Читать книгу Маленькая семейная комедия - Марина Стекольникова - Страница 4

Преодолев Present Indefinite и Present Continuous, Максим оценил своё умственное состояние и пришёл к выводу, что его хватит на оставшиеся «презенты» и часть «пастов», но уже на Past Indefinite он стал сникать и отвлекаться. Когда дело дошло до Past Perfect, он понял, что с уроками пора завязывать. Несостоявшийся полиглот, размышляя, чем себя занять, выглянул в окно в надежде увидеть солнце. Солнца он не увидел. Улицу орошал всё тот же тоскливый дождик. Просто так стоять у окна и пялиться в пространство было неинтересно. Максим потоптался у книжных полок, занимавших небольшую нишу справа в паре метров от двери. Стена, в которой она находилась, граничила с кухней, и с той стороны тоже была ниша, только менее глубокая. Максим впервые обратил внимание на этот факт. Он перешёл в кухню, потрогал безделушки, заполнявшие углубление с той стороны, посмотрел вверх, прикинул, что, как и в комнате, оно завершается метра за полтора до потолка, постучал по стене и пришёл к выводу, что здесь когда-то была дверь. Это подтолкнуло его фантазию, вспомнилась компьютерная игрушка – предтеча современных навороченных игр, в которую с азартом, достойным лучшего применения, играл ещё его отец. «Wolf forever», – пробормотал Максим и, виновато озираясь, как будто его мог кто-нибудь увидеть за недостойным взрослого человека занятием, принялся простукивать стены по всей квартире. Таким образом он развлекался с полчаса, потом с обидой в голосе буркнул: «Никаких секреток, чего и следовало ожидать». Максим ошибался – «секретка» в квартире всё-таки была, просто не настало ещё время её найти. Старый дом на Загородном хранил не одну тайну, в каждой квартире имелись свои загадки и свои отгадчики.

* * *

Время близилось к обеду. Максим изучил содержимое холодильника и пришёл к выводу, что оно, содержимое, не соответствует его желаниям и настроению, а вот побаловать себя ещё разок ароматным напитком, пожалуй, можно. Он взял из шкафчика початую пачку молотого кофе, зачем-то взвесил её в руке и решил, что третья кружечка – это слишком, а вот чашечка – да, то, что надо. У плиты он не готовил себе питьё, а разыгрывал интермеццо с участием столовых приборов в качестве музыкальных инструментов, жалея, что не может сварить настоящий турецкий кофе за неимением песка, «правильного» кофе и «правильной» турки. Но то, что у него получилось в обычном ковшике на газовой плите, тоже было достойно уважения, поэтому Максим достал из древнего буфета, принадлежавшего ещё Татьяниной прабабушке, симпатичную чашечку с блюдцем, расписанные меандром. Правда, он всё же осквернил созданную амброзию сахаром.

