Читать книгу Девочка для генерала - Марина Кистяева - Страница 5

– Тебя снова приглашать?

Он был недоволен.

Голос сдержан, ни одной эмоции.

А чувство, что холодная сталь прикоснулась к спине.

Нет, к груди.

К тому самому истошно бьющему сердцу?

Катя всё понимала. Умом. Что её пустили под откос…

А глупые эмоции контролю не поддавались. Никак не могла с ними совладеть.

– Я не шлюха.

Снова слова сорвались с губ непреднамеренно.

Вот зачем… зачем…

Серые глаза опасно блеснули. Она видела этот гипнотизирующий блеск, не предвещающий ей ничего хорошо, даже на расстоянии.

– Я знаю.

Так просто.

Всего два слова.

И… ничего.

Совершенно.

Он, черт побери, знает. И ему всё равно.

Абсолютно.

Он отвернулся от неё, протянул руку, взял бутылку, вынул пробку. До этого кто-то штопором уже откупорил её.

На руке генерала всё так же были повязаны её трусики.

Девушка моргнула. Кожаные браслеты на руках и трусики на ладони – оригинально.

– У тебя есть выбор, – от его всё так же размеренного голоса Катя снова вздрогнула. – Перестать накалять ситуацию, раздражать меня своим бунтарством, пройти за стол, поесть по-человечески, выпить один бокал вина. Или закатывать истерику, кричать, что ты не такая и прочее. Последствия будут соответствовать твоему поведению. Выбор за тобой.

У Кати перехватило в горле, словно невидимая рука с невероятной силой сжала его. Шикарный выбор, ничего не скажешь.

И голос. Да таким не выбор предоставляют, а приговор выносят. Кем там был генерал Коваль? Силовиком? А смахивает на судью.

Катя заставила себя двигаться. Он четко дал понять, что раздражать его не стоит. Да и от еды – мяса! – отказываться глупо. Стоило подумать о еде, как голодный желудок громко, на всю комнату оповестил о том, что ужин она пропустила. Не могла есть, слишком сильно нервничала. Катя подозревала, что за неделю сильно похудела, первые дни ей кусок в горло не лез, она заставляла себя есть, чтобы были хоть какие-то силы. Она должна продержаться.

Сегодня – тоже.

Катя прошла и, не глядя на Коваля, села на второй стул. Близость чужого мужчины подавляла. Черт… Да такой амбал любую подавлять будет. Одни ручищи чего стоят. А кисти? А плечи? Широченная грудь. Пока он только подавлял её своей звериной сущностью. Как человека она его не воспринимала. Именно – хищник. Жестокий и безразличный. Назвать его человеком язык не поворачивался. Они тут все нелюди.

Катя, тормози. Не распаляйся. Ты к какому выводу пришла? Что нужно вести себя как можно осторожнее, не перегибать палку. Не впадать в истерику. Дальше… Дальше будешь жить.

Она не решалась начать есть. Еда, красиво разложенная, с дурманящими запахами была не её. Не для неё. Поэтому Катя ждала дальнейших указаний. Чего ей стоило выдержать эти секунды, плавно перерастающие в минуты, она потом поймет.

– Накладывай и ешь.

Перед ней поставили бокал, наполненный наполовину. Коваль сказал: «Выпьешь один бокал». Не хотел, чтобы она напилась.

Катя положила на стоящую перед ней тарелку рыбу и жареные на огне овощи. Два куска тонко нарезанной мраморной говядины. До безумия хотелось сладостей, но в рацион мужчин они обычно не входили. А она бы не отказалась от шоколадно-молочного ломтика.

Они ели молча. Катя сделала один глоток вина. Наверное, дорогого. Ей было всё равно, она равнодушна к алкоголю, и его фактически не употребляла. Он ей был без надобности. Она больше ела. Как ни странно, но вкусно приготовленная еда пробудила в ней аппетит. Или это стресс давал о себе знать? Возникла потребность заесть отчаяние и страх, душащий изнутри. Именно еда, не вино, расслабили её. Немного. К вину она приложилась ещё два раза, не выпив и четвертую часть от налитого.

– Не пьешь?

– Не люблю. Спасибо.

Она даже его поблагодарила. Интересно, за что?

Смотреть на генерала не смотрела. Не могла. Посмотрит, увидит жесткое выражение на его лице, безразличный холод в глазах и снова скатится в истерику. Коваль – не Потапов. С Потапова, возможно, за неё и спросили бы, а вот после Коваля… Нет.

– Поела?

– Да.

Перед глазами мелькали его руки… С такими же темными волосками, как и на груди. И тоже со сбитыми костяшками. Причем, кровь была свежей, до конца не запеклась даже.

