Читать книгу Завтра я стану тобой - Мария Бородина - Страница 3

– Мама?! – настойчиво повторил мальчик, ощупывая мои щёки.

– Ты кто? – я замялась, поражённая искренностью, – ты ищешь маму, мой золотой?! Постой… Твоя мама была здесь, да?

– Ты – мама?

– Я – не мама, – помотала головой.

– А кто тогда?!

Я украдкой взглянула на Ленор. Та с неподдельным удовольствием раскинулась в кресле, наблюдая за нами. «Продолжайте же, дети мои», – кричал её надменный взор. У неё, определённо, появится повод посплетничать с подружками сегодня вечером. Если, конечно, у Ленор Лазовски есть подружки.

– Я всего лишь жрица, – я с трудом подбирала слова, чтобы не напугать и не обидеть ребёнка. – Но мы попробуем найти твою маму, если ты расскажешь, в чём дело.

Глаза мальчика напряжённо забегали. На бледном лбу проступили капельки пота, а плечи задрожали так, что одежда пошла волнами.

– Я… – промямлил он, нервозно озираясь.

– Ты потерялся, да? – повторила я, сжав его потные ладошки в своих.

Мальчик помотал головой и оглянулся на дверь. Напуганный, словно подстреленный кролик: кажется, даже дышать боится. Вот и думай теперь, что означает этот жест.

– За тобой гонятся? – спросила я робко.

Маленький посетитель закивал. Солнце, выплывшее из за туч, заглянуло в холл сквозь стекло и разбросало блики в его спутанных волосах.

– Что же ты сделал такого, что тебя начали преследовать?

Мальчик выкинул руки вперёд и обхватил мои плечи.

– Спрячь меня, мама! – сорвалось с его губ вместе с капельками слюны.

– Мама? – я всё ещё не могла реагировать на непривычное слово, которым меня никто никогда не называл и не назовёт. – Но… зачем прятать тебя, дружок?

– Я всё расскажу! – выдохнул мальчишка, сжимая кулачки на моих плечах. Как во сне я заметила, что на жёлтом платье проступили грязные следы в форме ладоней. – Ты только спрячь, мам!

Пока я судорожно соображала, где можно укрыть мальчика, и не приведёт ли это меня в Пропасть, дверь распахнулась снова. Потоки ветра, ворвавшиеся в холл, иглами вонзились в грудь и плечи. Сначала я услышала цокот набоек, а потом дверной проём заслонила тёмная фигура. По выпуклым погонам и ружью, мотающемуся за спиной, я узнала дозорного.

И он двигался к нам.

Мальчишка обернулся, и его лицо перекосила гримаса ужаса. Он разжал пальцы, выпуская шёлк моего платья. И прежде, чем я успела хоть что-то сообразить, выскользнул из моих объятий и метеором ринулся в слепой отсек коридора.

Дозорный, ничего не объясняя, бросился за ним. Размеренный цокот его каблуков перерос в канонаду. Он пронёсся мимо меня чёрным вихрем, едва не сбил с ног и даже не извинился!

– Что происходит, треклятые Разрушители! – выкрикнула я, хватаясь за голову.

– Разрушителей поминаешь в обители света? – с ехидством отчеканила госпожа Лазовски. – Ну-ну.

Я перевела взгляд на Ленор. Та по-прежнему сидела в кресле, вальяжно раскинув ноги, и с любопытством наблюдала за происходящим. Как же захотелось ударить её трубкой по голове! Аж ладони зазудели! Сжала руки в кулаки, чтобы подавить губительное желание. Кровь застучала в висках, опаляя лицо жаром.

– Мы с вами ещё поговорим, – выцедила я, бросаясь следом за дозорным.

– Занемогшую бросила? – прокаркала мне вслед Ленор. – Жди беды, жрица! Жди большой беды! Себя потеряешь! Будешь молить Покровителей обернуть время вспять!

Времени бояться не было. Я метнулась в пыльную темноту, едва не поскользнувшись на мраморе, и помчалась к противоположному концу коридора. Ноги путались в оборках юбки, угрожая сцепиться и опрокинуть меня на пол. Судя по шуму и возне, доносящимся из процедурной, дозорный всё-таки настиг цель.

– Ааааай! – зазвенел колокольчиком голосок мальчишки.