На столе в керамической конфетнице лежала оставшаяся от завтрака печенина. Максим с отвращением посмотрел на неё, скривился, но решил съесть, чтобы ей не было одиноко. С чашечкой в одной руке, с печениной – в другой он присел на широкий подоконник и стал пить кофе, наблюдая за жизнью улицы. Дождь никак не хотел угомониться. За его пеленой всё казалось невзрачным, даже яркие магазинные вывески, кричащие почему-то преимущественно на иностранных языках, поблёкли и производили впечатление инородных вкраплений в исторический антураж. Да они, по сути, и были гадкими инородцами, заполонившими некогда безупречные фасады жилых домов. Максим вспомнил, как однажды где-то на Петроградской стороне в ожидании приятеля развлекался чтением кошмарного количества разномастных вывесок. В ряду прочего была и такая – «pena», выполненная прописными буквами. Максим сначала мельком зафиксировал её в сознании, потом прочитал ещё раз, потом ещё. Он никак не мог сообразить, почему: первое – простое слово «пена» надо было писать латинскими буквами, второе – зачем давать зеленной лавке такое «хозяйственно-парфюмерное» названием. Это слово ассоциировалось у него со стиркой или, на худой конец, с бритьём, но никак не с овощами, укропом, петрушкой и прочей зеленью, которая виднелась сквозь витринное стекло. Прошло минут пять, пока он не сообразил, что ни о какой пене речь не идёт, а репа – она и в Африке репа, и место ей именно среди зелени и овощей. Сейчас, рассматривая всё подряд, он пришёл к выводу, что напротив его окон единственной, не вызывавшей у него нареканий, была сохранившаяся с незапамятных времён надпись «БУЛОЧНАЯ». Крупные одинаковые буквы не терялись даже за дождевой завесой. Максим скользил взглядом вдоль проспекта, жевал печенье, пил кофе и, как акын, напевал про себя по принципу, что вижу – о том пою: «Вот прохожий прошёл, чёрный зонтик пронёс, а я здесь сижу, вот троллейбус прошёл, остановку нашёл, а я здесь сижу, вот вода кругом, все идут под дождём, а я здесь сижу под окном, вот булочная, почему-то улочная, а я здесь…». В этом месте Максим вдруг осознал, что он видит не совсем то, что должен был бы видеть. Он уставился на знакомую вывеску. Точно. В ней не хватало одной буквы. «Ветром её сдуло что ли? – подумал Максим. – А как, интересно, зависит смысл слова всего-то от одной буквы. Булочная – улочная. Хотя, правильнее было бы уличная. А это ещё что такое? Во даёт!». Его глаза выхватили совсем уж несуразную картину: через этаж от того места, где ещё недавно висела буква «Б», какая-то корпулентная тётка в цветастом халате, рискуя свалиться на асфальт, энергично намывала открытое окно. Она стояла на подоконнике в полный рост и, держась одной рукой за раму, надраивала верхнее наружное стекло. У ног мойщицы находилось синее пластиковое ведро с водой, в которое она то и дело макала тряпку, не выпуская раму. Её действия походили на безумный акробатический этюд под куполом цирка без страховки. Максим заворожённо наблюдал за ней, гадая, что могло подвигнуть человека, если он, конечно, в здравом уме, мыть окна в такую погоду. Тётка тем временем закончила водные процедуры и приступила к вытиранию. Максим изумился ещё больше. Рачительная хозяйка принялась очень тщательно водить по стеклу куском газеты. Наблюдателю показалось, что он даже слышит скрип бумаги. Наконец, она прекратила странные действия, слезла с подоконника и скрылась в тёмном проёме, прихватив своё ведро. Рамы остались открытыми, в комнату (или это была кухня?) без устали летели дождевые капли и брызги с оцинкованного отлива. Максим ещё некоторое время постоял, глядя на опустевшее окно. Кофе давно был выпит и почти забыт. Максимом овладело безудержное любопытство: что же это за феномен такой? Может быть, это какая-то новая методика наведения чистоты, может быть, атмосферные осадки способствуют борьбе с грязью? В чужом окне показалась женская рука и захлопнула раму. Максим поддался иррациональному желанию. Он быстро, чтобы не передумать, переоделся, обулся, схватил зонтик, повертел в руках, отбросил его и выскочил из дома. На улице он перебежал дорогу, посмотрел на чужое окно, высчитал, где может находиться нужная квартира, затем, стараясь не думать о том, что делает, поднялся по лестнице и нажал на кнопку звонка.

* * *

Дверь открылась сразу, как будто его ждали.

– Здра-авствуйте! Явились, наконец! Проходите, проходите! Сюда, сюда!

Максиму показалось, что такую сцену он уже неоднократно видел в каких-то комедиях. Там возникшая путаница обязательно приводила к конфликтам личного характера, конфликты иногда неоправданно затягивались, вызывая оскомину у зрителей, но всегда разрешались к всеобщему удовольствию. Одним словом, сплошной «Happy End». Он не стал сопротивляться.

Женщина, открывшая дверь, оказалась не настолько упитанной, как это виделось из окна. «Дождь размывал границы её тела, – думал Максим, следуя куда-то за хозяйкой по тёмному коридору, пропахшему не то капустой, не то сыростью. – Вот чего я сюда припёрся? Сейчас вляпаюсь в историю. С другой стороны, интересно, в чём тут дело». Коридор был длинный, Максим рассмотрел в полутьме четыре или пять дверей. Все они были закрыты, лишь в конце пути проглядывало бледное свечение. «Свет в конце туннеля. Почему она не зажжёт свет или дверь какую-нибудь не откроет?», – удивился незваный гость. Провожатая в ответ на его мысли пояснила: «Лампочки все перегорели». Резонно было бы спросить, неужели в наше время нельзя купить хотя бы одну лампочку, чтобы не бродить в потёмках, но Максим промолчал. Женщина снова отозвалась на незаданный вопрос: «Утром ещё одна горела. А в магазин я не успела сходить. Вас ждала». В последней фразе прозвучал явный упрёк. «Кого же она ждала? – одна загадка превратилась в две. – Кого может ждать женщина, а потом вести через всю квартиру? Врача? Сантехника? Парикмахера? Массажиста? И не спрашивает ни о чём».

