Читать книгу Дети Спящего ворона. Книга первая - Марина Аэзида - Страница 6

Когда они остались вдвоем, отец переместился на диван напротив и спросил:

– Ну, и что ты об этом думаешь?

Виэльди поймал на себе въедливый и заинтересованный взгляд: ясно, каудихо опять собрался готовить сына к будущей власти. Вообще-то правильно, давно пора. Отец в его годы уже давно подавлял мятежи и ходил в набеги… С другой стороны, он не прошел ту «школу выживания» – а как еще назвать горный лагерь? – которую прошел Виэльди.

– Ты о брачном союзе? Даже если забыть, что Хашарут после этого станет твоим врагом… Как ты сможешь быть одновременно и каудихо, и князем? Это непросто даже для тебя, – отец смолчал, и Виэльди продолжил: – Чтобы править Адальгаром, придется постоянно там находиться. Ну хотя бы в первые годы. А назначать туда своего ставленника… не знаю… не думаю, что это хорошая мысль.

– Почему?

– Адальгарцы и тебя-то с трудом примут, а твоего ставленника тем более… И еще: насколько ты доверяешь этой княжне? Да, пока что ей выгоден союз с талмеридами, но что будет потом, когда она отделается от наместника? Все-таки приморское княжество – это не беззащитные земледельцы. Боюсь, нам постоянно придется отправлять туда людей и подавлять восстания.

– И подавим. И сделаем Адальгар частью Талмериды.

Виэльди фыркнул:

– Как ты себе это представляешь? Между нами и княжеством – поселения верийцев. Конечно, их несложно покорить, но ты сам говорил: Империи не по нраву наши… завоевания, нам приходится захватывать земли по капле и чуть ли не раз в десятилетие.

– Я рад, что ты помнишь мои слова, – сказал Андио Каммейра и хитро прищурился. – Выходит, ты против этого брака? И бедную девочку тебе не жалко? Наместник, поговаривают, жесток со своими женщинами…

– Хватит твоих проверок, отец! – в груди вспыхнула злость, и Виэльди вскочил с дивана. – Ты собственную дочь не пожалел! Отдаешь ее за… хворого. Думаешь, я поверю, будто тебе жаль эту Джефранку?!

– Успокойся и не кричи. Можешь не верить, но у меня душа болит за Данеску… и мне слегка жаль княжну. Просто я умею справляться с чувствами. С гневом, кстати, тоже. И ты учись. Чувства – плохие советчики.

– Я просто не пойму, чего ты от меня хочешь?! – Виэльди встрепал волосы и провел по ним рукой. – Я уже сказал, что думаю об этом браке: неприятностей от него больше, чем выгоды. Хотя земли богатые, да… И все-таки – мы больше потеряем, чем приобретем. Их же нужно еще удержать… а тут вражда с Хашарутом. Империя уже не вступится, случись что, наоборот, исподволь поможет Адальгару – а потом отдаст его тому же наместнику. Вот и все! Так к чему был твой вопрос о жалости? Явно это одна из твоих проверок, а они мне надоели.

– Ладно, не обижайся, – Андио Каммейра поднялся и, приблизившись, положил руку ему на плечо. – Ты все верно говоришь, сын. Но мне правда было любопытно твое мнение. Даже я порой, знаешь ли, не все вижу, потому советуюсь. Еще и с твоим дедом поговорю, пока он не уехал… А теперь ступай и немного отдохни: тебе скоро в путь.

– Какой еще путь? – не понял Виэльди.

– Ну как же… княжну к ее людям проводить. Ты ведь не думаешь, что после нашей беседы она захочет здесь остаться еще на ночь?

Отец прав. Будь Виэльди на ее месте, тоже бы не остался.

* * *

И без того нерадостный путь омрачало неловкое, даже тягостное молчание. Джефранка отважилась его прервать:

– Неужели мои люди все это время так и провели там… под открытым небом?

– Нет, – откликнулся Виэльди Каммейра. – В шатрах пастухов-загонщиков. Мы сейчас туда и едем.

И как талмериды понимают, куда ехать? Эта степь такая одинаковая, что не разобрать, где что находится. Высокие травы шумят, колышутся, как бескрайнее Зеленое море, что год за годом наглаживает берега родного Адальгара…

Вот-вот княжеством завладеет наместник, и родина превратится в чужбину… Нет спасения! Пусть каудихо не отказал прямо, но ясно, что жениться на ней не собирается. Какая же она глупая, жалкая, что понадеялась на это!

– Эй, княжна, не печалься раньше времени, – бросил сын каудихо.

