Читать книгу Мелодрама. Истории любви - Марица Дойчева - Страница 14

Болевой шок был настолько сильным, что я не помню, кто и куда меня нес. Только в больнице я осознала, что случилось. Попала я в хирургическую палату больницы небольшого украинского районного центра. Специальных палат для ожоговых не было, и я лежала под одеялом, перевязанная бинтами с фурацилином. Процесс перевязки происходил мучительно: меня пропитывали фурацилином, потом, когда ткань отмокала, снимали бинты, а кое-где и просто сдирали. Медсестра, как могла, успокаивала меня, называя «кисонькой», но боль была настолько нестерпимая, что приходилось цепляться за перевязочный стол и плакать. Муж сразу же вызвал маму, которая прилетела через два дня. Как они пережили первые ночи без меня, остается подвигом мужа и мамы. Ночью я кормила Артема грудью. Эмоциональным потрясением для всех стало мое отсутствие. Мой вид и мое состояние так расстроили маму, что у нее прихватило сердце. Она забрала внука, и через пару дней они улетели. Сына я увидела только спустя два месяца.

Время, проведенное в больнице, было кошмаром. Оставшись одна, без близких, я скучала, разглядывая толпы людей, которые приходили навещать соседей по палате. Моя медсестра, очень миловидная женщина лет сорока, читала мне Библию, иногда кормила меня домашней пищей, разговаривала со мной. Когда попадаешь в больницу, тебя начинают посещать всякого рода философские мысли, почему это случилось именно с тобой, за что такое мучение, какой грех ты искупаешь таким образом. В моем лечении использовалось только одно лекарство – фурацилин. Когда ожоги начали гноиться, добавили антибиотик. Мама привезла новое лекарство – винилин, но врачи даже не знали, как его использовать. Оно было тягучее, как смола, и подходило для нанесения на открытые участки кожи, но так как в палате постоянно находился кто-то из посетителей, такой возможности у меня не было.

Потихоньку затянулась кожа на ладонях, локтях, немного на животе, спине. Муж приезжал почти каждый день, дарил мне свою любовь и нежность, рассказывал новости. Ему также досталось кипятком, но незначительно. Стасик разрывался между работой и больницей. Его поддерживали наши соседи по гостинице, сослуживцы. Он привозил мне фрукты, соки – все, что смог купить, пока добирался до меня.

В это время политическая ситуация потребовала решить вопрос о принятии присяги и переводе полка в подчинение независимой Украине. Мы попали под распад СССР, и нужно было определиться, какой Армии будет служить мой муж. Остаться на Украине означало, что мы никогда не сможем вернуться домой, будем говорить на украинском языке, отправим ребенка в украинскую школу. Это был полный крах всех наших надежд. Мы решили уехать домой. Предстояло выбрать, где работать мужу. Впрочем, выбор был довольно скуден. Муж перешел работать в гражданскую авиацию, в аэропорт города Оренбурга. Видимо мой ожог охладил горячее желание жить на Западе. После Германии стремление вернуться к европейскому изобилию настолько засело в моей голове, что я заставила все вокруг ему подчиниться. Мама хлопотала о распределении, муж готов был служить стране, где бы мне жилось комфортно, а жизнь все расставила на свои места. Я каждый раз буду возвращаться домой, и только там со мной не будут происходить несчастья. Пролежав полтора месяца в больнице, я вместе с мужем улетела домой. Так разбилась моя мечта.

Дома нас ждали родные. Испытав трудности, пережив боль и разочарование, начинаешь по-другому относиться к дому, ценить минуты тепла, когда вокруг родные люди и стены. Стас практически сразу уехал на повышение квалификации, а мы снова стали жить с сынишкой. Мама очень любила внука и то, что они пережили, когда меня не было рядом, еще больше сблизило их. Когда Артемка остался без грудного молока, ему уже исполнился год и два месяца. Но стресс, перенесенный им, обернулся жутким отравлением. Он практически умирал на руках у бабушки. Преодолеть и перенести это ей помогла любовь к нам. Оказавшись снова вместе, мы были счастливы.

