Читать книгу Остров прощенных - Марина Алант - Страница 3

Любопытные, беззастенчиво влезающие во все и вся детские взгляды облепили мой автомобиль, а потом и меня. Я шла сквозь группу подмерзших

подростков, топтавшихся у запертых дверей. Они довольно участливо наблюдают, как я сражаюсь с дверью, советуют стучать, так или этак и лучше каблуками.

Вы когда-нибудь ловили себя на мысли, что ваше отношение к детям больше напоминает отношение к забавным, но все же иногда опасно неразумным зверькам, нежели к полноценным людям? Вот и передо мной трепетала от холода, грела ладошки-лапки и бездумно острила стайка плюшевых зверушек.

Наконец, мне открыли. Я окунулась в тепло, а зверьки остались на холоде. Необычно было видеть огромные пустоты незаполненными и слышать звенящие отголоски собственных шагов. Странно, отчего так тихо и безлюдно, отчего закрыты двери, и теплое фойе не поглощает продрогших зверьков.

Первые, кто попался на моем пути, были те, по чью душу я, собственно говоря, прикатила “уточнять”. Две зверушки мужского пола, переходящие от возложенной на них какой-то ответственности (поэтому послушные) в стадию существ очеловеченных, приветливо заулыбались. Тот, который Алешка (знакомьтесь, это наш с вами даровитый танцор), немедленно, с каким-то выпирающим весельем осведомляется:

– Вы опять хотите написать о нас?

Алешкина энергия сочится если не через шалость, то через озорные реплики. Я не отвечаю, а задаю работу его мозгу (я за этим приехала). Алешка задумывается, силится придумать что-нибудь такое экстраинтересное, что сразу обескуражит меня, но не успевает. Второй зверек по имени Юрка ныряет в кабинет, откуда доносятся приятные столовые запахи, выныривает (сообщил обо мне) и зовет внутрь. Вот тебе раз, я ненарочно попала на чей-то юбилей. Смутиться по такому случаю или нет? И тут:

– Мария Игоревна! – хором чрезвычайно веселых голосов.

Мне наливают вина в несколько бокалов сразу (ах жаль, я за рулем), несколько рук двигают ко мне неприхотливую закусь. Как обидеть веселую компанию? У подвыпивших другие взгляды (куда шире трезвых), другой мир, там трезвый неуместен. И раз моя Рита здесь, я тоже останусь.

Я делаю несколько глотков. Подскакивают плюшевые зверьки, проявляют заботу: разматывают с нежной бесцеремонностью мой шарф, принимают совсем по-мужски шубу и все куда-то уносят подальше от меня. Я помню их постоянные мелькания возле меня. Делаю вид, что не замечаю их шутливую ссору за право сидеть рядом со мной, но счастливо купаюсь в их внимании. Детей разочаровывать противопоказано. Они все идеализируют, ко всему относятся с максимализмом. Подпорченный идеал тут же рушится. Я в милости и этим дорожу.

Для остальных дворец закрыт. Юрка – сын директрисы, а причина Алешкиной привилегии – должность диск-жокея. Сегодня он бог. Рита расхваливает Алешку передо мной, записывая на его счет инициативность, безотказность, помощь в подготовке костюмов и декораций. Удивительное сочетание самозабвенной готовности помочь и какой-то смелой дерзкой неподатливости. Рита купает слова похвалы в хмельном комфорте, глаза ее туманятся. Почему так приятно от ее слов, точно похвала предназначается мне? И вскоре понимаю: Алешка мне симпатичен. Поначалу думала – выскочка, хочет всеобщее внимание обратить в свою сторону. Однако скоро привыкаю к его манере говорить смело, несколько самоуверенно, но без каких-либо оттенков снобизма. Он видит мир открытыми глазами, а не прищуренными с целью завуалировать невыгодные моменты реальности. Смело утверждает – плохо, если считает, что плохо и не приспосабливает собственное мнение к нужному результату. В этом возможно чуть резок, прямолинеен, но вдруг дружелюбен и бескорыстен в другом. Он как-то мгновенно чувствует, что от него хотят, даже если его об этом еще не попросили. Я увидела его именно таким, хотя уверена, что ему свойственны также капризы, шалости и ошибки, допустимые в таком возрасте. Сейчас он ведет себя вполне по-мужски, с удовольствием принимая данную обязанность, а, в сущности, он ребенок. И это нормально, даже мило.

