Читать книгу Остров прощенных - Марина Алант - Страница 4

Зал уже не узнать. Каким-то образом просочилась поселковая молодежь. И продолжала прибывать, явно чувствуя себя по-хозяйски. Через двадцать минут моего времяпровождения за распотрошенным столом я соскучилась еще больше. Вышла из кабинета в зал, полный молодежи. Растерянно осмотрелась вокруг. Я увидела ЕГО сразу и невольно опустила глаза, будто не заметила. Но тут же мой непослушный взгляд метнулся в нужненужную сторону снова. ОН был рядом, в центре живого круга. На его плече доверчиво и уютно покоилась модно стриженая голова. Обладательница головы была в длинном расстегнутом пальто, и этот факт меня дорасстроил: я видела. как Алешка с важным видом хозяина отправлял одетых в раздевалку и лишь избранных награждал привилегией оставаться в верхней одежде. Я вдруг почувствовала себя нелепой и одинокой, словно девочка со всеми ее комплексами, неуверенная и не любившая себя вынырнула из прошлого. Чего же я хотела? Все правильно. Значит, кто-то кроме меня знает, как он хорош.

Я увидела перегнувшегося через перила Юрку. Он махал руками в мою сторону, будто кого-то звал. Я не сразу поняла, кого именно, но на всякий случай пожала плечами. Он исчез и появился снова, но уже передо мной, точно сказочный Сивка-Бурка. Взял за руку и увлек меня в небесное обиталище. Диски, кассеты, наушники – все было у моих ног!

Сверху хорошо можно было разглядеть юных обитателей вечернего дворца, утопающих в огнях и звездной пыли. И хотя кровь в моем теле разгорелась, как у лыжницы, спешащей к финишу первой или (точнее) как у Евы, алчущей запретный плод, Алешку в толпе искать я не стала. Пусть сам найдет меня, если захочет. Ни одного шага в омут страсти! А сама, как только я умею это делать, неосознанно по-детски надула губы…

Юлька бродила внизу у стен, словно кого-то искала. Я смутно предположила, не меня ли, и отодвинула свое кресло подальше от края. В наушниках звучала музыка только для меня. Я закрыла глаза и предалась грусти, пока Юрка не цокнул коготком в левый наушник и не показал вниз. Там меня ждала одетая Рита и моя шуба в ее руках. Я поплелась вниз, совсем не паучихоподобная, а драматично печальная, потому что поняла, что подруга распорядилась с отъездом. Правда, не домой, но это не имело никакого значения. В кабинете я медленно натягивала рукава, тщательно застегивала пуговицы. Шарфа не было… Рита не поняла бы моего желания остаться здесь. Коллективное веселье закончилось, все было съедено, а столы убраны. К тому же я здесь – всего лишь случайный гость. А моей подруге хотелось сегодня приятно провести вечер, вернее довести до приятного результата.

В последний момент, когда я почти переступала порог, дверь вдруг сама распахнулась, впуская музыкальную волну, и передо мной предстал мой волнующий ангел.

Мы буквально сталкиваемся друг с другом и замираем, и время замирает вместе с нами. Вокруг нас исчезает суета, голоса и музыка. Остается только наше одно на двоих биополе с противоположным внешнему миру зарядом. ЕГО губы чуть вздрагивают оттого, что он видит меня одетой. Но он полон решимости. Я вижу, слышу и впитываю только его.

– Я обижен на вас. Мария Игоревна, – шепчет горячо и страстно.

– Почему, что я сделала не так? – вопрошаю ему созвучно.

– Вы обещали потанцевать со мной, а сами уходите.

– Что-то я не припомню своего обещания, Алешенька.

Опускает свои кукольные ресницы, которые тоже, наверняка, не знают, какие они чудесные.

– Обещали…

– Так меня никто не приглашает.

– Я приглашаю вас!

Рита, поняв, что я ускользаю из-под ее контроля, позволяет себе какие-то, видимо, приемлемые в культурном заведении ругательства. Но я не слышу ее. Скидываю с плеч шубу прямо ей в руки.

Алешка с видом победителя гордо ведет меня за ладошку в сверкающий звездный мир, где время поворачивается вспять. И я вхожу в него, извлекаемая из темного угла, из несправедливого моего заточения, юная как бутон, готовый раскрыться на встречу утру. Я вижу сверстников моих, которые волнуются, глядя на нас, и потом затихают. И даже те, которые не приняли меня в свою стаю, отвергли, обрекая на нестерпимое одиночество, расступаются перед нами, окатывая удивленными жадными взглядами. Его личико склоняется к моему, и я вижу, как горят его глаза, как отражаются в них мои – счастливые и чистые.

