Читать книгу Дар великой любви, или Я не умею прощать - Марина Крамер - Страница 2

Ну, вот. Я так и знала. Предвидела, чувствовала – правда, надеялась, что не так скоро, не настолько быстро, не сейчас. Обрадовавшись, что звонит клиент, у которого завелись деньги на индивидуальные занятия бальными танцами, я совсем выпустила из вида, что на номер клуба может звонить кто угодно. Собственно, «кто угодно» и позвонил.

Мне казалось – все закончилось, я все сказала, сделала все, чтобы больше никогда не видеть этого человека, не слышать его голоса, вообще никак о нем не вспоминать. Я отрезала себе все пути к возможному отступлению – но ему на это, похоже, наплевать. У него всегда свое мнение, свой резон. Если бы он вернулся в любое другое время, я, возможно, не отреагировала бы так, но сейчас его появление мне совершенно не нужно. Более того – опасно.

Метро, час пик, у меня кружится голова, подгибаются натруженные за весь тренировочный день ноги, болит спина, ноют руки. Могла бы пешком пройтись, до дома не очень далеко, но нет – все болит. Развалина какая-то, а не тренер по бальным танцам. Углядев освободившееся место, протискиваюсь к нему и замираю от счастья, пристроив многострадальное тело в относительно комфортной позе. Очень хочется спать, нестерпимо, так, что глаза, кажется, засыпаны песком. Я очень рано встала сегодня, весь день почти не ела, только курила и пила кофе. И этот звонок… Чертов Алекс – как же ты некстати…

Дома на автоответчике моргает красная лампочка – сообщение. Не хочу слушать, не могу, мне страшно. Пока не буду.

Я иду в кухню, включаю чайник и машинально вставляю сигарету в длинный антикварный мундштук. На столе, накрытая белым полотенцем, стоит тарелка с салатом и вторая – чуть меньше – с паровой рыбой. Это Марго приходила, моя подруга, моя соседка и вообще единственный родной мне человек на этом свете. Мы много пережили вместе. В том числе и Алекса.

Ровно год назад таким же апрельским днем я решительно выставила его из своей жизни. Собрала все силы – и выставила. Он ушел. Но разве Призраки уходят просто так? Не-е-ет!

Возвратившись домой с очередной тренировки, я нашла в почтовом ящике билет «Москва – Лондон» на свое имя. На обороте острым неровным почерком сплошным текстом было написано стихотворение. Я все поняла – и кто автор, и кому адресовано, и зачем билет. Я отказала ему утром – а он уже давно был уверен, что выиграл, потому и билет имелся. Алекс не сомневался, что увезет меня. Он так ничего и не понял…

Как я жила без него весь этот год? Не помню. Как во сне. Работала, танцевала, спала, ела… иногда писала стихи, нарушив данное себе обещание никогда больше этого не делать. Успела написать роман – я же, как-никак, французская писательница Мэри Кавалье.

Странное дело – я никогда не пробовала писать и публиковать книги в России. Не знаю, наверное, мой самый первый опыт произвел на меня такое действие. Книга – полудетектив-полурасследование – о моем ныне покойном муже, карточном шулере и воротиле «теневого бизнеса», наделала столько проблем в жизни, что навсегда отбила охоту связываться с русскоязычными издательствами. Нет, я – французская детективщица, и хватит. Да и этого не было бы без Марго.

Правда, книги я пишу только под настроение. Основная моя работа связана с тем, в чем я действительно разбираюсь – с бальными танцами. Я отдала этому всю жизнь, и если бы не мое дурацкое замужество и ревнивый до сумасшествия муж, то, возможно, сейчас танцевала бы как профессионал, катаясь по всему миру и зарабатывая деньги. Но так случилось, что муж категорически запретил выходить на паркет. Ну, еще бы – как мог человек с фамилией Кавалерьянц перенести, чтобы его жена появлялась на людях в облегающем платье, которое можно назвать этим словом с большой натяжкой, да еще и в объятиях мужчины! Другого мужчины! Так моя танцевальная карьера прервалась на несколько лет, а потом еще была автомобильная авария – тоже не без участия дорогого супруга Кости – и травма ноги. Я долго и мучительно восстанавливалась, училась ходить, потом снова училась танцевать. Но я справилась с собой, с травмой, с обстоятельствами и теперь делаю то, что составляет смысл моей жизни: танцую сама и тренирую детей. Я одинока – если не считать Марго и ее мужа Джефа, – но абсолютно счастлива.

Если бы еще не Алекс.

Этот человек возник в моей жизни из-за Марго. Возник – и остался, расселся по-хозяйски, по привычке положив одну ногу щиколоткой на колено другой, закурил и заявил, что никогда не оставит меня в покое – пока я не одумаюсь и не соглашусь на его условия, не признаю его главенства, не смирюсь с проигрышем. Но он немного не рассчитал. Я не из тех, кто подчиняется, не из тех, кто прислушивается. Я стопроцентная эгоистка и самовлюбленная стерва. Мне наплевать на чужие «хочу» – у меня собственных полно. А возомнивший себя суперменом Алекс никак не хочет этого понять.

