Читать книгу По воле тирана - Марина Бишоп - Страница 4

Настоящее время

Лауда уронила голову на грудь, продолжив:

–Я грешна перед родом Вортетралов, Роланд. Множество зим жить с камнем в сердце я больше не могла. Посадила зерно собственной алчности. Пожала – позор.

Она промокнула глаза уголком платка. Время не пощадило ее. Когда Ролл видел родительницу в последний раз, она совсем не походила на фарлу, которая страдала всю жизнь. Теперь же, после кончины мужа, в свои 62 зимы она выглядела не лучше засушенных мумий в Кронулском склепе.

Ролл всегда помнил ее любовь к роскоши – дорогим платьям, бесценным украшениям и безмерным празднествам. Только благодаря ей Зидог засиял в великолепии, вожди соседних галерей лопались от зависти. На фоне мрачной атмосферы, поселившейся в залах и переходах, все это убранство смотрелось нелепым.

–Вот как, – безучастно произнес Ролл.

Он поковырялся заостренной палочкой в своей тарелке. Аппетит отсутствовал вместе с желанием разговаривать. В маленьком семейном зале они сидели вдвоем. Еда остыла, а лель загустел. Роллу необходимо было побыть одному, но мать вытащила его на аудиенцию, ссылаясь на нечто требующее его немедленного внимания. Мало ему было новости о предстоящем вступлении во власть.

– В ту ночь, нарушив клятву Кронулу, я зачала тебя.

Ролл быстро положил в рот кусок мяса с тарелки, заел зелеными ростками, продолжая набивать рот. Глаза остекленели, а зубы клацали от напряжения, пережевывая пищу.

– Жариться мне в горящих землях, пусть будет так. Прокляни меня. Ну что же ты молчишь? Посмотри на меня. Я убила обоих твоих отцов. Отравила – одного словом и второго ядом.

Лауда сжала губ в тонкую ниточку и подняла кубок.

– Презирай меня, убей меня, прокляни меня. Я не могу больше так жить!

– Ты закончила?

Воин поднялся и расцепил ее руку с кубком. Фарлу сморгнула слезы. Через них сын уплывал. Он был так похож на Орланда: ее любовь и грех. И все повторяется, ее сын хочет уйти. Нет, нельзя позволить ему оставить ее. Она не может лишиться единственного любимого фарлала в своей жизни. Вот оно, наказание Маравы. Проклятие Аквонунга.

–Презирай меня, но не покидай меня, Роланд, – взмолилась Лауда – Я ведь знаю, ты уйдешь отсюда.

Он подхватил ее на руки, поморщившись от сильного запаха леля. Несколько дней она заливала горе, радуясь, что завтра она сможет забыться также, как и сегодня. – Мне все равно, от кого ты меня выносила. Хоть от самого Обена. Проклятье, я только что позвал это чудовище сюда.

Ролл выругался, чтобы отогнать обитателя горящих земель. Достаточно несчастий выпало на долю его семьи.

– О, мой сын…

– Помолчи. Самый искусный легендер был бы поражен твоим рассказом. Я надеюсь, завтра ты пожалеешь о той чуши, которую наплела сегодня. Пора очистить голову.

На помощь Роллу пришли трое слуг. Они приняли из рук воина нетрезвую ношу, чтобы отнести в верхнюю галерею. К счастью, Лауда к этому времени отключилась и не была в состоянии продолжать самобичевание. Он поднял соскользнувшую с ее ногу туфлю и надел обратно.

– Я хочу, чтобы ключ от ее комнаты был только у меня. Никого к ней не пускать.

Один из слуг поклонился, пока другие двое аккуратно поднимали хрупкую ношу.

– Собираешься запереть собственную мать?

Роллу не надо было оборачиваться, чтобы узнать этот скрипучий голос. И как старику удавалось следовать за ним? Он жестом отпустил слуг. Дверь тихо затворились.

– Я не видел тебя на кошаре, как ты вернулся так быстро?

– Мне льстит, что ты рад меня видеть…

– Я надеялся, тебе потребуется не одна зима, чтобы достичь Зидог и по устоявшейся между нами традиции выедать мне мозг.

Старый фарлал опустил капюшон.

– Я творение Стихий, их глаза и уши. Я могу быть везде. Они научили меня плавать, мыслить и говорить.