– Это ваша любимая…

Я обвиваю его хрупкие плечи и чувствую, какая демоническая сила растекается сквозь его пальцы на мою податливую талию. Ангел-демон сжимает меня осторожно, но настойчиво, заставляя дрожать, наполняться страстью и вулканической нежностью. Я охотно определяю, как слаба, изящна и тонка рядом с ним. Восемь синхронных шагов, восемь мгновений чувства. Он отпускает меня, но не дает выпорхнуть в пространство, ловит за правую ладонь и ловко разворачивает меня, почти не весомую, к себе спиной. Его рука на моем пульсирующем животе. Еще восемь синхронных шагов… Восемь ощущений… Снова разворот, и мы жадно стремимся окунуться в тепло друг друга. Ни один взрослый мужчина не подарил мне такого изящного танца! Божественный танцор сдается первым и дарит пылающим щекам волнующее прикосновение. Я с блаженством отвечаю тем же. Я лишь делаю то, что он хочет. Мы безобидно ласкаемся точно котята, мы разжигаем опасное пламя чувств! Как он может не знать, что, танцуя как бог, искушает, искушает, искушает?!

Его ресницы опущены. Я понимаю, наконец, что он не решается смотреть мне в глаза. О, мой застенчивый искуситель! Я касаюсь пальцами его подбородка, я выпрашиваю лишь глоток его дымки. И тогда он долго безотрывно смотрит на меня, пока от волнения я не роняю взгляда.

Вдруг замечаем, что вокруг нас не танцуют, а молча стоят, почему-то с выражением скорби. Высокая девочка с модной стрижкой поджимает дрожащие губы. Глаза блестят от росинок обиды (маленькая дерзкая соперница). Ее участливо держит под локоть другая высокая девочка с огромными кольцами в ушах и ненавистным взглядом обшаривает меня с головы до ног. Алешка тоже видит их, но невидящим взором.

Раз! Он отпускает меня, отпускает совсем, мои ладони соскальзывают с его плеч. Я останавливаюсь, теряясь, но он вновь устремляется ко мне. Вскоре понимаю, чего хочет танцующий ангел: наши руки опущены вдоль тела, но нас цепко держит общее биополе. Это танец дразнящих неприкосновений. Наконец, он ловит мои пальцы и крепко сжимает. Его глаза говорят спасибо.

Кто-то грубо отрывает меня от него, и я, словно очнувшись от забытья, вижу перед собой Юльку. Она волочит меня через весь зал и буквально бросает в объятья незнакомого молодого детины. Я быстро соображаю, кто передо мной, говорю несколько вежливых слов скромному Юлькиному брату и отстраняюсь. Тотчас угождаю в объятья Риты, которая с видом, не допускающим возражений, запихивает меня в мою шубу, вкладывает мне в руку сумочку и тянет к выходу. Я успеваю заметить, как Алешка мчится наверх, затем через владения Чебурашки, и ныряет в темный лестничный закуток. Я его не вижу. У самого выхода он неожиданно вырастает передо мной, разгоряченный и невозможно родной.

– Я уезжаю, – жалуюсь ему.

– До свидания.

– Пока…

– Пока…

И неожиданно для себя притягиваю его за плечи и целую в самый краешек губ.

Колеса уносят меня в пустынный вечер. Не в силах сдержать в себе чувственный сгусток, я рассыпаю сокровенное перед подругой. И были ее упреки и мои жалобы. И был факт, окативший меня волной стыда:

– Маша, ему только пятнадцать!

Я думала, что проснусь и все забуду. Просыпаюсь и первое, что воссоздает мой мозг – ЕГО глаза. Через все мое тело, вернее через четыре точки – глаза, сердце, живот и чувствительную низинку – скользит щекочущий ток. Все просто, думаю я, он задел нетронутые чувственные нити, заполнил пропуск, образовавшийся когда-то в моей подростковой жизни. Он вернул меня в прошлое, как в прокрученной назад киноленте. Теперь я лежу и думаю о нем, наэлектризованная его запахом, цветом глаз и прикосновениями. Рядом смятая подушка мужа. Он на работе. И хотя на нашем многолетнем ложе я думаю о другом, намека на измену нет. Треугольник не вычерчивается. Мы с Алешкой и моими внезапными чувствами словно существуем в моей подростковой жизни. Это всего лишь игра в исполнение фантазий юности. Только там я с ним, в этой жизни – без него. Меня это убеждает и оправдывает передо мной же. Я позволяю себе отдаться во власть проросших чувств, и они, посторонив рассуждения, выходят на сцену и, утопая в огнях, начинают играть на шекспировский лад. Мои ресницы дрожат от ярко воспроизведенных в памяти картинок многолетней давности.

