Читать книгу Несмеяна - Марина Кравцова - Страница 5

День обещал быть ясным, солнечно было и в моей душе. Все произошло нежданно-негаданно, и теперь самые обыденные вещи воспринимались как яркое приключение.

Пешая прогулка до станции по запыленной дороге. Вокруг темная, полновесная зелень. Не спеша мы с Иваном проходим мимо разноцветных дачных домов, любуемся, как разгорается день, слушаем звучные трели и бойкий щебет. А потом – ожидание электрички, ванильное мороженое, купленное тут же в киоске (Ваня угостил, ага), болтовня обо всем на свете. На платформе кроме нас – молодая парочка с рыжей собачонкой. Со всей неуемностью щенячьего любопытства рыжик крутится возле нас, подходит к Ивану и тычется носом в его ногу. Говорят, животные чувствуют добрых людей, да? Так-так, и вот наш рок-музыкант с позволения хозяев гладит щенка и скармливает ему остатки мороженого.

Когда пара с собачкой отошла, Иван внимательно на меня посмотрел и сказал:

– Знаешь, а ты сейчас улыбаешься.

Я достала зеркальце в деревянной оправе, прихваченное из флигеля, и впилась взглядом в свое отражение. А ведь и правда! То, что сейчас на моем лице, для меня вполне сойдет за улыбку. Кончики губ тянутся вверх и смешливо подрагивают, глаза сияют. Внутри что-то звенит легкими колокольчиками и замирает то ли от восторга, то ли от боязни потерять эту легкость и звонкость. Потому что со мной такое впервые. В самый-самый первый раз!

Никто никогда мне не нравился, никто не был нужен, ни с кем мне не было интересно. А сейчас…

Об этом я думала, когда мы уже разместились в полупустом вагоне, когда поезд тронулся, станция проплыла мимо, а потом помчались за окном все быстрее-быстрее деревья, дачи, магазинчики, опять деревья… В вагоне было душно. Я почувствовала, что меня укачивает. Глаза закрывались сами собой – в конце концов, я сегодня не спала всю ночь. И меня мягко, тихонько, ненавязчиво втянуло в серебристый туманный сон…

Почему я плачу? Слезы стекают по щекам. Тоска щемящая, но я знаю, что это не моя тоска. Какая тишина вокруг… Странное, пустынное, темное место, затянутое клочковатым туманом.

И в этом мареве я вижу светлую фигуру. Это длинноволосый мужчина с горящими глазами, похожий на бескрылого ангела, от него исходят нежность и горькая печаль. И все же я понимаю, что это не дух, а создание из плоти и крови. Он меня не видит… он шепчет что-то. Мне кажется, или… «дочь моя»?

– Ты мой отец? – также шепотом спросила я светозарного мужчину.

Он поднял на меня тихий взгляд… и картина сменилась.

На фоне пасмурного неба, на нижней ветви дерева без листьев сидит огромная птица с крыльями цвета пепла. У нее юное женское лицо с четкими, резкими чертами, в обрамлении тяжелых темных волос. Огромные глаза ее закрыты.

– Птица Гамаюн, – взмолилась я. – Не открывай глаза… не надо.

Но она тут же распахнула их, ее взгляд пронзил меня насквозь… И все пропало.

Я проснулась. Почему-то моя голова была на плече Ивана.

– Ох, – я отстранилась, машинально вытирая слезы. – Извини.

– Что ты, Яночка, все в порядке. Но… ты плачешь?

– Это просто сон…

Иван посмотрел на меня с беспокойством.

– Что-то слишком сильно он тебя расстроил.

– Сон был очень реальным.

Я поколебалась… и рассказала обо всем, что видела.

– Может ли этот мужчина быть моим отцом? – вот что больше всего меня сейчас волновало. – Мне кажется… я его знаю. Я много читала об обитателях Запределья. Но одно дело читать, другое – увидеть своими глазами. А птица Гамаюн…

Я задумалась. Почему во сне я так испугалась ее взгляда? Боялась прочесть в нем свою судьбу? Или меня страшило то, что надо идти навстречу переменам, которые уже преподносит мне эта судьба? Ведь я так привыкла плыть по течению.

– Я тоже кое-что читал и слышал о Запределье, – заметил Иван. – И знаю, что ваш род, Вольские – потомки Царевны-Лебеди, которая была замужем за одним из русских царевичей.

– Да, мать государя Артемия Первого Георгиевича.

– Говорят, благодаря этому родству Вольские умеют превращаться в лебедей. Ты тоже умеешь, да?

– Нет, это умение передается, похоже, только представителям старшей ветви. Так что я не лебедь. Ты разочарован?

Он ответил с улыбкой:

– Ничуть.

Мы уже давно проехали городок Звонари. Сейчас электричка подъезжала к одной из дальних станций. Притормозила, остановилась, впустила пассажиров. В вагон впорхнула оживленная компания смеющихся, о чем-то увлеченно болтающих подростков и разместилась напротив нас. Обычно чужой смех раздражал меня, но не сейчас. У одного паренька была гитара, на которую Иван внимательно посмотрел, а потом попросил:

– Можно?

Хозяин гитары улыбнулся и протянул ее Ивану.

И полилась песня…

Закроет солнце

глаза в полнеба.

Переплетется

и явь, и небыль…

С закатом споря,

горят жар-птицы,

и в лунном море

мечта искрится…

Мне казалось, что все пассажиры обернулись в нашу сторону и притихли, слушая Ивана. А со мной творилось что-то непонятное. Мелодия… странно знакомая. Она словно коснулась чего-то глубинного, затаенного во мне. Чего-то позабытого, но очень дорогого…

Изредка мне приходилось просыпаться с ощущением, что во сне я видела что-то важное, но все куда-то ускользало. И песня, которую пел сейчас Иван, словно пришла из тех самых снов.

А на восходе,

в неясном свете,

на воды всходит

Царевна-Лебедь.

В ладонях крепко

держу надежду,

от сна, от ветра

приходит нежность.

Плеснули струи…

Неяркой краской

я нарисую

живую сказку.

Певец замолчал, отзвучала и мелодия. И когда затихли ее последние отголоски, в наступившей тишине раздался звонкий девичий голос:

– Да это же Иван Рябинин из группы «Березань»!

Подростки взволнованно зашумели и принялись засыпать Ивана вопросами. А девочка, первой узнавшая его, спросила с лукавинкой в голосе, с любопытством взглянув на меня:

– Это ваша девушка?

Ваня весело мне подмигнул, обнял меня за плечи и ответил:

– Да.