– Что ты мне обещал, поганец?! – рявкнул в ответ дозорный. – Ну-ка, повтори!

– Хватит! Хватит! Прошу тебя, папа!

Папа. Вот тебе и номер. Кажется, мальчонка – сирота. Только дети, лишённые родительского тепла и ласки, называют мамами и папами первых встречных.

Подлетев к нужной двери, я перевела дыхание. Чувствовала я себя, как Ленор Лазовски после пробежки трусцой. Ни секунды не мешкая, я ворвалась в процедурную.

Мальчик корчился в углу, прижимая к уху ладонь, и повизгивал, как затравленный щенок. Тонкая ниточка крови ползла по его щеке, прокладывая путь к шее. Дозорный тянул мальчишку за шкирку, пытаясь поднять, но тот лишь сильнее вжимался в пол.

– Вы бьёте его, – я упёрла руки в бока. – Беззащитного ребёнка!

– И что? – дозорный вскинул на меня бесцветный взор. До чего же неприятный тип!

– Это превышение полномочий!

– Не учите отца, госпожа, – отозвался дозорный. – Правило неприкосновенности работает лишь для жителей Девятого Холма. А этот парень – просто беженец-воришка, у которого нет хартии⁵ и документов.

Я вздохнула, пытаясь обуздать бурю, разгулявшуюся внутри. Понять дозорного было сложно, но вполне реально. Отлавливать нарушителей – его работа и обязанность, и то, с каким цинизмом он выполняет её, не должно иметь значения. Более того: как бы я ни отрицала, мы похожи. Нас – жриц – тоже порой обвиняют в бессердечии. Оно и понятно: если будешь сочувствовать всем и каждому, через пару годовых циклов дойдёшь до безумия. Расплавишься и закоптишься, как восковая свечка во мраке. И останется только выжженный фитиль.

– И что же он украл? – я снова попыталась расставить точки над и.

Мой вопрос влетел в стену, расколотился на отзвуки и остался без ответа. Я, как безумец, разговаривала с пустотой. Странные посетители продолжали выяснять отношения, словно меня не было рядом.

– Ты врёшь! – взвизгнул мальчик, пытаясь вырваться из цепкой хватки. – Пусти!

– Покажи-ка свою хартию, малец! – дозорный сдвинул желтоватые брови.

– Нет у меня никакой хартии, я родился здесь! – пленник с вызовом посмотрел на своего мучителя.

– Прекрасно, воришка. Документ?

– Я не воришка! – мальчик пихнул дозорного в живот.

– Ах, так?!

Рассвирепев, дозорный поволок мальчишку за шиворот к двери. Мальчик брыкался, выгибался и визжал, как дерущийся кот. Его поношенные ботинки не по размеру молотили по полу, раскидывая труху. На раскрасневшихся щеках блестели кривые дорожки слёз.

– Постойте! – окликнула я дозорного, едва он выволок упирающегося подростка за дверь. – Что, если я установлю над ним протекцию?

– Забудьте, – бросил он через плечо. – Парнишка – нарушитель, и должен быть наказан по всей строгости Положений.

– Нет! – завизжал мальчишка, выгибая тощее тело дугой. – Ты всё врёшь! Врёшь!

Через десяток секунд сырая темнота погасила вопли и оставила меня в одиночестве. Вокруг сгрудилась тишина, такая густая и совершенная, что, казалось, можно услышать стук сердца, если хорошенько напрячь уши. О произошедшем теперь напоминали лишь грязные разводы в углу помещения, пара капелек крови на полу, да звенящая головная боль. И незнакомая, сосущая тревога под рёбрами.

Я потёрла виски. Вдавила ногти в кожу так, что она сделалась горячей. Только странная тревога никуда не уходила. Забыть пронзительный взгляд мальчонки не получалось. Равно, как не выходило и понять, почему он так врезался в память. Когда я закрывала глаза, я видела его лицо: явно и чётко. Так, словно он опять стоял рядом и протягивал ко мне руки. И даже звуки, срывающиеся с его обветренных губ, чётко доносились до слуха. Как граммофонная запись, повторяющаяся снова и снова. Одно-единственное слово, пронзающее сердце и выворачивающее наизнанку душу. Слово, которое я мечтала услышать последние двенадцать годовых циклов.

