Читать книгу Восемь сказок о великих котах, людях и собаках: идеи анимационных фильмов и мюзиклов - Марис Друва - Страница 2

Вроссийском провинциальном городе N над крышей театра кружили чайки. Они кружили, летали. «Которая, которая из нас?» – чайки кричали. В далекой русской провинции, в драматическом театре, ставили «Чайку» Чехова, а над крышей театра чайки кричали и днем и ночью: «Которая из нас? Которая?»

С одной из этих чаек Соня Гардина после репетиций пьет чай в близлежащем кафе. Чайка со своих высот ее видит. Как только Соня выходит из служебного входа, птица – вжик – приземляется и становится рядом с Соней, и они вместе направляются в кафе. Кто кого выбрал, трудно определить. Их дружба началась в середине января 2003 года, сразу после первых репетиций «Чайки». В тот первый раз Соня почувствовала, как кто-то – вжик – вдруг присоединяется к ней и идет рядом. И Соня тогда первой обратилась к чайке:

– Я иду в кафе. Ты тоже пойдешь?

И чайка ответила:

– Да, я тоже пойду. Мне тоже хочется отдохнуть.

Когда они в первый раз уселись за столиком у окна и начали пить чай, чайка сказала:

– Я одна из тех, кто летает над крышей театра, меня так и зовут – Чайка.

– А я Соня Гардина, я в «Чайке» Чехова играю Нину Заречную, – сказала Соня.

И вот этими предложениями вместо приветствий они обмениваются каждый раз при встрече. Это они говорят друг другу каждый раз, начиная с середины января вплоть до сего дня в конце февраля.

В российском провинциальном городе N проживает немногим более шестидесяти тысяч человек, и здание драматического театра является гордостью всего города. Театр построен в 1886 году, и какие только знаменитости его не посещали, начиная с членов царской семьи. И поэты, писатели, музыканты – среди них: Рахманинов, Бунин, Есенин, Блок. И такие ярчайшие представители современной истории, как Горбачёв и Ельцин. В здании театра состоялись выдающиеся концерты и спектакли, манифестации и собрания, а порой местный коллектив актеров и режиссеров создавал великолепные постановки. В последние годы, после того как начались новые времена, этому театру – как и другим театрам в России – приходилось по-всякому. Приходилось по-всякому, но в основном плохо.

С августа 2000 года в театре новый главный режиссер – Саша Кольцов, то есть Александр. В двадцать два года он окончил факультет режиссуры в ГИТИСе, и с тех пор началось его головокружительное путешествие по российским театрам. Он делал постановки в Туле, Ярославле, Омске, Новосибирске, Калуге и еще много где. Теперь, когда ему за тридцать, он вроде бы остепенился, обосновался в этом провинциальном театре в качестве главного.

Почти три года на одном месте, для Саши Кольцова это много, но надо учесть, что здесь он главный. Впервые в жизни главный. Нужно еще сказать – и об этом говорят по всей округе, – что для театра города N снова настали хорошие времена. Ставятся хорошие, интересные, иногда скандальные спектакли, зрительный зал почти всегда полон, имеется моральная и финансовая поддержка со стороны руководства городка и района и даже губернатора области. Но самое главное – самое главное то, что в театре работает целая стая молодых. Этот сумасшедший Саша Кольцов ведь в том самом сентябре 2000 года принял в театр свой курс. Начал он безо всего. Без денег. Как только явился сюда, сразу раскричался по газетам: «Молодежь, если хотите играть в театре – приходите сюда!» И они приходили, приезжали со всех сторон, изо всех деревень. Пришло и понаехало их столько, что Саша стал несчастным и нервным, с большим трудом ему удалось отослать обратно одну сотню, другую, а потом он стал присматриваться уже более серьезно. Да и что там говорить, в России играть в театре всегда хотели, хотят и будут хотеть, но сейчас нужно было оставить самых лучших, ведь вполне возможно, что уже через полгода их придется показывать народу. Оставили многих, более пятидесяти, если не все шестьдесят, потому что Саша Кольцов решил: пусть лучше их будет побольше, кто знает, вдруг я и так уже отверг какую-нибудь потенциальную звезду мирового масштаба.

И тогда в городке N с этими молодыми актерами начался период бурь. Чего только там не делалось! И всего было чересчур, показухи устраивали чуть не еженедельно – то в парке, то в магазине, то на вокзале, даже в горсовете. А часть из этих молодых сумасбродов народ действительно увидел на сцене, уже в цикле новогодних концертов. У некоторых желание играть испарилось, те как пришли, так и ушли, весной ушли еще другие, а осенью 2001 года те, кто остался, уже могли считать себя в театре своими. Именно той осенью губернатор области доверил главному режиссеру из городка N срежиссировать какое-то важное мероприятие на празднике урожая. Тогда приехало много гостей, даже из самой Москвы, а у Саши Кольцова была возможность показать губернатору молодое поколение своего театра. На том празднике творились всякие сумасбродства, но оказалось, что это согрело пожилое сердце губернатора, и он пожаловал довольно значительную денежную сумму на воспитание молодых актеров. Прошел еще год, и осенью 2002-го четырнадцать молодых и диких были приняты в штат, стали профессиональными актерами.

Соня Гардина – одна из тех, кто с прошлой осени состоит в штате театра. Соня Гардина была одной из тех сотен, которые в сентябре 2000 года отозвались на приглашение Саши приходить и играть в театре.

Соня Гардина – деревенская девушка. Она росла единственным ребенком, ее родители проживают в шестидесяти километрах от города, в селе Ермолаевка. Окончив в родном селе начальную школу, Соня начала учиться в одной из средних школ городка N. Жила она у тети, сестры своей матери. Тетя – бездетная вдова – работала заведующей отделом в продовольственном магазине, она охотно приняла на себя заботы о племяннице и отвела той в хрущевке отдельную комнату. У тети Соня прожила все годы средней школы и продолжает жить и сейчас, когда стала профессиональной актрисой.

Прошлый – 2002 – год навсегда останется в ее памяти. Соня окончила среднюю школу, начала работать в театре, а поздней осенью в село Ермолаевка привезли гроб с ее любимым, Сергеем. Ее любимый и ее единственный. На год старше Сони, но с детства с ней вместе. Он годом раньше окончил ермолаевскую начальную школу, потом – также годом раньше – ту самую среднюю школу, в которой училась и Соня. Восемнадцатилетним Сергей ушел в армию, а тело девятнадцатилетнего Сергея – уже в гробу – привезли с войны. Привезли с войны. И все.

Поздней осенью прошлого года Соня начала посещать местный ресторан. В городке несколько ресторанов, но только в одном из них – в том, что на пригорке, в пятнадцати минутах ходьбы от театра и по пути к дому Сони, – по вечерам в четверг, пятницу и субботу играет ансамбль.

