Читать книгу Древние Славяне. Соль. Книга первая. Крещение - Марина Хробот - Страница 8

Деревня Явидово. Любаша

Оглавление

На морозной улице, да ещё вечером, звуки особенно слышны. Слышен не только привычный лай собак, каждое слово, сказанное за три-четыре дома, но и детские полушепоты, и блеяние скотины. Звуки отдаются несколько раз о низкие серые тучи, а затем о твёрдый наст дороги.

Сегодня намечались посиделки в доме ткачихи Славуньи. Она нечасто приглашала к себе, занятая детьми, мужем, его родственниками и хозяйством.

Дом считался зажиточным и просторным, и молодухи и бабы деревни старались приодеться к вечеру покрасивее – бусы с наговорёнными оберегами нацепить, железными браслетами посверкать, понёвы[16] поверх юбок, хоть и с заплатами, надеть. А девицы, которым понёвы пока не положены, надевали поверху третью тёплую юбку, короче остальных, чтобы нижние были видны расшитыми подолами.

К Славунье девицы, что считались в невестах, приносили на общий стол кусок хлеба потолще и на два пряника больше. Особо имущие выкладывали кулёк творога, а кто аж кусок колбасы, который хозяйка резала на тонюсенькие кругляши. Парни больше волокли жбанчики бражки и туески солёных сухарей. И парни обязательно притаскивали с собой по мешку баклуш для резки ложек, чарок и ковшей. Славунья радовалась будущим опилкам, будет, что насыпать новорожденному козлёнку в настил хотя бы на денёк.

* * *

Пока пришли только первые девицы, толкались у костра-обогрева, разведённого у крыльца, смеялись и рассматривали друг друга – нет ли у кого обновок. И первой обсуждали новость: где сейчас встали сани княжича Гранислава. К кому он – к Журе-толстому, к Торче тощему или к близняшкам? О Василисе не сказано было ни слова, ею в деревне интересовались только взрослые парни, да Любомир, делавший для её отца, а теперь и для неё, стрелы и тетивы.

Во двор, в распахнутые ворота, вошла Любаша в старой шубке, выставив вперёд живот. Ещё несколько лет назад она в своей деревне так же ходила на вечерние посиделки, пряла в уголке, песни пела и всё прикидывала, кто будет её мужем. И коса у неё была одна, а не две и волосы не приходилось прятать под платки и шапочки.

Муж Ратибор попался хороший, работящий и ласковый, бил редко. Только вот в этом году как-то неудачно сложилось с запасами и есть в доме стало нечего. Скоро должна была окотиться зайчиха и тогда она могла бы отдать долг зайчатами, но месяц страсть как необходимо продержаться.

Обойдя снеговика у калитки, а затем девушек у костра, Любаша поднялась на крыльцо и прошла в сени. Перед тяжелой дверью в комнату вздохнула, набираясь решительности, и подняла глаза к потолку, взмолясь:

– Помогите мне, Берегини дома и Рода, не оставьте голодать с детьми.

Постучав, она сразу же открыла дверь, сделала шаг и встала.

Комната радовала глаз чистотой. Одетая для гостей Славунья доскребала стол, на который гости сейчас поставят угощения. В углу, сидя на убранной лавке, быстро щепили лучину[17] двое подросших погодков Славуньи – Славодар и Божидар. Рядом на полу сидел и бессмысленно смотрел на огонь в печи младший брат мужа, Неждан, богами обиженный. За занавеской у печи, на материнской половине, шептались свёкор со свекровью.

Особая гордость семьи – большой ткацкий станок, стоял занавешенными расшитыми рушниками, занимая половину просторной комнаты.

На гостью мальчики посмотрели неприветливо, не увидев в руках приношения. Только Неждан улыбался непонимающе и добро.

Оглянувшись на Любашу, Славунья прищурилась, отложила скребок.

– В долг не дам, сама вот гостей назвала, хоть детей сегодня накормлю. Илонег мой стесняется, ушел чистить овчарню.