Мама.

Я смахнула выступившие слёзы. По пальцу растянулся чёрный развод сурьмы. Хватит! Я здесь не для того, чтобы раскисать и предаваться болезненным думам! Люди со всего Девятого Холма приходят ко мне, чтобы получить помощь и исцеление. Если я не смогу быть сильной, я не оправдаю их надежд!

К моему облегчению, Ленор в коридоре не оказалось. Должно быть, досмотрев представление, она побежала на рынок обмусоливать с торговками свежие сплетни. И я не сомневалась, что стану героиней её сегодняшних историй.

В кабинете меня ждал Шири с двумя кружками отвара и листом вызовов. Судя по выражению его лица и расправленным крылышкам, я оказалась права в своих мрачных ожиданиях.

– Шестнадцать, – сообщил он угрюмо.

– Треклятые Разрушители! – простонала я, забирая заветную бумажку. Сразу оценила географию адресов: хуже и не бывает! – От самого края рабочего квартала до района Храма Вершителей! И когда уже закончатся эти простуды и лёгочные?!

– Никогда, – Шири вальяжно хлопнул меня по плечу. – Даже когда мы с вами уйдём к Покровителям, простуды и лёгочные останутся на этой земле. Увы и ах.

– Тебе-то хорошо рассуждать. Тебе не ходить по адресам…

Впрочем, я оказалась неправа. Простудами и лёгочными дело не ограничивалось. В графе «Повод для вызова жрицы» красовались совершенно удивительные причины.

– Всё болит, – карикатурным басом зачитал Шири, словно прочувствовав мои мысли. – Нога не идёт. Рваное дыхание. Зудят коленки. Посмотрите-посмотрите, госпожа Альтеррони!

– Запор, – прочитала я в конце списка. – Тридцать восемь годовых циклов. Тоже мне, повод. Мог бы и сам до амбулатории добраться.

– Видимо, у него тоже нога не идёт, – мрачно констатировал Шири.

Тучи за окном растянулись до самого горизонта. Небо походило на огромный холст, небрежно вымазанный серой краской. Дождь разыгрался не на шутку. Сплошные потоки воды копьями летели вниз, сравнивая небо с землёй. Капли врезались в подоконник, крошась на мириады брызг. Мир преломлялся в каждой, переворачиваясь с ног на голову.

И я тоже хотела, чтобы мой мир перевернулся.

***

Я вышла из амбулатории в два часа дня, с чемоданчиком в одной руке и зонтом – в другой. Ливень поутих, превратившись в ленивый дождик, но это не давало повода разгуливать без прикрытия.

Влага, сгустившаяся в воздухе, пропитала платье, едва я сошла с крыльца. Треклятые Разрушители, как всегда забыла взять с собой плащ! С моей-то предусмотрительностью – неудивительно. Почтение Покровителям за то, что хоть зонт дома не оставила.

Я ненавижу прогулки по отсыревшим улицам почти так же, как ненавижу субботы. В такие моменты всегда вспоминается, что мой муж держит двух прекрасных меринов и заботится о них, как о родных детях. Тем не менее, я всегда ходила по адресам пешком и возвращалась домой на общественной повозке. Ведь, если верить моему мужу, его мерины созданы для спортивной езды по лужайке возле дома, а не для скачек по ухабистым улочкам Девятого Холма.

Лужи на Центральном Проспекте лежали сплошняком, перемежаясь с островками густой грязи. Пара километров напролом – и вода захлюпала в туфлях. Чулки пропитались насквозь, да так, что водяные пятна поднялись над окантовкой обуви. С раздражением я отрывала ноги от мостовой, каждый раз опасаясь, что подошва останется в придорожной луже. Воздух вокруг пах свежестью, мокрой пылью и скошенной травой. В обычной ситуации – самый прекрасный запах из существующих. Но не сегодня. Когда на плечи сваливаются проблемы, даже любимое блюдо кажется бумагой.

