Читать книгу Игра в идеалы. Том III - Марина Шаповалова - Страница 12

Сегодня утром Дэвид должен был вернуться в часть. Мы позавтракали вдвоем, и я его проводила. Он попросил меня держаться и хотя бы изредка писать. Мне стало неловко, ведь я ни разу не писала ему раньше.

Я Дэвиду за многое признательна. Он был мудрым вожаком, знал, как себя вести, чтобы человек принял правильное решение, как влиять на собеседника. Но главным оставалось то, что этим он пользовался только во благо. Либо тогда, когда надо было убрать с дороги противника.

Весь день я ждала Карла. И с каждой минутой мне становилось все хуже. С каждой минутой я теряла надежду. Мне было сложно держать перо в руках, чтобы вести этот дневник… Да и не хотелось записывать эти кошмарные дни в тетрадь, где описана каждая минута, проведенная с Карлом.

Нелепо будет существовать без Карла. Возможно, если бы его не было в моей жизни, я бы не любила ее так, как сейчас. И нельзя говорить, что лучше бы я не знала Карла, чем подвергать его риску смерти от проклятия. Для меня очевидно одно: я хотела бы в этой жизни познакомиться с Карлом. Но я не хочу, чтобы он был в ответе за то, что связался с Брустерами. За знакомство с Карлом я готова умереть, но не согласна с тем, чтобы он взял на себя проклятие.

Как же долго тянется время, как же больно содрогаться от мысли о смерти родного человека. Мое сердце превращалось в камень. В эти минуты я не чувствовала одиночества… Я была словно в темнице… Есть все необходимое, но и это уже не интересует. Жажда жизни появится тогда, когда будет возможность жить полной жизнью.

Есть ли смысл ждать? Зачем я это делаю! Очевидно: я просто люблю Карла и не могу отпустить от себя, тем более из-за смерти. Пусть он лучше уйдет к другой женщине, переедет в другой город, у него появятся дети, все равно! Пусть это все происходит, пусть мне будет больно! Но не так мучительно, как сейчас. Мои слова могут показаться эгоистичными, словно Карл умер, а я думаю, как буду жить одна, это же сложно. Но на самом деле я представляю… Да что там – уже вижу отчаявшиеся лица, лица скорби и потери! От этого я ослабеваю сама. Мне страшно представить, что будет с миссис Норрис, когда она узнает, что ее сын умер! Она переживет двоих детей… Она не заслужила такой кары! Родители не должны хоронить детей! Ладно, возможно, я заслужила эти страдания, но в чем виновата моя вторая мама, за что Бог ее так наказывает? Что сделала эта радушная женщина, да к тому же верующая? Или Богу наплевать? Хочет посмотреть, как я мучаюсь, как страдает миссис Норрис? Разве это того стоит? Раз так, то Бог еще больший грешник, чем все мы, земные люди, вместе взятые! Меня можно наказать, но не нужно, чтобы это затрагивало других. Хотя расчетливость Господа достойна уважения! Я бы сама с трудом до такого догадалась. Он убивает Карла, я оказываюсь виновата в этом и еще должна смотреть в глаза матери человека, которого я погубила.

Какой бред! Карл жив… Но тогда где он? Он должен был вернуться два дня назад!

Ближе к вечеру я не могла ходить. После завтрака мне не хотелось больше есть. Казалось, что жизненные силы меня покидают. Я даже обрадовалась обморочному состоянию, я надеялась больше не проснуться. Но и уснуть я не могла. Я по несколько часов могла сидеть в одном положении, смотря в одну точку, в ожидании. А чего я ожидала, уже не знала… Зачем я это делаю? Приступы паники, отчаянья, желания что-то изменить сводили меня с ума! Мне мерещился Карл, я слышала его голос. Иногда я хотела встать на колени и просить хоть кого-нибудь из святых о помощи. Или хотя бы о том, чтобы мне дали сил на ожидание. Но я не могла; стоило представить эту картину, как меня выворачивало наизнанку!