Я радовалась, что попала сюда именно сегодня вечером. Мне было чудесно. И не столько в обществе взрослых, сколько рядом с мальчишками. Такое я испытывала впервые. Человечные зверьки ютились возле меня, ухаживали, подражая взрослым мужчинам, и я растворялась в теплых флюидах, исходящих от них. Это сейчас я все заново прокручиваю, анализирую. А тогда мне было просто хорошо, и я, не нуждаясь в отчетливом понимании причины своего “хорошо”, разумеется, ее не выискивала.

Они оба приятные мальчики, проросшие в обществе на стороне окультуренной человеческой природы (а не сорняков). Но Алешка влияет на меня как горячее солнце, прорвавшееся сквозь слабеющее ненастье. Даже самая неустанная любвеищущая женщина не увидела бы в предмете моего будущего обожания ничегошеньки такого, что могло бы ее привлечь, разве только одна из тысячи. Нечто странное, закрытое для других, выходящее за электрические рамки морали, связало нас незримой нитью, тонкой как паутиновая, словно не отнимая шанса ее разорвать.

Мне тридцать, но всякий, кто слышит об этом, испытывает что-то, похожее на слабый шок, так как выгляжу я ровно на десять лет моложе. Некоторое отставание в физическом развитии в юности казалось мне непоправимой трагедией. Невысокий рост, отсутствие «примечательностей», красящих женский род, делали меня изгоем в обществе сверстников. То, что когда-то заставляло меня испытывать одиночество и орошать слезами душную подушку, теперь магическим образом продлевало мне юность.

Ухожу их мира моих воспоминаний и размышлений и опускаюсь в недра, откуда берут они свое начало – в реальность.

В огромном пустынном зале вспыхнула музыка. Женщины шумно взметнулись над столом, рассыпались по залу. Люблю народ в этом поселке. Люди значительно добрей и простодушней городских, без опаски открыты незнакомым.

Как я и ожидала, Риточка моя завелась подобно механической игрушке и, воспользовавшись относительным затишьем, залепетала в трубку сотового что-то вежливо-кокетливое, устраивая, видимо, продолжение вечера в каком-нибудь ресторанчике. Я пропускаю приглашение составить ей компанию мимо ушей: мое чувство ожидания предстоящей радости проигнорировало мысль о дальнейшем отдыхе в злачных местах. Оно переместилось все без остатка на дверь. И тут же под его напором дверь распахнулась и явила Алешку, свежего и светлого.

– А я пришел вас звать к нам. Мария Игоревна, Маргарита Андреевна, пойдемте танцевать!

Получилось очень просто, однако, я отчетливо уловила в его зове хорошо скрываемое волнительное чувство. Словно по незримой тоненькой трубочке оно перекочевало в мое сердце. Пока я впитывала это сладкое тепло, мальчишка скользнул на соседний стул, и его глаза буквально впились в мои.

– Пойдемте? – голосок уже не бойкий, а чуть дрожащий, как утренняя роса.

– Конечно, – вторю ему точно эхо.

Я импульсивна, сумасбродна и больше склонна к ребячеству, чем к поведению зрелой женщины. Одежду ношу соответствующую своему характеру и юношескому виду. Может быть поэтому Алешка легко принял меня в свои “ряды”.