Солист ансамбля Женька Умов, как это предрешено и тысячам других музыкантов из ресторанов в российских городках, прошел все возможные и невозможные этапы развития кабацкого музыканта. В этом ресторане Женька начал петь и играть с самых первых дней правления Горбачёва. Женька удержался в разных составах ансамбля, в его время на этой маленькой сцене, на этом подиуме друг друга сменили по крайней мере двадцать музыкантов, и только Женька оставался вечно – и когда пил умеренно, и когда по-страшному, он оставался музыкантом этого кабака даже тогда, когда из-за страшного пьянства не появлялся на работе неделями. У ресторана менялись хозяева, но Женькины выходки терпели все. Женька был незаменим и остался таким и по сей день. Уже четыре года он не употребляет ни капли алкоголя. Женька видел и пережил все, что только может пережить кабацкий музыкант в российских городках при разных правлениях. Много, много таких музыкантов по всей бескрайней России, и много в городках таких ресторанчиков, где они играют по уик-эндам.

В горбачевские времена Женька, будучи молодым учителем по классу аккордеона местной музыкальной школы, начал играть на рояле в ансамбле, вместе с ударником, двумя гитаристами и саксофонистом. Пели тогда один из гитаристов и Женька. Горбачёв еще был при власти, когда из ансамблей стали исчезать ударники, бас-гитаристы, а затем и все инструменталисты вообще. Началась новая эра синтезаторов, в которых уже имелась вся ритм-группа, и живые люди больше не требовались. Настали трудные дни, когда живым людям никто не был в состоянии платить, хозяева ресторанов могли себе позволить не более одного-двух музыкантов. Вот и Женька несколько лет провел здесь вместе со своей «ямахой». Было такое время, когда играть мог только один. А Женька был незаменим еще и потому, что мог играть и петь один. Женька мог спеть все что угодно – начиная с русских и цыганских романсов, «Битлз», песен братских республик СССР, итальянской эстрады, вплоть до песен Великой Отечественной войны. Женька мог спеть и сыграть все – так же, как это, вполне возможно, может и другой Женька в совсем другом и очень далеком российском ресторане.

Поздней осенью в прошлом – 2002 – году Соня Гардина начала приходить в ресторан и слушать пение Женьки. Теперь были другие времена, теперь в ансамбле снова трудился ударник, были и гитаристы, и клавишник, и Женька только пел. Пела также и Марина, которая раньше играла в театре вместе с Соней и, возможно, была бы принята в штат, если бы не предпочла пение в кабаке. Марина была на три года старше Сони и пела в кабаке уже тогда, когда откликнулась на призыв Саши Кольцова играть в театре. Марина приходила в театр из кабака и из театра возвращалась в кабак.

Да, несколько раз Соня бывала в этом кабаке и до поздней осени 2002 года, но тогда просто: зашла, поговорила с Мариной и ушла. А теперь Соня приходила часто. Она слушала, как Женька поет «Две свечи» Миши Шуфутинского, «Море, море» Антонова, «Ты, ты, ты!» Киркорова и как они вдвоем с Мариной поют «Желтые листья» Паулса. И Марина пела «По диким степям Забайкалья». Грустно, грустно пела Марина. Как молодая девушка может петь с такой грустью? Потому ли, что театр потерял талантливую актрису?

В те вечера, когда в ресторане не оказывалось ни других актеров, ни бывших школьных товарищей или других знакомых – и такое случалось весьма часто, – Соня за столиком сидела одна. Тогда к ней всегда подходила Марина, они говорили, слушали, как Женька поет «Калину красную». В один из таких вечеров Марина сказала: «А может быть, мне надо было остаться в театре? Может быть, я смогла бы играть Машу в „Чайке“?» Но через пару минут Марина уже была на сцене среди музыкантов. Марина женственно и грустно пела «По диким степям Забайкалья», или «Степь да степь кругом», или «Ямщик, не гони лошадей!». Женька часто оставался на сцене и подпевал Марине. Песня тогда звучала грустно в два голоса. Женька подпевал Марине, если Соня за столиком сидела не одна. А если одна, то Женька спускался в зал, садился рядом с Соней, и они вдвоем слушали грустный голос Марины: «Может быть, мне надо было остаться в театре? Может быть, я бы играла в „Чайке“?»

Чайки летают над крышей театра в провинциальном городке и кричат: «Которая из нас? Которая?» А на российских просторах тысячи театров и сотни постановок «Чайки». Сотни Нин Заречных по всей бескрайней России. Сотни чаек. Они летают над Русью и кричат: «Которая? Которая из нас?»

Поздней осенью 2002 года Соня Гардина начала приходить в ресторан городка N. Она приходила по тем вечерам, когда играл ансамбль, пели Марина и Женька. Соню приводила сюда боль внезапного одиночества. Соня слушала грустные песни и плакала. Вскоре на столике Сони, рядом с кофейной чашкой, уже всегда стояла рюмка водки. Она пила кофе с водкой, слушала грустные песни и часто плакала о том гробе, который поздней осенью привезли в село Ермолаевка.

А потом началась «Чайка». В конце года на доске объявлений появилось расписание ролей. Она, Соня Гардина, единственной будет играть Нину Заречную. В середине января начались репетиции, и с крыши театра в первый раз к ней подлетела птица, которую зовут Чайка.

– Я одна из тех, кто летает над крышей театра, меня так и зовут – Чайка.

– А я Соня Гардина, я в «Чайке» Чехова играю Нину Заречную.

Когда они с Чайкой сидели в кафе, Соне нравилось наблюдать, как птица пьет чай и пощипывает булочку. Птица ведь пьет чай по-другому, вроде клюет, невзирая на то, горячий это чай или уже остывший. Чайка клевала чай и клевала булочку, чашку она держала левым крылом, булочку – правым. Соне очень хотелось однажды полетать вместе с чайками над крышей театра, оказаться среди чаек на крыше театра и самой тоже крикнуть: «Которая из нас? Которая?» А может быть, Соня воскликнет намного прямее: «Это я? Это буду я?» Когда-нибудь это произойдет. Когда-нибудь.

Чайка всегда хотела пойти и в ресторан вместе с Соней, а Соне этого не особенно хотелось. Соне больше нравилось сидеть за столиком в одиночестве. В последнее время все чувствовали, что Соне нравится сидеть одной за столиком. Теперь ее беспокоили только в исключительных случаях, в основном только Женька и Марина ощущали себя родными ей и, когда не надо было петь, молчали с нею рядом.

Кстати, птица не особенно хорошо умела себя вести в ресторане, не понимала, до чего здесь неприемлемы ее частые внезапные вопли. Однажды официантка Оля до того испугалась вскрика Чайки, что у нее из рук выпал поднос с едой. Разразился скандал. А птица спокойно сидела себе за столиком, ерошила перья, слегка покачивалась, и казалось, что она сейчас снова закричит. То ли владелец ресторана отдал такой приказ, то ли швейцар сам принял решение, но с тех пор птицу редко пускали в ресторан, утверждали, что все забито и места не хватит даже для птицы. Может быть, это только случайное совпадение, но после того инцидента с птицей в ресторане стали косо глядеть также на собак и кошек и часто отказывали им в праве входа. Может быть, некоторые кошки или собаки и хотели бы послушать песни Женьки и Марины, но им это запрещалось.