Гребни крыш, торчащие из вороха отмытой листвы, походили на разрушенные зубы в воспалённых дёснах. Мансарды тонули в сероватом тумане, оставляя после себя размытые силуэты. Я тащилась вдоль парковой зоны, стараясь найти в себе силы не сесть в лужу и не зареветь, как младенец. «Давай же, Сирилла, – звенел в голове голос покойной матушки. – Не позорь наш клан! У нас нет слабых женщин. Бери пример со своей сестры!» «Ты ещё будешь гордиться мной, мама!» – пообещала я мысленно, и призрак прошлого растаял вместе с одиноким лучом, что на мгновение прорвал завесу туч.

Ветер то и дело налетал порывами, пытаясь раскачать и сбить с ног. Я старалась съёжиться посильнее, чтобы устоять и сохранить уходящее тепло. Капли барабанили по листьям над моей головой, гнули их резные края и, срываясь, падали на зонт. Покровителям не было никакого дела до географии моих домашних вызовов, равно как и до моего состояния.

Парк остался позади, и я вышла к городскому рынку. Дождь украл пушистые очертания деревьев, превратив улицу в бесцветный коридор. Зайдёшь в такую дымку – заблудишься ненароком.

Дом первого занемогшего находился у рыночной площади и прятался в паутине виноградника. Проём с выбитыми дверьми, меж досок которых сочилась смрадная темень подъезда, напоминал беззубый рот. Четыре окна на верхнем этаже, щурясь, поглядывали на меня.

Поднимаясь по лестнице на второй этаж, я едва не соскользнула вниз. Бросив зонт, вовремя ухватилась за перила и потянула запястье так, что кости захрустели! И как я только после этого не отправила к Разрушителям мясника Доната, жалующегося на боли в суставах и категорически не соглашающегося хоть немного сбросить вес!

С занемогшими, вызывающими на дом по делу, диалог я строила быстро и эффективно. Поэтому пять адресов у площади я вычеркнула из списка быстро. После, перебежав дорогу у рынка и едва не влетев под колесницу, я вспрыгнула на отходящую повозку номер пять и помчалась в рабочий квартал сквозь дождь и ветер. Через восемь минут тряски я была на месте.

Рабочий квартал по праву считался самым хмурым местом на Девятом Холме. Деревьев здесь произрастало мало, лишь голая почва чернела кругом. Здесь, на самой окраине города, не было и мощёных тротуаров, как в центре. Лишь пара хлипко протоптанных тропинок тянулась вдоль ряда просмоленных домиков.

От остановки пришлось тащиться по голой грязи. Нужный мне дом находился у подножия холма, почти в лесу. К тому моменту, как я добралась до пункта назначения, мои туфли превратились в грязевые комки. Пришлось доставать из чемоданчика бутыль воды и устраивать им водные процедуры, прежде чем зайти на порог.

Дверь открыла полная женщина в алых одеяниях. К счастью, на мои туфли она даже не взглянула и сразу пригласила внутрь.

– Матушка слегла, – сообщила она на ходу.

В комнате царил беспорядок. Кучи тряпья пестрели по углам. Мебель выглядела расшатанной и прогнившей. Обычно такие интерьеры я видела в домах одиноких и немощных стариков, что не смогли произвести потомство или отправили сыновей на Посвящения⁶.

Но, судя по всему, хозяйка дома не была одинока. Рядом с кроватью старушки, сидели ещё две дамы среднего возраста. Одна из них, судя по чёрному платью и глухому вороту, была непосвящённой⁷.

Я наклонилась над кроватью пациентки. В лицо врезался пустой и отрешённый взгляд человека, потерявшего рассудок, и, судя по всему, давно. Засаленные волосы, небрежно скрученные в узел, перепачканный рот, слизь, застывшая корками в носу. И запах застарелой мочи, тяжёлый и густой. Запах лежачего занемогшего, который ни с чем не перепутаешь.

Нет. Эта женщина всё же была одинока.

– Кем приходитесь занемогшей? – я посмотрела на женщин, безупречно отыгрывающих беспокойство.

– Д-дочери, – произнесла полная алая дама.

– Почему не ухаживаете за мамой должным образом?

– Мы ухаживаем! – непосвящённая всплеснула руками. – Она ведь только вчера слегла.

– До этого ходила, ела и пила сама, – закивала женщина в алом.

Только вчера. Свежо придание! Я слышала это каждый раз, когда приходила на дом к обезножившим ненужным старикам. А по факту видела гниющие пролежни, опрелости, грязное бельё и ногти, которыми можно копать землю.