От его слов она аж вздрогнула.

– Что? Почему ты думаешь, будто я печалюсь?

– А чего тут думать? – хмыкнул Виэльди. – И так ясно: ты ведь не получила ответа, которого желала. Да и по твоему лицу все понятно.

Вот теперь она опешила так, что даже осадила коня и провела рукой по лбу, щеке, губам.

– Что ты сказал?..

– Не так выразился, – он тоже остановился и повернулся к ней. – Лицом ты научилась владеть в совершенстве…

– Я не училась, – прошептала Джефранка.

Виэльди, похоже, не услышал:

– …но не взглядом. Он тебя выдает.

– Но как?

Как едва знакомый степняк увидел то, что до сих пор замечали только отец, старая служанка и советник Лакор?!

Сын каудихо по-своему понял ее вопрос и ответил:

– У тебя глаза то блестят, то мутнеют. В них читаются чувства, которые ты пытаешься скрыть…

– Я не пытаюсь… – она сказала это вслух или про себя?

– Тут уж ничего не поделаешь. Выражение лица можно подчинить своей воле, а вот взгляд вряд ли. Но я, например, и лицом не могу владеть так, как ты.

То ли смеяться, то ли плакать. Ничего-то этот Виэльди не понимает. Счастливый!

И все же: как он сумел распознать ее чувства по глазам? Скорее всего, просто слукавил. Он же все слышал и конечно догадался, что Джефранка огорчилась…

Огорчилась?! Нет. Она в отчаянии.

* * *

Под вечер к Данеске приехала Зейниса, подруга. Увы, с тех пор, как та вышла замуж за воина из клана Тиррейта, они редко виделись – в последний раз на празднике середины лета, а до того аж две луны назад.

Отъехав в степь недалеко от дома, они разожгли костер, разложили шкуры и, насадив на железный прут лепешки, принялись их обжаривать. Полусонные кони паслись поблизости. До этого Данеска стащила из погреба пьяный настой, и сейчас они с Зейнисой поочередно прикладывались к небольшому узкогорлому кувшину, болтали о себе и о знакомых…

Когда речь зашла о Празднике-Середины-Лета, Зейниса вдруг примолкла, внимательно посмотрела на Данеску и сказала:

– Ты была там с красными бусинами. А пото-о-ом… потом выяснилось, что победитель в состязаниях – твой брат. Ну и… некоторые уверены, что ты и Виэльди… Понимаешь?

– Кто эти «некоторые»?! – Данеска стукнула подругу кулаком по плечу. – Ты и твой муж?! Или еще какие-нибудь глупцы?

– Я не хотела обидеть! В Летнюю Ночь чего только не бывает! Рассказывали, что однажды отец с собственной дочерью…

– Вот только мне не рассказывай эту гадость, ладно? И неужели ты думаешь, что мы с Виэльди не узнали друг друга? Хоть и много лет прошло, но я его сразу узнала. А он меня.

Удивительно, какой гладкой получилась ложь! Данеска ни разу не сбилась, не засмущалась – и чудесно. Пусть Зейниса поверит и передаст обман дальше: подруга не может держать язык за зубами, и сейчас это на пользу. Нельзя, чтобы люди всерьез думали, что она и брат были любовниками, иначе ему будет непросто стать следующим каудихо.

…Виэльди важнее подруг, важнее клятв и правды, важнее всего. Я его не предам!

– А вообще знаешь что, Зейниса, – с насмешкой протянула Данеска. – Ты не должна была меня об этом спрашивать. Это же таинство. Ты его и сама нарушила, и меня вынудила.

– Ой! – подруга прижала ладонь ко рту. – И правда. Извини. Я должна была сдержать любопытство…

– Ладно, что уж теперь, – Данеска махнула рукой, поднялась с земли и потянулась, сладко застонав.

– Спать хочешь? Я тоже, – Зейниса зевнула. – Но еще я хочу мужа дождаться. Он вот-вот должен меня забрать. Ты же подождешь вместе со мной, не оставишь тут одну?

– Конечно. А то когда еще я тебя в следующий раз увижу?

…Наверное, уже никогда.

– Ну, он же не в последний раз в земли Каммейра приезжает! А я с ним буду навязываться, – смеясь, сказала Зейниса. – И когда родителей в следующий раз стану навещать, заодно и к тебе загляну, хочешь?

Данеска кивнула и отвернулась, чтобы подруга не заметила выступившие на глазах слезы.

…В следующий раз ты меня не найдешь, я буду в Империи.