Вторая загадка разрешилась очень скоро. Ни один из вариантов не оправдался. Путешествие подошло к концу. Максим оказался в той самой комнате, куда так стремился. Он понял это по неплотно прикрытому окну. Стоило ему переступить порог, как откуда-то снизу раздалось неприятное утробное урчание, и ему в брючину вцепился грязновато-белый комок спутанной шерсти. Максим рефлекторно отпрыгнул и тряхнул ногой. Комок урчал и отпускать пришельца не собирался.

– Да заберите вы его! – рявкнул Максим. – Он у вас, случаем, не бешеный?

– Какой же вы грумер, если собак боитесь? – возмутилась хозяйка противного комка.

– Какой ещё грумер? Я даже слова такого не знаю! Снимите же его с меня! – Максим уже не надеялся спасти брюки, обслюнявленные маленьким гадёнышем, хорошо, если не порванные.

– Как это, не знаете?! Вы же грумер. Собачий стилист. Или нет? – тётка с удивлением уставилась на гостя. – Кто же вы тогда такой?

Она задавала вопросы без тени подозрения. В её голосе слышалось обыкновенное любопытство. И лицо у женщины оказалось располагающим, выражало скорее живой интерес, чем страх. Максим почувствовал, что она ему нравится, казалось, ей можно сказать правду.

– Ой! Простите! Пикси! Пикси, фу! Отпусти сейчас же! – собачонка издала очередной хрип, но зубы разжала. Она немного попятилась и воззрилась на Максима круглыми чёрными глазками, слегка помахивая хвостом-морковкой. – Она вообще-то добрая. Просто не любит причёсываться и стричься. Она ведь ждала грумера. А вы…

– А я не он, – Максим судорожно соображал, как бы попригляднее представить цель своего визита. – Я к вам зашёл, так сказать, спонтанно…

– Как? Шли мимо, и вдруг вас повело? Именно к моей двери? Согласитесь, моя дверь находится далековато от входа в подъезд.

– Нет, конечно. Я шёл именно к вам.

– Очень интересно. А зачем, позвольте узнать?

– Простите, – Максим смутился. – Я видел, как вы мыли окно. В дождь. Я боялся, что вы упадёте, – так и не найдя способа деликатно выразить любопытство, он в отчаянии воскликнул. – Но зачем?! Зачем мыть окно в дождь?!

Реакция неожиданно оказалась такой бурной, что бедная Пикси, поджав куцый хвостик, забилась под ближайший стул. Женщина всплеснула руками и расхохоталась. Смех у неё был звонкий, по-детски чистый, как будто кто-то сыпал мелкие монетки в металлический сосуд. Отсмеявшись, она спросила:

– Простите, молодой человек, как вас зовут?

– Максим.

– Максим. А меня Капитолина Юрьевна. Будем знакомы.

Максим кивнул. Он не знал, как реагировать на происходящее.

– Значит, вы видели мой трудовой подвиг, – в её голосе ещё слышались отзвуки веселья. – Как бы вам сказать… Я таким способом снимаю стресс. Мою окна. Что поделать, погода не властна мне помешать.

– Но… Вы же его ещё и вытерли. Хорошо так, тщательно. И оставили открытым. Вон и лужица на полу…

– Где? А. Верно. Надо убрать. Если вы ждёте логического объяснения, то его не будет. Вряд ли вы поймёте… Это занятие меня успокаивает, отвлекает.

– Но вы же могли упасть! Мокро, подоконник скользкий, наверное. А вы так нависали…

– Адреналин. Опасность стимулирует работу моего мозга.

– Ничего не понимаю. То вы ищете успокоения, то вам нужен адреналин. Капитолина Юрьевна, простите мою бестактность, но это так странно…

– Хотите спросить, не состою ли я на учёте, в каком-нибудь богоугодном заведении? Нет. Не состою.

– Ничего подобного я не хотел спросить.

– Хотели, хотели. Знаете что, Максим, а не выпить ли нам чаю?

Максим представил себе, сколько жидкости уже плескалось в его организме, и решительно отказался. Он внезапно ощутил острый голод.

– Капитолина Юрьевна, я, пожалуй, пойду. Извините, что отнял у вас столько времени. Глупо как-то. И грум сейчас придёт.

– Грумер, – Капитолина улыбнулась. – Грум – это мальчик-лакей. Жаль. Забавно получилось. Мне кажется, мы с вами ещё увидимся. Приходите в гости, Максим. У вас вид, вызывающий доверие. Думаю, вы хороший человек. Беспокоились вот, не упаду ли я. Я чаще всего работаю дома. Приходите.

