Читать книгу 15 рассказов - Мария Беседина, Александр Горохов - Страница 3

Змеем он был двухголовым. Считал и называл себя неодинарным. В смысле неординарным, то есть не входящим в орден, не штатным, не типичным, не обычным, ну и так далее. Но в такие словесные премудрости Змей не погружался и не подозревал о них. Сомневающимся, из местных, говорил народную мудрость про то, что одна голова хорошо, а две лучше. Иногда смахивал слезу и вздыхал: «На старости лет будет хоть с кем словом перекинуться». Недоброжелателей отбривал резко, громко и убедительно: «А брюхо одно!».

Ненавидел двуглавого Орла. Люто, но это скрывал, даже от близких. Ему же и завидовал. Во-первых, тот высоко взлетел. Во-вторых, шибко гордый – глядит на запад, глядит на восток, а на своих и глядеть не охота. Да мало ли за что можно ненавидеть того, кому завидуешь. Рулил областью, но надеялся на большее и строил карьеру. Осторожно и умно. Скривив губы, сообщал, что у Орла головы всегда в разные стороны смотрят, а значит, нету целеустремленности и единства в действиях. По этому поводу любил рассказывать древнюю басню про музыкантов, которые как не садитесь… Более того, распускал сплетни, будто головы Орла никогда не глядят друг на дружку из ненависти и скоро у них дело дойдет до грызни и смертоубийства. В кулуарах рассказывал, что видел сон. Будто головы повернулись, тут же накинулись друг на друга, глаза повыклевали. Ужас что было. Еле разняли. Чтобы одноглазости народ не заметил, имиджмейкеры запретили им опять поворачиваться. При этом вторая голова ехидно поддакивала первой, подхихикивала, презрительно кривила губы в нужных местах, ойкала и кивала, вот, мол, какой неприличный орел – головы вроде две, а мозгов ни боже мой, вздыхала и, невинно потупившись, моргала, создавая о себе общественное мнение.

Вокруг вздыхали. Понимали, что никакой это не сон, а аллегория, потому что напрямую сказать пока нельзя. Понимали, что так оно и есть на самом деле, и от этого и без того далекого Орла всего можно ожидать, а если вдруг, не дай бог, встреча, то при встрече – отвечать односложно, но невнятно, никаких «нет» или «да», а только «кажется», «бог его знает», а еще лучше помотать головой и тяжко вздохнуть, а ежели спросят, чего вздыхаешь, махнуть рукой и снова вздохнуть.

При встрече с Орлом Змеюка мило улыбался, раскланивался, проявлял лояльность и подобострастие. Приказы и указы кидался выполнять рьяно и энергично. А что не получалось, ну не всегда и не у всех все получается. Главное, рвение, старание и желание.

Короче, был этот Змей редкой сволочью, но электорат всего такого не замечал и на местных выборах дружно голосовал за него. А Орел, со своими приближенными и прочим столичным руководством, как уже говорилось, глядели вдаль. На Запад, на Восток. Пытались лучшее, что там замечали, приспособить для тутошней пользы. Да только при таких помощничках, а может еще по каким причинам, оборачивались начинания во вред. Народ тихо роптал, а зловредный Змей исподтишка подзуживал.

Постепенно все же дошли смутные подозрения и до Орла. Решил он прислать в губернию проверку. Тайную.

И вот однажды появился в этой местности смелый и отважный рыцарь Lancellott. Так в паспорте на КПП прочитал блюститель. По-нашему не то Ланцелот, не то Ланселот. Смехотура, а не имя. На посту погыгыкали, пропустили, но начальству своему доложили. Начальство выше, как положено, Змею.

Змей приказал глаз с него не спускать, контролировать каждый шаг и докладывать обо всем.

С недельку понаблюдали, ничего этакого не выявили, из чего Змей сделал вывод, что или дурень проверяющий или, наоборот, сильно ушлый и въедливый. И вот как-то проезжая по делам службы, Змей совершенно случайно встретился и заговорил с этим Ланселотом, блеснул эрудицией, демократичностью. Все-таки не каждый губернатор вот так запросто с народом общается. Удивился начитанности, образованности Ланселота и пригласил вместе отобедать.

Отчего не отобедать. В обед и сели. Первое, второе. Закуска. Сауна. К ужину разомлели. Начали случаи из жизни рассказывать. Сперва Ланселот рассказал, как в институте учился. Как вагоны, чтобы подработать, разгружал, как в школу Ланселотов поступил, там подружился с людьми весьма ныне уважаемыми, ну и т. д.