Я знаю о нем многое – всего никому не дано. Алекс – ликвидатор, связанный с какой-то террористической группировкой, но мы никогда об этом не говорим.

Муж Марго, Джеф, – из той же лавочки, и моя бедная подружка частенько проливает слезы по этому поводу. Я отношусь к подобным вещам философски – каждый зарабатывает как умеет. Ирландец Джеф уже год живет в Москве с Марго и за все это время отлучался от силы три раза, причем два – домой, в Ирландию. Марго в эти моменты катастрофически худела, дурнела и переставала спать, предпочитая проводить ночи в моей квартире, в моей широченной двуспальной кровати, где я обычно сплю одна. Я ночи напролет прислушивалась к ее судорожным вздохам, к тому, как она встает, бродит по квартире, грызет яблоки в кухне, вполголоса разговаривает со своей рыжей кошкой, которая перемещается в мою квартиру вместе с хозяйкой. Я жалела Марго и искренне не понимала причины, заставлявшей ее так сильно переживать. Джеф – умнейший человек, осторожный, спокойный в отличие от нервного, вечно взбудораженного Алекса. Джеф знает ответы на все вопросы, в его руках любое дело исполняется шутя, играючи. Он надежен, как огромная скала. А Марго все время ищет какие-то причины для беспокойства, для слез – я не понимаю этого. Но такова Марго – может устроить трагедию на ровном месте, и только такой человек, как Джеф, способен это вынести.

Страдаю ли я от отсутствия личной жизни? Скорее нет. Думаю, потому, что некогда задумываться. Вот уже год как мой день построен таким образом, чтобы не оставалось времени на пустую рефлексию и ненужные душевные муки. Единственная мысль, приходящая в голову после одиннадцати вечера, – это как бы лечь в постель, укутав ноющие ноги гетрами, и провалиться в сон. Правда, иногда я еще успеваю написать что-то – между душем и постелью.

Но я совершенно не жалею, что в моей жизни напрочь отсутствуют мужчины. Разумеется, есть партнер по танцам Виктор, есть какие-то парни в клубе, с которыми я разговариваю, общаюсь и иногда пью кофе – но это абсолютно другое. Я не рассматриваю их как мужчин – хоть убей. Это вырабатывается годами тренировок, когда переодеваешься в одной раздевалке, когда партнер застегивает тебе платье, вытирает полотенцем мокрую от пота спину, помогает напудрить лицо и тело перед выходом – да мало ли. И воспринимать такого человека как сексуальный объект уже не выходит – они для тебя не имеют пола, как братья, родственники. А какой секс с родственником? Правильно, никакого.

Другие мужчины… Хм… А они вообще есть – другие-то? Во всяком случае, то, что ошивается вечерами в нашей «стекляшке», вряд ли подходит под это определение. Но, я думаю, у меня все так запущено именно из-за Алекса. Именно после общения с ним я перестала замечать других – потому что не привыкла довольствоваться подобием или копией. А с оригиналом все вышло так… сложно и больно, что повторения не хочу. Лучше одной. Это безопаснее и комфортнее для души и сердца.

Красный глаз автоответчика не давал расслабиться. Нет, я должна побороть свой страх и прослушать сообщение. Дотянувшись до кнопки, впустила в комнату чужой голос:

– Как твои дела, Мэри? Ты сегодня поздно вернулась. Не задерживайся больше, я не люблю ждать.

Я взвыла, закусив кулак. Это длится уже около месяца, и ничего невозможно сделать. Связываться с милицией я не особенно настроена – у меня не очень законный паспорт, мало ли… Так вышло – чтобы спасти меня, Алекс вынужден был сделать мне другие документы, а по своим я официально мертва уже около пяти лет. Вот так – нет меня, и все тут. И это обстоятельство здорово осложнило мне жизнь в последнее время. Дело в том, что за мной решил приударить один господин. И все бы ничего – если бы не его высокий пост, чрезвычайно преклонный возраст и слишком большие деньги в руках. Дедуля решил, что за свои нереальные бабки может иметь все, на что посмотрит, – в том числе и меня.

Увидел меня Михаил Борисович на турнире. Он выступал генеральным спонсором, а я выставляла свою первую пару воспитанников. И то ли я была слишком ярко одета и накрашена, хотя ничего особенного не надевала, разве что ботфорты на высоких каблуках и узкие джинсы, то ли просто его взгляд случайно зацепился за мою персону… Но перед финалом, куда мои дети попали, ко мне подошел высокий мрачный парень в строгом костюме и сунул записку, в которой меня приглашали после награждения за столик спонсора. Я окинула взглядом зал, нашла этот пресловутый столик и аж передернулась – на меня в упор смотрел худой старик в дорогом костюме и ослепительной рубашке. В его взгляде было столько пошловатого обожания, что мне стало плохо. Я не нашла ничего умнее, как порвать записку и демонстративно опустить ее в мусорку.