– Все мы из того же теста, старик. И это не объясняет твоего появления здесь.

– А разве ты ждешь объяснений? Я думал, жажда ответов кроется в ином.

– Что ж, присядь тогда, поешь и услади мой слух еще одной сказкой. Я наслушался за этот вечер. На целую жизнь вперед.

Ролл взял струнный черенок и мозолистыми пальцами перебрал незатейливый наигрыш.

– Начинай, а я тебе подыграю.

– Мне жаль твоего отца.

– Какого именно? – огрызнулся воин. Фарлал выпрямил спину.

– Подумать только, я застрял в землях шалфейв, чтобы моя собственная мать успела прикончить Кронула. Напомни мне в следующий раз, чтобы я приказал вырвать твои конечности при приближении ко мне. Кстати, что на этот раз тебя привело сюда, старик?

– Не срывайся на мне. Я желаю тебе только добра.

– Зачем ты пришел?

– Не передавай право на престол сестре.

Ролл натянул струну и резко отпустил, выпуская боль наружу вместе с вибрирующим звуком. Все его внимание приковано к предсказателю.

– И как ты…?

– Твои мысли кричат, их не услышать очень трудно.

– Меня ничего здесь не держит.

– Фарлалами должна править железная рука и ясный разум. Конечно, иногда достаточно и ума, воин. Один раз я тебе уже это доказал.

– Напомни мне о твоем глупом поручении еще раз, и я сошлю тебя в Бриллиантовые пещеры. Может, холод подействует на тебя отрезвляюще?

– Поставь свою сестру во главе совета, но престол оставь за собой. Тебе нужно время. Ты должен вернуться и найти принцессу.

Старый фарлал вздрогнул. Ролл расколол инструмент о край стола. Музыкальный черенок разлетелся на куски, взяв последний аккорд.

– Я вернусь, но только для того, чтобы положить конец этой расе.

– Тебе нужна только одна шалфейя, – спокойно заявил старик. – И с ее помощью ты осуществишь свои намерения.

В бешенстве Ролл вонзил черные когти в каменную стену. Со скрежетом пять полос образовались на стене, извергнув фонтан искр.

– Если ты не замолчишь, я не посчитаюсь с твоим статусом.

– Умерь пыл, воин. Твои угрозы меня не страшат. Делай, как я говорю. И ни в чем не сомневайся.

– А если я откажусь?

Жар ярости быстро ушел. Ролл с сожалением посмотрел на разбитый древний черенок.

– Твой выбор. Но разве тебе не нужны победы? Слава?

– Слава мне ни к чему, а вкус победы мне не интересен, – побежденным я никогда не был.

– Тщеславие – грех. А грехи – это ошибки. Ошибки порождают заблуждения, заблуждения – невежество.

– А невежество? – насмешливо фыркнул Ролл

– Зло. Но не беспокойся, я бы не обратился к тебе, если ты был бы настолько безнадежен.

– Невежество? Зло? Безнадежен? В твоих словах нет последовательности – ты только что насоветовал мне не оставлять трон сестре – истинной дочери Кронула. Я уверен в ее проницательности и подвижном уме, пускай она старше близнецов всего на три зимы.

– Которые не доросли и меч поднять. Она дочь своего отца – Торна Трусливого. Незавидное прозвище. Глядишь, и по наследству впридачу с короной перейдет. Чем уж тут поможешь? – парировал старик.

– Я тоже сын своего отца!

Предсказатель покачал головой и цокнул языком.

– Значит, и тебе было известно о маленьком секрете моей матушки? Как занятно, – раздраженно отмахнулся воин.

Все встало на свои места – тяга к сражениям досталась от фарлала, который пошел по пути меча. Что ж – как бы то ни было, а положительные стороны похороненной правды не так уж и зловонны. По закону Ролл не имеет право на престол, но кто знает о том, что он на самом деле сын брата Кронула, кроме Лауды, безумного старика и его самого?

– Да, я знал об этом. Кому есть дело до вымыслов? Для фарлалов это будут всего лишь толки, ведь так? Ты по праву займешь свое место, твой отец был старшим братом. И, конечно, ты – первый сын Кронула, престол – твое законное право. Ты нужен фарлалам. Твое правление принесет много процветания. Тебе суждено исполнять волю Маравы.

– Не вынуждай меня, старик, ответить сердцем, а не головой.