Соня с Чайкой обычно болтают сразу после репетиций, а потом Соня старается остаться в одиночестве. Ей вполне хватает того, что уже имеется, – «Чайки» Чехова и Женьки.

К Женьке Соня впервые пришла в конце января и потом ходила к нему многократно. Сейчас Женька не женат, но, как это характерно для многих музыкантов, он имеет за спиной два брака, в каждом по одной дочери, и старшая учится уже в девятом классе. А еще Соня в конце января начала курить. Теперь на ее столике рядом с кофейной чашкой и стопкой водки появились пепельница, зажигалка и пачка сигарет. От легкого летучего дыма грустные песни становились еще грустней. В феврале часто случались оттепели и метели, метели и оттепели, но в ресторане Соня больше не плакала.

Соня плакала ночами, когда просыпалась в квартире Женьки. Женька ночью не просыпается никогда. По ночам он просыпался раньше, в бесконечном пьяном бреду, а теперь, как Женька сам о себе говорит, здоровье у него – лучше не бывает, и вообще он очень жизнерадостен. Женька хорошо зарабатывает, в музыкальной школе он учитель с большим стажем, преподает музыку в местном филиале высшей школы, руководит студией звукозаписи, а еще он востребованный кабацкий музыкант. И у него есть Соня Гардина, молодая, красивая, печальная и таинственная актриса местного драматического театра, которая играет Нину Заречную в пьесе Чехова «Чайка».

Соня ночами просыпалась, лежала рядом с Женькой, глядела на темный потолок и чувствовала, как по щекам текут слезы. Соня плакала тихо. Ей было так сильно жаль Сергея, который сейчас, в февральских метелях и оттепелях, лежит на кладбище села Ермолаевка. Из-за Сергея Соня испытывала ревность к Женьке. У Женьки есть все, а Сергей лежит в могиле. Женька повидал и познал жизнь, у него были две жены, есть две дочки. Женька умеет любить и учит Соню любви, а Сергея в девятнадцать лет привезли с войны. Мертвого. За свой короткий век Сергей получил только ту малую толику любви, что ему смогла дать Соня. А Соня тогда была еще маленькой и глупенькой, она мало смогла отдать другому. Мало. Поэтому Соне так жалко мертвого Сергея, поэтому она ревнует Женьку Умова, у которого имеется все. Соня плакала о том, что на земле так много войн и в них гибнет так много ничего не узнавших детей.

Февральская ночь, и снова метель за окном. И Соня тихо плачет. Чем дольше она плачет, тем сильнее боится, что не уснет. А завтра с утра – работа. «Чайка» Чехова.

Премьера состоялась 20 апреля. В российском городке N воцарилась странная тишина, даже чайки несколько дней не летали над театром, не кричали, ничего не спрашивали. Спектакль играли неделю подряд, в начале мая – еще неделю и еще. Зал всегда был переполнен, а тишина в городке продолжалась. Словно страшно что-то кому-то сказать, словно непонятно, что говорить… Кто знает, возможно, сейчас еще в десяти или двадцати городках России после «Чаек» такая же тишина. Кто знает… Потом чайки снова начали кружить над театром и кричать: «Которая из нас? Которая?» И Соне Гардиной еще сильнее захотелось летать вместе с чайками над театром и спрашивать: «Это я? Это буду я?»

14 мая 2003 года в городок N прибыла странная делегация в составе двух мужчин, одной женщины и одной собаки породы чау-чау. Странная делегация приехала на скромном бусике «форд» и поселилась в центральной гостинице, в четырех дорогих отдельных номерах. Это была первая странность, такое здесь редко случалось, поскольку номера были действительно дорогими, предназначенными для каких-то особенных случаев, которые в городке происходили не чаще чем пару раз в год. Надо же, приезжают вчетвером и берут каждый по отдельному номеру. Те двое мужиков ведь могли бы жить в одном номере, а та накрашенная девица с собакой – в другом, но ведь нет – за такие деньги, и каждый отдельно… И это была только первая странность, за которой последовало много других. Как потом оказалось, эти странности потрясли не только провинциальный городок, но и всю Россию. И даже более того…

Было послеобеденное время, и странная делегация отправилась на прогулку по городу. Впереди гордо шествовала собака. На голове у собаки – белая жокейская шапочка, на ногах – черные шнурованные сапоги, клетчатые штаны, белая рубашка. И хоть это была собака породы чау-чау, сейчас она напоминала несчастного волка из мультфильма «Ну, погоди!». Как позже выяснится, приключения собаки сильно напоминают приключения неудачливого волка. За нею – накрашенная женщина, а мужики шли рядом, о чем-то переговариваясь. У православного собора их увидел главный режиссер Саша Кольцов. Режиссер всегда остается режиссером, у него особенное зрение и особый, профессиональный взгляд, поэтому он уже через полчаса рассказывал своим в театре, что в городок прибыл Вечный Дед из фильма Кончаловского «Сибириада» вместе с сопровождающей свитой, состоящей из Потаскухи, собаки и Шпиона. Прошло еще несколько часов, и о Вечном Деде Кончаловского и его свите уже говорил весь городок.

14 мая – последний день без спектакля «Чайка», уже завтра начнется марафон десяти спектаклей, а затем – закрытие сезона. Все. Успеет ли Соня полетать над крышей театра вместе с чайками? Успеет ли воскликнуть: «Которая? Которая из нас? Это я?»

Хоть это и была среда, ансамбль в ресторане играл в полном составе. Время после девяти вечера, людей – как обычно в середине недели – не слишком много и не слишком мало. И почти все эти люди друг друга знают, чужаков мало. Все ждут появления самых главных чужаков, Вечного Деда с его свитой, это по их специальному заказу сегодня играет ансамбль. После обеда в ресторан пришла собака из свиты Вечного Деда и заказала оркестр. Им, видите ли, нравится, если вечером в ресторане маленького городка играет оркестр, это очень романтично и истинно по-русски, вот и пускай оркестр играет, а они заплатят. Так рассказала Марина, присев за столик Сони. А столик Сони теперь предназначался только для Сони одной. Особенным этот столик стал 20 апреля – сразу после премьеры «Чайки». И до этого Соня всегда сидела только за этим столиком, но после премьеры, когда городок вдруг почему-то приумолк, этот столик превратился во что-то вроде священного места. Даже если зал переполнен, как часто бывает по субботам, за своим столиком Соня сидела одна, разве что на минутку присаживался кто-то из близко знакомых. Присядет, поговорит и уйдет.

Соня оставалась одна за столиком с кофе, стопкой водки и сигаретами. Если Соня не приходила в ресторан – правда, в последнее время такое случалось редко, – то официанты все равно никого не усаживали за этот столик, в крайнем случае забирали лишние стулья, оставляя только один: кто знает, вдруг Соня все-таки придет.