– Тогда иди ко мне.

Всё.

Час икс.

Катя всё же подорвалась. Не выдержала.

– Я девственница.

Выпалила, непонятно на что рассчитывая.

– Это должно меня остановить? Я в курсе. Лишь по этой причине ты ещё не оттрахана.

Господи…

Да что он за человек?

Что они здесь вообще за люди?

Она, кажется, повторяется.

Катя всё же посмотрела на него.

Зря.

Её окатило штормовой волной. Как такое возможно? Сидит напротив мужчина, да, его внешность нетипичная, слишком фактурная, да ещё он полуобнажен. Но откуда осознание, что он намного выше тебя? И дело не в росте. Что он где-то на недосягаемом уровне, а ты… Ты только для его утех.

Катя поднялась. На дне его серых глаз она разглядела бездну. Ту самую, которую трогать, теребить, тревожить нельзя. Иначе откат затронет именно её, и от Кати не останется ничего. В прямом смысле.

Значит, знает… Даже смешно. Катя берегла себя, не ложилась под парней, не хотела. Её воспитывали правильно: оберегали, следили, чтобы она не гуляла допоздна, говорили, что она встретит ТОГО, единственного. С которым проживет долгую и счастливую жизнь. Катя верила. А почему бы и нет? Каждый человек создан для счастья. Для любви.

Не для насилия.

Сейчас же ей попользуются. В тюремной камере. На полу или у стены. Или где-то ещё.

Где ему приспичит.

Катя обошла стол.

Подошла.

Коваль тем временем поменял позу. Сел боком, расставил ноги чуть шире.

Ей, наверное, надо встать между них?

Она ничего не знала.

Лишь кровь стучала в висках.

– Присядь на корточки.

Нет-нет-нет…

Её же не минет сейчас заставят делать?

* * *

Присела.

Не могла не присесть.

– Не бейте меня, – Катя выдохнула, озвучила единственную просьбу, на которую могла в данной ситуации получить положительный ответ.

– Почему решила, что буду бить?

– Не знаю… – это уже сказала совсем тихо.

Она смотрела на его живот. Упругий, натренированный. Без единой складки. Ещё одно подтверждение, что мужчина, в чьей власти она оказалась, может её скрутить, не напрягаясь.

Расслабиться и получать удовольствие – не её вариант. От слова «совсем».

– Будь умницей, и всё будет хорошо.

Катю так и подмывало спросить: товарищ генерал, вы серьезно? Что всё будет хорошо? Ничего хорошего её в перспективе не ожидало! Только боль и срок.

Как ни готовилась Катя, как ни настраивала себя, всё равно не смогла сдержать судорожного вздоха, когда мужчина дотронулся до подбородка и силой заставил приподнять голову. Его пальцы обжигали, клеймили. Пусть пока и не оставляли следов, но впереди вся ночь. Долгая. Нескончаемая.

Он прищурился. Всматривался в её лицо и, казалось, что-то решал.

Пожалуйста… пожалуйста…

Если бы Катю в тот момент спросили, о чем именно она просит, она бы не нашлась, что ответить. О помиловании? О милосердии? О понимании?

Не с ним. И не от него.

Она не знала, сколько лет генералу, по виду сорока нет. Не становятся в России генералами такими молодыми…

Его глаза гипнотизировали. Взгляд жесткий, царапающий кожу, и с каждым проходящим мгновением всё больше погружающий Катю в адову пропасть. Жаль, она в своё время так и не прочла Данте, знала бы подробнее про круги, могла бы определить, куда именно её спустили.

– Рот приоткрой.

Лаконично и сурово.

Она не смогла. Замешкалась. Какие-то доли секунд собиралась с духом.

Её промедление не понравилось Ковалю. Он прищурился сильнее и, не отпуская её подборок, большим пальцем ощутимо надавил на нижнюю губу, потянул вниз, насильно заставляя его слушаться.

Спохватившись, Катя приоткрыла рот.

Только не минет… только не минет…

Большой палец скользнул дальше, вглубь рта. Чуть солоноватый, с привкусом еды и запахом крови. По-мужски крупный. И ассоциирующийся не с пальцем, а с половым органом. Пусть Катя за все свои двадцать лет ни разу не видела члена вживую, интернет и порноролики никто не отменял. Как и девичьего любопытства. Катя помнила, как первый раз начала смотреть. Включила и сразу же выключила. Походила по комнате и повторно включила через пять минут. Смотрела с широко распахнутыми глазами, дыша через раз. Позже Катя поймет, что не на тот ролик напоролась. Поэтому девушка представляла, что такое грубый секс, когда тебе в рот вгоняют член по самые яйца. Грубо, но факт.