Муж Зейнисы и впрямь скоро приехал за ней и забрал. Данеска осталась одна возле костра, теперь словно померкшего, даже холодного, зато сторожевые огоньки вдали как будто засияли ярче, они подмигивали редким звездам и манили ее к себе.

Возвращаться домой не хотелось: там Азари начнет расспрашивать, отчего воспитанница такая печальная, примется утешать… Нет, не надо этого, не сегодня. Лучше пойти к охранным огням, поболтать со старым Череки – сегодня как раз он на страже возле одного из них. Она может хотя бы просто посидеть рядом. Пусть отец будет недоволен, это неважно, пусть даже ругается – если вообще заметит, что она поздно вернулась.

Данеска раскидала костер, забрала шкуры, приторочила их к седлу Красногривого и, взяв коня под уздцы, пошла к Череки.

По степи пронесся ветер, обжег лицо колючей пылью и едва не сбил с ног, высокая трава согнулась, зашумела, как горный водопад, однажды виденный в детстве. В небе полыхнула молния и зарокотал гром, Красногривый взволнованно заржал.

Нет! Только не буря! Нужно прямо сейчас мчаться обратно, пока не началось, иначе потом, в темноте и пыльной мгле, немудрено заплутать в двух шагах от дома. А если пережидать бурю здесь, то раньше утра она домой не явится. Отец убьет!

Данеска вскочила на коня, а ветер ударил с новой силой.

Быстрее! Свет окон и так уже еле виден! Быстрее!

Красногривый, проскакав немного вперед, заартачился, заплясал на месте, истошно заржал: конечно, он всего лишь скаковой конь, а не боевой – те-то ничего не боятся, приручены.

Сквозь шум трав и рваные порывы ветра донесся топот копыт и возглас:

– Кто-о здесь?!

– Это я! Дане-е-еска!

Пролетело несколько мгновений, и топот приблизился, потом раздался грубый окрик:

– Что ты здесь делаешь?! В такое время?!

Это Виэльди вернулся! Он поможет!

Так и вышло: он схватил ее коня за поводья, а своего подстегнул. Вот теперь Красногривый послушался и зарысил вслед за Беркутом.

Буря усилилась, пыль забивалась в ноздри и глаза, теперь вовсе ничего не было видно, и Данеска, всецело положившись на Виэльди, точнее на его коня, зажмурилась.

Открыла глаза, только когда услышала:

– Приехали. Слезай.

Она спрыгнула, и Виэльди почти втолкнул ее в конюшню, потом завел лошадей и, навалившись на двери, закрыл их.

Внутри, у входа, покачивалась единственная лампа, колыхаясь от проникающего в щели ветра.

– С ума сошла? – Виэльди встряхнул Данеску за плечи. – Что ты делала в степи ночью?

– Да ничего! – она высвободилась и отошла от него. – Приезжала подруга, а потом ее муж забрал и… Ой, как же они там? Ведь тоже в эту бурю угодили!

– Переждут, – отмахнулся Виэльди и пошел ставить лошадей в стойла. – Расседлай своего.

Данеска кивнула, хотя он уже отвернулся и не видел. Она зажгла еще одну лампу и, встав на цыпочки, подвесила к балке в середине конюшни.

Когда лошади были расседланы, Виэльди с Данеской принялись вытряхивать из волос и одежды пыль и песок.

– Ты плохо воспитала своего коня, раз он такой пугливый, – проворчал Виэльди и опустился на сноп сена у стены. – Удивительно: это меня здесь не было семь лет, но ты… уж должна бы привыкнуть к бурям и не теряться.

– Мне не так часто удавалось и удается рассекать по степи, как тебе, – огрызнулась Данеска. – Я ведь женщина, забыл? А скоро и вовсе… не удастся. – Ну вот! Опять от жалости к себе на глазах слезы выступили. – Я и сейчас недалеко от дома была. Просто с подругой поговорить хотела! Я ее, может, вообще никогда больше не увижу!

Слезы сдержать не удалось. Понять бы еще, из-за чего она плачет: из-за грядущей разлуки с родиной? Из-за резких слов Виэльди? Из-за пережитого испуга? Или пьяный настой виноват?

Она закрыла лицо руками, и тут на голову легла тяжелая ладонь – это Виэльди поднялся и несколько раз погладил по волосам, потом прижал ее к своей груди – по-братски прижал!