Итак, в среду вечером в ресторане российского городка N играл ансамбль, там ждали появления каких-то странных гостей, которые приехали на скромном бусике «форд», сняли в центральной гостинице четыре дорогих отдельных номера, совершили в городке еще разные чудеса и на вечер специально заказали оркестр, поскольку это романтично и в русском духе.

Если бы это была не среда, могло бы показаться, что все идет как всегда. Женька пел «Море, море» Антонова, несколько пар танцевали. Время после девяти, уже стемнел теплый майский вечер, все как обычно, но тут вдруг Женька обрывает песню. Над зальчиком гремит «Славянка». Музыканты знают, что играть, бдительное око музыкантов – в данном случае Женьки – углядело странных гостей городка. Очевидно, собака породы чау-чау, делая заказ музыки для момента встречи, дала достаточно меткое описание своей компании, чтобы можно было опознать каждого в отдельности. Сейчас в дверях стояли только двое: Вечный Дед и Шпион. Собаки не было, и не было той накрашенной женщины, которую главный режиссер театра назвал Потаскухой. Между прочим, данные режиссером прозвища сразу вошли в обиход и укрепились за странными гостями. Народ городка за эти неполных три года успел познать режиссера и верил ему. Раз режиссер сказал «Вечный Дед и его свита», то так оно и есть.

Гремела «Славянка», танцующие, инстинктивно почувствовав превосходство необычных гостей, отошли в сторонку, освобождая танцплощадку, будто бы вошедшие собирались там танцевать. Все заинтересованно глядели на тех, о ком с послеобеденного времени говорилось уже достаточно много, о которых уже даже создалось какое-то впечатление. И вот они стояли здесь, в дверях городского ресторана, рассматривая помещение, бойко и патриотически играющий ансамбль и публику. Ну разумеется, разумеется, они и публике позволяли рассматривать себя – ведь все-таки чужие, приезжие, остановились в дорогих гостиничных номерах. Кто они? Откуда? Вот и позволено сейчас об этом гадать. Гадать – но и только. К странным гостям, Вечному Деду и Шпиону, подскочил метрдотель, поклонился и указал на столик, зарезервированный собакой. Столик был роскошно сервирован, оставалось только усесться. Шпион и Вечный Дед еще раз оглядели публику. Казалось, они нюхают воздух, как это делал Фокс в картине «Место встречи изменить нельзя». Фокс принюхивался к воздуху, чтобы почувствовать, нет ли вблизи опасности. Разве странные гости тоже чего-то опасались? И если боялись – то чего?

Возможно, те, кто видел и помнил «Сибириаду» Кончаловского, тоже углядели в одном из чужаков Вечного Деда. Да, у этого незнакомца тоже были обильная борода, пышные брови, длинные космы. Да, незнакомец был одет весьма небрежно, но истинный знаток сразу смог бы сказать, что это такой стиль, что все вещи на нем очень дорогие и только отдаленно напоминают скромный костюмчик. Этот Вечный Дед был рослым, могучего телосложения. Шпион рядом с ним выглядел мальчишкой, зато по одежде Шпиона сразу можно было определить, что она сшита в элитарном салоне. Шпион был небольшого роста щуплым очкариком, нагруженным двумя сумками и несколькими фотоаппаратами. Зачем тащиться в ресторан с несколькими сумками и фотоаппаратами, было известно только самому Шпиону. Он казался разговорчивым, оборотливым и любознательным, ведь недаром режиссер дал ему такое прозвище. И всем посетителям с самого начала было ясно, что Шпиону понравилась сидящая в одиночестве актриса Соня Гардина. Это стало ясно, как только зазвучала «Славянка». Еще до того, как занять место за своим столиком, Шпион уже хотел поспешить к Соне, и Вечному Деду приходилось удерживать его за руку. С метрдотелем разговаривал только Шпион, а Вечный Дед не произнес ни слова, кто знает, может быть, он вообще не знал русского, может, приехал из далеких стран. Разве в далеких странах не могут жить старики, похожие на Вечного Деда Кончаловского?

Понимая, что одному с заказом Шпиона не управиться, метрдотель подозвал на помощь Оленьку, и теперь они оба бегали трусцой, поднося дополнительные закуски и напитки. Но, как ни странно, пока Шпион был занят переговорами с официантами, на Соню Гардину как зачарованный начал глядеть и Вечный Дед. Кто его знает, что он такое в ней углядел. Может быть, в Сонечке действительно имеется нечто необычное, и чужаки это подмечают, может, местные слишком привыкли к тому, что она почти каждый вечер после спектакля сидит здесь и на столике перед ней – водочка, кофе и сигареты. Может быть, что местные на самом деле привыкли. А Шпион и Вечный Дед глядят на Соню во все глаза. В зале находятся и другие женщины, но эти двое смотрят только на Соню. Может быть, потому, что Соня сидит одна, может быть, потому, что это так романтично: солист ансамбля исполняет «Две свечи» Шуфутинского, песня звучит в ресторане провинциального русского городка, за столиком у окна, за которым стемнел теплый майский вечер, сидит одинокая, красиво печальная девушка, и ее профиль обрамляет легкий дымок сигарет. Красиво и печально. Может быть, из-за этого оба странных гостя городка пришли в такой восторг. Может быть, из-за этого Шпион не выдерживает, оставляет сумки и фотоаппараты на свободном стуле и идет пригласить одинокую, печальную девушку на танец.

Звучат «Две свечи» в исполнении ансамбля провинциального городка, но знатоки ведь утверждают, что Женька поет в точности как Шуфутинский… Шпион встает, пробирается между тремя-четырьмя танцующими парами, застывает в поклоне у столика Сони и вежливо, галантно, очень интеллигентно и слегка обольстительно спрашивает: «Разрешите вас пригласить?» А Соня, сначала внимательно взглянув на Шпиона, столь же непринужденно и, может быть, еще обольстительнее отвечает: «Извините, здесь я не танцую».

Конечно, только чужак мог подойти и пригласить Соню на танец, местные все знали, что она в этом ресторане никогда не танцевала, и не сомневались, что здесь она никогда не станет танцевать. Почему так, даже Соня сама вряд ли смогла бы объяснить, потому что танцевать Соне нравилось и она танцевала хорошо. Она сама придумала, поставила и предложила Саше Кольцову танец Нины Заречной для спектакля «Чайка». Кольцов ее идею принял, и публика после этого танца Сони – Нины каждый раз рукоплещет.

Было необычно, что кто-то так упорно старается уговорить Соню пойти потанцевать здесь, в ресторане, хотя люди ведь танцуют в ресторанах, ансамбль ведь для того и играет. Но это не для Сони. Для Сони предназначены только грустные песни, которые поют Женька и ее бывшая однокурсница из театральной студии – Марина. Здесь Соня только слушает песни.

