Читать книгу Древние Славяне. Соль. Книга вторая. Масленица - Марина Хробот - Страница 5

Деревня Явидово. Понедельник Масленицы. Священная Роща

Оглавление

В Священной Роще, недалеко от круга с чурами, мощный Дубыня и хромоногий воротник[29]Тимослав привязали Масленицу к стволу засохшей берёзы, специально оставленному после лета. И вознеслась соломенная Масленица выше священных чуров, хотя всего на одну седмицу. Вокруг неё накидали старые вещи, чтобы сжечь в Неделю.

Боги с одобрением смотрели на своих подопечных. Вчера дворовые люди князя, под присмотром Ведуньи, раскрасили деревянные бороды Богов отваром лука.

Главного бога Рода, не трогали. Вырезанный из дуба, он от времени становился крепче и строже.

Богине Мокоше привязали новую шерстяную желтую косу и повесили на грудь снизки бус. Всем вставили стеклянные глаза и заново набили на грудь Сварогу[30] и Перуну[31] железные пластины. Ещё в руку Сварогу вставили молот, а Перуну боевой топор.

У чура Даждьбога – бога урожая, рассыпали семена пшеницы, проса, льна, мороженные яблоки и дули[32]. Скоро сюда прилетят первые птицы. Стрибогу – богу ветра и дыхания, вставили в руку дудочку. Велесу[33] – богу домашнего скота, на плечи накинули светлую овечью шкуру.

В ярком, из серебряной парчи корзно[34], на широком деревянном помосте стоял высокий седой князь Переслав, как всегда похмельный и потому больной. Рядом с ним прохаживалась дородная княгиня Умила в узорчатой рубахе, в норковой душегрейке и в понёвах[35] на трёх юбках.

Чуть в стороне утирал пот от яркого солнца Гранислав. Он и супруга Маланья в редкой на все деревни шубке из лёгкого белого горностая с вкраплениями чёрными хвостиками, с любопытством осматривали собравшихся на праздник. Гранислав высматривал разукрашенных молодух и девок, Маланья кто как из баб одет.

Дальше переминались с ноги на ногу младший брат Умилы Святослав и пригожий Милояр.

На почётном, близко к князьям месте, выстроилась семья Снежаны. Домослава надменно смотрела на остальных сельчан, а Ведогор косился в сторону, стараясь не встречаться взглядом с княгиней Умилой всегда для него притягательной.

У ног воротника Тимослава дворовые мужики поставили две корчаги[36] с хмельным квасом и брагой, на их крышках светлели свежей липой новые деревянные кружки.

Отдельно ото всех, в сторонке, стояли три девицы в праздничных одеждах, в меховых безрукавках, с серыми, неотбеленными платами на головах, закрывающие лица. Рукава их рубашек с расшитыми обручьями на запястьях, были собраны в многочисленные складки и, если их распустить, доставали до колен. Со временем обручья срезали, обтрёпанные рукава укорачивали и заново пришивали расшитые жемчугом и бисером обручья, отчего праздничная рубаха сохранялась.

У взрослых баб рукава с каждым летом становились всё короче, а после смерти супруга запястья отпарывали с рукавов, и одежда сжигалась на огненных похоронах. Если баба снова выходила замуж, расшивалась новая рубаха.

Над отдельным круглым костром с треножником над ним, Ведунья варила в огромном котле кашу-кутью[37] сразу из всех семян и зёрен, что высевались на соседние поля, от ячменя и проса, до льна, капусты и свеклы, щедро добавляя в неё мак, сушеные ягоды и клюкву. Кусок сливочного масла, брошенный волховицей в котёл, был размером с голову ребёнка. Все, кто стоял ближе охнули от удовольствия, представляя какой вкусной будет каша.

– А ты кутью солила? – неожиданно раздался вопрос бойкой Рыжей Руты. Она еле удерживала рвущегося сбежать к друзьям сынишку.

– Подсолила квашенной капустой и оставшейся солью. – Хмуро ответила Ведунья, но тут же улыбнулась. – Но для Масленицы не жалко.

Все приехавшие гости и свои, Явидовские, первым делом останавливались у высокого широкого пня. На нём стояла жертвенная корзина на три ведра, с кучей блинов. Подходящие клали сверху свои, по одному блину за каждого члена семьи. Блинов набралось не меньше сотни.

Свои корзины хозяйки ставили на общий стол, где на блюдах дразнились печенья-жаворонки и маленькие пирожки с капустной, крапивной и яично-луковой начинкой.