– Ну-ну, ладно, успокойся, – сказал он и, приобняв ее за плечи, усадил на сено, сам опустился рядом, но так и не убрал руку. – Нам с тобой повезло… ну или не повезло… родиться детьми каудихо. И вот расплата. Мне ведь тоже выбирать не придется, сама понимаешь. На ком надо будет жениться, на той и женюсь. Увы, таков наш с тобой долг.

– Ты говоришь, как отец! – вскинулась Данеска, и слезы тут же высохли. – Вы, мужчины… Вечно для вас долг, и власть, и слава важнее всего!

Виэльди рассмеялся, но невесело.

– Можно подумать, ты так много знаешь о мужчинах!

– Немного, но достаточно, – Данеска отстранилась от него. – Поэтому знаю, что вы… что вам…

– Ничего ты не знаешь, – отрезал Виэльди. – И ладно. Расскажи лучше: что за подруга? Все равно нам здесь сидеть, пока буря не утихнет.

– Зейниса. Она старше меня почти на четыре года, но мы все равно дружили, виделись почти каждый день. Пока она не вышла замуж за Рейско, племянника главы клана Тиррейта. Но ты ее вряд ли помнишь…

О, напротив, Виэльди помнил ее слишком хорошо, и воспоминания были не из лучших. Он сам в этом виноват…

…Кровь заката окрасила травы багрянцем, и к этому времени он и Сарэнди, юнцы четырнадцати лет, изрядно опьянели: приятель стащил у родителей ячменный настой, причем немало. Когда все выпили, захотелось лихостью друг перед другом похвастать, вот они и устроили скачки наперегонки. Тогда и наткнулись на Зейнису, дочь простого скотовода, собирающую какие-то травы в большой мешок.

– Эй! – крикнул Сарэнди. – Красавица, как твое имя?

– Зейниса, – откликнулась юная девушка – почти девочка, как сейчас Виэльди понимал, – и улыбнулась.

Зря она это сделала: Сарэнди и Виэльди соскочили с коней и подошли к ней.

– Что ты здесь делаешь?

– Травы собираю. Лечебные. У меня бабушка лечить может и меня учит. А вы кто?

– А я сын каудихо! – похвастался Виэльди. – А это мой друг Сарэнди – сын лучшего воина моего отца.

– О! – воскликнула Зейниса и засмущалась.

Румянец так красиво и волнующе окрасил ее щеки, что… они оба голову потеряли.

Сначала Сарэнди дернул ее на себя, облапил ягодицы, не обращая внимания на крики и сопротивление, потом Виэльди неумелыми руками принялся щупать девичью грудь, гладить Зейнису по спине, талии и бедрам, одновременно стягивая с нее платье. Он приспустил ее штаны, пошарил пальцами во влажной, вожделенной промежности… Девушка закричала, ее крик отозвался жаром в паху. Хотелось еще и еще, и даже больше…

Зейниса вырвалась чудом – они даже не поняли, как. Полуголая, она побежала прочь, но могла ли убежать от всадников? Нет! Они, два пьяных юнца, вскочили на коней и принялись загонять «добычу». Это было весело, они смеялись, подбадривая друг друга. Благо, ей повезло – им тоже: двор Зейнисы оказался рядом и, завидев жилье, они не осмелились дальше ее преследовать. Зато потом хвастались друг перед другом, кто чего увидел и чего потрогал. Ну не дураки ли?!

Утром к каудихо явился разгневанный отец Зейнисы вместе с перепуганной дочерью. Она шла с низко опущенной головой, скрывая глаза за волосами. Виэльди не слышал, о чем говорили два отца, но что сейчас ему не поздоровится, догадался сразу – и не ошибся.

Каудихо подманил его пальцем. Виэльди только приблизился – и тут же упал, сраженный мощным кулаком Андио Каммейры. Захлебываясь от крови во рту, попытался подняться, но не получилось. Отец помог, если можно так сказать – поставил его на ноги, вздернув за волосы. Конечно, это было лишь начало.

Каудихо велел снять рубаху, а когда Виэльди послушался, то привязал его к столбу у конюшни и взял прут, каким обычно секли провинившихся рабов. Нет, он не стал бить сына сам, а вручил хворостину оскорбленному отцу Зейнисы. Тот, разумеется, отходил Виэльди так, что следы от прута до сих видны, если присмотреться. Когда все начиналось, Виэльди обещал себе не кричать, даже не стонать. Куда там! Вопил, как резаный баран! Казалось, это никогда не закончится. Сознание начало угасать, в глазах потемнело, и тогда, будто сквозь туман, раздался голос каудихо:

– Ну ладно, будет. Мой сын, конечно, засранец, но убивать его все же не стоит.

