Читать книгу Волчица-Аквамарин - Марина Зимнякова - Страница 7
Глава 4
ОглавлениеСтранно, конечно, всё это. Я же вообще не люблю драться. Да и ребёнком никогда не участвовала в уличных баталиях. Ну, некоторым приёмам для самозащиты научил меня папа. Ловкость, выработанную на занятиях гимнастики, тоже никуда не запрячешь. Но спарринг врукопашную? Вы о чём вообще? Примерно так я и думала до сегодня.
Сейчас парню в странной одежде… Поправка, в странных лохмотьях. Так вот, помочь бедняге было некому, а били его как раз по-настоящему, на снегу уже виднелись капли крови. А лицо страждущего покрылось кошмарными синяками, кровоподтёками и один глаз, кажется, заплыл. Поэтому, наверно, я не устояла перед нахлынувшим на меня праведным гневом. Кто сказал, что добро всегда должно стоять в стороне, пока творится нечто жуткое? Ранее обозначенный детина, этакий разъевшийся древнерусский Геркулес, даже ничего не понял сперва. А я уже запрыгнула ему на спину и колотила по железобетонной макушке первым попавшимся тяжёлым предметом. Это был средних размеров фонарь, не понятно, как оказавшийся в моей сумке. Била с остервенением и почему-то рычала, как какой-нибудь зверь, вошедший в раж. Стыдно признаться, но вроде бы получала огромное удовольствие от драки. Но длилось оно недолго. Детина схватил меня за лодыжку и со всего размаху приложил об стену. Звон в голове и звёзды в глазах. М-да. Как я ухитрилась не отключиться, ума не приложу. Наверно, нечего прикладывать. Мой партнёр по спаррингу уже подбирался ко мне со своей оглоблей. И тут в голове всплыл один из папиных приёмов. Положение более, чем удачное: детина повернулся боком, чтобы размахнуться поточнее. Наверное, хотел размозжить мою бедовую голову. Что ж, надеюсь, у него ничего не выйдет. Я приподнялась на руках, развернулась и вдарила со всей силы по его слоновьим ногам (столбам?). И опять почувствовала Ветер. Видимо, он придал моему удару дополнительной дури, потому что получился сокрушительный эффект. Силач влетел в стену головой, только чудом не проломив её. Затем грохнулся на моё место. Я предусмотрительно откатилась подальше. Кажется, противник без сознания. С облегчением выдохнув, оглянулась. Избитый парень понемногу приходил в себя и даже пытался таращиться на меня единственным неповреждённым глазом. А с заднего двора бежала старушка в одном тёмно-сером платье в пол и валенках. Вид у неё был растерянный.
– Как ты его одолела?! – спросила она, подойдя ко мне.
– Не знаю. Так вышло. Чего же он зверствует? – кивнула я на поверженного врага.
– Я всё видела. Ты ведь Волчица, милушка? – улыбнулась бабушка с торжеством.
– Волчонок, – пробурчала я, пытаясь помочь подняться бедному парню на ноги. – Что случилось? Почему его избивали?
– Да ничего, милушка. Под горячую руку Митька попался этому ироду. Часто он злится. Это наш управляющий. Конечно, всё у него всегда не так. Вот и зверствует. А вам бежать, детушки, надо. Очухается, снова буйствовать начнёт.
– Куда ж бежать, бабуль? – пробормотал парень, еле стоявший на ногах даже и с моей помощью.
– А куда глаза глядят, милый мой. Хоть бы и к Волчице.
– Ко мне?! – ужаснулась я. – Да мне даже не известно, где сейчас нахожусь. А как выбраться и подавно не ведаю.
– А-а… – протянула старушка, – Ты, видно, первый раз перешла на другую сторону Ветра. Что ж, хотя бы и так. —И она удовлетворённо кивнула головой. – Пойдёмте со мной, детушки.
Старушка пошла к калитке, а я и пострадавший потихоньку поплелись за ней. Выйдя на заснеженную дорогу, последний раз оглянулась на домик. Знаете, он чем-то напоминал жилище госпожи Метелицы из сказки. Всё же это очень странно. Что вообще происходит?!
– Не отставайте, ребятки! – крикнула старушка. Я повернулась на зов и побрела дальше. Митька очень замедлял движение, почти всем весом наваливаясь на моё плечо. Но всё-таки через несколько минут мы догнали бабушку, которая остановилась около большого дуба. Теперь я могла спокойно разглядеть её. Глаза старой ведуньи (не знаю, почему, но мне хотелось так её назвать) были по-кошачьи ярко-зелёными. Да и сама она чем-то напоминала старую и мудрую кошку-домоседку. Одежда была, конечно, подходящей для места и времени, в которых я оказалась. В таком стиле примерно девятнадцатого века были одеты и Митька, и детина. Одежда крестьян, крестьянские обычаи и нравы… Я тряхнула головой, отгоняя глупые мысли.