Ангелочек-умница одинаково хорошо отплясывал под любую мелодию, даже должную быть ему неинтересной. Я слишком разборчиво и ревностно отношусь к музыке, и подстраивать собственное настроение под нелюбимую не умею. Поэтому я быстро сдалась и ушла к столу. Женщины, начиная с самых старших (они успели устать) последовали за мной. В ход пошло шампанское (я участие не приняла). Со стыдливостью размышляю: как можно обжечь себя спиртным, если дыхание Алешки по-ангельски свежо. Почему-то я уже тогда подсознательно знала или чувствовала, что наши жизненные прямые бесшумно, но очень быстро несутся друг к другу. И пересекутся совсем скоро. Но клянусь вам, я не отдавала себе в этом отчета и тем более не делала выводов. Я просто ожидала, (возможно, не головой, а сердцем) что мы станем ближе. И что бы мы ни делали, это все равно произойдет, точно мы на магнитном прицеле. Вот великая нелепость! Я без всякого сожаления отвергала стольких мужчин (отыгрывалась за юность), не испытывая в них недостатка. А тут купилась на молочный запах тела и детскую грацию. Я хотела лишь насладиться этим тайком от него, а затем отступить из его мира в свой мир.

Как я жду этого момента и как стыжусь своего желания! Я чувствую себя старой паучихой, только не кровожадной, а стыдливой…

Ангелочки остаются в зале одни, развлекают себя любимой музыкой. А я жду, я не признаюсь себе, стараюсь не признаться, но полна ожидания. И он приходит. За мной. Вежливо, несколько застенчиво зовет танцевать. Я забываю про застолье, про женщин, всех вместе взятых и каждую в отдельности. И даже когда время от времени кто-то из них выходит из душного кабинета в зал, я думаю об одном: только бы не мешали. И никто не мешает. Мы танцуем втроем в гармоничном уюте. Юрка бегает вверх по лестнице менять диски и оттуда сверху, похожий в наушниках на чебурашку, машет нам рукой. Он добровольно берет Алешкину ответственность на себя, и меня устраивает, что он что-то понимает.

Боже как трудно оторвать взгляд от мальчика, танцующего передо мной! Маленькое бесхитростное божество! Как он хорош! Как хорош тем, что не осознает, как он хорош! Должно быть, он имеет статус лидера среди сверстников. Когда-то я, маленькая, несчастная, никому не интересная замирала и покрывалась паутинкой мурашек, наблюдая откуда-нибудь из укромного места в танцзале, как танцуют мальчишки – всеобщие любимцы. Я боготворила их завоеванное (так я считала) лидерство. Их высокий статус казался мне не постижимым, почти фантастическим явлением. Все они были высокомерны, горды собой, выставляли на показ собственное «я», точно ценник. В свой круг принимали только “достойных”, в их числе меня не было… Теперь я танцую рядом с таким лидером, облаченная в его внимание.

Я ловлю себя на мысли, что почти люблю эти умелые ножки и эту милую угловатую фигурку, пластичную и ловкую, когда положено быть пластичной и ловкой. От него уже исходит обаяние мужчины, и детское тело по воле природы стремится к прекрасным мужественным формам. Я стараюсь перед ним, как ученица. Он старается тоже, хотя эффектен без дополнительных усилий.

Спускается Чебурашка с небес. Ему с нами веселей. А я, раскрасневшаяся и коварная, шепчу ему одно слово: “медленный”. Он кивает и вновь устремляется ввысь. Откуда уже не возвращается. Просто он все понимает, и я удивлена и восхищена этим “просто”. Итак, я первая делаю шаг. Со стороны это будет выглядеть шутливой игрой, а я получу возможность подержать мечту за ладошку.

Он охотно с каким-то облегчением скользит в мои объятья. Вот первый шаг в мир новых ощущений. Предполагаете, говорю о нем? Ах, нет, о вашей покорной… Не стану размышлять, что чувствовал мой ангел: результат получится, скорее всего, предвзятым. А я в эту минуту держала в ладонях хрупкую драгоценность. Соприкасались только наши руки, изредка – колени, но тела (примерно одного веса) оставались у черты дозволенного. Мы вдохновенно молчали, как молчат тринадцатилетние дети, танцуя первый в жизни парный танец. В те мгновенья слова прозвучали бы кощунственно и нелепо, как икота при поцелуе. Я улетела в прошлое, отдалась во власть своей и его юношеской романтики, как отдаешься средь холода пустынных комнат уюту теплого одеяла. Я не была собой сегодняшней. Я стала девочкой из прошлого, только нужной и счастливой.

