Читать книгу Откровения, которых не хотелось - Марина Тмин - Страница 21

Ты пишешь, что был позавчера на дне рождения, напился до беспамятства и потерял суть, смысл жизни, и голову, и телефон, и мой адрес.

Но письмо дошло, значит, где-то что-то отложилось.

Я не спрашиваю о девушках, хотя знаю, что их было много.

От этого внутри разрастается тупая боль.

Знакомлю тебя со своей подругой и начинаю вас обоих ненавидеть.

Зачем в мире есть кто-то, кто не ты и не я?

Мне все равно, что ты пьешь, с кем ты спишь, о ком думаешь, когда напиваешься.

Меня бесит то, что, устав от всего остального мира, ты бросаешься в мои объятия, как моряки бросаются к портовым шлюхам, как шлюпки бросают на воду, как жертвы несчастной череды событий бросаются в пропасть со скал.

Помню твой оскал, когда ты получил на свой вопрос ответ, который не хотел получить.

А я все время получаю от тебя такие ответы, даже не задавая вопросов.

Тебе нравится меня мучить.

До нашей встречи осталась неделя.

Ты будешь ждать меня на выложенной булыжником мостовой, под башней, часы на которой остановятся через полчаса после нашей встречи.

Роковой знак, заметишь ты.

Как в комнате покойного, улыбнусь я. Время замерло и покатилось вспять, больше не задевая стрелки часов, не заставляя их гнать вперед, ничего не заставляя делать. Время теперь само по себе.

Вечно ты со своей жутью, скажешь ты. Почему обязательно о покойниках? Не могут они при рождении встать, или просто тогда, когда батарейка сядет.

Не знаю, говорю я. Мы с тобой сами как покойники, на торжественно-кладбищенском мероприятии, в дикой заблудшей атмосфере первозданного блуда и греха.

Да, думаю, вечно я со своей жутью. Беру тебя под руку и принимаюсь хохотать. Не потому, что смешно. А потому что жутко.

Мурашки покрывают все тело, нам приходится замереть. Дыхание сперто, и я не могу ни дышать, ни смотреть на тебя.

Ты меня напугала, говоришь ты, когда из моей груди вырывается хлюпающий, склизкий залп воздуха.

Я мотаю головой из стороны в сторону, подразумевая, что не собиралась тебя пугать. Я хотела просто, чтобы тебя не было. Потому что, когда ты рядом, я забываю, как дышать.

К нам подходит вразвалочный пенсионер-полицмейстер.

Граждане, кричит он, размахивая руками, губами и ушами, так стоять нельзя! Вы замерзнете, вы умрете от пневмонии, и никто не станет вас хоронить, никто не будет вас жалеть и вспоминать. Вы пронесетесь галопом сквозь скучные дни, и ящерицы станцуют ча-ча-ча на вашей безымянной могиле. Двигайтесь, граждане, потому что скоро птица мира станет голубой, отпросится у командира, попросит обратиться, и склюет его мундир. Военным осталось недолго. Я сам был военным…

Голос его раздваивается и растворяется в толпе, подхваченный гущей людей, волос, скрипок и шаркающих ботинок, спешащих в подземный переход в метро, на станцию Мира, где обитает птица мира, фрески, мозаики и изображение корабля, на которое я не люблю смотреть, но всегда смотрю.

Это неудачная картина, но она, как все уродливое, притягивает к себе внимание, точно магнитом.

Точно так, как ты меня притягиваешь к себе и говоришь: не слушай его, и не бойся, все будет в порядке.

Там война, сопротивляюсь я, там, где ты – война. Она не заканчивается и не закончится. Все бесполезно и безнадежно.

Ты отпустишь мою руку и пойдешь, сперва полетев, перелетев три запретных, задумчивых страны, и пойдешь записываться добровольцем.

Я буду выть от горести, получив твое письмо, в котором ты мне об этом любезно сообщаешь. Ты же знаешь, как я ненавижу войну, и я была согласна с полицмейстером, который хромал вокруг нас вразвалку и махал своими седыми ушами и губами.

Поэтому, когда придет срок, я получу другое письмо, и завою от радости, потому что тебя никуда не взяли, ни туда, ни сюда. Ни в батальон, ни в медальон, ни в бульон. Ты останешься просто живым человеком, ходившим записываться в ряды добровольцев. Вероятно, чтобы позлить меня.

В отместку я напишу тебе длинное-предлинное письмо, полное кроваво-режущих мелочей, деталей и пикантных подробностей о своем новом друге и его большом оружейном бизнесе.

Читай, скажу я, наклеивая марки, читай, мой милый, и подавись своей воюющей армией и своей армией девушек, чьи следы вечно оказываются призраками, прилетевшими в твоем конверте.