– Спасибо. Приятно было познакомиться. Но неудобно как-то… Взять просто так прийти…

– А сегодня вы не просто так пришли?

Максим в очередной раз смутился.

– Да. Конечно.

– Не стесняйтесь. Приходите, – видя его реакцию, Капитолина добавила. – Это я сейчас одна, днём, а по вечерам соседи дома. Нас тут четверо живёт. Семья из трёх человек и я.

Так разрешилась загадка закрытых дверей.

Капитолина Юрьевна проводила Максима к выходу, где они тепло попрощались.

* * *

Расставаясь с новой знакомой, Максим собирался вернуться домой, чтобы всё-таки перекусить, но, оказавшись на улице, передумал. Пока он находился в чужой квартире, погода резко изменилась. О дожде напоминали только лужи. Солнце сияло так, словно его только что умыли и до блеска натёрли. В его лучах от мокрого асфальта поднимался лёгкий пар, и казалось, что на газонах дышит земля. Максиму совершенно расхотелось идти к себе, его потянуло гулять, причём совершенно не важно, где – лишь бы переставлять ноги, дышать полной грудью, бесцельно бродить и любоваться городом, на время очищенным от смога, синим, а не серым небом, впитывать неожиданно подаренное солнцем тепло. «Только радуги не хватает», – подумал Максим и вдруг, как по заказу, над куполом Владимирского собора возникла она, полная, семицветная, яркая. Максим, будто околдованный, направился к радуге. До собора он не дошёл, у пяти углов свернул на улицу Рубинштейна, а затем по Щербакову переулку двинулся в сторону Фонтанки. Радуга сделала своё дело – наполнила его душу приятной тихой радостью, какая появляется всегда безосновательно, а потом незаметно испаряется, оставляя ощущение, что тебе было подарено несколько мгновений счастья. Максим шёл по набережной в сторону Гороховой и ни о чём не думал. Вернее, поскольку совсем не думать человек не может, он фиксировал мимолётные впечатления: голубь на парапете; лодка с красными бортами, пришвартованная у противоположного берега; пробка на мосту Ломоносова, который в его семье всегда называли Чернышёвым – тех, кто помнил его как Екатерининский, в живых не осталось; мрачное здание бывшего Главного казначейства. Максим постоял, глядя на серый монументальный фасад, задрав голову. Одна из маминых школьных подруг когда-то работала в банке. Максим вспомнил, как она говорила, что пропуская через свои руки тысячи купюр, перестаёт воспринимать их как деньги. Добравшись до Лештукова моста, он полюбовался на свежевыкрашенное здание БДТ и свернул в переулок Джамбула, размышляя, почему мост не переименовали вместе с переулком. Переулок привёл его к Загородному. Здесь с ним приключилось не очень приятное происшествие. Даже не происшествие, а так, мелкое недоразумение, тем не менее, оставившее неприятный осадок. Подходя к проспекту, молодой человек чуть не сбил с ног цыганку. Откуда она взялась, он не понял. Когда он подходил к углу, рядом никого не было, вдруг – она, в цветастых юбках, с яркими кольцами и брякающими браслетами, крупными круглыми серьгами в ушах, возникшая как будто из старого кино или из прошлой жизни. Никакие цыгане в этом районе давным-давно не жили. Да и раньше-то, ещё в советские времена, в округе обитала всего одна цыганская семья, занимавшая большую квартиру в одном из домов на улице Достоевского. И вот, пожалуйста, появилась, материализовалась из воздуха прямо перед Максимом. Наскочив на «призрак прошлого», Максим сразу извинился и хотел обойти женщину, но та заступила ему дорогу.

– Простите, пожалуйста, – ещё раз сказал провинившийся, отступая на шаг.

– Я-то прощу, – с непонятной интонацией ответила цыганка. – А вот простят ли другие?

– Что вы имеете в виду? – насторожился Максим.

– Узнаешь. От тебя зависит. Красавчик, – Максим удивился – так его ещё никто не называл. Конечно, он был недурён собой. Среднего роста блондин с натренированным торсом, слегка ассиметричными чертами лица, большими тёмно-серыми глазами, непослушными волнистыми волосами, конечно, имел право называться интересным, симпатичным, да хоть миловидным, но никак не красавчиком. – Смотри, – цыганка взмахнула рукой так, что звякнули браслеты.