Андио Каммейра не отвязал его: так и оставил, окровавленного, у столба. Сколько он там простоял? Сутки, месяцы, годы? Как не потерял сознание? Хотя лучше бы потерял… Когда веревки на руках наконец разрезали, Виэльди мешком рухнул на землю и непроизвольно глянул на небо: оказывается, солнце еще и до зенита не добралось.

– Ну все, сын, все, вставай, – бормотал отец, поднимая его. – Идем.

Идти Виэльди не мог, и Андио Каммейра втащил его в дом едва ли не на руках.

Дальше был плач матери – да осенит ее в подземном царстве крыло Ворона! – примочки, мази, и последующий разговор с отцом.

– Ты ни разу не был в настоящем бою! – отчитывал каудихо. – Ты еще не воин. Как ты посмел покуситься не просто на девицу – на талмеридку?!

– Я был в бою!

– Ты не воевал, только помогал настоящим воинам. Это не считается. Ты не прошел воинское посвящение.

Что тут было ответить? Только промолчать и опустить голову.

– Пойми сын, – отец похлопал его по плечу, и Виэльди вскрикнул. – О, извини. Да… тебе сейчас несладко, но это во благо. Запомни: ты – сын каудихо. Нет нужды унижать себя и брать женщин силой. Придет время, и многие из них сами почтут за честь… – он замялся, хмыкнул, но тут же продолжил. – Мы, талмериды, один народ. Так не смей оскорблять женщин своего народа! Этим ты оскорбляешь себя и всех нас! Ты можешь брать силой вражеских дочерей, жен, сестер. Но для этого сначала должен стать воином. Понял?

– Да…

Он и правда понял. Урок запомнился не просто надолго – навсегда.

Когда в следующий раз Виэльди встретился с Сарэнди, то оказалось, что у приятеля тоже кровоподтек на половину лица. Они быстро посмотрели друг на друга, улыбнулись смущенно-понимающими улыбками и, не сказав ни слова, разошлись.

Удивительно, что после всего случившегося Зейниса подружилась с Данеской. Хотя, может, ничего странного. Похоже, отец дал богатый откуп, иначе как бы дочь бедного скотовода вышла замуж за племянника главы клана Тиррейта?

– О чем ты задумался? – спросила Данеска.

– Да так… Ни о чем, – пробормотал Виэльди.

– Скажи… а ты когда был в Империи, ты его видел? Ну… наследника?

Во взгляде Данески горел мучительный, болезненный вопрос – захотелось немедленно приласкать ее и утешить. Виэльди сдержался: незачем травить душу: ни ей, ни себе.

– Издалека видел. Толком не разглядел. Я же не был при дворе и не буду, пока отец не представит меня императору.

– А когда представит?

Ну и как ей ответить, при этом не напомнив о ненавистном браке? Хотя Данеска, похоже, и так постоянно о нем помнит… Виэльди вздохнул.

– Представит, когда мы все туда поедем… На твою свадьбу.

Она промолчала и отвернулась.

За стенами завывал ветер – буря все не унималась, а внутри сопели кони, потрескивали масляные лампы, бросая слабые отсветы на профиль Данески, такой красивый… Виэльди отвел взгляд, пытаясь справиться с внезапно нахлынувшим влечением. Вот только что она была сестрой – но вмиг стала желанной женщиной, хотя ничего для этого не делала. Ну что за напасть?! Когда это наконец закончится?

…Когда она уедет. Быстрей бы…

Подумал так, и сам на себя разозлился: он пожелал Данеске того, чего она жаждала избежать, и все потому, что неспособен справиться с собственной похотью! Ну почему именно сестра? Разве мало на свете женщин?

– Мы можем пойти домой, – сказал Виэльди. – Песком нас, конечно, занесет, но дорогу найдем, не заблудимся.

– Нет, – Данеска покачала головой. – Не хочу выходить. Здесь так… уютно. Навсегда бы осталась! Будто мы… будто я ограждена от всего мира.

У Виэльди было похожее ощущение.

– Тогда давай спать. Буря до утра вряд ли утихнет.

Она кивнула и, отвернувшись от него, свернулась калачиком. Какое-то время Виэльди смотрел то на затылок Данески, то в стену, потом лег на сено, закинул руки за голову и скоро уснул.

Солнечный луч упал на веки, и Виэльди открыл глаза. Посмотрел вверх, на окошки под потолком конюшни – так и есть, только что рассвело, и утренний свет мутно-желтыми полосками пробивается сквозь слюду, золотит зависшую в воздухе жирную пыль.