– Бабушка, может, Вы объясните, что со мной случилось?
– Потом всё узнаешь, милушка. Сейчас же бегите в ту сторону. – Старушка указала направо. – И окажетесь там, где нужно.
Я вздохнула. Опять какие-то тайны. Но пришлось послушаться совета единственного человека, который отнёсся ко мне по-доброму. И мы вдвоём поплелись в указанном направлении. Топали минут десять и всё время молчали. Ну и правильно. В любой экстремальной ситуации лишние разговоры вообще ни к чему. Опять поднялся сильный ветер. Но мне почему-то не стало холодней. Наоборот, стало ужасно тепло и приятно и даже дышалось легче. Всё вокруг снова засияло белизной. Белизной? Некстати вспомнив отечественный отбеливатель, я весело хмыкнула. Митька в этот момент сильно дрожал не то от холода, не то от испуга, но посмотреть на меня с недоумением всё-таки сумел. Что ж, на такие выражения морды лица может быть только одна реакция. Весело оскалившись, я снова потащила парня вперёд, как можно быстрее. И неожиданно поняла, что снова оказалась в родном и любимом парке. Теперь хоть немного ясно, как это работает. Очень хотелось вернуться домой, и Ветер снова мне помог. Исполнил, так сказать желание. Через какие-то семь минут мы уже стояли у моего подъезда. Митя старался отдышаться, совершенно забыв про свои синяки и страхи. Да и смотрел намного веселей.
– В общем, милости прошу в мой дом, – буркнула я ему.
– Какая же Вы богатая, должно быть, барышня, если владеете таким огромным домищем! – восхитился Дмитрий. Не сомневаюсь, что своим выражением восторга он хотел сделать мне приятно. Я безумно расхохоталась и, вытирая выступившие слёзы, стала подниматься со смутившимся Митькой на родной второй этаж.
– А чегой-то тут так много дверей? – решился спросить он меня, когда я уже поворачивала ключ в замке.
– Заходи, – вместо ответа пригласила я гостя. – И сними, пожалуйста, свои лапти, оставишь их здесь.
Указав на коврик для обуви, уже хотела уйти на кухню, но увидев потемневшее лицо Митьки, остановилась. Даже парку снимать перестала.
– В чём дело?
А он испуганно тыкал в потолок и пятился к двери. Я посмотрела наверх и поспешила его успокоить:
– Не бойся, Митя. Это что-то вроде уличных фонарей или свечей. Умные люди придумали. Электричеством называется. Раздевайся давай, а то от жары помрёшь.
Парень уставился на меня, потом вздохнул как будто обречённо и стал разуваться.
– Таких-то умных людей плетьми пороть нужно, – буркнул он, положив лапти на коврик.
– Почему это? – изумилась я, всё-таки переместившись в кухню.
– А чтоб чертовщину всякую не придумывали и не пугали добрых людей! – проворчал Митька, следуя за мной по пятам и с подозрением поглядывая по сторонам.
– Да уж, ты очень добрый! – фыркнула я. – Чаю хочешь?
– Ну… хочу, – неуверенно протянул Митька. – А где же Ваши слуги, барышня? Вы что же, одна здесь живёте?
Я бухнула чашкой об стол, но не очень сильно. Просто чуть пополам не сложилась от хохота. Но нельзя же показывать чувства неосведомлённому человеку, тем более тому, с кем только что познакомился. Поэтому пришлось немного потрясти беззвучно плечами, сделать несколько глубоких вздохов, и только после всех этих манипуляций я, наконец, начала спокойно говорить:
– Значит так, Митя. Давай договоримся сразу. Во-первых, никогда больше не называй меня барышней. Меня зовут Лида. В крайнем случае, Волчонок. Во-вторых, слуг или крепостных ребят у меня никогда не было и не будет. И раз уж ты оказался здесь, теперь станешь свободным человеком. И да, я живу в этой квартире одна и справляюсь со всем сама. Понятно тебе?
– Ага, – кивнул полностью ошалевший Митька. Я тоже кивнула и продолжила:
– Привыкай пока к моему миру. Потому что я не знаю, будет ли у тебя дорога назад и найдём ли мы с тобой её вообще. Ну я и идиотка! – вскрикнула вдруг, посмотрев на Митьку. – Ты же кровью истекаешь, а мы тут беседы ведём. Сейчас же лечиться!
