Читать книгу Африканский роман - Марина Соколова - Страница 6

Телевизионная секция затерялась в самом конце Центра обучения, так что по дороге Лариса успела кое-что рассмотреть. Центр был застроен одноэтажными и двухэтажными зданиями, предназначенными для работы и проживания. С трёх сторон его территория была защищена надёжными стенами, а с четвёртой – ещё более надёжными Атласскими горами. Вглядываясь в романтические горы, девушка испытала головокружительное притяжение.

В обыденную действительность её вернул заунывный голос Иван Иваныча, который выполнял обязанности гида. «Посмотрите направо, – гнусавил Иван Иваныч. – Вы видите перед собой учебное помещение для теоретических занятий. Класс обустроен моими собственными руками. Налево расположен ещё один класс для практических занятий. Андрею Владимировичу предстоит довести его до кондиции».

«Salut, Monsieur Ivan, – раздался сдвоенный баритон. – Ça va?»[4]

Лариса вздрогнула от неожиданности – и увидела двух молодых красивых мужчин. «Интересно, они здесь все такие красивые?» – первым делом подумала девушка. Между тем мужчины были не одинаково красивы. Оба отличались ожидаемой худобой и светлой кожей, но на этом сходство заканчивалось. Разница в возрасте, по-видимому, была незначительной, но тот, что помоложе, с миловидным лицом и волнистыми волосами, выглядел, как юный Давид, а тот, что постарше, с греческим профилем и выдающимися плечами, – как зрелый Геракл. «И почему они одетые?» – не удержалась Лариса от ёрнических мыслей. Времени для дальнейших мыслей у неё не было, так как она вспомнила, для чего приехала в Алжир. «Господин говорит…» – начала переводить Лариса, но её перебил Иван Иваныч. «Салют, салют, – засуетился степенный мужчина. – Конечно, «сова». Ещё какая «сова». Са интерпрет Лариса. Можно рэгардэ и экутэ. Но па тушэ»[5].

Лариса побелела от унижения и ощетинилась на Иван Иваныча. Она впопыхах напридумала кучу бесполезных слов, принялась их излагать – и совершенно сбилась с толку. «Soyez la bienvenue, Mademoiselle»[6], – наклонил голову «Геракл». «Спасибо», – по-русски ответила Лариса, издала неясный звук и закрыла рот обеими руками. «Геракл» посмотрел на девушку мужским взглядом, игриво улыбнулся, вразвалочку подошёл к Иван Иванычу и со словами «Ça va, Monsieur Ivan»[7], – больно шлёпнул его по жирному плечу. Русский преподаватель стоически стерпел боль, угодливо захихикал и, как козёл, замотал льняной головой. Что означал сей жест, Ларисе не было доподлинно известно, зато она отчётливо осознала, что принимала Иван Иваныча за совсем другого человека. В ней были уязвлены человеческое достоинство, чувство патриотизма и женская гордость одновременно. Ей ужасно хотелось предпринять что-нибудь эдакое, но она не знала – что именно.

«Mademoiselle, voulez-vous traduire quelques mots?»[8] – дружелюбно попросил «Давид», прерывая затянувшуюся паузу. «Je suis à votre service»[9], – отчеканила фразу Лариса. Она запоздало включилась в длинный французский монолог и поэтому не всё усвоила, как следует. Не подлежало сомнению то, что красивые кабильские мужчины были практикантами, призванными алжирской властью приумножить навыки и умения под руководством «grands spécialistes russes»[10]. «Давида» в действительности звали Смаилом, а «Геракла» – Морисом. После того, как Смаил представился сам и представил своего напарника, он долго распространялся по поводу предстоящей учёбы. Ларисиного уха коснулось множество специальных терминов, которые ни с чем не ассоциировались. По институтской привычке она проявила смекалку и перевела услышанное с большой степенью вероятности.