Левая рука онемела. Ясно отчего: голова Данески покоилась на его плече – видать, сестра перевернулась во сне. Или не во сне? Может, она так легла намеренно, когда проснулась среди ночи? Ведь и ее мучит та же страсть, что и Виэльди, это невозможно не заметить: взгляды украдкой, мимолетное смущение при разговоре и розовеющие щеки, неумело скрываемая ревность – подумать только! – к княжне.

Виэльди осторожно, чтобы не разбудить Данеску, высвободил руку и вгляделся в любимые черты – ну да, любимые! Неясно, какой любовью он ее любит – братской или мужской, – но то, что любит, несомненно. Едва касаясь, он провел подушечкой большого пальца по ее губам… Такие теплые, влажные, нежные… Ну как тут удержаться и не притронуться к ним в поцелуе? Слегка… Так, чтобы она не заметила, не проснулась…

Она проснулась. Распахнула глаза, но вместо того, чтобы отвернуть голову, потянулась навстречу и не дала ему отпрянуть: зарылась пальцами в его волосы, выгнулась и, тихонько застонав, прошептала:

– Любимый мой…

Ее тело горячее, ее груди вжимаются в его грудь, ее губы раскрываются, она покусывает их, а потом и нижнюю губу Виэльди. Не удержаться, не вздохнуть, не оттолкнуть! Невозможно! Данеска! Безумие! Проклятие!

Разум оставил. Овладеть ею прямо сейчас! А потом снова и снова – и всегда! Каждый день! Потому что она принадлежит ему! Никакому не наследнику – ему!

– Данеска… – прохрипел Виэльди. – Моя Данеска…

И снова губы к губам, и снова сплетаются руки и тела, и вот уже он почти снял с нее одежду, и…

– Сучата! Да чтоб вас шакалы во все дыры! Да я вас своими руками прибью!

Виэльди едва успел обернуться, а ноги уже обожгло хлыстом.

Отец!

Как они не услышали, что засов открылся? Не услышали скрипа двери и звука шагов? Неужели настолько помутились рассудком? Как жаль, что конюшню нельзя запереть изнутри… Если бы не это…

Виэльди перевернулся и сел, мельком глянув на Данеску: она спряталась за его спиной, прикрывая обнаженную грудь соломой и одновременно пытаясь натянуть платье.

Андио Каммейра стоял, открывая и закрывая рот, его ноздри раздувались, как у разъяренного быка, в одной руке он сжимал кинжал, в другой – плеть, а в глазах полыхало такое неистовство, что Виэльди подумал, будто сейчас каудихо перережет глотки собственным детям.

– Иди сюда! – рявкнул отец и оглянулся на молодого конюха из рабов. Тот приблизился. Надо же, Виэльди только сейчас его заметил. – Ты все видел, так?

– Нет… Нет, господин… – залепетал раб. – Ничего не видел. Даже не понял, из-за чего ты гневаешься… Я же позже вошел.

– Может быть… – Андио Каммейра покивал. – Но осторожность не помешает.

Взмах кинжала – и раб распростерся на полу конюшни. Кровь с бульканьем выплескивалась из рассеченного горла, окрашивала дощатый настил и стекала вниз, впитываясь в землю.

Данеска взвизгнула, Виэльди зажал ей рот: лучше не злить отца лишний раз.

Каудихо закрыл двери и, взмахнув плетью, двинулся к детям.

– Сучата… – прорычал он. – Живого места не оставлю!

Виэльди вскочил на ноги. Первый удар пришелся по груди, второй тоже, третий по голени – тут не удалось удержаться, и он упал на колени. Очередной замах, очередной удар, полоснувший по шее и спине. Потом еще и еще. Виэльди покорно это сносил – все же горный лагерь не прошел даром, там приучали терпеть и боль, и холод, и прочие невзгоды.

Да, он не сопротивлялся, пока били его, но потом отец схватил за волосы Данеску, швырнул ее наземь возле мертвого раба и снова замахнулся плетью – уже над дочерью. Этого Виэльди не мог допустить! Он перехватил запястье отца и процедил:

– Не смей. Хочешь кого-то избить – избей меня. Ее не трогай. Я не позволю.

Андио Каммейра повернулся к нему и бросил:

– И как же ты сумеешь не позволить, а?

– Так… Я ведь уже не отрок… Думаю, сейчас наши силы равны. А может, я даже сильнее, но зачем проверять?.. Просто не трогай ее. Это я во всем виноват. Избей меня, я не стану противиться. Но ее не нужно.