– Как раз напротив, пожертвуй сердцем и реши головой. Не забудь, какую награду я пообещал тебе.

– Не спорю, выгода не стержень моего духа, но и самопожертвование не дух моей цели. Я должен подумать. Обстоятельства изменились, и я не властен над собственными желаниями.

– В твоих руках судьба всех земель. Не медли с ответом.

– Если в моих руках судьба земель, ох, не завидую я им.

Ролл склонился над осколками разбитого инструмента. Черенок разбит не по вине провидца – он свыкся с тем, что старик испытывает его терпение.

Струны запели теми же нотами, что и шалфейя. Призрачный голос подобрал ключ к крохотной коморке внутри него, которую он сам совсем недавно обнаружил.

Волшебная песня или простое наваждение? Несомненно, она ведьма, раз сумела найти путь к его мыслям. Каким-то невероятным образом она заставила думать о своей гнусной расе, в то время как Стихия смерти продолжает витать по Зидогу.

Старик вывел воина из задумчивости.

– Через пять дней Кронула следует отнести с алтаря в склеп. После этого у тебя будет немного времени до того, как станет поздно. Решай скоро.

– И почему я тебя все время слушаю? – спросил Ролл с нотами недовольства в голосе.

– Потому что ты не раз убедился в моей преданности Зидогу и его обитателям. – С этими словами предсказатель попрощался и бесшумно исчез за дверью.

Воин сел в резное кресло и откинул голову назад, потер глаза, потянувшись. Сон стал редким гостем в его спальне – приходил внезапно и покидал не прощаясь. Его мучили вопросы и нерешенные дела. Он был не готов занять место отца.

Лихое предложение старика его не устраивало. Необходимо поговорить с сестрой и матерью, когда та очистит разум от леля, а пока без толку бороться с самим собой. В последующие два дня Ролл несколько раз передавал ключ от комнат матери, чтобы слуги могли подать еду и исполнить некоторые поручения. Несмотря на вынужденное заточение, она не жаловалась и перестала спрашивать, почему кувшин с лелем заменили питьевым нектаром.

Вечером второго дня маленькая фарлу, прислуживавшая на кухне, Зидога вернула ключ Роллу. Ее щеки зарделись пышным, как юбки платья, румянцем, когда она вложила ключ в его ладонь. Воин улыбнулся ей самой теплой своей из улыбок, на которую только был способен. Причина застенчивости была раскрыта буквально в ту же секунду.

– Мама сказала, что вы наш новый правитель.

– Поэтому ты прячешь глаза?

– Мама сказала, что, если я буду смотреть на господина, то тогда все мои сестры и братья никогда не сольются со природой Маравой и Стихиями.

Ролл насторожился. Чтобы не напугать фарлу, он не перестал улыбаться. Смягчив голос, насколько возможно, он спросил:

– А мама не объяснила, почему я захотел бы твоим близким такой участи?

– Она только перевернула горшок вверх дном и сказала, что природа Марава хорошо видит и в темноте.

– Конечно, твоя мама права, но какое это имеет отношение ко мне?

Фарлу пожала плечами.

– Наверное, она имела в виду, что господин часто уходит на поверхность. А теперь захочет увести тех, кто будет преданно смотреть в глаза, наверх, и Марава не сможет их увидеть там и не примет к себе. Я не хочу наверх.

Ролл заскрипел зубами, усилием воли удержав уголки рта вверху, изображая улыбку. Больше не мешкая, фарлу умело присела в реверансе, развернулась и бодро сбежала вниз, оставив воина в недоумении. Он хотел окликнуть ее, но вместо этого взлетел на третий уровень, где была спальня его сестры, и громко постучал. Ответили почти сразу. Дверь открыла одна из горничных Лукречии и провела его через тяжелый тканевый полог в другую комнату с двумя комфортными скамьями, заваленными подушками. На одной из них, развернувшись к огню, сидела сестра. Она выглядела немного лучше, чем в день его возвращения. Но даже раскрасневшиеся от жара пламени щеки не оживили отрешенного лица.

Его мать всегда говорила, что Лукречия – точная ее копия в молодости, Ролл ясно видел, за что соперничали два брата – Торн и Орланд.

Воин осторожно присел рядом. – Как ты, Лу?

Фарлу повернула голову и встретила брата взглядом гнетущей тоски.