Мои дети стали шестыми. Я не могла понять, что происходит – они танцевали как минимум на третье место, но в распечатке стройными рядами красовались шестерки от всех десяти судей. Разговаривать с главным судьей я не рискнула – мое тренерское имя еще не было столь громким, как в свое время танцевальное. Да и не имя даже, а псевдоним – я так и шла во всех клубных бумагах как Мэри. Просто Мэри – без фамилии. Как знаменитая Кармен, партнерша Брайана Ватсона. Да, мне говорили, что от скромности я не умру…

– Ничего, это ваш первый опыт, вы и так сделали практически невозможное, – сказала я своим детям, которые, кстати сказать, были вполне довольны результатом, потому что я настраивала их на меньший.

Но на душе скребли кошки – я прекрасно понимала, почему так случилось.

С понедельника начался кошмар. Мне привозили огромные букеты цветов – все больше экзотических, приглашения на какие-то концерты, выставки, презентации. Я не отвечала, выбрасывала приглашения, не носила домой цветы, не брала трубку, если номер незнаком. Все это напоминало уже пройденный этап жизни – именно так начинались ухаживания моего мужа. Именно так Костя преследовал меня, убеждал, уговаривал. Меня сломало тогда не повышенное внимание, а недоверие. Недоверие моего любимого человека, Максима. Если бы не это – моя жизнь пошла бы совсем по другой колее. Я, наверное, продолжала бы танцевать, не писала бы детективных романов, не моталась бы из Цюриха в Бильбао, потом в Прованс, а оттуда снова в Москву и Цюрих по «левым» паспортам. И звали бы меня Мария Лащенко – или Нестерова, например. А так…

Какая я, к черту, Лейла Манукян, ну, посмотрите на меня внимательно – худая, рыжая, с вечно прищуренными глазами, с порывистыми движениями и отвратительным характером. Я – Мэри. Теперь это уже не имя – состояние души, тип психики, стиль жизни. В клубе, кажется, никто и не помнит – или просто не знает, – как меня зовут. Детям я тоже позволяю звать себя Мэри.

И еще одно… Если бы не Костя – в моей жизни никогда не возник бы Алекс. Не было бы моей сжигающей любви к нему, моих слез, моих мучений, о которых он, разумеется, хорошо знает. Более странного романа у меня в жизни не случалось. И уже не случится – я уверена. Там было все: от ночной переписки в аське после понюшки кокаина до страстного танго в маленьком зале – это был наш первый и последний танец. Мы как два магнита с одинаковым зарядом – вроде как и тянет друг к другу, но в то же время поле между нами сильнее, и оно расталкивает нас в разные стороны. Я очень его любила – да и невозможно его не любить, даже когда знаешь о нем все, что возможно. Парадокс – он меня тоже любит. Наверное.

Смешно, да?

Да…

Появления Алекса я боялась по двум причинам. Во-первых, не была готова, успела отвыкнуть, забыть, смириться. Во-вторых, Михаил Борисович. Если Алекс унюхает – с его-то чутьем и интуицией, – проблемы начнутся у всех, начиная с меня.

Да, между нами ничего нет и почти ничего не было в прошлом – если не считать пары ночей, проведенных в постели. Однако по какой-то странной логике Алекс считает, что я принадлежу ему. Как и все, чего когда-либо касались его красивые руки пианиста с длинными гибкими пальцами. Его логика всегда была выше моего понимания, да я уже давно и не стараюсь понять. Мне – не нужно. Хорошо бы, еще и сам Алекс считал так же.

Ранним утром телефонный звонок заставил меня оторваться от сладкой полудремы-рефлексии и взять трубку. Так и есть – почтенный старец:

– Здравствуй, Мэри. Как прошла ночь?

– Спасибо, хорошо.

Молчание. Долгое, тягучее – как кисель. Ну, чего ему надо от меня?!

– Ты сегодня работаешь? – нашелся наконец подходящий вопрос у Михаила Борисовича, и я скорчила своему отражению мерзкую рожу, как будто могла таким способом переадресовать ее звонившему.

– Я всегда работаю.

– А ведь нужно отдыхать, ты так надорвешься! – О черт, зачем я это сказала?! Теперь начнется эпопея с турпутевками – как пить дать. Я не ошиблась – буквально тут же мой собеседник решительно заявил: – Если тебе удобно, то уже послезавтра мы могли бы полететь куда-нибудь, где тепло и солнечно, где есть море и пляжи…

– Так, стоп-стоп-стоп! – решительно перебила я, пока старичка не унесло окончательно. – Во-первых, я работаю. Во-вторых, мне противопоказан морской климат, а в-третьих, я никуда не собираюсь с вами. Надеюсь, это понятно? – И скоренько бросила трубку, чтобы больше ничего вообще не слышать.

С подобным предложением престарелый мачо уже неоднократно подкатывал ко мне, однажды даже прислал конверт с оплаченной путевкой на горный швейцарский курорт, который я разорвала на глазах изумленного до немоты посыльного. Михаил Борисович изволил потом сильно гневаться, даже голос себе позволил повысить в телефонном разговоре, однако утих на какое-то время. Значит, решил повторить попытку. Есть же люди, которым ничего невозможно объяснить…

Засунув телефон куда-то в стопку постельного белья в шкафу, я вышла в кухню и машинальным движением нажала кнопку электрического чайника. Джезва, кофемолка, запах свежего кофе, первая утренняя сигарета… Все как всегда. Любое мое утро похоже на другое, как спички в коробке, – ничего не меняется. Но это, думаю, к лучшему. Ритуал не дает мне выпасть из рабочей колеи даже после таких вот звонков.