Жизнь снова потекла в привычном ритме: мы ходили каждый день гулять, занимались домашними делами, встречали всех после работы. Кроме воспитания ребенка, заняться было нечем. Однажды встретив приятельницу, я узнала о том, что в экономическом вузе есть заочное отделение. «Почему бы и нет?», – подумала я, ведь у меня нет высшего образования. Узнав, где расположен вуз, я съездила и расспросила о вступительных экзаменах и сроках поступления. На подготовительные курсы не пошла, решив, что справлюсь сама. Поступлю, будет хорошо, не поступлю – не страшно, все равно я не была уверена, что смогу ездить на сессии с маленьким ребенком. План свой я хранила в тайне, так как боялась, что исход событий будет не в мою пользу. Готовилась я в редкие часы затишья, когда ребенок спал. По выходным мама отпускала в институт, решать старые варианты контрольных работ. Математика всегда мне давалась легко, и летом я была готова к экзаменам. Красный диплом техникума сыграл свою роль, и в сентябре я увидела свою фамилию в заветном списке поступивших. Мечта сбылась – это было начало большого пути под названием «высшее образование». Предстояло только сообщить об этом мужу, который был, конечно, не в восторге.

Осенью мы перебрались в Оренбург, на место новой работы мужа, который стал штурманом на пассажирском ТУ-134. Поселились в общежитии, в отдельной комнате двенадцати метров, с общей кухней, ванной и туалетом. Город был старинным, современные многоэтажки соседствовали с постройками 18—19 века. Еще Оренбург был растянут: ширину можно пройти пешком, а в длину надо было тащиться около двух часов на троллейбусе. Наша общага находилась в современном микрорайоне, ближе к окраине. Покормив сынишку и уложив спать, я готовила ужин, потом мы шли с ним гулять, а вечером ждали папу, если он не был в другом городе или на дежурстве. Когда приходил папа, смотрели весь вечер телевизор, либо занимались домашними делами, с которыми я не справлялась одна. В кино мы не ходили, так как не с кем было оставить малыша. Познакомившись с молодой парой, живущей этажом выше, мы стали ходить друг к другу в гости. Это была бездетная семья. Саша работал в аэропорту, а Наташа занималась творческой деятельностью. Большинство семей в общежитии были молодыми, поэтому мы дружили со всеми, правда, позже стали предпочитать людей своего уровня.

Однажды соседи по этажу пригласили нас на день рождения. Эта была рабочая семья с тремя дочками. У них собралась шумная компания из таких же «работяг». В то время я совсем не употребляла спиртных напитков, так что из предложенного предпочла самодельное вино. Не знакомые мне люди никак не могли понять, в чем «кайф» от такого выбора. Оценив ситуацию по-своему, они решили подливать водки в мой стакан. Посидев совсем немного, я почувствовала сильное опьянение, а наутро познакомилась и с похмельем. Тело не могло оторваться от кровати, жутко болела голова. Медикаменты не помогали. Только к обеду я смогла подняться и принять душ, но штормило крепко. И тут мне предложили старый, проверенный способ. Приняв стопочку отличного коньяка, я поняла всех людей, которые, перепив накануне, принимают «на душу» утром. Потихоньку приятельский круг определился, и мы старались не попадать больше на такие вечеринки. Жизнь потекла в своем привычном ритме.

Приезжая на сессии к маме, я старалась в свободные от занятий вечера вырваться из дома, словно восполняя нехватку развлечений. Девяностые годы ознаменовались началом расцвета частного бизнеса. Открывались магазины, рестораны, появлялись первые бизнесмены, выходцы из бандитов. Самыми посещаемыми были рестораны – «Лебедь» и «У камина», там все время гуляла либо «братва», либо администрация. Друг моей двоюродной сестры принадлежал к первой категории, и сестра знала многих в городе и часто вытаскивала меня в рестораны, где очень любила бывать. Денег не было, и мы заказывали по бокалу шампанского и десерт, а потом она всегда встречала знакомых друга, которые расплачивались за другие потребленные нами яства. Многие пытались познакомиться, но контингент явно не подходил по качеству, и я старалась отмалчиваться, не вступая в разговоры, а потом уезжала домой, или ночевала у сестры. Мама очень не любила наши совместные похождения, и всякий раз пыталась воспрепятствовать им, ссылаясь на то, что я бросаю ребенка. Мне не совсем нравилось ходить с сестрой, но так как другой возможности для посещения подобных мест не представлялось, приходилось довольствоваться и такой компанией.