Максим невольно взглянул в сторону, куда указала женщина. Ничего необычного там не оказалось. Он повернулся, чтобы спросить, что от него зависит, но спрашивать было не у кого. Цыганка пропала так же, как и появилась.

* * *

Максим немного постоял, хмурясь и пытаясь понять, что это было, но потом решил не придавать значения всяким глупостям. Шла себе цыганка, что-то сказала – они всегда многозначительно говорят что-нибудь совершенно обыкновенное, ну и что? «Это погода на меня действует, да безделье», – тихо пробормотал Максим. Домой ему пока идти не хотелось, зато хотелось есть. Он повернул направо к Витебскому вокзалу, напротив которого с некоторых пор располагалось здание Макдональдса – кошмарный сон Татьяны. Максима неудержимо повлекло к нездоровой пище. Он с большим удовольствием слопал предложенный фастфудом набор блюд, заел его мороженым и запил газировкой. Угрызений совести по поводу явного нарушения пищевого баланса он не испытывал. Солнце светило, грело и манило. Наличие по соседству вокзала провоцировало на загородную прогулку. «А не сесть ли мне в электричку? Двадцать минут, ну полчаса, и я в Павловске, – сытому Максиму такая идея показалась вполне приемлемой. – Жаль, что Танька работает, – мысль о жене немного умерила его пыл. – Нет. Ехать без неё – это уже полное свинство. Я и так проштрафился, наелся. А и ладно, – он тут же нашёл себе оправдание. – Не могу я питаться одной травой с пресным мясом. Я мужик, в конце концов. Танька не узнает и расстраиваться не будет». Ох, как он ошибался. Всё тайное рано или поздно становится явным.

Вместо поездки в Павловск совестливый муж решил сделать что-нибудь такое, что было бы приятно и ему, и жене. Тут он вспомнил о недавнем инциденте и усмехнулся: «А то ещё не простит за что-нибудь». От вокзала он свернул к ТЮЗу и присел на ближайшую к проспекту скамейку. Солнце явно оказывало на него благоприятное воздействие. Или благородные мысли явились следствием созерцания радуги? Так или иначе, Максим погрузился в мечтательное настроение. В голове у него завертелась песня, которую, на самом деле, он тихо ненавидел, считая верхом пошлости, но она соответствовала моменту. «Очарована, околдована, – завывало у него в голове. – С ветром в поле ля-лЯ-ля чего-то там. Вся ты словно ля-лЯ-ля закована. Драгоценная ты моя женщина». С финансами у мечтателя в настоящее время всё было в порядке, поэтому он стал размышлять о романтическом ужине в каком-нибудь уютном месте. Решение, куда повести «драгоценную свою женщину», пришло быстро. Любящий мужчина взялся за телефон, чтобы заказать столик, как вдруг спохватился – какой ужин, когда у них диета, а представить себе романтику без прожаренной котлеты на косточке Максим не мог, да и не хотел. Ужин отменялся. Тогда добропорядочный муж подумал ещё немножко. Культурную программу следовало готовить заранее, а вот так, с бухты-барахты, ничего путного в голову не приходило. Значит, надо просто сделать ей подарок. Самым доступным презентом Максим счёл цветы. Последний раз он дарил ей цветы, наверное, месяцев семь назад. Тут Максим вспомнил, что это были за цветы, и устыдился. В тот день случилось на редкость удачное выступление, после которого его задарили букетами. Часть из них даже пришлось оставить в концертном зале. Самый пышный букет с роскошными розами он в тот раз и преподнёс Татьяне. Всё, решено. Сейчас он идёт на Кузнечный рынок и покупает самые прекрасные на свете цветы. Вопросом, почему за цветами непременно надо идти на Кузнечный, когда в округе полно цветочных магазинов и киосков, Максим не задавался. Пошёл и всё. Только приближаясь к Владимирской площади, он сообразил, зачем стремился именно сюда. Татьяна обожала полевые цветы, чуть меньше, но тоже любила всякую садовую мелочь, а это цветочное великолепие можно было купить только у «левых» старушек около станции метро Владимирская. Здесь Максиму повезло – у первой же старушки оказалось именно то, что надо. Всего за сто рублей он стал обладателем приличного по размеру букета чего-то фиолетового, перемешанного с жёлтым и бордовым. Названия цветов Максим, конечно, не знал, но колористика показалась ему подходящей, кроме того, он вспомнил, что не далее, как в один из прошедших выходных они проходили мимо этого места, и Татьяна споткнулась, заглядевшись на нечто подобное.