Зато в этой жизни есть некто, кому наплевать на мои попытки уравновесить свою жизнь.

Я уже вышла из душа и как раз заматывала голову полотенцем, когда в дверь позвонили. Могла зайти Марго, и потому я не удосужилась даже в глазок посмотреть, отученная от подобного действия домофоном. В распахнутой мной же настежь двери показался – ну да, правильно. Как всегда, в своем репертуаре: весь в черно-белом, неизменный тонкий шарф на шее, зонт-трость в руке – шел дождь, судя по стекавшим с зонта каплям. Март, называется…

Даже тонкий шрам через весь подбородок не сделал Алекса ни на грамм менее красивым. Сердце мое в какой-то момент перестало биться. Черт возьми…

Я его не звала, не ждала и – более того – боялась, а потому попыталась захлопнуть дверь, но куда там – он уже стоял в прихожей и привычно шарил рукой по стене в поисках выключателя. Свет вспыхнул, ударив по глазам, я зажмурилась, в очередной раз совсем не к месту подумав, что надо бы сменить лампочки в плафоне на менее яркие. А Алекс уже поставил зонт в угол, сбросил на вешалку плащ и шагнул ко мне, взял за плечи холодными руками, притянул к себе:

– Ну, не успела убежать, Мэ-ри?

Холод его рук привел меня в чувство, и я запоздало и совершенно по-идиотски завизжала. Он же только рассмеялся, не выпуская меня.

– Ты все такая же, Мэ-ри. Открываешь, не спрашивая, потом каешься и проклинаешь себя. Хорошо, что это я – а ведь мог быть кто-то еще. Или я не прав? – Он чуть отстранил меня и требовательно заглянул в глаза. Я попыталась вывернуться, но бесполезно – хватка у Алекса всегда была железной. – Ты не рада мне?

– А должна?

– О, все в порядке – это по-прежнему ты. Только тебе приходит в голову отвечать мне вопросом на вопрос.

– Отпусти меня. – Я, как могла, прятала глаза, чтобы он случайно не прочитал в них, как неумело я сейчас пытаюсь обмануть его. Или себя?

– Хорошо. Я отпущу тебя, Мэ-ри.

Он убрал руки, и я сразу отскочила к противоположной стене. Алекс снова усмехнулся, но уже как-то невесело. В его глазах мелькнуло так хорошо знакомое мне выражение тщательно скрываемой ярости. Как же он красив в такие моменты… Признаюсь честно – порой я специально выводила его на эмоции, только чтобы видеть таким, замирать от восторга и бороться с собой, стараясь не показать своих чувств. Глупо, знаю…

– Ты не пригласишь меня войти?

– Ты уже вошел, – буркнула я, запахивая халат на груди. – Надеюсь, помнишь, где кухня, мне нужно одеться. – Но он не пустил меня, потянул за собой в сторону кухни.

– Побудь со мной. Я только вошел – а ты уже стараешься убежать.

Я покорно вздохнула, в душе проклиная себя за навалившуюся вдруг слабость и бесхарактерность, никогда прежде мне не свойственную. Мы оказались в кухне, и Алекс безошибочно угадал мое любимое место. Хотя – что там гадать, я и в квартире Марго, точно такой же по планировке, всегда сидела именно в этом углу между окном и столом. Я даже мебель передвинула у себя, чтобы образовалось уютное местечко. Одинокие вечера, если оставались силы, я коротала именно тут – забрасывала ноги на батарею, ставила рядом на столе пепельницу, спиртовку с джезвой, иногда – ноутбук, курила, пила кофе, что-то пыталась писать – или просто глядела в стену. В такие моменты меня окружали призраки моего прошлого – отец, муж, любовник, еще какие-то люди… И венец всего, разумеется, Алекс, сидящий сейчас у окна и чуть насмешливо глядящий на меня.

– Кофе? – Я отвернулась к плите, но он вдруг позвал изменившимся голосом:

– Мэри, посмотри на меня.

Я повернула голову – он смотрел на меня в упор, словно нанизывая на спицу, – до того мне почему-то стало больно внутри. Я знала эту его манеру, знала, что он любит напускать на себя флер мистики, окутываться, как плащом, какими-то полунамеками. Раньше, особенно первое время, меня это пугало. Потом я перестала реагировать, чем злила его несказанно. Сейчас мне уже почти все равно…

– У тебя болит внутри, Мэри. Ты устала быть одна.

– Тоже мне – новость, – спокойно отозвалась я, снова отворачиваясь к плите и включая ее.

– Почему ты одна, Мэри? Неужели за все это время не встретился достойный человек? – А в голосе-то прямая насмешка, намек на то, что с ним никто не сравнится. Самовлюбленный павлин…

– Я одна потому, что мне так лучше. Устраивает?

– Нет, Мэ-ри, – по привычке растягивая мое имя по слогам, проговорил Алекс, щелкая зажигалкой. – Нет, не устраивает.