Имеет ли такое начало право на продолжение? Нет, гражданочка-растлитель, никоим образом.

А если ребенок влюбится, как влюбляются ученицы в молоденьких преподавателей? В их возрасте и страсть, и страдания от неразделенной и сконфуженной нотациями любви – максимальны.

Вот возьму и разрушу общепринятый метод одергивания маленьких Ромео и Джульетт, подарю человеку смелое счастье, не стану обрекать на первый опыт несчастной, высмеянной любви, которая вполне способна в будущем отозваться противоестественно. Что же это за мораль, которая угнетает души? И, едва зацепившись за оправдание, я решаю: позовет – приду.

Вскоре вспоминаю о нем уже с приятной легкостью, почти не испытывая электрического, подогретого запретами чувства. Вливаюсь в прежнее русло, возвращаюсь в состояние тридцатилетней женщины-девочки (иначе меня не назовешь), с благодарностью вспоминая вкус глотка юности.

И вдруг – первый сигнал. Желание или каприз? Карауля и беспрестанно “терроризируя” вопросами мою Риту, он то вкрадчиво осведомляется о следующем моем визите, то почти требует его. О, мой чистейший ангел, мой требующий свое маленький мужчина! Я подчинюсь твоей природе, утолю твою первую жажду любви!

На рождество Рита приехала в свой “замок” первой. Расстегиваясь на ходу, извинялась за опоздание и скользила оценивающим взглядом по краскам декораций. Алешка с кислой физиономией вплыл без стука в ее кабинет.

– Вы одна? – разочарованию не было предела.

– А кто тебе нужен?

Он рассердился на ее недогадливость. Но она все понимала и знала. Она возилась с застежками на туфлях. Алешка постоял над ней молчаливой тенью полминуты и спросил уже тверже.

– Так вы одна?

– Одна.

– Лучше бы не приезжали!

– Ну, знаешь!

Он был уже за дверью. Позже она нашла его и вручила видеокамеру (память о предстоящем концерте).

Тут я и явилась. Веселая, с мороза. На него не гляжу, чуть раня невниманием. Но радость лицезреть меня реальной покрывает все его обиды. Он долго стоит неподалеку незамеченный (замеченный один из всех), потом уходит. Я целенаправленно поднимаюсь наверх, в “логово Чебурашки”. Знаю, мой ангел там. Он не видит меня. Поглощен примеркой к объективу всех возможных видов сверху. У кого-то просит пить и перехватывает стакан с водой. Умиленная и все еще незамеченная (так мне кажется) прямиком направляюсь в хозкомнатушку и радуюсь почти полному горячему чайнику и баночке с кофе. Как богиня лучась, подношу ему сотворенный с любовью напиток. Еще издали меня увидев, маленький ангел бесстыдно превращается в маленького монстра.

– Это мне? – звучит нагловато, с какой-то дерзкой уверенностью.

Пьет прямо из моих рук – играет. Тут же убегает на свое место: действо внизу начинается. Я тайком тянусь губами к краешку горячего стакана, и не видит никто, как я касаюсь ЕГО призрачного следа…

Целый час наблюдаю за ним, рассматриваю исподтишка его фигурку, губы, сощуренный для удобства съемки глаз. Напрасно надеюсь, что моего пытливого взгляда не замечают. Чуть задумаюсь или вникну в происходящее подо мной зрелище, как объектив скользит в мою сторону. Поймав блеск линзы, я почему-то опускаю глаза.

– Всем счастливого Рождества! – возвещает Рита. – А сейчас дискотека!

Алешка подходит близко, близко. Склоняется над аппаратным столом, обзаводится делами, словно случайно время от времени касаясь меня. Мы маленькая странная семья. Семья из двух человек, где ОН деловито над чем-то корпит, а ОНА там, где должна быть – рядом с ним. Я осознаю, почти ощущая, в какой уют погружена сейчас его душа. Игриво вопрошаю стаканчик кофе. Мой ангел несет в тонких пальчиках, расшитых царапинами, горячий напиток. Отдает мне свою заботу.

В нашу обитель заглядывает Рита. Она подгоняет меня к отъезду. Ангелочек молчит, поглощенный музыкой, но на самом деле поглощенный нашим разговором.

– Я иду собираться, – говорит умная Рита, – ты тоже не задерживайся. Минут через десять я прогрею машину.

Да, я забыла сказать (правда, не слишком существенная деталь). Сюда меня сегодня доставили (Дорогой, ты не мог бы по пути меня забросить… Большой концерт… Рита была бы рада…).

Только подруга исчезает, ангел усердно начинает уговаривать меня остаться с ним. Я объясняю, как можно ласковей, испытывая сожаление оттого, что не могу выполнить его просьбу. Объясняю, что должна сейчас уехать. Он все понимает, но не желает сдаваться:

– Ну что же, езжайте. Я вас не держу.