– Эх-ма! – вскричала Ведунья, оглядывая переполненную корзину на жертвенном пне, рядом с которым стоял высокий деревянный подойник[38]. – Вот ведь людей прибавляется! Радостно видеть! В мою молодость только одна корзина наполнялась.

– Да, прибавилось народу, – согласился князь Переслав и отпил из кружки хмельного кваса.

Радостные жители и гости разошлись на поляне по своим определённым местам.

Мало улыбчивые кузнецы из Рудых Болот держались ближе к чуру Сварога. Гомонящие гончары из Глин, ходили от костра к костру и переглядывались с девушками и молодками. Обладающие лучшими полями для пшеницы и ячменя сельчане Корзово жались к чуру Мокоши, а Бабинские, у которых на полях росла добрая для скота трава, стояли у чура Велеса. Ну, а любители растить лён и всё остальное разом, Явидовцы, тёрли ладонями основание чура Рода[39], и разбредались по всей роще, здороваясь с приехавшими знакомыми.

Забравшись на деревянный помост, Ведунья вздёрнула голову вверх и закричала:

– Лель и Масленица! Вы пришли к нам, и через седмицу ночь будет становиться короче, а день длиннее! Девицы, начинайте заклички!

Ничего не видящие, девушки волновались. Первой сделала шаг вперёд Котя. Сдёрнула с головы плат, взмахнула им и запела высоким тонким голосом:

– Лето, лето красное! Приди, лето с радостью, с великою милостью: со льном высоким, с корнем глубоким, с просом обильным, с хлебным колосом сильным!

– Приди-и-и! – Подхватили песню все стоящие в Священной Роще и подняли руки вверх, быстро трепеща ладонями.

Второй сделала шаг вперёд Василиса. Сняв с головы серую шерстяную тряпку, она запела, выставив вперёд руку с печеньем-жаворонком на ладони:

– Жаворонки, жавороночки! Прилетите к нам, принесите нам лето теплое, унесите зиму холодную. Нам холодная зима надоскучила, руки, ноги поморозила, живот до хребта довела. А теперь жаворонки, лето красное вернут! Радость солнышка принесут, дадут тепло и любовь!

И все жители деревни, и гости, снова подняли вверх руки и гораздо сильнее затрепетали ладонями, изображая крылышки мелкой птички:

– Жавронки-и-и!

На руках звенели браслеты с оберегами и бубенцами. Радостные переливы разносились над поляной, над рощей, и дальше, над ледяной рекой.

С наибольшим вниманием за песней Василисы следили её мать Годислава и Святослав. Он, как и все, повторял вслед за нею древние слова заклички Лета.

В Роще шумели, не слыша тонкой песни невидимого в небе над снежным полем первого жаворонка.

Третьей выступила Тереслава. Скинув с головы плат, подняла голову к небу и запела таким сильным, глубоким голосом, что перестали петь птицы.

– Лето, лето, вылазь из подклета! А ты, зима, иди отсюда с сугробами высокими, с сосульками мокрыми! А ты, лето, иди сюда, – с сохой, с бороной, с кобылой здоровой! Лето теплое, лето щедрое, хлебородное!

Ведунья с удовольствием слушала заклички. Она вышла впереди девиц, поклонилась князьям и повернулась к народу.

– Началась Масленица! Первый блин Комам, хозяевам леса!

– Наконец-то, хозяин леса проснулся! – закричали женщины.

Трое мужиков, давно сыгравшихся на посиделках, все из деревни Непорово, задудели хороводную песню, их супруги затрещали трещотками. Пока основное действо не началось, Ведунья подскочила к котлу и снова перемешала длинным половником кашу-кутью.

* * *

Из глубины Священной Рощи, топая по тропинке в окружении детей, разодетых в старые полушубки, вывороченные мехом наружу и в портах с яркими заплатами, шел, переваливаясь, упитанный Жур, ряженый в медвежью шкуру и в вычищенной медвежьей голове. Он подхватил тяжелую корзину с блинами.

Рядом с Журом-Медведем, в бабской шубе, в нарядном платке, с наведёнными сажей бровями и румянцем от свёклы, шел, приплясывая, его друг и сосед, худющий Торча.