– Ничем не могу помочь. Другого ответа нет.

Он встал, шагнул ко мне и взял за плечи, крепко сжал, не давая обернуться, и зашипел в ухо:

– Другой ответ есть. И ты очень часто произносишь его, когда думаешь, что тебя никто не слышит. Зачем ты упираешься, Мэ-ри?

Каких трудов мне стоило собрать себя в кулак и не поддаться этому голосу, этому тону, заставлявшему меня забывать обо всем, этим рукам, которые крепко держали меня за плечи… Но я справилась и вырвалась, отошла к мойке и прикусила губу, глядя на Алекса исподлобья.

– Шел бы ты… к Марго.

Он слегка опешил, но быстро пришел в себя:

– При чем тут Марго?

– При всем. Иди, Алекс, мне нужно собираться на работу.

Я почти силой вывела его из кухни, сунула в руки зонт и плащ и выставила на площадку, захлопнула дверь и привалилась к ней спиной. С площадки донесся смех и многозначительное обещание:

– Я вернусь, Мэри. И ты это знаешь.

Знаю. Но постараюсь сделать все, чтобы этого не произошло. Зачем я сказала фразу про Марго? К чему? Вышло так, что я ревную. Это неправда. Это глупо. Этого нет. А вот сказала – и все…

Интересно, он действительно пошел к Марго? Хотя… почему меня это волнует? Разве я не сама его выставила?

Не найдя ответа, я вздохнула, вспомнила про напрасно включенную плиту и поняла, что пора собираться – через час у меня собственная тренировка, а потом две пары детей.

Воспоминания о работе заставили меня нахмуриться. С некоторых пор мой назойливый поклонник приобрел отвратительную привычку приезжать в клуб и по-хозяйски усаживаться в кресло в углу зала, наблюдая за тем, как я работаю – с детьми, одна или с партнером. Меня это злило, и я однажды заикнулась руководителю, что, мол, нечего посторонним здесь делать, однако он вдруг звонко шлепнул по столу ладонью и категорически заявил, что спонсор имеет полное право наблюдать за работой тренеров. Это сообщение поразило меня – выходило, что старикан просто-напросто купил себе право появляться в моей жизни в любой момент. Разумеется, этого я терпеть не собиралась и на следующий же день решительно выставила нахального деда в коридор. Ничем хорошим не закончилось…

Тем же вечером в душевой вдруг погас свет, я потянулась за полотенцем, собираясь выйти из кабины и посмотреть, в чем дело, но чья-то рука впечатала меня лицом в кафельную стену, а грубый мужской голос прошипел в самое ухо:

– Еще раз рыпнешься, сучка, пеняй на себя.

Из душа хлынула ледяная вода, и за моей спиной раздались быстрые шаги – незнакомец стремительно удалялся. Свет вспыхнул так же внезапно, как погас за несколько минут до этого; я, не обращая внимания на ледяную воду, льющуюся сверху, съехала по стене вниз и заплакала, понимая, что это кто-то из охраны старикана поставил меня на место. Попытался, во всяком случае…

Михаил Борисович, правда, перестал злоупотреблять своим спонсорским статусом, но раз в неделю все же приезжал. Мой партнер Виктор только хмыкал и подкалывал – мол, уступила бы уже, а то мучаешь пожилого человека. За что был неоднократно отправлен по известному адресу, однако шуток своих так и не оставил.

Неприятности сегодняшнего дня не закончились с уходом Алекса – или это он в отместку наслал на меня порчу. Но так или иначе, я сломала каблук сапога почти на подходе к клубу. Чертыхнувшись, оперлась о ближайшую стену дома, не обращая внимания на грязь, и осмотрела правый сапог. Все, только выбросить… Теперь главная задача – доскакать до клуба, а потом добраться домой. Я могу, конечно, позвонить Марго и попросить ее забрать меня на машине или, на худой конец, просто привезти мне другие сапоги. Пока я размышляла над этим, меня вдруг обняли за талию, и я заорала не своим голосом от неожиданности. Но это оказался Витя, мой партнер. Он только что вышел из остановившегося метрах в ста от меня такси и таким образом решил поздороваться. Я подавила в себе вспышку гнева – человек не виноват в моем незадавшемся утре.

– Что, малыш, каблучок тю-тю? – Виктор присел на корточки и взял меня за щиколотку. – Да уж…

– Сама вижу…

– Ничего, не расстраивайся, за мной вечером приятель заедет, так мы тебя довезем. И давай-ка похромаем до клуба – пока переоденемся, пока разомнемся… Ногу не повредила? – спросил он, поднявшись, и пошел вперед, забросив мою сумку себе на плечо.

– К счастью, хоть тут все в порядке, – я улыбнулась и в тот же момент левая нога, как по волшебству, поехала в сторону. Я судорожно попыталась вцепиться в куртку развернувшегося ко мне партнера, но не успела – нога подвернулась, и я охнула от боли.

– Ну, твою мать! – печально констатировал Виктор, помогая мне встать. – Отменилась тренировка. Как ты так неосторожно, Мэри?