– Нам нужно поговорить. Ты отказывалась от моих приглашений в главный зал… – Прости меня, Ролл, что я не встретила тебя так, как ты привык. Наверное, та Лукречия, бросавшаяся тебе на шею после походов, будет уложена вместе с Кронулом в склеп.

– Не говори так. Ты встретишься с отцом, когда придет время. Нам всем нелегко, но настало время перемен и важных решений.

Ролл обнял сестру за плечи. Она прислонилась к нему, уперевшись макушкой в подбородок, продолжая заворожено высматривать язычки пламени в камине. На стенах забавлялись их тени.

Лукречия тяжело вздохнула. Сложила руки на коленях, разглаживая складки платья.

– Знаешь, как умер Кронул?

– Не уверен, что хочу узнать,– признался воин. – Но если тебе станет легче, я готов выслушать.

– Помнишь, мы друг от друга ничего не скрывали? Я даже рассказала тебе о первой своей влюбленности. Глупость какая. Это было так давно и всего несколько месяцев назад. Перед твоим отъездом. Ах, если бы ты остался – отец был бы жив. Она не заплакала, вздохнула только глубоко еще раз, медленно сползая по груди Ролла, положила голову ему на колени, подложив ладошку под щеку.

– Так больно, Ролл. Вот тут. – Лукречия положила другую руку на грудь. – Когда я вижу Лауду, становится невыносимо.

Ролл напрягся вслушиваясь в монотонное шептание и без того негромкого голоса сестры.

– Мы ужинали все вместе. Близнецы и я сидели со стороны Лауды, когда между ними завязалась неладная беседа не совсем понятного содержания. Сначала я не вслушивалась. Последнее время они часто спорили, особенно после того, как в Кровенге кушины взорвали свои порошки и ты, как всегда, в походе. По счастливой случайности никто не пострадал.

– Я ничего не знаю об этом нападении, – озабоченно перебил Ролл.

– Это было не нападение. Кушины подорвали пещеры, испытывая новой порошок. Я в этом абсолютно уверена, они не подозревали о том, что кто-то населяет дальние галереи. Мы все узнали от гонца, которого отправил вождь Кровенга. Торн сразу разослал послания о сборе раньше срока. Однажды я услышала, как Лауда ссорилась с отцом. Сквозь сон я разобрала, что они говорили о тебе. Когда прибыли вожди, Лауда заперла меня и близнецов на несколько дней.

Ролл покрутил ключ от комнаты матери в руках.

– Я рада, что ей известно, что такое сидеть под замком. Так уж заведено в нашей семье, – заметив металл, блеснувший между пальцами брата, попыталась пошутить Лукречия.

– Зачем Лауда это сделала?

Сестра еле заметно качнула плечами.

– После отъезда вождей из Зидога, казалось, все успокоилось. На время. Не знаю, но некая сила после злосчастного ужина подтолкнула меня к судному дому.

Она вдруг встрепенулась, как птица, и оказалась на ногах, потянула дымчатую материю, чтобы освободить волосы от покрывала.

–Отец… – Лукречия закрыла лицо руками. Став еще бледнее, чем прежде, она села назад, побелевшими пальцами опять дотронулась до груди. – Он вырвал себе сердце и отдал… там…в Судном доме, протянул ей.

Сейчас она расплачется. Но нет. Глаза даже не намокли. Ролл хотел прижать сестру к себе, но не разрешил себе двинуться. Или не смог. Она, действительно, так сильно похожа на мать…

Одна тень на отполированной каменной стене удивленно замерла. Тишина приостановила ее вечернюю пляску.

– «Оно твое давно», – повторила Лукречия слова Кронула.

Наверное, воин ошибся. Сестра выросла. Куда-то подевался внутренний свет, присущий юной фарлу. Пропали ямочки на щеках, и наследственная бледность скрыла детский румянец. Былая наивность улетучилась вместе с признаками обычной непосредственности.

– Ты должна забыть об этом, – резко сказал Ролл, встряхнув застывшую сестру. – Ты сильная. Боль пройдет.

– Знаю. Хочу быть сильной, устала только, – промолвила она почти так же сурово, как и брат, подражая ему.

– Ты – умница, Лу, – посмотри на меня.

Он сжал ее лицо в своих ладонях. Как же она изменилась. Маленькая фарлу и в самом деле уступила светящимся смелостью и умом глазам.