Отец ухмыльнулся.

– Ладно, ты прав: не стоит портить ее тело. Оно еще понадобится. Наследнику. А ты давай, стягивай рубаху… Посмотрим, сколько ударов выдержишь! Пока не начнешь вопить и хныкать, я не успокоюсь!

Виэльди снял рубаху и повернулся спиной. Минуло несколько мгновений, но удара так и не последовало.

Он оглянулся в недоумении: перед отцом стояла Данеска, закрывая Виэльди своим телом. Ну прямо как в красивых преданиях, столь любимых девами: если любовь, то настоящая, если подвиг, то великий, если жертва, то самопожертвование.

– Отойди, дура, – прошипел Виэльди. – А лучше вообще уйди.

Отец расхохотался и с издевкой сказал:

– Это было бы ну очень трогательно, не будь вы братом и сестрой, – тут он посерьезнел и нахмурился. – Да к тому же моими детьми! Чтоб вам Ворон глаза выклевал! – каудихо отбросил плеть, ее кончик шлепнулся на лицо раба. – Ты иди в свои покои, потаскуха! Не выйдешь, пока не позволю. И не улизнешь! Охрану поставлю. А ты, – он упер палец в грудь Виэльди, – пойдешь со мной. Мы с твоим дедом хотели с тобой поговорить. Но теперь даже не знаю… стоит ли?

Ни Данеска, ни Виэльди не тронулись с места, только переглядывались, пока отец не рявкнул «быстро!» – тут они все же поплелись к выходу.

– А конюх?.. – пробормотала Данеска. – Он же… мертвый?

– Да, никчемная дочь, он мертвый, представь себе. Какая жалость! – съязвил каухихо. – И вы с братом виновны в его смерти. Если бы не вы, безмозглые, он бы, может, дожил до седин, обзавелся женщиной и детьми. Радуйтесь, что это всего лишь раб. Талмерида я не убил бы вот так запросто, и он бы мог развязать язык, пошли бы слухи…

* * *

В глубине отцовских покоев, развалившись на диване, сидел дед. При виде сына и внука он выпрямился и сказал:

– Вот и вы. Ну, где ты его нашел, Анди? На конюшне, правда?

– Да, – буркнул отец, проходя внутрь.

Виэльди остался на пороге, не зная, что делать.

– Я же говорил! – воскликнул Нердри Каммейра. – Наверняка в бурю попал и решил переждать ее там. И правильно сделал: сначала кони, потом люди.

– Отец! – рыкнул каудихо. – Ты не знаешь, о чем говоришь! Что, по-твоему, он там делал?! В этой конюшне?!

– Не знаю, – дед пожал плечами и махнул Виэльди рукой. – Иди сюда, внук. Мой Анди такой лютый, буйный – я с ним еще когда сам был каудихо намучился. Не знаю, что уж ты там натворил, но наверняка Анди преувеличивает. Ну же, не стой на пороге, иди сюда!

Виэльди послушался и, коснувшись лбом руки деда, присел возле него. Каудихо встал напротив и уставился на отца бешеным взглядом.

– Ты не знаешь, кого берешь под защиту, – процедил он. – Я нашел его на конюшне, да. Угадай, что он делал, этот засранец?! Имел собственную сестру! Точнее, собирался… я успел вовремя.

Дед округлил глаза, охнул, затем посмотрел на Виэльди.

– Это правда, внук?

Что ответить? Только сознаться.

– Да.

Дед встал с дивана, покачал головой и сказал – не ему, а каудихо:

– Тогда его испытание будет куда сложнее, чем мы думали.

– Он не достоин этого испытания, – фыркнул отец. – Более того: оно повлияет не так, как должно.

– Этого мы не знаем. Если повлияет не так, то это станет и твоим испытанием тоже. Прогнать его ты всегда успеешь, но… сможешь ли? Захочешь? Или… – дед запнулся, поморщился и явно сказал не то, что собирался сказать изначально: – Как старейшина говорю: ты знаешь закон. Либо он станет твоим сыном по крови – либо нет. Сейчас. До того, как уйдет воевать за тебя, за наш клан, за талмеридов. Если уйдет.

Виэльди ничего не понимал. Какой закон? Какое испытание? Он смотрел то на отца, то на деда, но оба или отворачивались, или опускали глаза.

– Да в чем дело?! – воскликнул Виэльди и вскочил с дивана. – Говорите уже, или я просто уйду!

Каудихо наконец приблизился, пронзил его взглядом и выпалил:

– Ты мне не сын!

