Читать книгу Море писем не читает - Мария Анатольевна Куралёва - Страница 3

Иногда я задумываюсь о том, есть ли в этом мире что-то, неподдающееся изменениям. Что-то постоянное, в чём можно быть уверенным наверняка. Как, например, знать, что и спустя годы, твой друг останется таким же верным и честным с тобой. Как знать, что твой ребенок всё такой же добрый и хороший человек, каким ты его и воспитывал. Как знать, что некогда искренне любимый всё такой же, каким ты его некогда и полюбил. И как знать, что завтра с утра солнце вновь зайдет, и наступит новый день. Что-то, в чём нельзя сомневаться.

Может быть, это эгоистично: желать, чтобы кто-то или что-то оставалось прежним, сохраняя зону твоего комфорта. Но я всегда считала, что кардинально человек ну не может измениться. Возможно, он пересмотрит взгляды на жизнь, на религию, изменит свои цели и планы. Возможно, он даже поменяет черты характера. Но что-то целостное, как ядро Земли, останется постоянным. Какой-то особый внутренний стержень, то, что существует как данность, что нужно принимать.

Наверное, не все меня поймут, но я постараюсь объяснить, что заставило меня снять розовые очки.

***

Ставрополь. Солнечный город России, на окраине которого я и жила. Я и мой лучший друг – Артур. Ударение на «А». По крайней мере, он так настаивал. Соседи называли нас «неразлучники». Пара неугомонных попугаев, которых редко встретишь поодиночке. Мы были как родные брат и сестра, нет, нечто большее – настоящими близнецами. Разве что отличались внешне.

Я была простой девчонкой с самым необычным именем в округе – Моника. И этим обязана маме также, как зелёными глазами и немного боевым характером. Русые волосы и, возможно, врожденная любовь к танцам – заслуга папы. Только ему не говорите, но в молодости он, действительно, любил танцевать классику.

А в соседнем доме напротив жил мальчик моего возраста – светловолосый, кудрявый, с небольшим количеством веснушек. Он был замкнутым, скромным, но очень улыбчивым. Должно быть, именно за его неординарную, забавную внешность его и дразнили сверстники и ребята постарше.

Мои отношения с дворовыми подружками складывались нормально ещё с садика. Мы дружили, играли в куклы, обсуждали, какое платье лучше, и чья «Барби» более красивая. Почти все ровесники, живущие в домах неподалёку, ходили в один и тот же садик. В том числе и Артур. Мы были в одной группе, но не общались. Собственно говоря, мальчики и девочки редко общались в принципе. Разные интересы. Но многие хулиганы дёргали девчонок за волосы и пытались вмешаться в их игры. К Артуру это точно не относилось. Как я и говорила: он рос замкнутым, и играл почти всегда один, а зачастую и терпел шутки других мальчишек.

А вскоре пришло время идти в школу. И мы попали в один класс. Светловолосый и всё такой же кудрявый мальчик шагал по школьной аллее, осторожно держа за руку маму, а в другой руке неся большой букет пёстрых ромашек, которые, казалось, были больше него самого. Мы узнавали друг друга, как многих других дворовых ребят, но никак не показывали виду. Разве что обменивались короткими взглядами. Мы всё ещё не общались.

На линейке он стоял едва ли не в самом конце, скромно глядя в одну точку по стойке «смирно». Он также не отличался высоким ростом, и это лишь подливало масла в огонь. Разве кто-то испугается маленького, скромного, худенького мальчика, похожего на одуван? Вряд ли он вызывал авторитет в глазах сверстников. У меня он не вызывал ничего, кроме едва ощутимой доли сочувствия.

Спустя несколько месяцев нашего первого года на пути к знаниям, многие ребята уже притерлись друг к другу и разбились по парам, как это обычно бывает. Классная руководительница была молодой и неопытной, она с трудом разбиралась в детских конфликтах. Эта странная тенденция выбора лузера не обошла и наш класс, прямо коснувшись Артура. Порою, дети бывают очень жестоки. А я общалась в компании трех девочек: Лены, Ани и Олеси. И если последняя мне особенно нравилась, то первые две, порою, казались невыносимы. С ними было интересно играть после школы, интересно шушукаться на переменах, но сложно переносить заметный яд, уже тогда сочившийся из маленьких девочек. Иногда он был вызван завистью, скажем, на новые наряды или игрушки подруги, а иногда обычной «пятеркой» в чужом дневнике.