Приступы… Они обессиливали меня! Я хотела плакать и уже была готова к этому, но ни одна слезинка не упала из моих глаз. Ни одна… Каждая мелочь, каждая мысль уничтожала меня! Ближе к ночи каждая картина, которую рисовало мое воображение, меня пугала. Я резко вставала, садилась, меняла позы, словно отворачиваясь от тяжелой пощечины.

Наступила ночь, она принесла в мою душу невероятную темень. Я хотела плакать, бежать, не оглядываясь, наступая на стекло, и чувствовать, как оно вонзается в мою плоть, но лишь бы избавиться от страха, что Карл ко мне не вернется. Где же он?!

Я еле подошла к туалетному столику с зеркалом. И увидела в отражении зеркала девочку, которая жила в приюте. Ту самую Даману Брустер, которую все забросили, которая хотела мстить. Она была сильна, и это хотя бы не вызывало жалости к ней. Но сейчас эта девочка из приюта в отражении потеряла власть и влияние. Я смотрела на себя, и как же жалко я выглядела, я себя не узнавала.

Я застонала. Попыталась сдержаться, но не смогла. Все, что стояло на туалетном столике, я с невероятной яростью махом руки отправила на пол. Все духи, зеркала, статуэтки разбились. Стекла, хрусталь и фарфор разлетелись по сторонам и бросили на стены блики от горящих свечей. После я разбила вазу на тумбочке возле комода… Потом я перестала соображать, что я бью, бросаю в стороны. Помню только, как моя пудра разлетелась по всей комнате. Я кричала, разражалась проклятиями и стонами. Опрокидывала стулья, рвала подушки, обшивку кресел резала осколками графина. В конце концов я взялась за голову, закричала во весь голос и упала на колени. Кулаками несколько раз ударила о пол. Кровь брызгала мне в лицо.

Я посмотрела на руки и увидела на тыльной стороне ладоней много осколков. Духи, что разлились на полу, попали в раны. Никогда в жизни я не была так благодарна боли. Жгло беспощадно, потекли слезы от боли. Хорошо, что никто из прислуги не мог услышать моих криков. Их комнаты очень далеко, а дом сам по себе большой.

Я собралась с духом, поднялась и отправилась умыться, оставляя за собой дорожку из пятен крови. Взяв пинцет, я начала вынимать осколки. Закончила с левой рукой. С правой оказалось сложнее: я правша. Рука дрогнула, и я поранилась, впрочем, новая рана общей картины не портила. Рукомойник был весь в крови.

Промыв раны, я обмотала руки полотенцами и вернулась в комнату. Вот тогда я смогла оценить ущерб, нанесенный себе. Пожалуй, этот разгром никто не должен видеть. Я решила убраться. Справилась за полтора часа. Но, к сожалению, рукам на пользу это не пошло. Два полотенца почти полностью пропитались кровью.

Я решила не рисковать и вызвать врача. Слава богу, мой разум еще работал. Я отправилась к мистеру Леджеру. Постучавшись к нему в комнату, вскоре я услышала шаги и звук замка.

– Вы закрываетесь на ключ? – спросила я, держа руки за спиной.

– Я мало кому доверяю.

– Простите, что я Вас тревожу, я просто не знаю ни одного врача.

– А что-то случилось?

– Да… Я споткнулась о комод, задела духи. Они разбились, а я упала на осколки руками.

Я показала руки. Мистер Леджер чуть не поседел, так мне показалось. Он сразу же побежал в спальню прислуги и отправил Билли за врачом. Меня же дворецкий повел в ванную. Там он снял полотенца, округлил глаза и спросил:

– Как же Вы так упали?

– Неудачно…

– Когда это произошло?

– А Вы не слышали?

– Чего?

– Моего крика. Я думала, я весь дом разбудила.

– Простите, миледи… Я не слышал.

– Ничего страшного. Порезалась я примерно полтора часа назад.

– Полтора часа?! Раны до сих пор кровоточат! Почему Вы сразу не пришли ко мне? – возмутился дворецкий, отмывая мои руки.