За ними семенила супруга Журы, толстая Ладимира, надев на себя семь пёстрых платков – один на голове, два на плечах тулупа, два на рукавах и два на поясе. Она тащила за собой белую, без единого пятна козу Белянку, обряженную в клетчатую, синюю с красным, понёву. Коза, единственная такая белая на всю округу, дурея от запаха медвежьей шкуры, рвалась в сторону, но Ладимира держала её крепко.

– Смотри, сколько нанесли блинов, наедимся сегодня все и дети тоже. – Говорила Ладимира супругу, вытягиваясь к его уху под медвежьей головой.

– Если раньше не расхватают, – сомневался Жура. – Голодных много. Вся семья Бортников сейчас недоедает. Семья Ванды с беременной Любашей и внуками. У Дубыни с Потаньей беда. Она после выкидыша мало встаёт и хозяйством не занимается. А уж бабка Щука, грязная засранка, и дед Блоха, не знающий где в доме веник стоит и где веник в мыльне висит, чего стоят. Осенью на свадьбе в Корзово по двадцать блинов съели, чуть не померли. И как поперёк горла им не встало?

– А я на что? – негромко возмутился Торча. Я этих самых вонючих стариков и близко к корзине не подпущу. Сами ведь они ни одного блина никогда не принесут, ленивые. – Ты, Жура, главное играй Кома сильней, а я уже и мешок для блинов приготовил. – Он поправил платок и обернулся к супруге. – Тихомира, не отставай.

Тут дети и подростки стали тянуть руки к блинам, но Торча высоко поднял тяжелую корзину, поставил себе на плечо и прикрыл одним из платков, снятом с плеча Ладимиры.

– Рано пока ещё, терпите.

* * *

Завидев ряженых, Ведунья прихватила глиняный подойник, подошла к Ладимире, поклонилась ей и козе Белянке, села на корточки, выдоила молоко и накрыла подойник сверху блином. Подошла к ногам чура Рода, к центральному костру, кинула в него блин и выплеснула молоко. По поляне разнеслись запахи жжёного молока и хлеба, отмечая начало праздника.

– Все целуемся и желаем здравия! – Крикнула Ведунья и подошла к толстому Журе в медвежьей шкуре. – С Масленицей тебя, Ком-зверь, с тёплым ветром и сильным солнцем.

Взяв из корзины блин, Ведунья засунула его в пасть головы медведя.

– Кушай, кушай, Ком-батюшка, передавай привет проснувшимся Лешакам и Лешачихам! Водяному и Русалкам! Лесным Берегиням! Охотнице Деване и мудрым Ягиням, живущим на лесных опушках.

– Пер-р-редам, – рыкнул изо всех сил Жура из-под медвежьей головы и съел первый масляный блин из жертвенной корзины.

Протянув руки-лапы, Жур ходил вокруг общего костра, хватал и обнимал тех людей, что стояли ближе, целовал. Мужиков в бородатые щёки, девок и баб взасос, пока те не вырывались из его лап.

Торча щедро раздавал блины тянущимся к нему детским ручкам. Неприятных старика Блоху, и тётку Щуку хотел обойти, но они сами стащили из корзины по несколько блинов.

За Журом-Комом и раскрашенным Торчей, стараясь не запутаться в длинных юбках, танцевала Тихомира, тряся под зимней одеждой толстым телом с отвисшим животом и грудями. Открыв свой мешок, она тихонько перекладывала в него блины из корзины. Это мало кто замечал, увлёкшись всеобщим целованием и музыкой, ставшей громкой.

* * *

Получив жертвенный или достав свой, принесённый блин, люди подходили к Ведунье, и она клала на блин вкусную кутью. А кто совсем терпеть не мог, в основном захмелевшие ещё дома мужики, подставляли ладони с лепёшкой снега вместо блина.

Снежана обошла очередь к кутье и подставила свой блин, за нею пристроилась её подруга старая Поливана и они, откусывая блины, отошли в сторону обсуждать соседок и гостей.

В центре торжка постепенно образовался хоровод и множество людей пошли вокруг костра и чура Масленицы.

– Ой, Лада, ой Лель, перепень-перепень. Как взростёте до Ярилы, до солнца, до жаркого, подарите нам лето урожайное, – пели женщины, идя в хороводе слева направо, повторяя ежедневный круг солнца.

Коза Белянка, успокоилась после дойки и с удовольствием жевала подносимые близко стоящими людьми, блины.

– Ешь, коза-летница, приноси молоко жирное.

– Пора домой, – объявила козе Ладимира и, отталкивая руки желающих покормить священное сегодня животное, потащила её из рощи.

