшую в сторону, обнял бережно.

– Асенька, я все понимаю. Ты женщина, и защищать, оберегая, для тебя совершенно естественно. Но мужчину не вырастить так, понимаешь? Лишь жалкое только подобие.

– Ванька меня ненавидит.

– Я объяснил ему. Он ведь тоже не видел своей матери толком. И заботы особо не знал. Подранки вы мои. Лечить и лечить еще вас.

Вздохнул и зачем-то подхватив Настю на руки, молча в машину унес, целуя на ходу и покачивая, как младенца. Подранки…