Читать книгу Становление и развитие экономической теории. Том 1 - Марина Александровна Шестеренко - Страница 4

Древние греки привнесли в экономическую науку рациональный подход к общественной науке в целом. В мейнстриме экономической теории их экономику описывают как «предрыночную», не потому, что в ней отсутствовала торговля, а, скорее, в том смысле, что продукция была не унифицированной, ею не обменивались на организованных товарных биржах, её не подвергали анализу ради неё самой. С 500 до 300 гг. до н. э. политическая и экономическая жизнь была подчинена войне. Греческие мыслители были озабочены, в основном, экономической и организационной эффективностью, их мировоззрение было антропоцентричным, а не механистическим. Другими словами, человек был мерой всех вещей. Древние греки возлагали большие надежды на исследования того, как можно максимизировать счастье человека, но они не открыли саморегулирующегося рынка, являющегося сущностью современной экономической науки.

Древнегреческая культура признавала две противоречащие друг другу концепции индивидуализма. С одной стороны, авторитарный правитель был наделён властью принимать административные решения ради общественного блага. Это вело к развитию рационального прогнозирования, основанного на идее об абстрактно определённой личности как о базовой ячейке общества. С другой стороны, каждая семья была патриархальной и нацеленной на успех, что вело к развитию представления об отдельном гражданине как о главной инстанции по принятию решений. Эти две противоречащие друг другу формы индивидуализма, способствовали официальному акцентированию в греческом обществе личного управления домашним хозяйством и гедоническому расчёту с точки зрения разумного эгоизма.

Поскольку греки концентрировались на элементах человеческого контроля, они больше совершенствовали административное искусство, чем экономическую науку. Их экономика была незатейливой и простой. Она состояла из сельского хозяйства в его изначальном виде и ограниченной площадной торговли. У государства почти не было невоенных статей расхода; оно было, главным образом, средоточием религиозной и военной деятельности. В ходе детальной разработки сущности управления греки всё же развили аналитические структуры, важные для экономической теории. В частности, следующие компоненты современной экономики берут своё начало в греческой мысли: гедонический расчёт, субъективная ценность, убывающая предельная полезность, эффективность и распределение ресурсов. Главными писателями, которые внесли свой вклад в экономический анализ, были Ксенофонт, Платон, Протагор и Аристотель.

Ксенофонт об организации, стоимости и разделении труда

Произведения Ксенофонта (прим. 427–355 гг. до н. э.) – панегрик искусству администрирования. Солдат, отличившийся в боях, и ученик Сократа, Ксенофонт формулировал свои идеи с точки зрения отдельного принимающего решения руководителя, будь то военный командир, общественный администратор или глава домашнего хозяйства. Он рассуждал об эффективных, в противоположность неэффективным, линиях поведения. В своей «Экономике» он исследует правильную организацию и администрирование частных и общественных дел, тогда как в своей работе «О доходах» он даёт рецепт экономического возрождения Афин середины четвёртого века до н. э.

Он полагал: хороший управленец стремится к тому, чтобы увеличить размер экономического прироста ячейки общества, начальником которой он является, будь то семья, город или государство. По Ксенофонту, это достигается с помощью организации, мастерства и одного из самых основных экономических принципов, разделения труда. Ксенофонт приписывал любое увеличение и количества, и качества товаров этому организующему принципу. И он распространил его на анализ соотношения между концентрацией населения и развитием специализированных навыков и продуктов. Это озарение лежит в основе знаменитого изречения Адама Смита о том, что специализация и разделение труда ограничены объёмом рынка.

С современной точки зрения, ксенофонтовский лидер – тот самый исключительный индивид, который организует действия людей – противостоит, скорее, силам природы, а не силам, действующим в рыночной экономике. Хотя лидер мотивирован получением выгоды для себя, стяжательство как таковое не считается «естественным». Для Ксенофонта, «естественный» экономический процесс состоит в том, что разумный человек, используя свои органы чувств и рассудок, извлекает из природы то, что необходимо для избегания дискомфорта и удовлетворения человеческих нужд. Это активное и рациональное поведение, направленное на получение удовольствия и избегания боли, было официально признано в доктрине гедонизма, части греческого менталитета. Много веков спустя эта же самая идея всплыла в субъективистской теории ценности, ставшей отправной точкой развития неоклассической экономики.