– Милая соседушка, – Любаша прибавила в голос мольбы. – Мне бы хоть солонины кусок, я бы на три дня наварила, или пяток гусиных яиц, зайчиха у меня окотится на днях, мясом отдам.

Подойдя ближе к соседке, Славунья тихо повторила:

– Не дам. Утки-куры в зиму плохо несутся, и ты знаешь, я сама на сносях, тоже с утра до вечера есть хочу. Спроси у Ведуньи, она не откажет. Или у князей в долг, они обязаны помогать, у них закрома общинные, мы часть урожая отдаём на сохранение.

– Извини…

Ощутив прилив жара на щеках, Любаша развернулась, проскочила сени, перебежала крыльцо и, на бегу здороваясь с девицами и бабами, кого сегодня не видела у колодца, оказалась за воротами, на улице.

Стыдно признаться – была она на прошлой седмице у княгини Умилы, и та дала ей лукошко яиц и ведро проса. А раньше ходила к Ведунье и та, ворча, всё-таки выдала из общинных запасов две копчёных утки и ведро замороженных лещей. Но ведь дома муж, двое мальчонков, свекровь, дед и все они голодные. И она сама ест за двоих, скоро рожать. Идти просить по соседям ой, как не хочется… Неужели опять унижаться?

И тут острым глазом Любаша увидела княжеские сани в конце деревни. Это чей же дом? Надо же, тётки Снежаны. Что же княжич Гранислав там забыл? Любопытно, нужно навестить.

* * *

Перебежав мимо двух домов, держась в тени высоких сугробов, сметённых к заборчикам, Любаша оказалась совсем рядом, заглянула в раскрытые ворота. И тут её в сердце и, особенно в желудок, толкнуло чувство возможной удачи. На волокуше, которую она заметила только теперь, лежал оленёнок. Не освежеванный, не плоский от спущенной крови, а как живой. Значит, в лесу Васька не оставила требухи. А и действительно, такое расточительство можно позволить только летом.

Любаша с супругом старались не есть мяса, детям отдавали, хотя обоих с голодухи заносило от слабости. А сейчас так захотелось мясца! Аж до красных кругов в глазах, до выворачивания желудка и боли в кишках.

В доме всю птицу подъели, оставили только двух взрослых зайцев на развод и зайчонка, и каждый день смотрели на них голодными глазами. Младший сын Мотя орёт – детишек есть нельзя, так вы и меня сожрёте. А голод не тётка – и грызёт и мает. И если хоть кусочек мяса добыть, то какого же она наварит вкусного, с горохом, кислицей и чесноком, варева на два дня! И, может, хоть обрезанные кости дадут или требухи.

* * *

Замечтавшись, Любаша прослушала, о чем там договаривались княжич и Годя-Годислава, только поняла, что Гранислав звал Василису к себе в дом.

Вот разговоры по деревне пойдут! И ведь никто коме неё ничего не слышал. И завтра у колодца она первая всем расскажет о приглашении!

* * *

Сощурившись, Любаша внимательнее вгляделась… Надо же, в руках Васьки-охотницы красные сапоги, не в каждом доме есть такие, а тут сразу две пары… Василиса засунула их за пазуху и пригладила тулуп.

«О чём это я? – Опомнилась Любаша. – Пора идти в землю кланяться, в долг мяса для детей просить. Не упасть бы по дороге от слабости, не растянуться на наледи и повредить тяжелый живот».

С трудом дождавшись проезда мимом себя быстрых княжьих саней, Любаша вышла из тени и открыто поспешила по дороге на край деревни.

16

Понёва – юбка из трёх полотен для замукжних женщин, в каждой деревне особенная цветом и узором.

17

Лучина – деревянная щепка тридцати сантиметров, которая, сгорая, давала слабое освещение.

Древние Славяне. Соль. Книга первая. Крещение

Подняться наверх