Вернувшись домой, Максим нашёл в кухонном шкафчике банку из-под консервированных огурцов, тщательно вымыл и сунул в неё букет, посчитав, что в вазе тот потеряет свою привлекательность. Представительный сосуд он счёл слишком шикарным для скромного букетика. Банку Максим отнёс в комнату, попытался пристроить рядом с компьютером, отошёл на несколько шагов, посмотрел на дело рук своих и неудовлетворённый результатом переставил её на подоконник. На широком подоконнике мелкие головки на тонких стебельках смотрелись жалко, как бедные родственники. С банкой в руках Максим перешёл в кухню и водрузил её на стол. На кухонном столе цветы совсем потерялись среди всякой утвари. И вообще им было не место в таком неопрятном окружении. Навести порядок Максим не додумался. Он снова подхватил свой подарок. Метания между кухней и комнатой закончились в прихожей, где букет удачно разместился на тумбочке у большого зеркала. На эту тумбочку Татьяна, приходя домой, ставила сумку, так что Максим в результате убил двух зайцев: украсил интерьер и сделал так, чтобы его знак любви не ускользнул от внимания супруги, до появления которой оставалось ещё часа два. За это время можно было бы приготовить ужин, только вот незадача – Максим не решался что-либо делать в этой области без «указания свыше». Учесть все калории, все соотношения белков-жиров-углеводов он был не в состоянии, а любая ошибка каралась Татьяной незамедлительно и строго, то есть выговором с использованием целого арсенала ядовитых интонаций. Максим выговоры терпел, так как Татьяна собирала материал для диссертации, экспериментируя на себе, а такой подход к делу, по его мнению, был достоин уважения. Однако втайне он надеялся, что «диетическая пытка» закончится после защиты эпохального труда, и всё вернётся на круги своя. Вне дома он частенько игнорировал обещание соблюдать правила питания, но сегодня он нарушил их слишком цинично, чтобы наложить на себя епитимью в виде работ по дому. Отказавшись от мысли о кулинарии, Максим под влиянием хорошего настроения задумался, какие хозяйственные подвиги он мог бы совершить, и его осенило. Бельё. Татьяна давно собиралась погладить выстиранное бельё. Вон, целая куча засунута в шкаф в ожидании экзекуции. Характер подвига определился, рыцарь надел доспехи, вскочил на коня и ринулся в бой. Гладильная доска и утюг, конечно, не были любимыми предметами Максима, но чего не сделаешь ради семейного благополучия.

Благородный порыв, к сожалению, так и остался порывом. Максим успел выбрать из кипы белья кучку кухонных полотенец, отложив самое неприятное – свои рубашки – на потом, и начать гладить. Труженик даже стал напевать «Listen To Your Heart» шведского дуэта Роксетте, приноравливая к песенному ритму движение утюга, но тут раздался звонок в дверь. Максим, автоматически выдернув шнур из розетки и продолжая выводить «слушай своё сердце», пошёл открывать.

* * *

– Здравствуйте, – на лестничной площадке стояла женщина. Это была всем женщинам женщина. Лет тридцати с небольшим, высокая, стройная, с густыми чёрными волосами, уложенными в замысловатую причёску, отсылавшую к шестидесятым годам двадцатого века. Одетая в элегантный серый костюм и туфли на высоких каблуках, она живо напомнила Максиму Элину Быстрицкую времён фильма «Всё остаётся людям», который он не далее, как неделю назад, смотрел на каком-то из ночных каналов. – Я ваша соседка. Станислава Эдуардовна.

Голос у соседки оказался глубоким, грудным, обволакивающим.

– Здравствуйте, – проявил ответную вежливость Максим и поймал себя на том, что глядя на Станиславу Эдуардовну, ему хочется не просто говорить, а подбирать слова, изъясняться «высоким штилем» и вообще соответствовать. Ему было не совсем ясно, чему, но непременно соответствовать. В нём мгновенно «включился артист». – Максим. Евгеньевич, – он чуть не добавил, шаркнув ножкой, «имею честь представиться». – Чему я обязан случаю видеть вас?

– Максим Евгеньевич, мне нужна помощь, – она, кажется, не обратила внимания на витиеватый речевой оборот, от которого веяло невообразимо далёким прошлым. – И у меня сразу две проблемы.

– Слушаю вас, – ответил артист и прикусил язык, чтобы не сказать «высокочтимая дама». Но сразу перейти к нормальному слогу всё же не получилось. – Чем могу служить? Какую помощь оказать могу я?