Но кто такие жрецы, чтобы поучать и читать нотации? Я прикусила губу, дабы не сказать лишнего, и произнесла ключ. Поток пришёл быстро, ошпарив головокружением. Краски перед глазами, как и обычно, сделались болезненно-яркими. Воздух заиграл желтизной. К потолку поплыл запах, напоминающий аромат сандала и ванили – неизменное амбре моих заклинаний, к которому я никак не могла привыкнуть.

Я приложила руки к вискам старушки. Золотой свет коконом окутал её голову. Дымка сгустилась, занавесив сморщенное лицо, и покатилась по шее. Лишь у лба старушки осталось голое пятно. Потоки энергии сновали мимо, чётко огибая его.

– Кровоизлияние в мозг, – констатировала я, убирая руки. – Обрываю нити.

Золотистое сияние сбежало с моих пальцев, как вода, и растаяло.

– Значит, вчера у неё случилось кровоизлияние, – заключила непосвящённая. – Жрица… эээ… Госпожа…

– Госпожа Альтеррони.

– Госпожа Альтераци, напишите нам заключение о её невменяемости, чтобы мы смогли продать этот дом без проблем с дозорными!

– Застарелое кровоизлияние, – пояснила я. – Месяц как минимум. Об этом и дам заключение.

Женщины переглянулись. Недовольные гримасы исказили три похожих лица.

– Но, – возразила та, что прежде не подавала голоса, – у дозорных же возникнут вопросы, почему так давно… И почему жрицы у нас не было.

– Возникнут, – я пожала плечом. – И у меня возникли, если честно.

– Но госпожа Альтераци!

– Альтеррони.

– Может, мы придём к консенсусу?

Я промолчала. Сжав зубы, настрочила заключение, в котором, как и положено, указала истинную давность недуга. Положила бумажку на стол. Единственная, с кем эти дамы должны будут прийти к консенсусу – совесть.

Следующий адрес – слава Покровителям – оказался совсем рядом. Через два дома. Однако, пройдя пару десятков метров, я снова нацепляла на туфли грязи. И снова пришлось поливать их водой у порога.

У двери меня встретила девушка в светло-серых одеяниях, совершенно здоровая на вид. Проводила в маленькую прихожую с комковатой грязью на полу, где воздух был до оскомины пропитан табаком. Почти все мужчины рабочего квартала курили, многие – даже дома. А в этой семье, судя по аромату, курили не только мужчины.

– Разувайтесь, – выпалила девушка, глядя на мои истерзанные туфли.

– Регламент запрещает, – сложив зонт, я поставила его в запаутиненный угол.

– Вы же несёте Поток света! – девушка дерзко вскинула подбородок. – Вы должны!

– А потому могу сказать, что вы в состоянии были сами дойти до амбулатории, – нашлась я. – Что мешало?

Девушка скривилась, сделавшись похожей на печёное яблоко. Её голубые глаза недобро блеснули, и мне захотелось развернуться и зашагать прочь. Конфликтные занемогшие встречались почти каждый день, и каждый раз я с трудом преодолевала желание поставить их на место.

– Не хотите разуваться – будете слушать меня здесь, – скандалистка брезгливо подвинула мне стул. Деревянные ножки шаркнули по доскам пола, скатывая грязь в колбаски.

Пожав плечом, я присела и откинулась на спинку. И не таких встречали. Главное – сохранять спокойствие и улыбаться. И не лезть на рожон.

– Слушаю, – отрезала я. – Уже давно слушаю.

– Знаете, жрица, – девушка неожиданно стала мягкой. – Покровители не связываются со мной⁸ вот уже целый сезон.

– Это, безусловно, экстренный повод обратиться за домашней помощью в дежурный день, – я закивала с показной участливостью. Эмоции рвались наружу, застывая комками в горле. Приходилось глотать их вместе с вязкой слюной. – И как я могу вам помочь?

– Посмотрите, не забеременела ли я? – произнесла девушка шёпотом.

Ох уж эта извечная дилемма молодости. Беременна – не беременна. От мужа – не от мужа. Мальчиком, или – о, ужас – девочкой. Видели таких. И не таких.

– В течение сезона вы могли явиться на осмотр, – возразила я. – Магические методы расходуют слишком много энергии и не входят в Положение оказания помощи на дому.