– Я поставлю тебя во главе Совета.

– Ты сумасшедший, – прошелестела она губами, что-то выискивая в его глазах.

– Я должен ненадолго уйти, – признался фарлал, опуская подробности.

–Ты, конечно же, шутишь? Во главе совета никогда не стояла фарла – вожди не позволят, – возразила она.

– Значит, ты будешь первая. В конце концов, я же не прошу встать тебя во главе Галерей!

– Не хочу говорить об этом. Траур в Зидоге не кончился.

– Не будь упрямой, Лу!

– Это и есть твое важное решение, Ролл? Ты бросаешь нас?

Что-то треснуло в комнате. Последняя фраза хрустнула на зубах воина, словно он набил рот глиняными черепками.

Лукречия разозлилась. От бессилия или усталости. Она отошла в сторону и прислонилась к стене около камина. Вытащила железный прут и пошевелила им угли. Комната озарилась яркой вспышкой.

– Кто ты?

Лукречия решительно вонзила прут в щель между выглаженными камнями. Она сняла обруч, позволив горсти волос упасть на лоб.

– Ты – Кронул, старший сын Торна, законный наследник, – ответила она на собственный вопрос. – Я не могу стать твоей опорой, я многое не разделяю из твоего курса жизни, твоих действий и уклада, хотя… и не осуждаю.

– Увы, Лу, трон узок для меня, а жизнь моя – обширное поле битвы. Мне нужен надежный тыл!

– А ты подумал обо мне?

– Именно о тебе, поэтому ты станешь моим голосом!

– А что же ты?

Ролл вздохнул.

– А я вернусь… мне нужно время.

–Ты хочешь уйти и надолго… вот в чем дело, – догадалась она. Руки опустились, и широкие рукава платья коснулись пола. Обруч со звоном отскочил от каменной кладки из красных камней, укатился к дверному проему, скрытому богатой бахромой. Лукречия вновь разозлилась от своего предположения, внезапно поняв, что это правда. Откуда только у нее силы на такое сильное чувство. Наверное, брат поделился им с ней, когда вошел в ее покои.

Ролл кивнул. Он прошел к камину и облокотился на выступ, нависнув над сестрой каменной глыбой.

– Я останусь до твоего утверждения. Я разошлю гонцов, и совет съедется не позже следующей смены ока Навалеха.

– А если я не хочу?

Роллу показался знакомым ответ.

– Ты не можешь отказаться. В противном случае выдам тебя замуж за какого-нибудь старика из вождей и посажу его во главе стола Советов через тебя. Если согласишься добровольно – можешь выбрать себе мужа сама. Поверь, даже отец не позволил бы тебе такой роскоши.

–Ты великодушен, – ядовито прошипела Лукречия, поразившаяся внезапной перемене в брате, который всегда был мягок и снисходителен к ней. Кто как не он вставал на ее защиту перед родителями?

Ролл не хотел поступать наперекор желанию сестры, но и идти против предсказателя было бы недальновидным решением. Сколько бы Ролл ни противился своей участи и Кронулскому хомуту, у него не было выбора. В нем течет кровь Вортетралов, и того, кто однажды отказался от мрачного трона фарлалов ради войны.

–Пререкания бесполезны, – отрезал воин скрепя сердце.

Вглядевшись в него пристальнее, Лукречия сочла, что прежде ошибалась, когда находила мягкость в грубых чертах лица брата. Он так не похож на покойного отца с его ровным и рассудительным характером. Справедливость и сострадание были его добродетелями, выбранными в начале сознательной жизни в Галерее Бытия, как и положено каждому фарлалу. Что за добродетели избрал для себя Ролл?

– Посадишь меня во главе Совета, а сам уедешь, чтобы свободно воевать, зная, что я буду покрывать твои бесчинства!

– И не только покрывать, даже оправдывать перед Советом! И чтобы ты знала – я никогда не убивал без причины. Зло в верхних землях должно быть остановлено.

– Неужто решил стать орудием Маравы? – цинично осведомилась сестра.

– Я делаю то, что считаю нужным.

– Почему же ты отнимаешь у меня это право?

Лукречия отвернулась. Никогда в своей короткой жизни она не принимала никаких серьезных решений. Хотя о чем она только думает? Ролл поставил ее в известность, не более. Случилось именно то, к чему ее приучили с самого рождения – к готовым решениям.