Пусть лучше будет палец.

– Оближи его.

Снова лаконично и сурово.

Генерал привык так говорить.

Потому что знал – сделают так, как он велит. Ни шага влево, ни шага вправо. Иначе – расстрел.

Как только мужской палец оказался у неё во рту, Катя убрала язык, чтобы не соприкасаться. Видимо, зря.

Облизать?…

Как?…

Как мороженое или «чупа-чупс». Наверное, так.

Давясь, Катя сделала, как он велел. Чуть-чуть лизнула и не заметила, как у мужчины на несколько мгновений задержалось дыхание. Оборвалось. Как он смотрел на неё, не моргая. Смотрел более чем сурово. И в его взгляде читалось то, что она по причине своей неопытности, нежелания вникать в мужскую сущность, находящаяся на грани нервного срыва и думающая лишь о том, как остаться целой сегодняшнюю ночь, не распознала. Не увидела. А там было.

Катю снова внутренне затрясло. Ноги начали затекать, да и босыми ступнями стоять на холодном кафеле было дискомфортно. Она не позаботилась об обуви после душа. Глупо.

– Ещё.

Что ещё?

– Ещё оближи. Пососи фалангу.

Он считывал её, как раскрытую книгу.

Она снова послушалась. Делала неопытно, не пыталась понравиться.

– Ноги разведи и задери край футболки.

А вот от этого приказа свело мышцы живота, в груди зажгло, но, как не странно, глаза у Кати оставались совершенно сухими.

Она хотела отстраниться назад, вытолкать палец изо рта, но сразу же почувствовала, как хватка на подбородке усилилась. То есть делать следует всё одновременно?

Одной рукой Катя нащупала край стола. Удобнее было бы упираться в мужское колено, найти в нем опору, но Кате подобная мысль даже в голову не пришла. Меньше контакта с генералом – целее нервы. Вторую руку она положила себе на бедро. Вот и край футболки. Надо выше, так он сказал?

Хорошо.

Дрожащими, неслушающимися пальцами, ставшими чужими, Катя положила раскрытую ладонь поверх футболки и заскользила вместе с тканью кверху. Выше, ещё выше. Отголоском сознания понимала, что раз Коваль отдал подобный приказ – не просьбу – он желает видеть её.

Там.

А теперь чуть расставить ноги, вернее развести колени. С этим сложнее. Катя на медосмотре у гинеколога, всегда женщины, стеснялась неимоверно. Поражалась, какой ум придумал гинекологические «растопырки» или как они правильно назывались? Кресло? Одно дело врач, он должен видеть, а мужчина… Тоже должен?

Ответ она получила вскоре.

Должен.

Хватка подбородка чуть ослабла, потому что внимание мужчины сместилось. Вниз. Взгляд, если такое возможно в случае Коваля, потемнел, стал ещё более тяжелым. Как и само его дыхание. Катя, сидя на корточках между расставленными ногами генерала, не могла не заметить его возбуждение. Как увеличился бугор на его ширинке.

Она его возбудила.

Катя замерла, перестав работать языком. Палец во рту мешал, пришлось чуть раскрыть губы. О том, что можно дышать ещё и носом, не вспомнилось.

Казалось, время замерло.

Мужчина молчал и смотрел.

Воздух в комнате сделался настолько густым, осязаемым, что ощутимо давил на плечи Кати. Ноги затекали всё сильнее, от неудобной позы и от общей слабости она едва держалась. Ещё немного и упадет, свалится кулем на пол.

А сверху приляжет генерал.

Катя от отвращения едва не передернулась. Хорошо, что сдержалась. Мужчина, что находился рядом, не понял бы её, истолковал бы по-своему. В принципе, правильно бы и истолковал, потому что, в отличие от него, у неё ни о каком возбуждении речи и не шло.

Ей был известен такой феномен, как стокгольмский синдром. О нем не слышал только ленивый. Катя как-то даже читала статью про него. И не понимала, как можно полюбить, испытывать жалость, сострадание, влечение к тому, кто тебя держал в плену и, возможно, издевался и насиловал. Это мерзко и гнусно. Скорее всего, на каком-то этапе происходила психологическая ломка. Катя надеялась, что с ней такого не случится.

Отстраненно она осознавала, что находится в обществе красивого мужчины. По-мужски суровой, грубой красоты. Тело – хоть на обложку журнала.

Только ей такого счастья не надо. Но кто же её спросил?

– Встань.

Её мысли оборвали. К лучшему.

С подбородка и губ убрали давление, и Катя негромко выдохнула. Ей сказали встать? Кажется, да.

Она, кое-как опираясь всё на тот же стол, поднялась.

– Снимай футболку и ложись на кровать.