Не подумайте, что они какие-то изверги. Уверена, все проходили через это. И такая же картина творилась среди мальчишек в нашем классе. Похоже, детям просто необходимо разделять людей по классам: ботаники, спортсмены, красавчики, просто идиоты. Может быть, это часть их развития?

Забавно, как иногда один день может перевернуть всё. Как сейчас помню, двадцать седьмое марта. Снег уже почти полностью сошёл, уступив место слякоти, грязи и бесконечным лужам. Но солнце, стучащееся в школьные окна и так заманчиво зовущее на улицу, определенно радовало всех. Уроки закончились, и я в компании Лены, Ани и Олеси спускалась со школьной лестницы, увлечённо обсуждая что-то. Мы заметили небольшую толпу наших одноклассников, столпившихся вокруг кого-то, а пробившись поближе, заметили, что они прижали Артура, отнимая у него портфель и намереваясь осмотреть его содержимое. Девчонки только посмеялись. Да, попробуй найти человека, который не любит понаблюдать за чужой разборкой, находясь в стороне, наблюдателем.

К тому времени у меня уже сформировалось обострённое чувство справедливости, не позволившее выдать мне и намек на улыбку. Аня подозрительно покосилась на меня взглядом «А ты почему не смеёшься? Это же весело!». Это так и читалось в её светло-карих глазах. И это впервые вызвало во мне настоящий гнев. Словно адреналин ударил в голову. Я просто не захотела, чтобы всё так закончилось! Мне просто стало стыдно за одноклассников. Мне стало стыдно за весь чёртов мир, позволяющий унижать совершенно невинного человека. Мне просто стало стыдно за себя, ведь и я тоже являлась частью этого мира. И, как и все стояла в стороне, молчала, наблюдала, как ребята едва ли не ежедневно задевали маленького мальчика, похожего на одуванчик, который давно бы мог на них пожаловаться, но почему-то молчал.

Мерзкое чувство несправедливости и соучастия накрыло меня с головой, заставив пробиться сквозь толпу и подойти к измученному Артуру, потупившему взгляд.

«Отойдите от него!» – всё, на что хватило меня. Но, поверьте, и этого было достаточно, чтобы заставить одноклассников хоть ненадолго замолчать. Кто-то притворно засмеялся, кто-то поддержал, а кто-то разозлился, что их весёлую забаву прервали.

Кажется, ребята начали дразнить нас обоих. Знаете, это: «Тили-тили теста, жених и невеста!» или же «Смотрите, за него девчонка заступается!» В тот момент я ненавидела их. И сквозь толпу глумящихся лиц я заметила подруг, как-то отрешенно смотрящих на меня, как на предателя. Лена и Аня вмиг отвернулись, уходя в сторону, подальше от конфликта. Последняя взяла Олесю за курточку, шепнула ей то-то на ухо, и та тоже последовала за ними. Я поняла, что лишилась подруг. И стыдно признаться, я успела пожалеть, что вообще ввязалась в это. Но лишь на мгновенье.

Я знала, что поступала правильно. Что-то внутри подсказывало мне это.

В конце концов, ребята отступили и ушли. Никто не собирался драться с девчонкой, особенно так воинственно настроенной. Не осталось никого, кроме меня и Артура, и мне стало неловко. Мы никогда не разговаривали раньше, а сейчас, кажется, полагается что-то сказать. Нельзя же просто молча уйти. Он молчал, стесняясь на меня посмотреть и отряхивая портфель и курточку, а я просто наблюдала за ним, то и дело, оглядываясь по сторонам, надеясь, что хоть кто-то спасет от неловкого молчания. Кто-то должен был его прервать.

И этот кто-то была я.

– Всё нормально?

– Угу, – кивнул он. – Извини.

– За что ты извиняешься? – я удивлённо смотрела на одноклассника, как вдруг уловила его прямой взгляд.