Как и в каждом городе, в этом городе тоже имеются свои особые парни со своим особым прошлым и настоящим, и эти парни пользуются влиянием. И неважно, маленький город или большой, с этими парнями часто вынуждена считаться даже милиция. Во всех городах слово этих парней имеет вес. Им редко противоречат. Эти парни живут по своим законам, и многим приходится с их законами считаться. А это неписаный закон – чужак уж точно не будет диктовать здесь свои условия. Какими бы ни были эти парни, они все-таки знали историю Сони. И историю Нины – тоже. Да, некоторые из них знали историю Нины, смотрели ее. Так что, если Соня желает сидеть за столиком в одиночестве, пусть так и будет. В конце концов, они уважают ресторан своего городка, его музыкантов и постоянных посетителей. Один из парней подошел к столику Сони и ухватил Шпиона за плечо. Тот парень вовсе не выглядел внушительным, но внушительными, очевидно, оказались хватка и то, что он Шпиону сказал. При звуках все той же песни «Две свечи» Шпион пробрался обратно к своему столику, налил из графинчика полный фужер водки и выпил. Сидел, опустив голову, на Вечного Деда не глядел. А Вечный Дед, наверное, отпускал в его адрес не вполне приятные тексты – во всяком случае, судя по тому, что он, все еще при звуках песни Шуфутинского «Две свечи», быстро собрал сумки и фотоаппараты и покинул ресторан.

После «Двух свечей» Шуфутинского пауза длилась не более минуты, вновь загремела «Славянка». На этот раз на пороге стояли собака и накрашенная девица, которую режиссер прозвал Потаскухой.

Режиссер Саша Кольцов в душе все-таки остался простым русским парнем. Как большинство талантов, он пришел в Московскую высшую театральную школу из глубокой провинции, поэтому и дал такое упрощенное прозвище незнакомой девице, которая, возможно, является самим воплощением невинности и только слегка переборщила с косметикой. Но так уж случилось, придуманные режиссером имена для этой группы незнакомцев вошли в народ. Потаскуха и собака, которая единственная осталась безымянной, а поэтому и в дальнейшем будет называться Собакой, стояли в дверях, при звуках «Славянки» позволяли себя рассматривать и сами осматривались. Возможно, они только что столкнулись с убегающим Шпионом. Возможно, что так, но теперь начнется история Потаскухи и Собаки, и она будет не менее увлекательной, чем история со Шпионом. Заинтриговало уже то, что Собака была пьяна и с красными пятнами вина на белой рубашке. Да, могучий заказчик оркестра, столика и угощений ко всему педантично заказанному великолепию явился навеселе. Потаскуха была вынуждена его поддерживать. Морда и глаза пьяного Пса породы чау-чау выглядели очень смешно и амизантно, особенно эта вверх поднятая морда. Кто его знает, где и как Собака успела нажраться, наверняка встретилась, снюхалась с местными пьянчугами: собаками, кошками, птицами или людьми. Мало ли в городках России живых существ, которые охотно и гостеприимно выпьют с незнакомцем, если к тому же у него в кошельке много денег и он вежливо готов всех угостить.

Как раньше к Вечному Деду и Шпиону, так теперь к Потаскухе и Собаке подскочил метрдотель и хотел отвести их к столику. Но Собака и сама знала, где их столик, ведь сама выбрала место, с которого хорошо просматриваются весь зал, сцена и дверь. Потаскуха пыталась направить Собаку к столику, где сидел насупленный Вечный Дед, а та упиралась, хотела еще покрасоваться. Ей ведь казалось, что она только слегка опьянела и вполне способна контролировать ситуацию, к тому же ей хотелось, чтобы еще немножко позвучал марш «Прощание славянки». Ведь, когда они усядутся за столик, это посвящение больше звучать не будет.

Было видно, что Вечный Дед рассердился не на шутку. Дед в чем-то угрюмо упрекал Потаскуху. Собаке не разрешал прикоснуться ни к одной из бутылок, даже к пиву, бил Собаку по лапам и, жестикулируя, продолжал что-то объяснять Потаскухе. Но снова, как и прежде, когда к столику подходил официант, Дед сразу отворачивался, предоставляя разговаривать Потаскухе. Значит, Вечный Дед все-таки был иностранцем, непонятно только, из какой страны и на каком языке они общаются, расслышать ничего нельзя, все время звучит песня за песней. Так Собака днем велела и обещала хорошо заплатить. «Мюзик нон-стоп», – так Собака сегодня после обеда сказала Женьке, и музыканты, руководствуясь своим большим опытом и оценив полученный аванс, поняли, что эта компания серьезная и стоит исполнять ее желания.

Прошло минут двадцать, за время которых Дед позволял Собаке только есть, пить минералку и курить. Собака заметно очухалась. Курила она только «Кэмел». Итак, собака, прозванная в этом городе Собакой, пришла в себя и теперь хотела послушать стихи Есенина под музыку. Собака не сомневалась, что музыканты сейчас удовлетворят ее прихоть, ведь нет в России такого кабацкого музыканта, кто бы не знал хоть несколько песен на слова Есенина, и есть в России много таких кабаков, где для тебя песни Есенина будут играть всю ночь, только давай плати.

Собака встала, помахала лапой Женьке. Собаке этот парень понравился с первого взгляда, ведь сразу видно, что набродился по кабацкой жизни до самых глубин, до мути. Но и Собака была не какой-нибудь, у нее особенные требования к Есенину, она желала слушать Есенина только в песнях Пономарёва. Назвав Женьке имя Пономарёва и увидев, что Женька, этот кабацкий лев, ее понял, Собака пришла в восторг, Собака радостно сунула Женьке в руку банкноты, которые до тех пор держала зажатыми в лапе, и как конферансье крикнула на весь зал: «Есенин и Пономарёв!»

Собака даже не вернулась к столику усесться рядом с Вечным Дедом и Потаскухой, Собака гордо стояла у сцены, ведь это именно ее посетители ресторана сейчас будут благодарить за доставленные им минуты эмоций, ведь это Собака заказала стихи Есенина. Откровенно говоря, к этому она готовилась с того самого момента, когда вошла в зал и увидела сидящую за столиком одинокую девушку. Хоть Собака и была выпившей, но такая красота не могла пройти мимо ее взгляда и нюха. И приличные деньги за стихи Есенина она уплатила только потому, что увидела эту девушку. Ой, она забыла сказать, что песня посвящается прекрасной незнакомке, ой, песня уже звучит. Ну что ж, Собака подняла морду еще более высоко и гордо, вильнула хвостом и пошла пригласить на танец красивую, романтичную девушку, которую на самом деле зовут Соня и которая работает актрисой в местном театре.

У бойких и крутых парней аж дух захватило от удивления. Какое нахальство! В течение одного часа, из той самой компании! Может, они специально бросают вызов «настоящим парням»? Два раза подряд так откровенно нарушать внутренний порядок городка? Ну, знаете ли!

На этот раз пошел другой парень. Но этот ничего не говорил. Собака получила быстрый сильный удар в подбрюшину.