На сей раз Станислава Эдуардовна, видимо, заметила какую-то странность в словах соседа, потому что удивлённо вгляделась в его лицо и ответила не сразу.

– Я, – она вздохнула, – умудрилась захлопнуть дверь, а ключ остался там, в прихожей. Это одна проблема – не могу открыть дверь. Может быть, у вас найдутся какие-нибудь подходящие инструменты? Замок у меня простой. Надо только чем-нибудь отжать «собачку».

– Найдутся инструменты. Конечно, я вам помогу, – Максим вернулся к естественному стилю общения. – А вторая?

– Что вторая?

– Проблема вторая. Вы сказали, у вас их две. Проблемы.

– А-а. Да. Вторая хуже. У меня в кухне потёк кран. Вернее не сам кран, а такая штука внизу. Такая изогнутая. Под раковиной. Я не могу включить воду – из этой штуки всё льётся на пол. Я сначала не заметила, а потом увидела лужу, но не поняла, откуда она. Я посуду мыла, и вдруг под ногами лужа. Пока разобралась… Натекло там… Я, собственно, и вышла, чтобы спросить у соседей снизу, не льётся ли у них с потолка. А их нет никого. А я вот… здесь… без ключа. И не знаю даже, что у меня там творится, – лицо соседки выражало полную растерянность.

Рыцарь в душе Максима расправил плечи. Сердце стукнуло так, что кольчужный доспех отозвался звоном. Рядом всхрапнул боевой товарищ – гнедой. Трубите трубы, развевайтесь знамёна! Прекрасная дама ждёт победителя, чтобы вручить ему заслуженную награду! У Максима и мысли не мелькнуло, отчего это дама моет посуду в таком парадном наряде. Вооружившись стамеской, как мечом, он ринулся к чужой двери. Отжать замок оказалось действительно легко. Дверь распахнулась. Можно было приступать к решению другой проблемы. Но тут на пути героя возникло неожиданное препятствие – ему ни разу в жизни не доводилось чинить водопровод. Он понятия не имел, что и как там соединяется, да и как выглядит – тоже. Когда-то давным-давно, в другой уже нереальной жизни он слышал такие слова, как «колено», «сифон», «лейка», но не был уверен, что всё это относится к сантехнике, а не к анатомии, сосудам и детским игрушкам. Пока Максим осматривал место действия, в его мозгу свистело, как воздух на сквозняке, совсем уж страшное слово «фитинг». Что же делать? Рыцарь медленно-медленно начал сползать с коня. Нет. Он не может принять позор перед прекрасной дамой. Только победа! Отбросить сомнения и поразить противника в самое сердце! На помощь пришли артистические навыки. Максим вспомнил фильм «Афоня», представил себе, каким должен быть водопроводчик, быстренько вжился в роль, и дело сдвинулось с места. Он нашёл, что нужно отвинтить, прочистить и вернуть на место, причём исхитрился сделать всё, обойдясь без потопа, за что получил благодарный взгляд и хвалебную речь, сопровождавшуюся всплескиванием рук. Рыцарь, усыпанный розами, благосклонно взирал на даму, то прижимавшую ладони к груди, то простиравшую их в сторону спасителя под словесный аккомпанемент. Удивлявшийся самому себе Максим с трудом воспринимал смысл произносимых соседкой фраз. Среагировал он только на предложение выпить чаю.

– Максим Евгеньевич! Я просто обязана вас отблагодарить! У меня замечательный китайский чай. Не из какого-нибудь гипермаркета, а прямо из Китая. Мне подарили друзья. Они несколько лет там проработали, так что научились понимать чайный вкус. Вы обязательно должны попробовать. Обязательно. Я вам так благодарна.

Максим предпочёл бы более существенное, желательно мясное, угощение. В чае он ничего не смыслил, поэтому недолюбливал терпкий горьковатый напиток. Однако рыцарь не мог отказать прекрасной даме, тем более, что дама окидывала его умоляющим взглядом. Рыцарь любезно согласился принять дар и пошёл мыть руки. Недоглаженное бельё было напрочь забыто. Хорошо хоть утюг он успел выключить прежде, чем покинуть квартиру.

Чай оказался на удивление вкусным. Максиму не доводилось пробовать ничего подобного, и он решил, что, наверное, зря относился с пренебрежением к «зелёному золоту». Тут его мысль перескочила на языковые парадоксы. Слово «оксюморон» его пугало не так, как загадочный «фитинг». С художественными противоречиями ему приходилось сталкиваться чаще, чем с трубами, кранами и прочими составляющими системы водоснабжения. Взять хотя бы названия из русской литературы: «Мёртвые души», «Обыкновенное чудо», «Оптимистическая трагедия». А чего стоит «Живой труп»? А ещё это сугубо отечественное изобретение – Старый Новый год?