И рванула прямиком в ванную. Вот уж и правда, тупица! Человек весь в крови, еле на ногах держится, а я болтаю, как лектор в кураже! Так, где-то тут был спирт, и надо ещё вату прихватить. Ах да, нужен лёд! Ведь у него синяков полным-полно, всё лицо и тело изукрашено, никаких татуировок не надо. А вдруг у парня сломаны рёбра или сотрясение мозга?! Тогда придётся вызывать врача. Заодно и себе тоже. О сотрясении мозга стоит и мне подумать, потому что к стенке мою бедовую головушку не слабо приложили.
Я снова весело хмыкнула, ощупывая большую шишку на затылке. Странно, даже боли не чувствую, не то, что головокружения. Нет, правда, совершенно не понимаю, что произошло. Ну, может быть, немного догадываюсь. Кажется, мне удалось побывать в прошлом. И, по-моему, без Ветра тут не обошлось. Но как это получилось? Ладно, позже разберёмся.
– Дмитрий, ковыляй к дивану! Давай раны обрабатывать, – крикнула я и обернулась. При этом, лицом к лицу столкнулась с парнем.
– Чего? – улыбнулся Митька. Оказывается, он уже подошёл к ванной и стоял у двери. Я смущённо усмехнулась.
– Ну пойдём, – и прошла в зал. – Садись сюда и скидывай рубаху. Показывай все телесные повреждения.
– Да будет Вам, ба… – он осёкся, увидев мой возмущённый взгляд. – Ну, Лида. Не надо меня врачевать, на мне как на собаке. Это ведь не впервой.
– Ага, не надо, – кивнула я и подтолкнула Митьку к дивану. – Давай, давай, оголяйся. Чего ломаешься, как девица на балу?
– Это я-то как девица?! – возмутился Дмитрий и, быстро скинув рубаху, демонстративно уселся на диван. Задела за живое, значит. Я ухмыльнулась, присела рядом и занялась врачеванием. Скажу прямо, познаний в медицине у меня практически никаких. Но, вроде бы, парень отделался сильными ушибами. Ведь если бы рёбра были сломаны, Митька и согнуться бы не смог. Да и руки поднять тоже. А тут вон как резво сбросил рубаху. Значит, пока остановимся на синяках и ссадинах. И фингалах. Похоже, детина знал своё дело. Причинить боль, но не искалечить и не убить. Насколько я помню, в былые времена очень ценилась крестьянская рабочая сила. Дешёвая. Впрочем, это во все времена.
Пока я обрабатывала ссадины и ушибы, Дмитрий не издал ни звука. Но довольно красноречиво морщился. Рэмбо хилого разлива, блин. Нет, ну честно, он что-то очень тощий. Если Митька задержится в нашем мире, придётся его откармливать. Намазав синяки пострадавшего обезболивающей мазью, я подумала, что нужно на всякий случай дать ему анальгин. Хотя, может и не стоит. Говорю же, лекарь из меня никакой. Но всё же таблетку и воду принесла и сказала:
– Сразу глотай и запивай.
Митька с недоверием посмотрел на меня и всё же сделал то, что просили.
– Ну вот и отлично, – ухмыльнулась я. – Теперь будем пить чай с пряниками. Пойдём, руки помоем.
После ещё одного взрыва удивления по поводу тёплой воды из крана, мы, наконец, сели пить чай. К сладостям у меня, кстати, особое отношение. Что уж говорить, почаёвничать очень люблю. И в данной ситуации очень подходил ромашковый чай. Его я и заварила. Дмитрий тоже пришлёпал на кухню. Ели мы, конечно, молча. Разговор не клеился. Но в принципе, так и должно быть. Не представляю людей из разных времён, у которых бы с разбегу завязался разговор. И всё-таки нас не тошнило друг от друга с первого взгляда. Хоть что-то.
– Ешь, ешь пряники, – строго сказала я, увидев, что парень не решается взять ещё. – Не страдай глупостями. Нельзя же всю жизнь скелетом оставаться.
– Просто первый раз ем с такой странной барышней, – буркнул Митька. – Неловко как-то.
– Ты это брось, – замотала я головой. – Я такая же, как ты. Тружусь и зарабатываю себе на кусок хлеба. Кстати, о куске хлеба. – На часах половина третьего. Надо же. Думала, прошло гораздо больше времени. Да-да, в путешествиях во времени разбираюсь почти так же, как в медицине. – Через час мне надо быть на работе. Закрою тебя здесь. Приду поздно вечером. Ты ничего не трогай и ложись спать. На всякий случай предупрежу: тут ещё проживает мой кот Пантелей. Его не пугаться и, по возможности, подружиться. Но не трогать без меня. Скоро вернусь.
Я уже была у двери, когда прозвенел звонок. Ну и кого несёт так вовремя?!
Оказалось, ко мне пожаловал… Кирилл Григорьевич.