Какой смысл противиться? Брат настоит на своем и отыщет действенный и быстрый способ. Как слепа она была в своей наивности, а юные, неопытные глаза обманывались. Ролл – убийца, и, как ни глупо это звучит, преследующий цель перебить всех до одного шалфейев. Раса фарлалов ничем не могла помочь порабощенным каменщикам. Они в рабстве у пернатых уже на протяжении нескольких веков. Лукречия припомнила точные даты из истории, тщательно высеченные на плитах поколениями писцов. Что еще раз ее убедило в бессмысленности и жестокости брата. Убийство детей Маравы, пускай и верящих в существование других Богов, не оправдывает даже самые благородные помыслы об освобождении каменщиков из-под гнета.

Она растворила последнюю мысль, чтобы не дать ей выйти наружу, взывая к родственным чувствам. Ей хотелось ошибаться насчет его истинных целей. «Я рассуждаю, как отец», – пробормотала Лукречия.

– Куда ты бежишь?

Ролла как будто окунули в ледяную воду. Глубокий шрам на лбу пополз вверх от очередной дерзости сестры. Но он и не думал гневаться, наоборот, почему-то поведение сестры позабавило погруженного в думы воина.

– Милая Лу, я рад, что именно ты будешь моей правой рукой, – неожиданно похвалил он.

Лукречия вяло улыбнулась брату. От разговора разболелась голова, и силы противостоять напору событий не осталось.

– Мне бы твоей уверенности, Ролл.

– Мне бы твоего упрямства, – передразнил он. – Мы с тобой всё уладили? Мне не придется возвращаться к этому разговору?

– Не придется, – покорно повторила Лукречия и склонила голову чуть ниже, при этом про себя добавив, – но главой Совета я не стану.

Ролл поцеловал сестру в лоб и ушел. Всё оказалось проще, чем он предполагал, но его снедала вина за угрозу, на которую пришлось пойти, чтобы добиться согласия сестры. Не всегда цель стоило достигать любыми целями, но, как и у нее, у воина не было особого выбора, отчего сердце сжимала неодолимая тоска, а ненависть к проклятым шалфейям и слову, данному предсказателю, росли, как поспевающее тесто для пирогов. В глубине души он торжествовал, что его поддержкой станет родная кровь. Его права на трон могут оспорить только его младшие братья, но они слишком малы, чтобы принять ответственность. Ролл не был наивен и прекрасно осознавал, что если то, в чем призналась Лауда, правда – ему нужно отстаивать свои права на продолжение рода Вортетралов на Совете, даже невзирая на факт, что он и является сыном отрекшегося от трона Кронула – того самого Орланда Безумного, о котором был наслышан от легендеров. Только в их историях его подвиги были далеко в прошлом – у самых истоков его рода.

Он повернул массивный ключ в замке и толкнул дверь внутрь. Покои матери были холодны, камин погас, хотя в углу стояла нетронутая корзина с углем. Спальня представляла собой кольцевой коридор, в середине которого было два входа непосредственно в покои. Но там не оказалось Лауды, и он вернулся к проходам и побрел по кругу.

Внезапно он остановился. Сердце гулко застучало, и внутренний нож вновь ударил по кровоточащему органу.

На подвесной масляной люстре висело тело. Платье принадлежало Кронуле, в этом не было никакого сомнения. Носки туфель еле касались пола. Отброшенный стул и обмотанное лицо в тончайшую ткань врезались в Ролла своей невидимой силой. Он покачнулся, как от удара.

Безумие!

Сколько же еще смертей увидит Зидог за столь короткое время?

Он резко развернулся, не желая обнаружить себя снимающим Лауду, быстро покинул покои матери. Он вобрал в легкие побольше воздуха, одновременно пригладив пятерней волосы. Ролл зажмурил глаза и уткнулся лбом в стену, издав тихий стон.

Марава не возьмет ее. Она не принимает самоубийц. Никогда душе Лауды не воскреснуть. Лауда не растворится в Бытие и не встретится с мужем. К нему ли она спешила? Или к тому, кого отравила?