Не всегда в кабаках российских городов разъяснительную работу проводят именно таким образом, но тут ведь одному уже объяснили, пора бы понять.

А бедный выпивший Пес породы чау-чау ничего не понял и ничего такого не ожидал. Если бы убегающий Шпион предупредил его хоть полусловом… Да и Вечный Дед ничего не сказал. Собака ведь действовала из лучших побуждений, самых теплых чувств, вон даже стихи Есенина заказала. Чтоб радость и самой, и другим. А главное – хотела доставить радость этой таинственной девушке. Собаке казалось, что существует какая-то глубокая связь между этой девушкой и стихами Есенина.

Собака обалдело дотащилась до столика и упала в кресло. Женька с пронзительной русской грустью пел: «И журавли, печально пролетая…», а Вечный Дед не бил Собаку по лапам, когда та схватила графинчик с водкой и фужер.

«И журавли, печально пролетая, уж не жалеют больше ни о ком…» – Женька спел песню до конца. Песня прозвучала. У Собаки танец не получился, но и никто другой не танцевал, все слушали Есенина. После песни Соня прошла через зал, легонько кивнула, попрощавшись с музыкантами. Прозвучала песня про журавлей, а у Сони завтра начнется «Чайка». Десять спектаклей подряд. И закрытие сезона. А что потом? Лето ли? Я ли? «Я стала старше на много, много лет. После гроба с Сергеем, привезенного с войны, после водки, сигарет и Женьки. После „Чайки“. После „Чайки“ я постарела на много лет», – так думала актриса Соня Гардина, слушая песню. Так думает она сейчас, выходя из ресторана.

Незнакомая девушка, которая недавно казалась столь романтичной, в полной тишине прошла через зал и вышла в дверь. Дед, Собака и Потаскуха ошарашенно глядели ей вслед. «И журавли, печально пролетая…» Собака все не могла прийти в себя. Может быть, по недоразумению, но заказала еще раз ту самую песню.

На следующий день странных гостей – Вечного Деда и его свиту – в городке никто не встречал. Скромный бусик «форд» стоял все там же, у гостиницы, но от странной свиты ни слуху ни духу. Поползли разные слухи, люди припоминали, как Дед и Потаскуха тащили перепившую Собаку в гостиницу, как потом их еще видели вместе в городе, кто-то слышал, как они разговаривали по-русски, значит, Вечный Дед никакой не иностранец, только хочет таким казаться, играет в какую-то свою игру, и кто его знает, может, это крупный бандит, объявившийся в здешних местах… Уже поговаривали и о том, что «местные парни» их прикончили, так как оказалось, что это шпионы, засланные конкурирующей группировкой. Ведь уже в ресторане было заметно, что все плохо кончится. Местные хотели шпионов угробить еще в ресторане, а потом решили сделать это потише, поспокойнее.

Те, кто целый день выслушивал такие и тому подобные речи, а потом вдруг увидел странную четверку в фойе театра перед началом «Чайки», глядели на них как на привидения. Они явились в театр раньше других, до начала еще более получаса, а они прилежно сидят рядышком на скамье у кассы. Все они выглядели довольно скомканными, но особенную жалость вызывал Пес породы чау-чау, которого местные прозвали Собакой. И некоторые местные радовались от всего сердца, увидев странных чудаков. Те ведь уже успели стать как бы немножко своими. Вчера о них весь город говорил, сегодня говорят еще больше… Были среди здешних даже такие, кто смахнул слезу, услышав, что их вроде прикончили. Ведь уже и не такие чужие, второй день в городе.

Собака сидела, выпучив живот, высунув розовый язык. «Да, вчера было выпито чересчур. Ой, чрезмерно много вчера было выпито», – говорила похмельная морда чау-чау. О том самом говорил и внешний вид Шпиона, который беспрерывно стаскивал очки и протирал стекла носовым платком. Неужели те все время запотевали? Борода и волосы Вечного Деда были еще пышнее и растрепаннее, а девица все красилась и красилась, будто полагая, что их вообще не впустят в театр, если она не накрасится. Но они ведь пришли в театр, а не опохмеляться в какое-нибудь место, где дают пиво. Может быть, ждут, что им продадут билеты, а билетов ведь нет. Зал уже распродан на все «Чайки». Здешние это знают, а приезжие вот не знают, что билеты на «Чайку» надо было покупать еще ранней весной.

Но, ко всеобщему удивлению, оказалось, что билеты у странных гостей имеются, да еще какие! Незадолго до начала спектакля они прошли в зал и уселись в четвертом ряду партера, в центре, по обе стороны от среднего прохода. Слева от прохода сидели Вечный Дед и Шпион, справа – Собака и Потаскуха. Снова началось перешептывание. Кто это такие, почему на таких хороших местах? И почему с билетами в кармане так жалко торчали у кассы? Действительно чудаки, так шепотом решил народ. Любопытный народ все шептался, пока не погас свет. Раздвинулся занавес, начался спектакль.

Вначале все шло нормально. Спектакль как спектакль, «Чайка» как «Чайка». А когда на сцену выбежала Нина Заречная, когда воскликнула, когда сказала первые слова: «Я не опоздала… Конечно, я не опоздала…» – и когда странная свита опознала в Нине Заречной вчерашнюю девушку из ресторана и песни Есенина, то снова начались непредвиденные события и чудеса, после которых многим пришлось уйти из зрительного зала, а те, кто досмотрел спектакль до конца, утверждали, что это был только полуспектакль. Половина – на сцене, а другая половина – в зале.

Нина Заречная выбежала на сцену, а вскоре после этого между двумя рядами кресел упала на пол собака породы чау-чау, прозванная Собакой. Собака упала с громким стуком и осталась лежать на спине, как большой жук. Разволновались не только соратники Собаки – Вечный Дед, Шпион и Потаскуха, разволновались и остальные зрители. Да и как же не волноваться, раз Собака уже стала как бы своей, гостит в городе второй день и все о ней говорят. Со всех сторон шептали, что надо бы Собаке дать какие-нибудь капли или таблетку валидола, шепотом расспрашивали, нет ли среди публики медиков. Объявился гусь, названный Гусем, сердито взмахнул крыльями и прогоготал, что не надо обманывать народ всякими каплями, пускай дадут Собаке выпить водки и она сразу встанет на лапы. Разве не слыхали, что прошлым вечером Собака в местном ресторане перепила? Хоть Гусь и гоготал ужасно громко и его было слышно даже на сцене, пришлось признать его правоту. Снова зашептались: нет ли у кого-нибудь с собой водки? Но кто же берет с собой в театр бутылку водки, это же все-таки не хоккей, не футбол, не подледный лов рыбы! В конце концов странным гостям городка пришлось раскрыть свои карты и признаться, что водка есть у них.