Он меня не держит…

Не держит в крепких объятиях, но держит своим биополем. Я придвигаюсь к нему совсем близко. Мне приятно до слабости слегка касаться его уха губами, и я шепчу:

– Ты не мог бы для меня записать на аудиокассету все, что любишь слушать сам? Я тоже хочу слушать твою музыку. А с моей стороны обещаю тебе сюрприз.

– А какой? (о, милая наивность)

Я интригую:

– Прямоугольный, лакированный и красивый. Но главный сюрприз – у сюрприза внутри.

Он пару секунд размышляет над решением приятной задачи, но уже на третьей спохватывается:

– А может быть, все-таки останетесь?

Но я уже ухожу, а точнее преодолеваю притяжение.

Спускаюсь по ступеням, пребывая в сладких думах. Удивляюсь той разнице, вдруг обнаруженной мной, между дворцом до Алешки и дворцом, в котором Алешка есть. Вернее, Алешка там был и раньше, просто в моем субъективном восприятии его образ отсутствовал. А потом какой-то момент необъятной реальности две живые линии пересеклись. Это понятно и странно одновременно.

Одевшись, я еще раз вхожу в зал, чтобы отсюда, снизу, взглянуть на заполнивший собой большую часть материального пространства образ. (Затягивает в философию…)

Мальчик меня не видит. Он занят тем, что просто по-детски играет. Уворачиваясь от летящих в него бумажных комочков, вылепленных из обрывков газеты и слюны, обороняется тем же способом. Меня рядом нет, и мужское начало откатывает назад, уступая место граничащему с ним детству.

Я – скорее, разумный человек, нежели бесконтрольно чувственный. Но почему-то во сне мои чувства и фантазии, посторонив разум, предаются куда большей свободе, чем наяву. Знаю, что никто не проникнет в мой накрепко закрытый веками мир и даю волю всему, что в реальности регулирую с большой ответственностью. Почему? Почему мы жадно хватаем у сна то, что запрещаем себе наяву? Может быть, это недоработка природы в сложном механизме мозговой деятельности, несостыковка между разумом и чувствами, отсутствие звена в цепи, как во внезапно оборвавшейся системе Дарвина? (Затягивает в философию…) Почему в животном мире все расписано инстинктом, а человек обременен вечным выбором? Хотя, вероятно, этот выбор – не наказание, а дар. Возможность жить с лучшим или приемлемым.

У меня есть еще несколько шагов до разветвления дороги. Я просто буду ждать и наблюдать со стороны наше случившееся таинство. Я стану необходимым ответом в жаждущих заполнения клеточках его ребуса. Я стану прохладным утолителем его прорастающей страсти. Я стану исполнителем его счастья. Следовать за его желаниями и никогда не опережать их – это и будет лучший выбор.

По субботам и средам я звоню Рите. По пятницам и вторникам она в своем “замке” и почти всегда видит моего мальчишку. Она приносит мне от него капельку солнца и протискивает в телефонную трубку. А однажды мне перепало нечто большее: аудиокассета, впитавшая музыку ангела. Я полминуты смотрю на нее и пытаюсь представить, как он держал ее в своих ребячьих поцарапанных пальчиках, как она лежала на его столе среди аппаратуры, особенная, выбранная из прочих.

От этого я испытываю легкое возбуждение.

Запись не очень качественная: собрана с разных носителей, но (ах, конечно же, нет) не отдает небрежностью. Она напоминает старательный почерк школьника. Ритм настойчив, много электронного тембра, но мелодия притягивающе красива. Сквозь упоительную пелену звуков я вижу, как он бережно отбирает для меня лучшее. Я откидываюсь в автомобильном кресле, и вид за окном становится музыкальной картиной: легкий дымчатый сумрак под красными языками заката, предвещающего кристальный холод; блестящая дорога, подстать мечтам дразнящая своим продолжением; застывший жемчужный фейерверк на покорившихся сну деревьях. Я свободно вздыхаю. Счастье. Хрипловатая от эмоционального излияния музыка немного удивляет дорогую, знающую себе цену магнитолу и мою новенькую, сверкающую перламутром машину. Но эта музыка – самая лучшая в моем салоне и самая желанная в моем сердце.

В ответ ЕМУ отправляется видеокассета с фильмом, тщательно и с любовью отобранная из прочих. Внутри футляра я вкладываю записку: “Алеше за хороший вкус”. А потом заставляю Риту дословно вспоминать его реплику восхищения, и она смеется и сердится одновременно на мою тактическую прилипчивость корреспондента.