– Погоди, может, пройдет? – жалобно проговорила я, хотя уже и сама понимала, что минимум – растяжение связок, а по факту, скорее всего, вывих – диагноз мне знаком, и как раз эта нога страдала раза три.

Виктор уже ловил такси. Вместо тренировочного зала я оказалась в травмпункте, а чуть позже – дома, с гипсом на ноге. Вывих. Три недели покоя, потом минимальные нагрузки. Черт побери…

Боль была адская, обезболивающие таблетки не помогали, я плакала от злости на себя и от досады. Не выдержав, позвонила Марго. Услышав голос подруги в трубке, я окончательно расклеилась:

– Марго… ты не зайдешь, а?

– В чем дело, Мэрик? – обеспокоенно отозвалась она, и я жалким голосом сообщила:

– Я вывихнула лодыжку… сижу в гипсе, даже до кухни не могу доковылять – больно…

Марго ахнула и тут же бросила трубку. Ключ от моей квартиры у нее был, поэтому я могла не вставать с дивана. Подруга появилась через десять минут в домашнем красном кимоно, с капустным пирогом на тарелке и контейнером винегрета. О Марго – волшебница…

– Спасибо, родная, – прочувствованно сказала я, когда она поставила все это на столик и присела рядом со мной на диван.

– Не за что, – отмахнулась Марго, отдергивая плед и рассматривая гипс. – Как тебя угораздило?

– Сломала каблук, а потом равновесие не удержала, и вот…

– Да уж, – протянула она. – И как ты теперь будешь?

– Пару дней отлежусь, потом начну потихоньку ходить.

Это заявление сразу настроило Марго на воинственный лад – она встала, уперла руки в бока («руки сахарницей» – так она сама называла эту позу) и спросила:

– А больше никаких планов нет? Может, я тебе сразу ролики подарю – начнешь кататься?

– Марго… – но она не слушала.

– Я так давно Марго, что уже и не помню! И не съезжай с темы, а слушай меня – никаких телодвижений, пока врач не позволит!

Я не стала спорить дальше: бесполезно. Она вообще мягкая и податливая по характеру, однако если вдруг начинает упираться, то все – никакие уговоры, доводы, споры и капризы не действуют. Даже мои.

У меня на языке вертелся вопрос, но я не решалась его озвучить и все пыталась по каким-то внешним признакам определить, был ли у Марго Алекс. Но она выглядела совершенно обычно – так же, как вчера, позавчера, неделю назад.

– Мэри… я не хочу тебя пугать, – вдруг начала Марго каким-то странным тоном, и я мгновенно поняла: да, вот оно – был. И явно наговорил – или наделал – чего-то.

– Я знаю, Марго.

Ее брови, всегда идеально ухоженные и подведенные волосок к волоску, удивленно изогнулись, придав круглому лицу Марго выражение растерянности и изумления одновременно. Она помолчала, словно собираясь с мыслями, и, порывисто взяв меня за руку, заговорила вполголоса:

– Мэри… Мэри, родная, я умоляю тебя – будь осторожна. Он ведь приехал за тобой, он мне сам сказал…

– Что – опять??? Глупости! – решительно отвергла я и потянулась за мундштуком. – Глупости, Марго. Он может говорить все, что ему заблагорассудится, но мы-то знаем, правда? А знаем мы, что я никогда его не интересовала в той степени, в какой ты. И та женщина, ради которой он совершает свои «хазарские набеги» в Россию, это ты, Марго. Так что не обманывайся, дорогая. Я тут ни при чем.

Марго вдруг затрясла головой мелко-мелко, зажала руками уши и пробормотала:

– Не говори, не говори этого! Это неправда! Я замужем, Мэри, у меня муж – ты забыла?

– Когда это нашему Господину Призраку мешал столь незначительный факт? – усмехнулась я, чувствуя внутри такую тоску, что захотелось взвыть и убежать в ванную, чтобы там поплакать наедине с собой. Но гипс на ноге лишал меня даже такой мелочи, как слезы в одиночестве.

Зато заплакала Марго, удивив меня. С того дня, как в ее жизни появился Джеф, она все время улыбалась, во всяком случае, когда он был рядом, пребывала в прекрасном настроении и вообще стала уравновешенной и спокойной.

– Ну что с тобой? – Я притянула Марго к себе, прижала к груди ее голову и прижалась губами к затылку. Тонкий запах духов напомнил мне о прошлом – это были мои любимые духи, и именно мой флакон был у Марго первым, я подарила ей. – Не плачь, Марго…

– Мэри… Мэри, ты до сих пор не понимаешь, да? – прорыдала подруга, обхватив меня руками. – Не понимаешь – он никогда не отпустит ни меня, ни тебя – что бы ты ни говорила! Он будет держать нас на поводках, как болонок, – на всякий случай!

– Нет, Марго. Я не болонка. И насиделась на поводке в свое время. Больше не хочу.