Очевидно, что концепция субъективной стоимости Ксенофонта предвещает современную экономическую мысль. В одной из своих работ, которая называется «Герой», Ксенофонт отмечает, что человек, живущий скромно, находится в лучшем положении, чем человек, перед которым стоит множество лишних блюд. Суть здесь в том, что дополнительное удовлетворение, извлекаемое человеком из потребления, уменьшается по мере того, как увеличивается потребляемое количество еды, это идея, со временем, вошла в экономический анализ как принцип уменьшающейся предельной полезности. Также Ксенофонт пытался нащупать какое-либо значимое различие между чисто индивидуальной субъективной концепцией ценности и более объективной общей концепцией богатства, или собственности. Сделанный им вывод заключается в том, что богатство является относительной концепцией. Таким образом, в своём рассуждении о распоряжении имуществом, он заметил, что одни и те же вещи являются богатством и не являются им в зависимости от того, понимает или нет тот, кому они принадлежат, как их использовать.

Мысль о том, что ценность происходит из удовольствия, приносимого неким товаром, а не из самого по себе этого товара, является центральной в теории полезности в экономике. Это обращение к субъективной оценке хорошего в противоположность плохому было посылом греческой мысли со времени первых софистов до Аристотеля.

Платон и административная традиция

Между тем, как Ксенофонт концентрировался на практической сущности руководства и политики, Платон (приблизит. 427–327 гг. до н. э.) анализировал политическую и экономическую структуру государства в целом. Оба писателя разделяли общий взгляд на человеческий фактор как на первичную переменную политической экономии и искусства управления государством, но Платон исследовал оптимальный общественно-экономический строй посредством исследования и совершенствования морального императива справедливости. По представлению Платона оптимальное государство есть жёсткое, статичное, идеальное состояние всего общества, любое вообще изменение которого считалось регрессивным.

Расширяя концепцию, которую исследовал Ксенофонт, Платон доказывает, что город обязан своим существованием специализации и разделению труда. Он писал, что город, или государство, является ответом на человеческие потребности, потому что мы несамодостаточны и имеем множество нужд, по этой причине люди собираются вместе благодаря взаимному обмену, торгу, в ходе которого каждый полагает, что извлекает выгоду из этого торга. На город можно смотреть со многих различных точек зрения. Со строго экономической точки зрения, город представляет собой относительно большой рынок для обмена товарами и услугами. Таким образом, вышеприведённая выдержка ведёт нас к теории обмена. Специализация создаёт взаимозависимость, а зависимость друг от друга устанавливает взаимный обмен. Хотя Платон не пошел настолько далеко, чтобы основать настоящую теорию обмена, он действительно взялся за выяснение природы экономического распределения – что неизбежно при любом исследовании справедливости.

По Платону специализация и разделение труда устанавливают эффективность и производительность. Как тогда должно распределять плоды эффективности и производительности? Платон отвечал, что товары и услуги должно распределять через рынок, с деньгами в качестве символа торговли. Но, в типично греческой манере, он не считал, что рынок способен к саморегуляции. Рынок, как и государство, требует административного контроля. Элементами контроля, отстаивавшиеся Платоном, были бумажные деньги, ими необходимо было управлять, чтобы устранить прибыль и ростовщичество, и определённые «законы» справедливости (напр., обычаи и традиции), имевшие бы результатом установление распределения долей согласно строгим математическим принципам. Чёткие аналогии идеям Платона имеются в современном институционализме.

Придерживаясь административной традиции Древней Греции, Платон основывал своё идеальное государство на мудром и эффективном руководстве. Ксенофонт сознавал, что из людей, нацеленных на поиск прибыли, получаются хорошие управленцы до тех пор, пока их произвол обуздывается административным контролем. Платон далее подкреплял свою мысль, изобретая необходимые инструменты контроля. Убеждённый в том, что все виды прибыли (включая ссудный процент – прибыль от денег) были угрозами существующему порядку вещей, он пускался в пространные рассуждения с тем, чтобы оградить своих лидеров от всякой коррупции. Верный административной традиции, он воздвиг идеальное государство на фундаменте мудрого и эффективного руководства. Он предложил, чтобы на руководителей была наложена обязанность жить в соответствии с принципами коммунизма, чтобы их не искушало приобретение вещей, и чтобы они не отвлекались от задачи мудрого управления государством. Он искал способы сделать из солдат философов, чтобы сформировать правящий класс «стражей», сочетающих в себе силу и дисциплину воина с мудростью и разумом учёного. Осознавая преимущества специализации и разделения труда, Платон отстаивал необходимость некоей «классовой специализации», в соответствии с которой одна из элитных групп талантливых и благородных правителей была бы обучена руководить политической экономией.