– Максим Евгеньевич, о чём вы так напряжённо думаете? – не выдержала его молчания хозяйка волшебного напитка.

– Завис… Ой, простите. Просто ваш чай навёл меня на некоторые мысли… Вы никогда не задумывались, как странно звучит: страшно весело или ужасно красиво? Или вот я сейчас сказал «чай навёл»…

– А какая здесь связь с самим чаем?

– Я подумал «ужасно вкусный чай», и понеслось, – засмеялся Максим. – Или вот. Сейчас целая куча магазинов появилась. Вернее вывесок со всякими мирами, планетами, морями. «Море чая». Почему море-то?

– Думаю, это глупость пиарщиков. Как вам «Планета секонд хэнд»? – они оба рассмеялись. – Видите, есть вещи похуже оксюморонов, применяемых не к месту.

Когда Станислава Эдуардовна произнесла последнюю фразу, Максим навострил уши и с интересом посмотрел на собеседницу – не всякий человек станет так легко оперировать специфическими терминами в застольной беседе, не всякий-то и знает, что это такое, а многие просто таких слов слыхом не слыхивали.

– Станислава Эдуардовна…

– Давайте просто Станислава. Мы же с вами почти ровесники, как мне кажется.

– Да. Давайте. Станислава. Хорошо. Я хотел спросить… Извините моё любопытство… А кто вы по профессии?

– Не стоит извиняться. Вы же ничего неприличного не сказали. Я инженер-системотехник.

– А что это такое? – невольно вырвалось у Максима. Среди его знакомых таких «зверей» не водилось.

– Коротко говоря, специалист широкого профиля по электронно-вычислительной технике и АСУ.

– Хорошо объяснили. АСУ. Веет Востоком. И мясом.

– Почему мясом? – удивилась Станислава, но тут же сама нашла ответ. – А, АСУ – азу, по созвучию. Вы Максим, как я полагаю, чистый гуманитар. АСУ – это аббревиатура. Автоматизированные системы управления.

– Во-от оно что. Но откуда тогда…

– А что вас так удивило?

– Просто вы употребили слово… Лингвистика и системотехника, мне кажется, довольно далеки друг от друга.

– Не так далеки, как вы думаете. Вас смутил оксюморон?

– Ну…

– А я люблю кроссворды разгадывать. Очень полезное занятие для общего развития.

– Извините, – на всякий случай тихо произнёс Максим, который не понял, насколько серьёзно она говорит про кроссворды и общее развитие. – Просто…

– Просто вы не встречали разносторонне образованных людей среди технарей? – в её словах не было обиды, язвительности или раздражения, только ненавязчивый интерес.

– Я не хотел вас обидеть. Среди моих знакомых есть, конечно, не только гуманитары. Но это, так сказать, люди чистой науки. Один математик и один химик. Инженеров нет. А, есть ещё строитель, стюардесса и машинист. Он в метро работает. Вряд ли кто-нибудь из них интересовался фигурами речи. Правда, вы говорите, кроссворды…

– А вы, признайтесь, точно гуманитар.

– Почему вы так решили?

– По тому, как вы, только не обижайтесь, пожалуйста, управлялись с инструментами. Не обижайтесь! Я вам страшно благодарна!

Услышав «страшно благодарна», Максим снова развеселился:

– Мы вернулись к тому, с чего начали. А я ужасно рад, что смог вам помочь. И чай у вас замечательный! Спасибо большое. Мне, пожалуй, пора. Скоро жена с работы придёт. О, господи! У меня же там бельё, утюг! Я побежал.

Не успела Станислава в очередной раз договорить слова благодарности, как соседа и след простыл. Выбегая из чужой квартиры, Максим второй раз за день ощутил себя участником мыльной оперы. Случайный… А случайный ли? Во всяком случае, неожиданный визит. Слишком парадный для домашней работы наряд его новой знакомой. Чаепитие. Не хватало ещё наткнуться на Татьяну, а потом до утра выяснять отношения и доказывать, что он просто добрый самаритянин, а не муж-изменник. К сожалению, чего больше всего боишься, то и случается. Именно в тот момент, когда он закрывал за собой соседскую дверь, Татьяна преодолевала последние ступени лестницы перед их этажом, и ей была отлично видна вся площадка.

Затемнение

* * *