«Когда начнутся занятия?» – не понял Иван Иваныч. «Скоро», – одним духом ответила Лариса. «Pas bientôt»[11], – украдкой подсказал Смаил. «Не скоро», – не моргнув глазом, внесла поправку переводчица. «Как не скоро? Почему не скоро? – пришёл в движение Иван Иваныч. – Лариса, вы тут пообщайтесь с практикантами, а я побегу выяснять, в чём дело». «Ne courez pas si vite!»[12] – крикнул ему вдогонку Морис. Ларису задела его излишняя непринуждённость, но ей было не до выяснения отношений. «Если на то пошло, Иван Иваныч – не малое дитя, и я ему не нянька», – успокоила себя девушка.

«Vous savez que vous êtes belle?»[13] – завораживающим голосом выговорил Морис. Однако комплимент не произвёл на Ларису должного впечатления. «Je sais, – ответила девушка, – mais je suis pressée»[14]. Она желала немедленно расстаться с практикантами по двум причинам: во-первых, им определённо не хватало чувства меры, и было архиважно наставить их на путь истинный; во-вторых, чтобы реализовать далеко идущие планы, Ларисе предстояло усовершенствовать свой французский язык – «aux couleurs locales»[15].

Попрощавшись с практикантами профессиональной улыбкой переводчицы, девушка устремилась в своё алжирское жилище. Там её подстерегла Зоя Львовна – и планы пришлось отложить на потом. Ларису перестали шокировать повадки этой женщины, но привыкать к хамству она не собиралась. «А в чём, собственно, дело?» – вырвалась из грязных рук разгневанная девушка. «Мы ждём в гости мусье Мустаки. Придёт шеф со своей мымрой. Надо это… сервировать стол». – «Вы меня имеете в виду? Но я хотела заняться французским языком». «Я что – всё одна должна делать?!» – зычно закричала Зоя Львовна. «Это какое-то непотребство, – нахмурилась Лариса. – Ну хорошо. На сей раз я вам помогу».

На самом деле Зоя Львовна вполне могла обойтись своими силами. Стол был непритязательным, хотя и обогащённым московскими шоколадными конфетами, московским же чёрным хлебом и – главное – бутылкой «Столичной» водки. «Вот здесь будет сидеть мусье Мустаки, – придвинула стул Зоя Львовна, – около него – Иван Иваныч и шеф миссии, потом – его мымра, за ней – хозяйка дома, то есть я, а это – твоё место. Запомнила?» Лариса почувствовала непреодолимое отвращение к этой мелочной мещанке, к её столу, а заодно – к Алжиру и к французскому языку. «Ça va pas[16], – мысленно оборвала себя переводчица. – Необходимо развеяться, отвлечься от гнетущей обстановки – и как можно скорее. Не откладывай на послезавтра то, что можно сделать завтра. Завтра же и начну – с прогулки в Атласских горах». «Ты долго будешь стоять?! – опять завизжала приставучая Зоя Львовна. – Иди встречай гостей». Лариса сверкнула на неё глазами, скрипнула зубами – и пошла открывать дверь. Её взору представилась возбуждённая троица: Иван Иваныч, Илья Борисович и Татьяна Игоревна. Они не переставая обсуждали главную новость дня: перенос занятий на неопределённый срок. «А в чём причина?» – навострила ушки переводчица. «Неизвестно. Узнаем у месье Мустаки», – ответил озабоченный шеф.

Месье Мустаки прибыл без всяких проволочек. Это был француз кабильской национальности. В этом смысле он превосходил святостью самого Папу Римского: отменные манеры, блистательное остроумие, неиссякаемый оптимизм. Он почти не притронулся к еде, только попивал водочку и закусывал диковинным хлебом и причудливыми конфетами. Месье Мустаки немедля взял разговор на себя. Он превознёс Францию, где ежегодно отдыхал от работы и многодетной семьи; похвалил русскую еду; пригласил советских специалистов в столовую, которая находилась в его ведении. Речь у месье Мустаки была по-книжному правильной, зато её легко было переводить. Через полчаса чревоугодия русские не устояли против соблазна и затянули «Катюшу». «О чём эта песня?» – спросил в меру пьяный месье Мустаки у подвыпившей переводчицы. «О русской любви», – кратко перевела Лариса. За «Катюшей» последовали «Ой, мороз, мороз…» и «Огней так много золотых…» Месье Мустаки неизменно интересовался содержанием песен, а Лариса не баловала его разнообразием перевода.