Проходя мимо соседского дома Крепконого Долгуши, Белянка заблеяла тонким голосом и ей ответил Боец – серый козёл, от которого у половины коз в Явидово были козлята. Сам Боец больше всего любил Белянку. Летом и осенью, когда скотину выгоняли на траву, он срывал колышек, к которому был привязан, и пасся рядом с Белянкой, опасливо оглядываясь, чтобы не появился соперник, козёл с другого конца деревни, покрывавший остальных коз.

Заведя козу в загон, Ладимира поспешила обратно в Священную Рощу. Одной сидеть дома, без детей и супруга Журы, в обычный день было тихим праздником, но в настоящий праздник – скучно.

* * *

– Подходим и отмечаем начало Масленицы! – Распорядился Переслав.

С силой снимая крышки с корчаги с хмельными напитком, воротник Тимослав зачерпнув половником квас, первую кружку налил себе, выпил. И только потом начал наливать другим.

– Кружки возвращайте быстрее! Всем отметить хочется! А кто спрячет княжью кружку за пазуху, я больше не налью! Я всех помню!

При первом окрике, Годислава аж вздрогнула, но, зная, что воротник не сводит с неё глаз, обернулась к нему и улыбнулась, но не широко, стараясь, не показать выщербленный справа верхний зуб.

Мужики пили медовуху суетливо, стараясь снова встать к корчаге. Бабы пили обстоятельно, оценивая вкус напитка.

– У меня слаще.

– А у меня крепче, я с хреном ставлю.

– А теперь поклонимся нашей Ладушке, берёзе белой-белоствольной! – Продолжала руководить Масленицей Ведунья. – Поблагодарим её за ту силушку, что отдаст она нам своим соком, своей кровью белою, и попросим прощения за рану, что нанесём мы ей после зимушки.

Подхватив пустое ведро, Ведунья подошла с северной стороны к самой близкой к чурам Богов крепкой берёзе. Ковырнув ножом зажившую за лето дырочку в стволе, наискось срезала ветку, вставила её в ствол и пристроила в ведро. Поцеловав белую с чёрными чёрточками кору дерева, Ведунья погладила её и повторилась.

– Прости, урона тебе не будет.

Развеселившийся народ не хотел расходиться, но Ведунья закричала:

– А теперь по домам! Дел у всех много, завтра невестины смотрины: кто как ткёт, кто как шьёт, кто как вяжет. И жениховские: кто как рабочий инструмент куёт, или горшки крутит, или на корзины лозу плетёт. Не забудьте про колодки для невест и женихов! И главное! Пора готовиться к походу за солью. Тимослав, закрывай хмельные корчаги!

– Ведунья, подойди ко мне, – негромко позвала Умила волховицу.

– Что, княгиня? Вроде бы всё идёт по правилам.

– Только что заметила, – княгиня огляделась. – А с хутора Лужково никто не приехал.

– Так они ж там окончательно с ума посходили. Как начали ставить брагу для крепкого напитка, понасажали сады, пшеницу и просо не сеют, так и спиваются. К нам им стыдно ехать, они сами себе понаставили богов.

– Неужели не боятся? – удивилась княгиня.

– А чего им пьяным-то? – пожала плечами Ведунья. – Страх и совесть в браге утопили.

29

Воротник – учётчик, завхоз, живущий в отдельном доме при воротах.

30

Сварог – бог-кузнец

31

Перун – бог-громовержец, отвечает за войны и силу мужчин.

32

Дули – мелкие, тогда ещё дикие груши.

33

Велес – «скотий бог», охранитель домашнего крупного скота.

34

Корзно – княжеский плащ из серебряной парчи, или плотно расшитый шелком.

35

Понёва – особый вид юбки из трёх прямых полотнищ, не сшитых у подола для удобства при ходьбе. Их носили замужние женщины и ткались они в каждой деревне на особый манер и с особым узором.

36

Корчага – глиняный огромный горшок объёмом на два ведра с широким горлом, с двумя продольными ручками.

37

Кутья – особая каша. Варится при поминках, в тёмные праздники на Масленицу, как поминальную для Зимы-Масленицы.

38

Подойник – высокое, но неширокое ведро с носик для слива снизу молока, чтобы сверху оставались сливки.

39

Род – главный бог славянского пантеона.

Древние Славяне. Соль. Книга вторая. Масленица

Подняться наверх