В ответ раздался смех, и я вздрогнула, потому что смеялась не Марго. Это хохотал Алекс, привалившись спиной к дверному косяку и откинув назад голову. Похоже, ключом от моей квартиры он тоже запасся, я отметила это про себя. Опять придется менять замки…

Марго передернулась, как от резкого укола, выпрямила спину и спешно вытерла мокрые глаза. Алекс перестал смеяться так же внезапно, как начал, по-хозяйски прошел в комнату и уселся в кресло у окна, закинув ногу на ногу.

– Вы в своем репертуаре. Слезы, сопли и проклятия. Никак не можете меня не обсудить и не осудить. Что с твоей ногой, Мэ-ри?

– А ты не знаешь? – огрызнулась я, и он криво улыбнулся.

– Подозреваешь, что это я?

– Смешно.

– Не смешно, – согласно кивнул Алекс. – Так что с ногой?

– Вывих.

– Понятно.

Воцарилось молчание. Я курила, Марго нервно сжимала в руках салфетку, которой был накрыт до этого пирог. Алекс наслаждался моментом – еще бы, снова он хозяин положения, а мы с Марго – лишь жалкие статистки, марионетки, послушные его гибким пальцам. Ох, он еще не подозревал, что произойдет через минуту…

Звонок в дверь нарушил наше молчание.

– Марго, открой, пожалуйста, – попросила я, и Марго вышла в прихожую.

Послышалась возня, потом вскрик моей подруги, на который сразу кинулся Алекс, но тут же, пятясь, вернулся в комнату с чуть приподнятыми вверх руками. Следом за ним вошел огромный амбал в сером костюме. В левой руке его был пистолет, дуло которого аккуратно упиралось в лоб Алекса. Я в меру возможностей подтянулась на диване и села, обхватив руками задрожавшие колени. Амбал жестом велел Алексу сесть в кресло, и тот подчинился, однако по его прищуренным глазам я видела: ищет момент для броска. Однако амбал прекрасно владел ситуацией и ни на секунду не спускал с него глаз. Марго ввел в комнату второй мужчина, похожий на первого как брат-близнец. Когда Марго тоже усадили в кресло, ко мне вернулся дар речи, и я заорала, совершенно потеряв голову:

– Это что еще за хрень?! Вы кто?!

– Не кричите, Мэри, – раздался из прихожей голос, и я похолодела, моментально расхотев орать и качать права. В комнату неспешной походкой вошел Михаил Борисович с букетом пошлейших белых роз – тех, что совершенно не пахнут и годятся, по моим представлениям, разве что на похороны. Совершенно не смущаясь присутствием посторонних, положил букет на стол, наклонился и взял мою руку, поднося к губам. Краем глаза я видела, как передернулся взбешенный Алекс и как украсилось победной улыбкой лицо Марго.

– Что произошло, Мэри? Мне в клубе сказали, у вас травма, – проговорил он, усаживаясь на край дивана и не выпуская моей руки.

– Да, но…

– Надеюсь, вам сделали все, что нужно? – не обращая внимания на мои «но», продолжал старик. – Завтра за вами придет машина, вас отвезут к моему врачу.

Лицо Михаила Борисовича при этом изображало отнюдь не отцовскую заботу. Он тискал мои пальцы, то и дело подносил их к губам, и я, памятуя о неприятном разговоре в душе с одним из его амбалов, не решалась выдернуть руку. Алекс брезгливо кривился в кресле, и я почти физически ощущала, как сильно он разочарован во мне – я никогда прежде не позволяла кому-либо делать то, что мне неприятно. Но Борисыча я ощутимо боялась. Даже не знаю, дело в его охранниках или в чем-то еще.

Старик, казалось, не замечал ни охраны, ни Алекса, ни Марго – он наслаждался моей растерянностью и беспомощностью, дотянулся второй рукой до лица и бродил теперь пальцами по щеке, по шее, спускаясь все ниже.

– Уберите руку, – не выдержала я, и он, внимательно глядя мне в глаза, на какое-то время вообще задержал ладонь едва ли не на груди. Я прикусила губу, зажмурилась и начала считать про себя до десяти.

Борисычу, кажется, надоело, и он, убрав руку, повторил фразу о машине и враче.

– Это лишнее…

– Мэри, Мэри… консультация хорошего специалиста лишней не бывает. – Он встал с дивана, развернулся к двери и мимоходом заметил: – Надеюсь, я не очень испугал ваших гостей? Молодой человек, в другой раз не выскакивайте с такой прытью, охрана может не сориентироваться, – это относилось напрямую к Алексу, и тот взбесился окончательно, но взял себя в руки, видимо, оценив шансы, и позволил себе только одну фразу:

– Следующего раза не будет.

Михаил Борисович окинул его долгим взглядом, покачал головой и усмехнулся:

– Тут вы правы. В следующий раз они не будут столь терпеливы и деликатны.

Незваные гости покинули квартиру так же быстро, как и появились. Когда дверь захлопнулась, Алекс вдруг рванулся из кресла в прихожую, но Марго что-то сказала ему на непонятном мне языке, и он, дыша тяжело, как после забега, остановился, зашарил в карманах в поисках зажигалки.

– Кто это? – Он метнул в меня тяжелый пронзительный взгляд, но я выдержала.

– Где? – невинно осведомилась я.