После шестой песни в дымке никотина обрисовалась Земфира Наумовна с сумкой через плечо. «Как вы здесь без меня обходитесь?» – раскрылась старшая переводчица. «Да как будто получается», – холодно отреагировал шеф миссии. «Земфирочка, проходите, проходите. Мы без вас как без рук. Правда, мусье Мустаки?» Алжирский гость не знал русского языка, тем не менее счёл своим долгом ответить хозяйке дома ослепительной улыбкой. «Я её сейчас задушу», – решилась Лариса, но пожалела тощую шею Зои Львовны – и ограничилась безобидным жестом. Шеф перехватил её жест и с задумчивым видом подлил месье Мустаки водки в опустевшую рюмку. «Я уверена, что Лариса прекрасно справляется с переводом», – устранила натянутость Земфира Наумовна.

Иван Иваныч, который молчал весь вечер, не рискуя принародно общаться с гостем на тарабарском языке, под занавес посмел себя проявить: «Мусье Мустаки, сильвупле, пуркуа нон лезетюд?»[17] Лариса утаила издёвку и придала вопросу приемлемую форму. «Les intérêts nationaux ont dicté la situation»[18], – сосредоточенно пояснил алжирский администратор.

Земфира Наумовна извлекла из сумки магнитофон – и он запел беспредельным голосом Шарля Азнавура. «Я объявляю белый танец», – провозгласила Земфира Наумовна на русском и французском языках и ангажировала месье Мустаки. Илья Борисович что-то сказал жене, затем подошёл к Ларисе и полушутя-полусерьёзно склонил перед ней свою рано побелевшую голову. Лариса очень любила танцевать, а под Шарля Азнавура – особенно. Она положила узкие кисти рук на начальственные плечи и прониклась чувством абсолютного покоя. «Ну что – очень плохо?» – шепнул шеф миссии на витиеватое ушко. «Пока терпимо», – шепнула в ответ почти что счастливая девушка. «Завтра приходите к нам в гости. Мы с Татьяной Игоревной будем очень рады». Илья Борисович улыбнулся Ларисе такой вдохновенной улыбкой, что утончённая девушка не могла на неё не ответить. «Хорошо, приду», – улыбнулась глазами Лариса и положила голову на крепкое мужское плечо.

«Который год я учу месье Мустаки танцевать по-европейски», – напомнила о себе Земфира Наумовна, когда танцующие вернулись к застолице. Алжирский гость уступил старшей переводчице своё место и слонялся по комнате, как неприкаянный. «Месье Мустаки интересуется национальным вопросом в Советском Союзе», – продолжала гнуть свою линию Земфира Наумовна. «И что же вы ему рассказали?» – официальным тоном спросил Илья Борисович. «Не беспокойтесь. Я рассказала чистую правду. В нашей стране все нации имеют равные права. Существуют национальные учебные заведения, печать, радио, телевидение и так далее. Короче говоря, в Советском Союзе нет таких ущемлённых наций, как кабильская». «А разве кабилы ущемлены в правах?» – засомневалась Лариса. «Это ни к чему», – вмешался Илья Борисович.