Иногда проскальзывала в мой уют старая паучиха, но, не отразившись в дымковой глубине его глаз, улетучивалась восвояси.

Я улавливала трепет тела моего ангела, его ладони испускали импульсы беспредельной нежности. Он сводил меня с ума и, наверное, сам не догадывался об этом. Знаю, искал во мне, жаждал пусть слабого намека на взаимность. Но вольна ли я отпирать чужую дверь ключом, найденным мною случайно?

Композиции в темпе andante включаются уже с заметной частотой. Сколько мы вместе, полчаса, час? В какой-то момент замечаю, что директриса внимательно смотрит на нас, никуда не идет, ниоткуда не возвращается, просто стоит и наблюдает. Я хрупкая, худенькая. Я легко вписываюсь в круг ее мальчиков… Может она разглядела у меня мохнатые паучихины лапы? Я думаю, пора отступать. И вдруг Алешка сжимает мои пальцы. Чувствует, что сейчас оторвусь от него.

Я возвращаюсь к компании и, конечно, он со мной. И Юрка тоже рядом и почему-то в моем белом шарфе. Пить, и есть уже нечего, но я сыта и пьяна сама по себе. Юрка умыкнул где-то рюмку с горькой жидкостью, и мы с Ритой начинаем сражаться за его трезвость.

– Мне уже шестнадцать! – он увертывается, оглядывается, боясь оказаться в поле зрения матери.

Я ближе к нему, чем Рита. Тянусь через колени моего ангела и выхватываю злополучный сосуд из детских рук. И тут милый мой негодник обвивает мои руки своими. Я у него в сладком плену. В плену мужчины… Он хочет игры? Я тоже. Наклоняюсь над его обнаженными по локоть руками и сладострастно впиваюсь зубами в бронзовую кожу, смакуя ее бархатный вкус кончиком языка.

– Можете кусать меня или царапать, я это выдержу, – звучит твердо, но ласково прямо над моей макушкой.

С трудом отстраняюсь от влекущего плода. Алешка неохотно разжимает пальцы.

– Пойдемте танцевать, Мария (и чуть позже) Игоревна.

Я замечаю, что нас многие слушают.

– Ты не даешь мне отдохнуть. Я ведь старше тебя, (и чуть тише) Алешенька.

– Ну и что же? Пусть вам двадцать или двадцать с хвостиком. Это неважно.

И берет за руку. Прав был тот, кто первым заметил, что нет нежнее нежности, чем прикосновение рук. Я точно привязанная плыву за его фигуркой, и мне становится не по себе от сердитых (или мне так только казалось) глаз директрисы.

Спасение приходит. Прямо за дверью появляется Юлька – бывшая одноклассница. Мы обнимаемся, лопочем что-то вежливое и страстное. Я, спасая себя и дразня, уединяюсь с ней в комнате для курящих. Мы долго в ней пропадаем, сидим на прохладных батареях. Она много жалуется на свою несложившуюся личную жизнь, потом переключается на жизнь брата, разделив со мной радостную новость: он на днях пришел из армии и сейчас здесь, и хорошо бы его познакомить с девушкой, и хорошо бы – с хорошей. Юлька смотрит на меня нежным взглядом. Потом перемещает его на мои золотые серьги и браслеты с мелкими искрами бриллиантов.

– Знаешь, что? – вскакивает с места. – Пожалуй, я вас познакомлю. Он будет без ума от тебя.

Она тянет меня за руку, ее глаза горят. Но я вырываюсь. Нет, я не хочу никого другого. Я уже соскучилась по Алешке. Юлька уносит свой нежный взгляд с собой и присматривается к Рите.