– И что?

– А то, моя дорогая, – я пожала плечом, – что сегодня у меня шестнадцать адресов. Если я пойду вам навстречу, на помощь занемогшим меня может просто не хватить.

– Это ваши проблемы! – девушка капризно топнула ногой. – Зачем мне идти на осмотр? Это позорная процедура! И ведь только с помощью Потока света можно посмотреть пол ребёнка!

– Я всё сказала, – я поднялась со стула и принялась расправлять платье. – Приходите в амбулаторию. Вы ведь и сегодня могли дойти сами.

– Так какой же дурак в такую погоду на улицу выйдет? – девушка возмущённо пожала плечами.

– Например, дежурная земская жрица.

– Ну, вы же сами знали, куда шли!

Уходя, я хлопнула дверью. Просто не выдержала.

Сойдя со ступеней, я долго рассматривала свои руки, не в силах поверить, что вышла из себя при исполнении. Самым горестным было осознавать, что взбесило меня не безрассудство молодой женщины, и не её лень. Меня вывело из себя то, что она ждёт ребёнка. Покровители даровали ей благо, которого не дали и никогда не дадут мне.

После шести адресов рабочего квартала я в своём жёлтом платье стала походить на выжатый лимон. Вернее, на гниющую скомканную цедру. Вода пропитала оторочку юбки, и теперь оборка при каждом шаге обвивалась змеёй вокруг лодыжек. Комья грязи налипли на подошвы. Даже кончики волос отсырели, и теперь неприятно холодили шею.

Осторожными шагами я приближалась к остановке общественной повозки. Грязь пузырилась под ногами, как ведьмино варево. Дождь и не думал прекращаться. Мало ли того: ветер снова пошёл в разгул. Налетел, ударил в лицо, и, вырвав зонт из моей руки, понёсся по улице дальше вместе с добычей.

– Ээээй! – закричала я, провожая взглядом зонт. – Треклятые Разрушители! За какие грехи?!

Крик улетел вместе с порывом ветра и запутался в листве одиноких деревьев. Крупные капли ударили по затылку и заскользили по волосам. Опомнившись, я развернулась и помчалась за улетающим в никуда зонтом. Ноги, стиснутые промокшими туфлями, ныли и просили пощады, но послушно месили грязь.

Тщетно. Зонт стремительно отдалялся, словно зазывая вернуться в недры квартала. Пролетел чёрной медузой над грязевыми бороздами, подпрыгнул, едва не вцепившись спицами в крону кривой берёзы, а затем спикировал вниз и, не касаясь земли, унёсся за чей-то забор.

Молния пронеслась по небу, на мгновение выбелив землю и превратив деревья в фиолетовые зигзаги. Я раздосадовано хлопнула себя по бёдрам и снова помянула Разрушителей: на этот раз, громче. А что мне ещё было делать? Осталась в одиночестве под проливным дождём, в мокром платье и почти развалившихся туфлях, уставшая, как вьючный вол, да ещё и с тяжёлым чемоданом в руке! Скажи кому – засмеют!

Впору было помчаться домой, но я не могла. На мне висело ещё пять адресов.

– Спокойно, – пробормотала я, стараясь не расплакаться от досады. Запрокинула голову, подставив лицо дождю. Горьковатый привкус белил для щёк скользнул по губам. – Спокойно, госпожа Альтеррони. Это – не худшее, что могло с вами произойти. Осталось ещё пять домов. Всего пять.

Раскат грома разлетелся по облакам. Набрав громкость, он обрушился на землю, а затем плавно сошёл на нет. Сквозь басовитые отзвуки прорезалось цоканье копыт.

Бросила взгляд в конец улочки. О, удача! Пятая повозка стремительно приближалась к остановке со стороны леса. Ну, хоть сейчас Покровители пришли на помощь! За двадцать минут я доскочу до элитного квартала, а оттуда – рукой подать до Храма Вершителей.

Тройка измождённых гнедых коней пронеслась мимо. Фонтанчики брызг весело летели из-под копыт. Я отчаянно замахала вознице. Заметив меня, он взметнул в воздух красный платок. Значит, подождёт.