Виэльди опешил. Отец готов отречься от него из-за того, что увидел?

– Ты… ты отрекаешься от меня?

Андио Каммейра мотнул головой.

– Нет! Не отрекаюсь! Просто ты мне сын не по крови. Я принес тебя младенцем, я не знаю, кто твои родители, но я воспитал тебя как сына… Сегодня, перед грядущей битвой, ты должен был сказать, готов ли быть моим наследником… готов ли скрепить это кровью. Казалось, это легкое испытание… Да вообще не испытание! Но теперь… Твой дед правильно сказал: теперь твое испытание куда сложнее. Потому что… ты знаешь, почему. Из-за Данески!

У Виэльди голова поплыла, он даже покачнулся. Все понял и – отказывался понимать. Как это – не сын? То есть Андио Каммейра не его отец, а нежная мать, которая так часто гладила по голове, целовала то в лоб, то в щеки, расчесывала и заплетала его волосы – не мать? Как?!

– Значит, и матушка… знала, что я не ее сын…

– Нет.

– Как это возможно?!

– Ну так… – Андио Каммейра пожал плечами. – Она родила мертвое дитя, но так об этом и не узнала. Я… подменил.... Своего зарыл в степи – сейчас и не вспомню где. А ты… ты стал ее настоящим сыном. И моим. Никто не узнал бы, но твой дед, – каудихо кивнул на отца, – он увидел, как я… Ладно, неважно. Он увидел. Теперь настоял, чтобы я открыл правду.

Кто же его настоящие родители? И как он оказался сыном… то есть воспитанником Андио Каммейры? Да еще во младенчестве?!

– Ну так ты уяснил, в чем твое испытание? – спросил дед. – Тебе придется выбрать, кто ты.

– Что бы ты ни выбрал, – вклинился отец, – Данеску не получишь. Если ты мой сын, то не можешь быть с собственной сестрой. А если ты не мой сын, то… кто ты?

– Никто… Я никто!

Виэльди вылетел из комнаты, потом из дома и ринулся дальше, в степь. Не зашел даже в конюшню – умчался прочь на своих двоих. Это было неверным решением, потому что скоро за спиной заслышался перестук копыт. Дед… то есть Нердри Каммейра преградил ему путь, затем спешился и, приблизившись, хлопнул по плечу.

– Внук… Ну же, не торопись.

– Я тебе не внук, – огрызнулся Виэльди и отступил на шаг. – Как выяснилось.

Нердри Каммейра усмехнулся.

– Тебе решать, внук ты мне или нет. Но у меня нет иного внука, кроме тебя. И у моего сына нет иного сына, кроме тебя. Пусть сейчас Анди злится – и по делу злится, но… Знаешь, сколько сил мне понадобилось, чтобы убедить его открыть тебе правду?! Я ссылался на волю Спящего ворона, на духов, на закон, обращался к его собственной совести… Наконец он согласился, но… кто же знал, что так выйдет? Однако сам подумай: раз он так не хотел открывать тебе правду, значит, боялся…

– Остаться без наследника, – буркнул Виэльди.

– Наследников он найдет себе сколько угодно, если понадобится, – отчеканил дед. – Мало ли умных и сильных талмеридов? Но ты… Признаюсь: я был против. Когда он подобрал тебя, я был против. Но теперь… Знаешь, кровь – это всего лишь кровь. Куда важнее, что у тебя здесь, – он постучал себя по виску. – И здесь, – он ткнул пальцем в свою грудь. – Тебе решать. Либо ты талмерид и сын каудихо – либо сирота из верийских земель, не знавший родителей. Данеска тебе и так, и так не достанется. Потому реши для себя: кем ты хочешь быть?

Легко сказать: реши. Это лишь кажется, что все просто, потому что выбирать, по сути, не из чего, но как теперь отделаться от мысли о настоящих родителях? Как они умерли? Что если их убили талмериды, когда подавляли очередное восстание? Как он попал к Андио Каммейре? Почему вообще будущий каудихо взял младенца у презренных верийцев? Как смириться с тем, что он, Виэльди, один из этих самых верийцев?!

Столько вопросов – ни одного ответа. Можно спросить у каудихо или у Нердри Каммейра, но пока гордость не позволяет…

– Оставь меня, ладно? Мне надо как-то свыкнуться с мыслью, что я… что отец… то есть каудихо…

– Понял-понял! – сказал не-дед и вскинул руки. – Думай. У тебя есть время до завтра.

Нердри Каммейра вскочил в седло и ускакал к дому. Виэльди, как и хотел, остался в одиночестве.