Шпион, так же как вчера в ресторан, и сегодня в театр пришел с сумками и фотоаппаратами, и в одной из сумок была водка. Народ вздохнул с облегчением: уф-ф-ф, водка есть, слава тебе, господи, водка нашлась! Теперь оставалось только напоить водкой Собаку, которая все еще лежала на спине между двумя рядами кресел. Дружно, радостно и подбадривающе перешептываясь, решили здесь дать Собаке только первые глотки, а потом вытащить ее из зала, где на сцене, несмотря на шум и бормотание, полным ходом шел спектакль «Чайка».

Над крышей театра как-то особенно нервно метались чайки, как-то особенно нервно и громко кричали: «Которая? Которая из нас?»

Так и сделали, дали Собаке прямо из бутылки глотнуть водки там же, в зале, потом вытащили Собаку наружу. Собаку тащили несколько местных жителей, советом помогала Потаскуха. Они вышли, и спектакль мог продолжаться спокойно и размеренно, но вскоре некоторые из ушедших начали возвращаться, и их возвращение в зрительный зал к Чехову завершила сама виновница всего мероприятия – Собака, которая подкрепилась, чувствовала себя великолепно и вполне способной смотреть спектакль.

И все-таки это уже был только полуспектакль. Собака желала вслух комментировать увиденное, Потаскуха делала ей замечания. Между комментариями можно было расслышать обиду и удивление по поводу вчерашнего происшествия в ресторане. Ведь оказалось, что танцевать с гостями городка отказалась местная актриса. Возможно, именно по этой причине Собака упала с кресла. Что такое, «крестная мать» городской мафии – актриса местного театра? Это потому она получила роль Заречной?

В свою очередь, Шпион мешал спектаклю тем, что все время ползал и крутился у рампы, фотографировал, снимал на пленку. Это мешало зрителям, здесь так было не принято, разве что на премьере появится какой-нибудь тихий, воздержанный, неприметный фотограф из местной или районной газеты, но чтобы все время ползать у края сцены – нет, так здесь не принято.

Большинство зрителей первую часть спектакля из-за всяких непривычных неприятностей могли для себя списать в потери. Зато вторая часть была даже очень хорошей. Произошло нечто неожиданное: после антракта из странных гостей в зал вернулся только Вечный Дед. Он спокойно и чинно зашел в зал, перед тем как погас свет. Вечный Дед смотрел спектакль тихо и очень внимательно, никаких эмоций не проявлял, не говоря уже о том, чтобы падать с кресла или ползать у края сцены. Вечный Дед оказался очень хорошим и толковым зрителем, когда ему не мешала собственная свита.

На следующий день бусика «форд» у гостиницы больше не было. Поговаривали, что странные гости уехали рано утром, за рулем сидел сам Вечный Дед. Городок продолжал жить привычной жизнью. Каждый вечер в театре показывали «Чайку», и по уик-эндам в ресторане Женька пел «И журавли, печально пролетая…». После отъезда странных гостей остались эта песня и Есенин. И в ресторане после спектаклей «Чайки» сидела актриса Соня Гардина.

Вечером в субботу, 24 мая 2003 года, в театре городка N было торжественное закрытие сезона. Показывали «Чайку».

24 мая 2003 года в Кремле встретились президент России Владимир Владимирович Путин и живая легенда мировой музыки Пол Маккартни. Путин показывал Маккартни Кремль. В Каминном зале они присели, чтобы поговорить. Вдвоем. Оба они упоминали имя одной женщины: Жанна.

– Это легенда, но в то же время и не совсем легенда, – сказал Пол Маккартни. – В те далекие годы я почувствовал Россию. Я знал Жанну. Песня Back in the USSR создана Жанной и посвящена ей. Сегодня вечером я буду петь Back in the USSR на Красной площади, у стен Кремля. Сбудется одна мечта всей моей жизни.

– Я обязательно постараюсь быть на концерте, – сказал Путин.

К началу концерта Путин не успел. Пол Маккартни на Красной площади, у стен Кремля, спел Back in the USSR. Путин прибыл незадолго до окончания концерта. Пол Маккартни песню Back in the USSR повторил, он пел ее специально для президента России Владимира Путина.

В далекие, незабываемые ленинградские годы, в далеком 1974 году студент Володя Путин разговаривал с близкой себе женщиной о театре, они говорили о поставленной Товстоноговым пьесе Вампилова «Прошлым летом в Чулимске», но особенно много они говорили о «Чайке» Чехова. Жанна очень прямо, страстно и вызывающе сказала, какой она видит Нину Заречную.

24 мая 2003 года в городке N в далекой русской провинции местный драматический театр закрывал сезон чеховской пьесой «Чайка». После спектакля весь коллектив театра собрался в городском ресторане, где играл ансамбль. В России имеются тысячи таких ансамблей и их солистов. Двое из этих солистов – Марина и Женька Умов – той майской ночью пели на балу закрытия театрального сезона. Актеры, их родственники и друзья, технический персонал театра – все бесшабашно танцевали и пели чуть ли не всю ночь.

Одна молодая актриса, Соня Гардина, утром должна была отправиться в далекий путь, в Москву. Дорога действительно дальняя, и волнение Сони вполне обоснованно: она едет в Москву впервые в жизни. На прощание Соня попросила солиста ансамбля Женьку Умова спеть песню Пономарёва на слова Есенина. Женьке подпевала Марина, а ощущение было такое, будто пело трио «Реликс». Да, ничего не скажешь, Женька Умов – закаленный кабацкий лев. «И журавли, печально пролетая, уж не жалеют больше ни о чем…»

Из Москвы Соня вернулась 10 июня, но тогда всю Россию уже облетела сенсационная весть: в фильме «Чайка», к съемкам которого приступает Никита Михалков, на роль Нины Заречной утверждена молодая, неизвестная актриса из театра в далекой русской провинции. Имя далекой, незнакомой актрисы – Соня Гардина.

Соня не успела вместе с чайками полетать над крышей театра. Соня не вскрикнула громко: «Которая? Которая из нас?» Может быть, из-за того, что ее Чайка почти каждый день за чаем шептала: «Ты. Это будешь ты! Я верю. Это будешь ты!» Сотни актрис в России играют Нину Заречную. Сотни актрис всю зиму вскрикивали: «Которая? Которая из нас?» Ведь всю зиму было известно, что Никита Михалков будет снимать «Чайку». И вот наконец, в начале июня, эта весть и это имя – Соня Гардина.

Хотя театральный сезон давно закрыт, теперь по-настоящему «взорвались» газеты, радио, телевидение городка N и всей области. Статьи и передачи посвящались и «Чайке», и молодому талантливому главному режиссеру Саше Кольцову, и исполнительнице роли Нины Заречной Соне Гардиной. Сам губернатор прислал в театр поздравительную телеграмму. Диктуя текст телеграммы, губернатор за своей бородой скрывал улыбку. Немало денег дал он и этому Кольцову, и всей этой банде сумасшедших. И теперь ему, губернатору, есть чему улыбаться. Вся Россия говорит о его театре и его актрисе. Еще один его театр удостоился особой чести.