Протагор и гедонический расчёт

Тогда как Платон был абсолютистом, Протагор (приблизит. 480–411 гг. до н. э.) был релятивистом. Его субъективизм иллюстрирует приписываемая ему знаменитая максима: «Человек есть мера всех вещей». Другими словами, хоть истину найти нельзя, пользу можно. Согласно Протагору, решать, что составляет общественное благо и как его достичь, дело граждан государства. Как будто в противовес абсолютной власти Платона, Протагор превозносил демократический процесс. Он верил в здравый смысл, а не в науку, и в практический опыт общества в противоположность доктринам теоретиков морали и политики. Не удивительно, что Платон был одним из его главных критиков.

Субъективизм Протагора основан на взаимодействии человеческого восприятия и физических феноменов. Сформулированный в то время, когда считалось, что зрение существует благодаря свету, испускаемому глазом (а не входит в него), он предполагает, скорее активный, а не пассивный взгляд на индивидуализм. Общеизвестно, что Протагор сказал: «каждый из нас является мерой вещей, которые существуют, и тех, которые не существуют. Тем не менее, огромная разница между одним человеком и другим заключается только в этом: вещи, которые являются и воспринимаются человеком, отличаются от того, чем они являются и как воспринимаются другим». Таким образом, для Протагора, в отличие от Платона, тема средств была гораздо важнее темы целей. Предполагалось, что социальная стабильность должна быть гарантирована индивидуальным участием в выборе целей. Подобно всем древнегреческим философам, Протагор питал интерес к влиянию, оказываемому руководством и администрированием, но он настаивал на том, что надлежащая роль администратора/ руководителя заключалась в том, чтобы давать советы, а не безраздельно править. Мысль Протагора дошла до нас только из вторичных источников. Тем не менее, софисты, из которых Протагор был одним из самых ранних и великих, определённо посеял семена некоторых идей, которым было суждено расцвести в девятнадцатом веке.

Аристотель и двусторонний обмен

Аристотеля (приблизит. 384–322 гг. до н. э.) интересовал аналитический потенциал сравнения измерения полезности. В его работах «Топика» и «Риторика» он представил систематизированное рассмотрение элементов выбора, свойственных принятию решения на общественном уровне. Важнее всего для современной экономической теории то, что Аристотель рассуждал о стоимости с точки зрения инкрементных сравнений. Однако, его систематичные сравнения стоимости, основанные на субъективной предельной полезности, развивались в направлении, совершенно не имеющем отношения к теории стоимости. Скорее всего, аристотелевский анализ обмена был попыткой определить критерий справедливости, на котором зиждилось законодательство Афин. Как бы то ни было, в аристотелевском анализе обмена соображения справедливости господствовали над соображениями экономической целесообразности.

Важно отметить, что Аристотель взялся за анализ изолированного обмена в противоположность рыночному обмену. Эта разница особенно подходит для понимания процедуры и следствий аристотелевской модели. Экономисты определяют изолированный обмен как обмен товарами двух сторон при пересечении их собственных субъективных предпочтений, без всякой связи с другими альтернативными возможностями рынка. Рыночный обмен, с другой стороны, имеет место, когда отдельные участники торговли приходят к принятию своих решений исходя из понимания непрерывной, повсюду проникающей торговли между большим количеством участников на организованном рынке с доступной информацией о нём. В рыночном обмене, общеизвестная цена является конечным результатом объективного сложения конкурирующих интересов множества покупателей и продавцов. При изолированном обмене, напротив, не существует текущей рыночной цены. В отсутствие взаимодействия больших количеств участников рынка, справедливость каждой сделки может быть определена незаинтересованной третьей стороной, например, арбитром или судьёй. Более того, оценка должна производиться для каждого отдельного случая. Изолированный обмен был одним из обычных явлений для Аристотеля, и он остаётся совершенно обыденным делом и сегодня в доиндустриальных экономиках с неунифицированными товарами.