«Je suis ivre mort»[19], – пожаловался Ларисе месье Мустаки. «Moi aussi»[20], – поддержала его отзывчивая девушка. «Что он сказал?» – вытянул шею Иван Иваныч. «Сказал, что мертвецки пьян», – перевела для него Лариса. «Товарищи! – как на собрании, выступил Иван Иваныч. – Мусье Мустаки устал. Уже одиннадцатый час. У него большая семья, и дети его заждались…» «Именно это я хотел сказать, – повысил голос шеф миссии. – Мы не смеем задерживать уважаемого гостя. От имени всей миссии выражаю уверенность в том, что сегодня мы совместными усилиями заложили прочный фундамент хороших взаимоотношений. Лариса, будьте добры, переведите мои слова месье Мустаки». Алжирский представитель с пафосом поблагодарил всех присутствующих за истинно русское гостеприимство и пригласил «grands spécialistes russes»[21] к себе домой на кус-кус. «Я вас провожу?» – предложил помощь Илья Борисович. Но месье Мустаки почему-то выбрал в провожатые Ларису. Когда девушка открыла ему дверь, она поняла, почему. На лестничной площадке месье Мустаки перестал хранить в желудке адскую смесь и выплеснул её на свежевымытые ступени. На первом этаже захлопали входные двери. Всем своим видом Лариса показала, что ничего особенного не произошло, и, пошатываясь, вернулась к столу. Она убедилась в том, что праздник не утихал, а, напротив, разгорался с новой силой. «Земфирочка, включайте свою музыку, – кокетливо попросила Зоя Львовна. – Я объявляю белый танец. Илья Борисович, можно вас пригласить?» Но Земфира Наумовна поступила наперекор хозяйке. От её сложных манипуляций магнитофон затрясся и разразился зажигательным «Распутиным». Лариса не заметила, как ноги вынесли её на середину комнаты. Сначала тело забилось в конвульсиях, потом угомонилось и дало волю рукам; ноги вышли из повиновения и стали выделывать сногсшибательные колена. Лариса больше не воспринимала своё тело: может быть, умерла и улетела на небо? а может быть, растворилась в танце, как сахар в чае?

Магнитофон умолк на полуслове – и девушка упала с неба на землю. В комнате повисла грузная тишина. Лариса, как обнажённая маха, лежала под раздевающими взглядами ошеломлённых мужчин и женщин. Первые воспламеняли её тело огнём влечения, а вторые жгли душу чёрной завистью. Ларисе почудилось, что это продолжалось целую вечность. Когда вечность истекла, шеф взорвал тишину звучными рукоплесканиями. Его примеру последовал Иван Иваныч. «Ребёнка разбудишь!» – Зоя Львовна обхватила мужа железной хваткой. «Я думаю, пора расходиться, – скуксилась Земфира Наумовна. – А ты неплохо танцуешь, девушка. Заходи – вместе потанцуем. Ничего, что я на ты?» «Пожалуйста», – ответила Лариса, а внутренне содрогнулась от ужаса: «Господи, куда я попала? Зверинец какой-то! Хотя… как я могла забыть? Это не зверинец, это профтех – что ещё хуже. Профтех – он и в Африке профтех».

«Великолепно танцуете, – шеф измерил взглядом хрупкую девичью фигуру. – Научите?» «Могу прямо сейчас», – взмахнула руками Лариса. «Сейчас уже поздно. Лучше завтра. Ждём… Жду», – понизил голос Илья Борисович – и удалился по-английски вслед за молчаливой супругой.

Девушка ещё долго разбиралась в своих переживаниях: неги, конечно, не было, но не было и следа былой брезгливости. А что же всё-таки было? Не подлежало сомнению то, что каждую клеточку организма наполнило изумительное торжество победителя. Это было ни с чем не сравнимое чувство. «Триумф лучше любви», – убедила себя Лариса, выпила, не закусывая, рюмку водки и, стараясь не расплескать, понесла свою победу в тесноватую комнату. Завтра в девять ноль-ноль она как штык должна быть на рабочем месте.

«Уже сегодня», – спохватилась Лариса – и отдалась воле освежающего, бодрящего сна.