– Мэри – я ударю тебя! – прошипел Алекс, закуривая. – Я спросил – кто это был? Этот старик с охраной – он кто?

– Какой-то хрен из мэрии, я в этом не разбираюсь.

Лицо Алекса сперва выразило крайнюю степень удивления, но совсем скоро это сменилось брезгливой гримасой.

– Да-а-а, Мэ-ри… Вот не думал, что ты опустишься до такого – тебя лапает старый дед с солидным положением! Хорошо платит? Или у вас… ха-ха… по любви? – оскалился он.

Я вспыхнула, уже пожалев, что начала опять играть с Алексом в наши никому не понятные игры:

– Это не твое дело!

– Не мое, – согласно кивнул он, глубоко затянувшись сигаретным дымом. – Разумеется, не мое. Но ты не задумывалась никогда – а зачем я постоянно оказываюсь рядом с тобой? Зачем я бросаю свои дела и лечу куда-то, чтобы помочь тебе? Так, может, это все-таки мои дела, а, Мэ-ри?

– Я не прошу тебя ни о чем! Я вообще не хочу тебя видеть – никогда, и прямо сказала тебе об этом еще год назад! Но нет – ты не согласен, у тебя свой сценарий, ты сам решаешь, кого и когда отпустить, оставить в покое, убить! – Меня трясло, как от озноба, я дотянула плед до подбородка и пыталась согреться. Но это была нервная дрожь, от которой не так просто избавиться.

Алекс разглядывал кончик сигареты и вроде как не слушал меня, думая о своем. Марго, застывшая в дверях, оттолкнулась от косяка и подошла ко мне, села рядом и обняла за плечи. И вот тут Алекс встрепенулся, резанул нас острым взглядом и негромко велел:

– Марго, встань туда, где стояла.

– Зачем? – В голосе Марго я вдруг услышала что-то новое, чего прежде никогда не было в ее разговорах с Алексом. Она сопротивлялась, и я всем телом чувствовала это сопротивление – каждая мышца Марго превратилась в натянутую резину, готовую вот-вот разорваться.

– Я же сказал.

– Ну и что?

Я перевела взгляд на Алекса и вдруг поняла все. Он не мог управлять нами обеими, когда мы находились так близко друг к другу. Не мог – и потому старался разорвать нас, разделить, чтобы иметь возможность контролировать каждую отдельно. Действительно – а ведь он никогда не давал нам в своем присутствии даже сесть близко друг к другу, а уж вот так слиться в одно целое – тем более. Вдвоем мы оказывались сильнее. Так, значит, вот чего боится Господин Призрак – того, что мы с Марго сможем противостоять ему. И вот почему он так старался растащить нас по разные стороны границы…

Марго год назад совсем вышла из-под его контроля, сняла невидимый наручник, сковывавший ее с Алексом много лет. А мою руку ему так и не удалось поймать, хотя он старался. И, значит, теперь почувствовал, что ниточки уже не в его руках. Теперь не он пишет сценарий. Не он – а я. Я – потому что практически все написанное мной в последнем романе сбывалось с точностью до буквы, до секунды. Уж не знаю, как так выходило…

Марго и Алекс сверлили друг друга взглядами, и вдруг – о чудо! – Господин Призрак с ухмылкой, в которой явственно проступало недоумение, отвел глаза. Сделал вид, что стряхивает пепел с потухшей сигареты. Марго победила. Ее руки, по-прежнему сжимавшие меня в объятиях, чуть расслабились, дыхание стало ровным и совсем спокойным. Лицо Марго чуть порозовело от напряжения, но этот румянец сделал ее только красивее. Она успокаивающе погладила меня по плечу и проговорила:

– Ты злоупотребляешь гостеприимством, Алекс. Тебе пора.

– Я никуда не тороплюсь, – отрывисто бросил он.

– И это не значит, что ты будешь находиться здесь, – прорезался голос у меня, и я изрекла свой вердикт твердо и безапелляционно.

– И ты туда же? – Изогнув бровь, Алекс смотрел на меня так, словно видел и слышал впервые. – Что-то я не заметил в тебе этой прыти, когда старичок решил тебя приласкать, – не удержался, разумеется, от колкости в мой адрес. – Не понимаешь, что, если я уйду, вы обе сдохнете?

– Не льсти себе, – я проглотила пилюлю про Борисыча, мечтая только о том, чтобы сейчас Алекс встал и ушел. Мне было невыносимо его видеть и слышать – после всего.

– Ты увидишь, Мэ-ри, – прошипел он, вставая. – Увидишь очень скоро. И тогда – если ты, ты сама попросишь меня, – я вернусь и помогу вам. Но не раньше! И только на этих условиях. Мой номер телефона ты знаешь.

Алекс пошел к выходу, на пороге обернулся и бросил:

– Передай привет мужу, Марго.

В этой фразе прозвучало столько злости, что испугалась даже я – что говорить о Марго, которая после звучного хлопка входной двери, закрывшейся за спиной Призрака, упала ко мне в колени и разрыдалась. Я понимала, почему она так убивается.

– Не надо, Марго. Он ничего не сделает Джефу, – но не было в моем голосе уверенности, я и сама это чувствовала.