Читать книгу На улице Сен-Жермен пахнет абрикосовыми пирогами - Марина Кокта - Страница 2

***

Меня зовут Кати, мне двенадцать лет и скоро я умру.

Вернее, никто не знает точно, когда это произойдет, но совершенно точно раньше, чем положено. Хотя «положено» – это тоже довольно размытое понятие. Ну вот вы знаете, когда вам положено умереть? Кто-то считает, что человеку положено жить до ста лет, кому-то и этого будет мало, а кто-то рад вообще, что дотянул до пятидесяти. Например, мой дядя Пьер. Он всю жизнь пил, курил и вел разгульный образ жизни, который его и сгубил. Я сама дядю Пьера в жизни не видела, и что конкретно значит этот «разгульный образ», я не знаю точно, но так говорит моя мама. Но мне «положено» еще меньше, чем дяде Пьеру. Все дело в том, что в детстве (таком глубоком, что я этого совсем не помню), я очень сильно заболела пневмонией. Мне не повезло, и она дала осложнения в виде хронической обструктивной болезни легких. Она встречается не так часто и в основном у курильщиков или шахтеров. А мне вот не пришлось даже стараться, чтобы ее заработать. Она была со мной столько, сколько я себя помню. Каждый мой день с самого раннего детства начинался с дыхательной гимнастики, и с завидной частотой я посещала врача для обследований. Казалось бы, ничего катастрофического, жить можно. Но на этом мое «везение» не закончилось. К возрасту семи лет на фоне обструктивной болезни развилась дыхательная недостаточность. Готова поспорить, что ни у одного вашего знакомого такого заболевания нет, поэтому объясню вам вкратце. Мне не больно, но мне крайне сложно дышать самой. У меня под носом постоянно находится трубка и мне приходится вечно таскать за собой баллон с кислородом. Вернее, там не только кислород, но мама называет его так. И, по иронии судьбы, так совпало, что в день, когда все первоклашки радостно надели рюкзаки и отправились в школу, мне за спину зацепили этот баллон.

С тех пор я всегда нахожусь дома, и все мои школьные занятия проходят онлайн. Я что-то читаю, пишу, отправляю учителям по электронной почте и даже получаю оценки по разным предметам. Казалось бы, зачем учиться, если ты даже можешь не дожить до возраста, когда ты сможешь работать? Но мама и слышать даже не хочет о том, чтобы я не училась. Она считает, что все нормально. Но я-то, как любой нормальный человек гуглила свое заболевание, поэтому морально я готова ко всякому. Хотя я не возражаю маме, видимо, для нее очень важно, чтобы я училась, а я не хочу ее расстраивать. К тому же, некоторые предметы мне действительно нравятся. Например, литература. Я просто наслаждаюсь чтением разных историй – от приключений пиратов до великой любви. Хотя, если честно, «Ромео и Джульетта» мне не особо понравились. Ну, в самом деле, что это за любовь такая, когда ты просто увидел человека и потом жить без него не можешь? Да не любовь это вовсе, а так, гормоны сплошные. С таким же успехом я могла бы умереть ради парня, который прошел под моим окном в прошлом году. Он и правда был симпатичный и не выходил у меня из головы целую неделю. Но пить яд из-за него? Это же патология.

Мне хочется дожить до того года, когда в школе начнется география – мне интересно узнать про другие страны. Я сама часто смотрю фильмы в интернете про разные интересные места. Моя мама работает на двух работах, чтобы обеспечить меня всеми необходимыми лекарствами. Она уходит на работу в шесть часов утра, а возвращается после десяти вечера – мы с ней нечасто встречаемся, хотя мне хотелось бы проводить с ней больше времени. В интернете говорят, что мамина работа с утра до ночи – это ее фаза отрицания, поэтому я терпеливо жду, когда эта фаза закончится, и мама позволит себе немного расслабиться. Но до фазы принятия ей, как вы понимаете, еще далеко. Мы не можем позволить себе сиделку на время отсутствия мамы, поэтому я уже взрослая и со всем справляюсь сама. Что, в общем-то, несложно: мама встает пораньше и готовит мне завтрак, обед и ужин, распределяет эту еду по контейнерам и оставляет в холодильнике. На каждом контейнере есть записка, чтобы мне было совсем понятно, где завтрак, где обед, а где ужин. А еще мама рисует на записках моих любимых единорогов. Мама вообще хорошо рисует единорогов, они получаются смешными, только вот я их любила в восемь лет. А сейчас мне двенадцать и любить единорогов мне как-то совсем несолидно. С возрастом мне стали нравиться более реальные животные. Собаки, например, как у мадам Сильви из дома напротив. У нее очень смешной старый мопс и за ним интересно наблюдать. Особенно, когда он пытается гонять во дворе голубей, а те будто дразнят его и далеко не улетают. Но мне не хочется говорить про единорогов маме и расстраивать ее, вдруг она не умеет рисовать собак. И как бы мама ни старалась подписать контейнеры, я все равно сначала буду съедать то, что мне нравится. Не понимаю, почему нельзя съесть на завтрак котлету из контейнера «обед» и закусить ее шоколадной булочкой. За ужином мне, конечно, обычно грустно, потому что жевать стручковую фасоль, цветную капусту и морковь, или что там еще останется невкусного в контейнерах, вообще не может быть весело. Зато утром и днем ничто не портит мне настроение. Мне вообще кажется, что взрослые усложняют себе жизнь. Вот когда у мамы совсем-совсем не остается сил и времени что-то готовить, она вечером покупает на утро бургер или пиццу или что-то еще вкусное. А я нисколечки не против есть бургеры каждый день. Но мама этого не любит, она любит насиловать себя и меня запеченной цветной капустой. Она это делает, конечно, для моего здоровья, я понимаю, да и ей так спокойнее, поэтому не настаиваю на фастфуде. Хотя я искренне не понимаю, почему нельзя наслаждаться тем, что ты любишь. Но взрослые – такие взрослые. Придумают себе кучу правил, а потом страдают.