Я подхватила свой чемодан и рванула к остановке. Мокрые волосы облепили лицо. Грязь с аппетитом всасывала мои туфли, знаменуя каждый шаг жадным чавканьем. Сил почти не осталось: усталость разливалась в мышцах, как расплавленный металл.

С трудом подняла голову. Потоки дождя полились на веки, кромсая картину перед глазами на дрожащие лоскуты. Впереди по-прежнему чернела витая тропа, укрытая сплошными лужами. Остановка совсем не приблизилась! Пара десятков метров до пункта назначения теперь казались долгими километрами.

– Ещё рывок! – успокоила я себя, не понимая, что произношу это вслух.

Сохранять позитив в такой ситуации было крайне сложно. Контролировать себя – ещё труднее. Всё, чего я могла желать – чтобы это никак не сказалось на занемогших. И не помешало мне выполнить свой жреческий долг.

Собрав силы в кулак, я сделала рывок. Слякоть с хлюпаньем выплюнула мою ногу, едва не потопив туфлю. Вывернула стопу, пытаясь посадить обувь на место. Пятка послушно зашла в вырез туфельки, но вот беда – голень пронзила судорога. Да с таким напором, что я от неожиданности согнулась пополам. И так неудачно, что не смогла удержать равновесие и бухнулась в слякоть на одно колено.

Жидкая грязь поползла по юбке, пропитывая тонкий шёлк. Я не удержалась от истерического хохота: всё же, лучше, чем рыдать. Превозмогая себя, поднялась и одёрнула юбку. Серовато-чёрное пятно нырнуло меж складок, но при первом же шаге снова высунулось наружу.

На кого я теперь похожа? Бродячие псы и то чище.

Чертыхаясь, я потащилась к остановке. Платье, обвисшее от влажности, собирало ветки и оборванные листья. Завтра грядёт большая стирка! Хорошо, что впереди выходной.

Кондуктор в повозке зажалась в угол и всю дорогу косилась на меня, словно я перебрала хмельного. Даже денег не взяла. Её опасения понятны: нормальные люди в таком виде по улицам не разгуливают. Только особо отъявленные земские жрицы, вроде Сириллы Альтеррони.

В элитном квартале дверь мне не открыли. Тщетно я громыхала воротами, дёргала глухо закрытую калитку, звонила в колокольчик. С той стороны забора отвечала лишь тишина, перемежаемая шёпотом дождя и шелестом листьев. Я простояла под ливнем положенные по регламенту десять минут, а затем, нацарапав на кусочке пергамента записку и втиснув её в щель, пошла прочь. Их проблемы.

До района Храма Вершителей я добралась пешим шагом за четверть часа. К тому моменту я почти слилась с дождём и походила на бестелесную тень. Ноги тащили меня сквозь улицы на автомате. Тело давно перестало подчиняться сознанию. Внутри остались лишь рефлексы: никаких чувств и эмоций. Когда на негодование не остаётся сил, приходит смирение.

Стоит ли говорить, что на каждом адресе на меня смотрели, как на безумную? И нюхали воздух, пытаясь понять, не тянет ли от меня зелёным змием. В обычной ситуации я бы рассвирепела и выдала что-нибудь колкое. Но когда дождь съел тебя, подобрать слова бывает сложно. Равно как и постоять за свою профессиональную честь.

Адрес с запором я специально оставила напоследок. Словно надеялась, что вызывающему молодому мужчине станет стыдно за ерундовый повод.

Нужный мне дом спрятался в тихой глубине квартала, в густой поросли вишен и слив. Когда я добралась до него, небо уже начало приобретать тёмно-фиолетовый отлив. Дождь и не думал прекращаться. Похоже, зарядил на целую неделю.

Дверь распахнула заплаканная женщина в тёмно-оранжевом. Взгляд её мокрых глаз горел надеждой. Удивительно, но она не стала оглядывать меня с ног до головы, как люди на предыдущих адресах. Её не смутили ни туфли, обляпанные землёй, ни обвисшие от влаги волосы, ни грязное платье, которое к тому моменту можно было отжимать. Она сразу пригласила меня войти: без лишних церемоний и замечаний.

– Госпожа Альтеррони! – начала женщина с порога. – Ну, неужели! Наконец-то вы пришли! Мы очень ждали именно вас!