Потом Змей, про то, как в деревне вырос, как тяжко там было. Как в армии служил – Родину защищал два года. Дослужился до сержанта.

Потом, после не известно какого тоста за Орла, вообще пошел треп не понятно о чем. Ланселот говорит:

– В столицах, конечно, ого-го, но воздух не тот. Экология подкачивает. Вот и мотаемся. Утром на работу. Вечером назад. Туда едешь – еще темно. Оттуда – уже темно. Некогда на природу поглядеть, соловья послушать.

– Да, – согласился Змей. – И у нас был случай в прошлом году. С утра намотались по делам. Приехали, не помню уже куда. Все чин чином, как положено. В общем, на обед подали супчик. Извините, из соловьев. Повар, каналья, такой умелец оказался, – мы супчик хлебаем, а соловьи эти, трелями еще заливаются нас ублажаючи! Да так жалостно, как вспомню, и сейчас слеза наворачивается.

– Вот она – Змей показал на вторую голову, – тогда с полтарелки слез пролила. А повара этого мы после псам скормили.

– Как псам? – Ланселот оторвался от тарелки, удивленно икнул и посмотрел на Змея.

– Не расстраивайтесь, голубчик, не сразу, не сразу, – успокоил тот. – Сперва шкуру с него, подлеца, содрали, после солью крупного помола посыпали, у нас в области небольшой рудничок и солеварня есть, я после покажу. Потом поперчили да обжарили, а уж потом и псам скормили. Как теперь принято говорить – утилизировали. Одна голова на всякий случай вздохнула. Другая хихикнула, а Змеюка пожал плечами, и завершил, – а потому, что у нас с экологией строго! Нечего над ней глумиться. Орел поставил вопрос, а мы раз велено – выполняем. Слава Богу, в цивилизованной демократической стране живем.

Ланселот к тому времени прилично захмелел и одобрительно кивал на все, что говорил Змей. Куски из тарелки стал брать руками, рот вытирать рукавом, время от времени икал, а к окончанию ужина предложил Змею дернуть по последней на брудершафт и перейти на ты. Так и сделали.

Отвезли Ланселота в гостиницу, спать уложили. А видеозапись с банкета, на всякий случай, смонтировали в нужном Змею ракурсе, кое-чего вырезали, кое-чего приба-вили и отправили на независимое местное телевидение.

На следующее утро проснулся Ланселот в 6-00. Башка, сами понимаете. Матюкнулся, поглядел на часы: увидел 6-00 и снова заснул.

Второй раз проснулся в 7-30. От радио. Оно в провинциальных гостиницах до сих пор в каждом номере висит на двух гвоздях. Само в 7-00 включается и местные новости до 8-00 рассказывает. Узнал много интересного. Оказывается, общество состоит из индивидов. Узнал, что индивиды это люди.

Потом Ланселот встал. Выпил из графина воды. Потом вспомнил и умылся. После поел. Включил телевизор. Боже мой! А там про вчерашний банкет, и его показывают. Змей пьет чай из кружки, на которой двуглавый Орел изображен, а он, Ланселот, водяру из стакана хлещет. А потом тресь стакан об пол! И такое про Орла сказал! Короче, того гляди придут и в кутузку спроводят и на демократизм не поглядят.

Только он об этом подумал – стук в дверь и заходит сам Змей. Вежливо о самочувствии осведомился, на краешек стула присел, вздохнул и смотрит внимательно. Смотрит и вздыхает, вздыхает и смотрит. И так три раза. И Ланселот вздыхает. Молчит и вздыхает. Сидят они так и молчат. Кто кого перевздыхает.

Первым заговорил Змей. В телевизоре показывали про успехи области в газификации отдаленных населенных пунктов. Змей пальцем в экран ткнул и говорит:

– Оно, – говорит, – правильно, удобно с газом, но раньше в доме был очаг. Теперь – газовая плита. Хранительница очага, женщина, жена, мать звучало солидно основательно, убедительно и гордо. Хранительница газовой плиты… или даже хранительница четырехконфорочной газовой плиты, извините, не то…

Змей снова покачал головой и добавил:

– Вот так и рушатся устои. Да что там устои, так цивилизации рушатся!

И махнул рукой. А в глазах слезы блеснули.