С онемевшим лицом и заковав сердце в доспехи, воин запер дверь. Тело уберут потом. Лукречия ничего не должна знать до его коронации, она не переживет смерти матери. Будет не просто это скрыть, но на карту поставлено будущее всей империи. Ролл ощутил металлический вкус крови во рту, натерев клыками нижние десны от напряжения. В мучительных раздумьях он вновь повернул ключ в замке, чтобы вернуться к Лауде и убедиться, что увиденное лишь плод воображения усталой головы, заволоченной пеленой. Он наклонился, ожидая, что его вырвет, но ничего не последовало за позывом пустого желудка. Ролл не ел уже третий день, только пил разбавленный лель. Здесь его готовили таким крепким, что в чистом виде вызвал бы галлюцинации и непредсказуемость поступков. Хотя и без этого напитка ему казалось, что он уже достаточно совершил, о чем, вероятно, вскоре пожалеет.

Кровь пульсировала в висках с такой силой, что он хотел разбить себе череп, только чтобы остановить удары.

«На самом деле тебе все равно», – бубнил внутренний голос. «Тебе не жаль собственную мать! Ты одержимый ублюдок. Именно – ублюдок».

Хоут уехал из Зидога на следующий день после того, как они с Роллом вынесли полуживых членов семьи, чересчур долго задержавшихся у алтаря, провожая умершего Кронула.

Он вернулся в свой дом, в нескольких часах езды от Зидога. Там, в узкой галерее, Хоут склонился в почтении перед двумя могильными плитами родителей. Очистил свой дух перед ними, поблагодарил Мараву за благополучное возвращение. В его отсутствие в доме жили и следили за порядком двое фарлалов.

Обезумившим, с рвущимся на части рассудком – таким его увидел вернувшийся Хоут на арене в Зидоге в восточной части входа в галереи. Ролл давился яростным криком, обтесывая каменного болвана двуручным хватом меча. Куски летели во все стороны, словно то был не камень, а деревянное полено.

Что-то явно было не так.

Брат понял это по красному пылающему костру под сведенными бровями, крови на клыках и бешеным движениям. Он позвал его, но вместо ответа тот продолжал известное только ему действо.

Под сводом арки он заметил небольшое скопление. Юные фарлалы столпились, раскрыв рты от страха и любопытства. Никому из них не приходилось видеть господина в таком состоянии. Жестом Хоут приказал увести их подоспевшей служанке. Та быстро собрала ораву в охапку, фарлалу постарше, созвавшему сюда своих друзей, досталась затрещина.

– Ролл! Остановись!

Кусок стружки отлетел от болвана и упал рядом с носком сапога. Поразмыслив, Хоут вытащил меч. В ту же секунду Ролл перекрестил с ним оружие. Огонь от его тела обжег лицо брата. Еще немного, и он воспламенится, как пропитанный маслом факел. Только раз в жизни Хоут видел его таким, когда они отправились в свой первый своевольный поход. К счастью, тогда не подошли и близко к землям заклятых врагов.

Неизвестно, с чем столкнулся Ролл, вернувшись из лесной чащи, но он горел. Красное тело покрывали пятна, где кожа раскалилась добела. Рыча от боли, он оперся на окровавленный меч и повалился рядом с ним, потеряв сознание. Через несколько часов лихорадка прошла, и он очнулся, как будто после обычного сна. Он так никогда и не вспомнил, что произошло в лесу, и зачем ушел туда ночью.

– Остановись же, – сквозь сжатые от напора зубы процедил Хоут. Бугры вен вздулись на руках. – Ради Маравы, прекрати!

Хоут пригнулся, меч просвистел над его головой, подняв за собой вымытые волосы. Раскачивающийся между ними болван ничуть не облегчал попытки успокоить воина. Отесанный нагладко, он болтался между сцепившимися клинок в клинок братьями.

Хоут отступил, его вновь опалил горячий поток дыхания. Ролл рубил, с каждым замахом раскручивая бедра с быстротой бега шикары. Хоуту пришлось отступить. Однако он не преминул воспользоваться неожиданно выпавшему шансу – Ролл отвернулся на секунду, влекомый тяжестью оружия.

Рукояткой меча он обрушил тяжелый удар по голове бушевавшего воина. Тот замер и, наконец, увидел Хоута. Глаза его прояснились, боль нахлынувшей волной залила неконтролируемый костер агонии. Он пошатнулся, но еще крепче стиснул меч двумя руками перед тем, как завалиться лицом вниз на раздробленные в песок камни.