Природа общественного строя. Аристотель, несмотря на то, что был любимым учеником Платона, отверг концепцию идеального государства своего учителя. Вместо этого, он отдавал предпочтение смешанной экономике, которая допускала больше воздействия экономических стимулов. В отличие от Платона, Аристотель отстаивал право на частную собственность для всех классов, на том основании, что это способствует экономической эффективности, служит источником общественного спокойствия и поощряет развитие моральных качеств.

В дни Аристотеля, афинское государство функционировало в большой степени как распределительная экономика. Богатство и привилегии распределялись в соответствии с обычаями, традицией и государственными директивами. Среди вещей, подлежащих распределению, были: всякого рода почести, бесплатное питание, общественные увеселения, рационы зерна, прибыли от серебряных рудников в Лориуме, а также выплаты многим гражданам за присутствие на судах в качестве присяжных заседателей и за присутствие на общественных собраниях. На жаргоне современной социальной теории, эти права были прерогативой каждого гражданина Греции. Аристотель считал эти права защитой от бесконтрольной демократии. Таким образом, главным предметом его интереса был вопрос о справедливости распределения разного рода благ.

Природа торговли. Именно на этом фоне необходимо оценивать аристотелевский анализ двустороннего обмена. Он рассматривал обмен как двусторонний процесс, при котором, в результате обмена, обе участвующие стороны обогатятся. Побуждение к обмену существует в том случае, когда каждая из сторон потенциальной торговой операции имеет некий избыток, с которым участники торговли охотно расстанутся в обмен на товары друг друга. Поэтому, обмен построен на понятии обоюдности. С этого пункта, анализ принимает направление, скорее, судейское, а не коммерческое. Этот факт является первостепенным в следующем отрывке, в котором Аристотель анализирует бартерную торговлю:

Пропорциональное воздаяние получается при перекрестном попарном объединении. Так, например, строитель дома будет A, башмачник – B, дом – Y, башмаки – S. В этом случае строителю нужно приобретать [часть] работы этого башмачника, а свою собственную передавать ему.

Если сначала имеется пропорциональное равенство [работы], а затем произошла расплата, получится то, что называется [правосудным в смысле справедливого равенства]. А если нет, то имеет место неравенство, и [взаимоотношения] не поддерживаются; ничто ведь не мешает работе одного из двух быть лучше, чем работа другого, а между тем эти [работы] должны быть уравнены. Так обстоит дело и с другими искусствами: они были бы уничтожены, если бы, производя, не производили[2] определенного количества и качества, а получая это, не получали бы [как раз] такое количество и качество. Ведь [общественные] взаимоотношения возникают не тогда, когда есть два врача, а когда есть [скажем], врач и земледелец и вообще разные и неравные [стороны], а их-то и нужно приравнять.

Поэтому все, что участвует в обмене, должно быть каким-то образом сопоставимо. Для этого появилась монета и служит в известном смысле посредницей, ибо ею все измеряется, а значит, как преизбыток, так и недостаток, и тем самым сколько башмаков равно дому или еде. Соответственно отношения строителя дома к башмачнику должны отвечать отношению определенного количества башмаков к дому или к еде. А если этого нет, не будет ни обмена, ни [общественных] взаимоотношений. Не будет же этого, если [обмениваемые вещи] не будут в каком-то смысле равны. Поэтому, как и было сказано выше, все должно измеряться чем-то одним. Поистине такой мерой является потребность, которая все связывает вместе, ибо, не будь у людей ни в чем нужды или нуждайся они по-разному, тогда либо не будет обмена, либо он будет не таким, [т. е. не справедливым]; и, словно замена потребности, по общему уговору появилась монета; оттого и имя ей «номисма», что она существует не по природе, а по установлению (nomoi) и в нашей власти изменить ее или вывести из употребления.

Итак, расплата будет иметь место, когда справедливое равенство установлено так, чтобы земледелец относился к башмачнику, как работа башмачника к работе земледельца («Никомахова этика).