В России много говорили и о новой сенсационной книге «Как Никита Михалков ехал Нину Заречную искать». В книге рассказывалось о Никите Сергеевиче и его команде, о том, как они пять месяцев колесили вдоль и поперек по всей России, смотрели постановки «Чайки» в больших, маленьких и даже очень маленьких городах, искали актеров для нового фильма и особенно искали Нину Заречную. И по идее и сценарию самого Никиты Сергеевича они все это проделывали следующим образом: Никита становился образом из фильма своего брата «Сибириада» – да, талантливый режиссер Кольцов правильно разглядел Вечного Деда, а остальные следовали за ним в собственных образах. Остальных ведь в лицо никто не знает, а разве мог бы Никита Сергеевич объявиться в каком-нибудь городке, не привлекая к себе внимания? Ведь каждый городок при его появлении сразу бы встрепенулся – а как потом спокойно посмотреть «Чайку»? Даже разговаривать своим голосом Никите Сергеевичу было нельзя, потому что по голосу его все равно опознали бы, даже при парике и в гриме. И все равно у них было много приключений, в новой книге будет что почитать. До чего все-таки интересна бескрайняя Россия, до чего интересны ее театры и актеры! Вот, например, тот самый городок N, такой неприметный, а в конце концов и судьбоносный, ведь именно там после долгих поисков нашлась Нина Заречная.

В городок N ведь они прибыли слишком рано, на один день раньше. То ли сами спутали, то ли получили неверную информацию. Но кто его знает, может, Судьба так хотела, чтобы они прибыли пораньше, чтобы были разные приключения, о которых можно будет прочесть в новой книге. Может, Судьба хотела, чтоб они в ресторане увидели Соню Гардину, жизнь которой однажды изменит поздняя осень.

Вместе с Никитой Сергеевичем, который преобразился в Вечного Деда из фильма «Сибириада», обычно ездила продюсер Софья Климович, молодая и талантливая, нравилось ей краситься, нравилось паясничать, но прозвать ее потаскухой, как случилось в городке N, – это уж чересчур. Участвовал и кинооператор Юрий Симонов, которого в городке N назвали шпионом. Ну, это еще куда ни шло, у него все-таки острый взгляд оператора, а также есть собака Сэм породы чау-чау. Сэм – директор московской труппы собачьего балета «Прыжок», давнишний друг Михалкова и почитатель его таланта. Сэму очень нравится при возможности прокатиться по России-матушке, душу отвести, попировать, но что самое главное – у Сэма безошибочный нюх на яркие таланты как среди животных, так и среди людей. Вот какой была свита Вечного Деда, и теперь, когда тайна раскрыта, про их приключения с большим интересом будут читать люди, птицы и животные. И еще фотографии разглядывать.

Но почему Никита Сергеевич выбрал такой своеобразный путь поиска актеров? Эта история тоже интересна и даже сенсационна. Михалкова поразил один его разговор с Владимиром Путиным. Встреча состоялась по инициативе президента, и разговаривали они о «Чайке» Чехова. Это поразило Михалкова. Удивила и встреча, и то, что разговор шел почти только о «Чайке» и Нине Заречной. Но, может, истинным инициатором разговора все-таки был Михалков? Может, виновата нефть? Много ведь писалось и говорилось об оригинальном замысле Михалкова, о том, что эстрадой Константина Треплева в фильме будет находящаяся в море платформа прокачки нефти. Нина Заречная стоит на этой платформе-сцене, и ее монолог слушают тысячи зрителей на берегу моря. Как только не интерпретировали этот замысел Михалкова газеты, радио и телевидение!

Вот об этом и говорил Путин. О нефти и «Чайке» Чехова. О современной Нине Заречной, которая с самого первого своего появления хитро, дерзновенно и даже цинично играет со всеми. Со всеми, включая и Тригорина. И все-таки она делает все это только потому, что верит в жизнь и любовь. Если она достигнет своей цели, станет великой актрисой, то к ней придет и любовь. Нина Заречная сама никого не убивает. Слабые просто ломаются, столкнувшись с ее целеустремленностью.

Нина Заречная наших дней. «Чайка» и нефть. Это опасно.

Михалкова поразил разговор с президентом о «Чайке» Чехова. Его собственная идея переплеталась с видением Путина. Постепенно Никита Сергеевич пришел к мысли, что актеров для фильма надо искать в глубинке России, в постановках «Чайки» в провинциальных театрах. Из этой мысли родилась следующая – что в России он сможет быть свободным только под маской. Никто не должен был его опознать. Только так он сможет смотреть беспристрастно. Наконец возник образ Вечного Деда, в котором он посетил спектакли «Чайки» в больших, маленьких и совсем маленьких городах.

Однажды ночью, уже после разговора с Путиным, Михалков проснулся и вспомнил только что увиденный сон. В том сне была Нина Заречная на эстраде Треплева – на платформе прокачки нефти. Нина Заречная с головой, обритой наголо! Одета она в длинную мужскую мокрую рубашку. «Люди, львы, орлы…» – кричит Нина с платформы прокачки нефти, и на берегу моря ее слушают тысячи зрителей.

Этот сон оставался с Михалковым во время всего путешествия по театрам российских городов. Нина Заречная. Обритая наголо, на платформе. Целеустремленная и нападающая. В своем долгом путешествии Михалков, рассматривая каждую новую Нину Заречную, думал о том, согласится ли эта актриса обриться наголо. Среди многих Нин были и такие – с длинными, пышными волосами, с толстыми косами. Пожертвует ли актриса своими волосами во имя своей цели? Нужно жертвовать! Заречная идет к цели, она пожертвует всем! Нина Заречная должна быть с бритой головой.

Тогда, после разговора, Путин и Михалков пожали друг другу руки, попрощались. Михалков уже был у дверей, когда Путин сказал: «Никита Сергеевич, с „Чайкой“ нужно быть очень осторожным».

Почему Путин сказал, что с пьесой Чехова «Чайка» нужно быть очень осторожным? Почему?

Звукозапись «Сказка о Чайке» произведена в рамках программы Латвийского государственного радиотеатра как моноспектакль актрисы Карины Лучининой. Радиопередача прозвучала в эфире Латвийского радио 4 (Домская площадь) 12 сентября 2010 года с 20:00 до 21:00 (источник: архив Латвийского радио 4) и «Русского радио» Нью-Йорка.

https://marisdruva.weebly.com (откройте содержание, найдите раздел RU CD, и там будет три диска, среди которых «А. П. Чехов»)

Видеоверсия (работа в Латвийском государственном радиотеатре)

https://www.youtube.com/watch?v=C4di9jurlD0amp;t=7sYouTube, в поисковике написать: «марис друва это путин»

Видеоверсия (сценический спектакль, фрагменты) https://www.youtube.com/watch?v=Y5I6ofD-lcYouTube, в поисковике написать: māris druva antoņinas ņenaševas monoizrāde

Перевод с латышского – Аманда Аизпуриете