– Комната жутко пропахла духами. Я решила ее проветрить, а потом спуститься к Вам. Но все спали, и я сама убрала осколки. Кровь остановилась, но потом раны вновь открылись, и тогда я решила Вас разбудить.

– Надо было сделать это сразу!

– Ой, ничего страшного.

– У Вас полтора часа кровь идет, а Вы говорите, ничего страшного?

– Что это, мистер Леджер, я вижу чувства на Вашем лице?

Я пыталась шутить. Дворецкий не ответил. Но раны действительно не были серьезными, они просто кровоточили. Мистер Леджер сгущал краски. А врача я решила вызвать, потому что все-таки это стекло и я потеряла много крови. Учитывая мое состояние в последние дни, это могло иметь последствия.

Пока врач добирался до места, проснулся весь дом, и от их заботы я почувствовала себя маленьким ребенком, который ничего не может сделать сам. Они кружили надо мной, как пчелы над медом.

Вскоре пришел сонный врач. Он осматривал, ощупывал мои руки. На правой руке был самый большой порез, который как раз до сих пор кровоточил. На него пришлось наложить швы. Потом врач нанес на руки какую-то вонючую мазь и сказал:

– Все. Я закончил. Немного поболят, но ничего страшного. Я думаю, даже шрамов не останется на Ваших красивых руках, леди Брустер.

– Благодарю и за лечение, и за комплимент, – проговорила я грустно, вспомнив причину ранения.

– Кто доставал осколки? – спросил врач.

– Я сама.

– Удивительно. Вы не боитесь вида крови?

– Нет. Кровью меня не напугаешь…

– Я не нашел больше ни одного осколка, словно с руками работал врач.

– Тот шрам, на который Вы наложили швы, я сделала сама себе, когда доставала стекло… Рука дрогнула.

– Ну, значит, Вы еще студентка.

Он улыбнулся, я ответила взаимностью. Какой обаятельный доктор. Профессия требовала от него строгого воспитания, и врач был весьма галантным. Хотя чувство юмора, как и у всех врачей, у него весьма своеобразное.

– Вот мазь, она Ваша. Ее надо использовать раз в день. Она ускорит заживление. Раны несерьезные. А вот правую я, пожалуй, перебинтую, эту руку Вам надо беречь. Бинт снимаете, когда надо наложить мазь. Через три дня я приду снять швы.

– Хорошо, спасибо.

– Леди Брустер, я хотел бы обратить Ваше внимание кое на что…

– На что?

– Вы хорошо питаетесь и спите?

Я промолчала, не зная, как ответить, и меня опередил дворецкий:

– В связи с последними новостями графиня за пять дней поела три раза. Два дня не спала вообще, вчера несколько часов, и сегодня, как видите, снова не спала.

Я посмотрела на мистера Леджера, дружелюбно улыбаясь. Врач был недоволен:

– Этого следовало ожидать. Леди Брустер, Ваша рана несерьезна, а сильное кровотечение связано с тем, что организм очень ослаб и не может справляться с недугами. Вам необходимо хорошо питаться и следить за собой.

– Я поняла Вас, доктор. Буду стараться.

Он дал мне еще несколько советов, я расплатилась, и врач отправился домой. Я сказала слугам, что завтра они могут спать до одиннадцати, потому что уже сейчас было пять утра. Все разошлись по комнатам. Моя спальня еще не успела полностью проветриться. Поэтому я всю ночь пролежала с открытым окном.

Мой шрам на руке пульсировал, а это значит, что я еще жива. И это не могло меня не расстроить, потому что Карл сегодня не вернулся. И не вернется. Именно из-за того, что я приняла утрату, я устроила такую сцену у себя в комнате.

Я лежала в кровати, скорчившись, и смотрела в пол. Я чувствовала себя ущербной, слабой, незащищенной – впервые в жизни. Мысли меня покинули, я чувствовала, что я ничего не значу в этом мире. Слаба… Одинока… И больше никогда ни к кому так не привяжусь… Потому что терять я больше не могу. И в свою жизнь я никого не намерена впускать. Мне суждено быть с Карлом. Свою земную жизнь с ним я прожила, а это значит, что осталось дождаться загробной.