Этот отрывок плюс другие принадлежащие Аристотелю замечания на эту тему, стали предметом дотошного и повторяющегося рассмотрения для писателей-схоластов средневековья, в течение которого западная мысль осторожно, крошечными шагами продвигалась к осмыслению того, что есть предложение и спрос. Аристотелевский анализ, из-за того, что смысл его был туманным, и он не был сфокусирован на изучении рынка, не слишком приближает нас к анализу рыночной цены. Не понятно ни на какой тип пропорции намекает Аристотель в приведённом выше отрывке, ни что означает взаимность (или даже равенство) в этом контексте.

Позже разные писатели пытались придать геометрическую форму аристотелевскому анализу. Так, Николай Орем предложил диаграмму, представленную на Рис. 2–1. К сожалению, эта геометрическая «модель» не проливает свет на фундаментальные проблемы экономики. Несмотря на кажущуюся схожесть с современными кривыми спроса и предложения, перекрещенные диагонали на Рис. 2–1 не являются функциональными отношениями в математическом смысле. Далее, в нём отсутствует представление о цене, хотя и имеется предположение о некоем виде равновесия, которое уравнивает субъективные полезности. Сверх того, эта схема ничего не проясняет ни относительно распределения прибыли между двумя торговцами, ни о справедливости обмена, ограниченного некими произвольно выбранными рамками.

РИСУНОК 2–1. Диаграмма Николая Орема, иллюстрирующая аристотелевский анализ двустороннего обмена.

Непрекращающаяся путаница относительно аристотелевской модели обмена не должна умалять тот факт, что она стала одним из важных оснований для продолжительной дискуссии о стоимости, возникшей впоследствии, в Средние Века (мы будем обсуждать это ниже). Тем не менее, если уж на то пошло, аристотелевская модель обмена утвердила важные предпосылки для торговли, и эти исходные условия стали составной и неотъемлемой частью экономического анализа. Например, Аристотель чётко сформулировал следующие суждения: а) Торговля возникает только при наличии излишков; б) У торговцев должны быть различающиеся субъективные оценки ценности любой прибыли; в) Торговцы должны установить некий вид отношений, подразумевающий осознание потенциальной взаимной выгоды от обмена; г) Если при изолированном обмене возникает спор относительно отдельного случая распределения доходов, правильные доли их должны определяться административной властью, принимающей во внимание общепринятые правила справедливости и интересы государства.

Аристотель также оказал весьма ощутимое влияние на теорию стоимости в некоторых других направлениях. Например, в своей книге «Топика» он заметил, что «вещь более желанна в том случае, если, прибавленная к меньшему благу, она делает целое большим благом». Он также принимал во внимание проблему редкости и полезности при использовании, намекая на знаменитый парадокс о воде и бриллиантах, которому Адам Смит придал законченный вид. Аристотель в «Топике» отметил, что «то, что является редкостью, большее благо, чем то, что имеется в избытке». Добавляя, что «то, что часто оказывается полезным, превосходит то, что редко оказывается полезным», Аристотель цитировал Пиндара, утверждавшего, что «лучшая из вещей – это вода». Его классификация человеческих потребностей в «Политике» стала предвестницей теории великого австрийского экономиста Карла Менгера.

Аристотель о деньгах и процентах

Аристотелевская теория денег дала рациональное объяснение как происхождению денег, так и их функциям. Приведённая выше выдержка из «Этики», касающаяся природы взаимной торговли, демонстрирует, что в его представлении деньги были стандартом рыночной цены и средством обмена. Аристотель также признавал деньги в качестве хранилища рыночной цены заметив, что «если нам не нужна вещь в данный момент, мы можем приобрести её, если когда-нибудь она нам понадобится – как если бы деньги были нашей гарантией этого; ибо должно быть возможным для нас получить то, что мы хотим, если мы принесём деньги» («Никомахова этика»). Некоторые учёные даже доказывают, что современное представление о деньгах как об обусловленном контрактом стандарте отсроченного платежа подразумевается в аристотелевском анализе ростовщичества.