Небесно-голубые, светлые глаза с каким-то страхом смотрели едва ли не сквозь меня.

– Тебе из-за меня досталось, – пробурчал он, прожёвывая слова.

– Ерунда, – отмахнулась я. На самом деле я так не думала. Вовсе не ерунда. Я уже чувствовала, как живот связывается в узел при мысли о том, что завтра придётся идти в школу и испытывать на себе участь объекта насмешек. Такого со мной ещё не случалось, и я была явно не готова терять подруг, терять людей, с которыми можно просто поговорить и посмеяться.

– Идём? – спросила я, зная, что вот уже несколько месяцев мы ходим домой одной и той же протоптанной дорогой. Первые пару месяцев с родителями, а затем – одни. Школа была совсем близко от дома.

В знак согласия Артур подтянул лямки портфеля и медленно поплёлся в сторону. А я просто шагала рядом, ощущая себя своеобразным телохранителем. Должно быть, Артур тогда чувствовал себя гораздо хуже меня. Вряд ли кто-то предпочтёт быть униженным, да ещё и на глазах у девчонок, а потом быть спасённым одной из них. Это явно не история о храбром принце на белом коне.

Мы, молча, прошли всю дорогу, а на месте, где должны были разойтись, неловко замешкались и бросили друг другу короткое «Пока».

Вечером я рассказала маме о случившемся. Она старалась утешить меня, говоря о том, что я поступила правильно. Но мама не могла пойти со мной в школу, сесть за одну парту, не позволяя никому бросить и единого слова в мою сторону. А так хотелось, чтобы могла!

С утра я почувствовала себя трусихой и взяла себя в руки. Я твердо решила не позволять делать из себя лузера и объекта насмешек. «Они у меня ещё увидят!» – думала я, глядя в зеркало и видя нахмурившую брови девочку. По крайней мере, я не испытывала чувства вины перед всем миром, а это было уже кое-что.

Ожидания оправдались: я то и дело ловила на себе отчуждённые взгляды одноклассниц, шушукающихся в сторонке, никто не здоровался со мной и не пытался поговорить. А уже на второй перемене ко мне подошло трое ребят. Они трогали мои вещи, листали тетрадки, высмеивали что-то, но я не могла возразить и слова. Язык словно лишился влаги и высох, лишь гнев и чувство стыда перед окружающими давали о себе знать. А когда почти все ребята вышли из класса, чтобы поиграть в коридоре, Артур, сидящий где-то на задней парте, подошёл ко мне.

Он присел напротив и просто молчал, мешкался, пытался что-то сказать. Открывал рот и тут же закрывал, не находя подходящих слов или не решаясь их произнести.

– Чего? – пробурчала я, посмотрев на него. Я была противна самой себе: злилась на человека за то, что он попал в ситуацию, в которой мне пришлось за него заступиться.

– Не… Не обращай на них внимания, – едва слышно произнёс он, немного заикаясь.

– Ага, – как-то безразлично отмахнулась я, продолжая погружаться в свои проблемы, высосанные из пальца.

– Будешь? – из кармана он достал пару заварных пирожных, завернутых в целлофановый пакет и, судя по всему, купленных в нашем школьном буфете.

Я отрицательно помотала головой, но, видимо, Артур ощущал острую необходимость отблагодарить меня или чувствовал вину. Достав одно и надкусив, он положил пакет с оставшимся десертом мне на парту и вернулся на своё место в конце класса.

Я не стала долго думать, глядя на аппетитное пирожное, покрытое глазурью, и развернула пакетик. Не успев надкусить, я обернулась назад и улыбнулась Артуру, который уже прожигал меня взглядом.

– Спасибо! – как-то необычно весело сказала я и с нескрываемым аппетитом съела десерт.

А уже после школы мы вместе шагали домой, начиная потихоньку общаться и узнавать друг друга. Нам было интересно, немного неловко, но при этом комфортно и весело. Тогда я не понимала, что в момент, когда я поддалась импульсу и потеряла «друзей» вкупе с авторитетом в классе – я приобрела нечто большее. У меня появился настоящий друг.