Ланселот соображает, понять ничего не может, но на всякий случай поддакивает, мол, так и рушатся цивилизации. И пока Змей на разные отвлеченные темы разглагольствовал, Ланселот сообразил про линию поведения. Не зря все же учился в школе Ланселотов. Дослушал очередную фразу и говорит:

– Тут меня по срочной лансел эт эвой связи в столицу немедленно вызывают. Наверное, снимать будут. А к вам пришлют другого, приятели намекнули кого. Лютый изверг. В пяти областях был. Везде кадровые чистки происходили. Из ничего компромат выискивает. – После приложил палец ко рту, по сторонам поглядел и закончил. – Но это сверхсекретная информация. Так что надейтесь и ждите. А я полетел. Не поминайте лихом.

После встал, Змея обнял. Поцеловал на прощание, еще раз сказал про «не поминайте лихом» и укатил.

Змеюка тоже укатил, но в офис. Начал быстренько справки наводить, что, мол, и как. Кого присылать собираются. А никто не знает. От этого страху еще больше нагнетается, и скоро всех чиновников от самого Змея до последнего домуправа парализовало и ничего они делать уже не могли, кроме как паковать чемоданы да получать последние откаты за строительные подряды, ремонты и прочие независимые и открытые тендеры и торги.

А Ланселот добрался до столицы и сразу к своему начальству:

– Все, – говорит, – вызнал, выяснил. Прикидывался и проходимцем, и врагом Орла, и дураком, и пьяницей, но вызнал все! Этот Змей редкая сволочь и лютый вражина. Мало того, что настраивает всех против нашего Орла, нарочно все делает во вред, прикидывается будто искренне старается выполнить приказы и предписания, так еще и суп из живых соловьев жрет! А соловьи, как известно, тоже летают, а значит, родственники Нашему.

– Как суп? – поразилось начальство.

А еще бы не поразиться. Про такое отродясь никто не слыхивал.

– А вот так, суп! Так мало того, что нахлебался, так потом повара изжарил, чтобы концы в воду и заявил, что выполнял приказ Орла!

Ой, что тут началось. Короче, Змея в кандалах по этапу в столицу доставили. Одну голову сразу свернули, а со второй в непринужденной, для некоторых граждан, обстановке начали беседовать.

– Народ рассказывает, что вы знаете рецепт супчика из соловьев? Не поделитесь ли. А то у нас тоже гурманы имеются.

Змей в отказ. Мол, ничего не знаю, не ведаю, все клевета и ложь. А ему свидетеля. Племянничка того самого невинно изжаренного повара.

Племянничек за дядюшку отыгрался. Наговорил такого про Змеюку, что главный дознавальщик только и сделал, что ухмыльнулся и произнес:

– Ну, ты даешь? – и добавил, – одна голова, говоришь, хорошо'? А не много ли будет после делишек таких одной-то.

И сам себе ответил:

– Многовато!

Так и поступил.

А Ланселота сначала хотели в тюрягу за пьянство посадить, потом орден дали за усердие и благонадежность, генералом назвали и опять туда, в знакомую уже губернию выправлять дела командировали. Сказали: «Если чего, поможем, если чего не так – накажем», пожали руку, пожелали успехов в труде. Потом, после недолгой паузы, подмигнули, добавили «и здоровья».

Генерал Ланцелот прибыл на место. Старых змеиных приятелей и заместителей, прокураторов, судей и банкиров повыгонял да пересажал. Народ возликовал от счастья, проникся к нему любовью и доверием. На место выгнанных назначил честных и достойных людей. Из своих родственников и друзей. Даже дочуркину собачку не забыл. А потом, когда основные дела переделал, вспомнил и о невинно пострадавших от прежнего змеиного режима.

Вызвал к себе племянника того самого повара и говорит:

– Ты, невинно пострадавшая душа, сколько получал зарплаты у Змеюки вредоносного?

Тот отвечает.

– А я назначаю тебя главным поваром губернии и жалованье назначаю, сколько было умножь на десять, да в добавок, в зеленых заграничных, а не наших рублях.

Главный повар начал было в обморок падать, да передумал и на колени плюхнулся.

– Ваше, – говорит, – высокопревосходительство, да я за такое счастье вам собственную жену изжарю!

– Ну с женой, любезный, ты сам, без меня разбирайся, – отвечает благородный рыцарь губернатор Ланцелот.

Потом, как бы невзначай, задумался на минутку и вроде бы из чисто познавательного любопытства спрашивает:

– А дядюшка, случаем, не рассказывал про рецепт соловьиного супчика? Любознательный читатель спросит: «А в чем же здесь мораль-то?».

Помилуйте, господа, какая в наше-то просвещенное время мораль. Даже не смешно.

Теперь и слова-то такие в словарях отменили, не пишут-с.