Конечно Аристотель писал до создания бумажных денег и банковской системы, но он, тем не менее, перечислил требуемые от денег характерные свойства в четвёртом веке до нашей эры, когда золото было общепринятой валютой. Хотя золото было заменено бумажными деньгами, которые мы имеем сегодня, их характерные свойства, сформулированные Аристотелем, тем не менее, настолько же значимые сейчас, насколько они были значимыми тогда. Пять характерных свойств, установленных Аристотелем, таковы:

1. Долговечность. Золото становится хорошими деньгами, потому то оно не испаряется, не плесневеет, не ржавеет, не крошится, не ломается и не ржавеет. Золото является инертным металлом, что делает его долговечным средством обмена.

2. Делимость. Будь то золотой слиток, золотой песок или деньги, один грамм золота равен в точности 1/100 ста граммов золота. Таким образом, его можно разделять без потери его стоимости. По сравнению с ним, если мы делим алмаз, его стоимость может быть уничтожена.

3. Удобство в использовании. Золото позволяет его владельцу носить с собой свои деньги. Недвижимость остаётся на своём месте, и количество эквивалентной стоимости других металлов может быть слишком большой, чтобы его переносить.

4. Однородность. Существует только одна шкала для 24-каратного золота, поэтому нет опасности иметь 24-каратное золото, которое будет различаться по качеству. Чистое золото одинаково в каждое время и в каждом месте, потому что оно является естественным элементом в отличие от поделочных камней, произведений искусства, земли, зерна или других товаров.

5. Подлинная стоимость. Помимо денег у золота есть много других применений. Из всех металлов оно самое ковкое, самое вязкое и наименее реактивное. Наряду с серебром (другая широко используемая форма денег в древности), оно лучше всех проводит тепло и электричество.

Интерес Аристотеля к проблеме справедливости и административной сущности экономики привёл его к дискуссии о деньгах как о предмете накопительного поведения и, в частности, к рассмотрению ссудного процента как «неестественного» дохода. С точки зрения современной экономической мысли, накопительное поведение есть здоровое проявление стремления к обогащению, которое, как было продемонстрировано, приносит благотворные результаты благодаря ограничениям, налагаемым на него конкуренцией. Однако, для греческой мысли того времени, не вместившей саморегулирующегося характера рынка, накопительное поведение представляло собой угрозу социальной и экономической стабильности. Аристотель считал, что отчеканенные деньги сделали возможным «ненужный» обмен, которому должно препятствовать в «хорошем» государстве. В контексте Древней Греции, ненужный обмен – это обмен без естественных пределов. В противоположность необходимому обмену между домашними хозяйствами, сдерживавшимся ограниченными потребностями семьи и уменьшающейся предельной полезностью, ненужный обмен (например, розничная торговля) совершается только с целью накопления денег ради денег. Иначе говоря, Аристотель, хотя и признавал использование обмена для удовлетворения (естественных) индивидуальных или коллективных потребностей, не одобрял его использования в качестве средства для накопления богатства. Поскольку у такого накопления не было естественного предела, непрекращающаяся погоня за ним была чревата риском обнищания многих для процветания малого числа людей.

Для Аристотеля естественное использование денег заключалось в том, чтобы их тратить. Он рассматривал сбережение денег, или накопление денег ради самих денег, как неестественное, и поэтому осуждал его. Постольку поскольку невозможно ссужать деньги без предварительного накопления их, также и займы были под подозрением. Именно такой ход мысли лежит в основе вынесения Аристотелем обвинительного приговора ссудному проценту как «неестественному». Аристотель осуждал ссудный процент, он всегда приравнивал его к ростовщичеству на том основании, что, по его мнению, нет причины, по которой нечто, являющееся просто средством обмена, должно увеличиваться, переходя из рук в руки – не «естественно», чтобы деньги умножались таким способом. К сожалению, он никогда не брался за вопрос о том, почему, прежде всего, выплачивается ссудный процент. Другими словами, Аристотель не развил какой бы то ни было теории процента, даже не смотря на то, что у него была примитивная теория денег, к которой он привязал ссудный процент.

Рациональный подход к общественным наукам был тем, что внесли греки в западную мысль. Их идеи установили определённый континуум, протянувшийся от микроэкономических ценностей базовой единицы производства/потребления в масштабе домашнего хозяйства до макроэкономических ценностей счастья и самодостаточности гражданского населения во всей его совокупности. Они не сформировали представления о рынке как о саморегулирующемся механизме. Структура их анализа была антропоцентричной и административно-направленной.