Впрочем, мой настрой её слова никак не изменили. Обида скреблась в груди, как бешеная кошка. Хотелось выплюнуть её из себя. Вырвать, да так, чтобы навсегда: словами, взглядами, замечаниями…

– Ждали именно меня на запор? – со скептицизмом пробормотала я. – Бодрый мужчина тридцати восьми годовых циклов мог бы и сам…

Мой голос оборвался, едва я зашла в спальню. На постели, почти сливаясь с белыми простынями, лежал молодой мужчина. Его болезненно блестящие глаза были слишком огромны для истощённого лица с выпирающими скулами. У кровати занемогшего горбился мальчик-подросток. Своими ладошками он сжимал паукообразную руку мужчины и время от времени гладил её.

– Моё почтение, жрица Альтеррони, – пробормотал мужчина сухими губами и тут же застонал. Пот проступил на его лбу крупным бисером.

Я кивнула в ответ, не в силах выговорить приветствие. С недугом всё было ясно: его бы распознала с первого взгляда любая выпускница Академии.

Только… как? Такого не должно быть! Ему равно к Покровителям! Почему такой молодой?!

– У Оскара чёрный недуг, – подтвердила женщина мои догадки. Как во сне я заметила, что она вытирает глаза. – Уже пустил щупальца, как сказала жрица Хамовски. Везде, где только можно.

– Простите, – выдохнула я, не зная, как оправдаться.

Стыд полоснул по щекам горячей волной. Хотелось спрятаться, закрыть лицо, отвернуться, лишь бы скрыть свои чувства. Иногда завидное умение делать выводы преждевременно играло мне вовсе не на руку. Уметь бы ещё стелить соломку прежде, чем упасть.

– У него боли, – проговорил мальчик из своего угла.

– Госпожа Хамовски уже выписывала господину Оскару обезболивающие настойки? – поинтересовалась я. – Жгучий перец, боль-траву?

– Жрица Альтеррони, – женщина умоляюще взглянула на меня и отвернулась к окну, словно стесняясь своих слёз. – Боль-трава не помогает Оскару. Вот уже второй день она не облегчает боли. А сегодня у него раздуло живот. Я слышала…

– Что?

– Я слышала, что именно ваш Поток направлен на долгое облегчение сложных болей, – женщина закрыла лицо руками. – Простите, простите нас за беспокойство, жрица Альтеррони, но Оскар не может больше терпеть. Сможете ли вы ему помочь?

Сказать, что я изумилась, значит не сказать ничего. Врождённое заклятие моего Потока казалось мне абсолютно бесполезным в работе. Занемогшие с острой болью обычно посылали за жреческим активом, а не шли в амбулаторию. Иногда, правда, меня просили облегчить зубную боль, пока помощники по частям вырывали чьи-то разрушенные зубы, и это была единственная область применения моего дара. Для остальных видов болей существовали базовые заклятия, которыми в той или иной мере владела каждая жрица, закончившая Академию.

Я никогда не считала, что Покровители наделили меня чем-то особенным. И завидовала уникальным врождённым заклятиям моих коллег… До того, как положила ладони на вспотевшее тело Оскара и призвала свой Поток.

Знакомое головокружение смазало краски. Руки задрожали. Золотые нити, переплетаясь паутиной, заскользили по коже Оскара. Унимая чужую боль, главное – не перетянуть её себе. Когда моя непосвящённая сестрица, не обученная в Наставне азам защиты, тайком использовала магию на дворовых кошках, у неё получалось именно так.

– Мне намного лучше, – выдавил Оскар. – Я уже не чувствую боли.

– Ещё минутку, – попросила я. – Нужно закрепить результат.

Я закрутила энергетические потоки спиралью и послала их вдоль позвоночника. Жёлтые нити просветили тело занемогшего насквозь, словно пропитав его мёдом. Жрица Хамовски была права. Щупальца чёрного недуга везде: в лёгких, в печени, в брюшной полости.

– Посмотрите, – я показала на чёрную дыру, сформированную энергетическими нитями. – Это – основной узел. Он пережимает кишку. Болей не будет сутки, но причина останется. К сожалению, я не в силах ему помочь.

– Нам ничего не нужно, – выдохнула женщина. – Лишь бы этой боли не было.

В наших краях чёрный недуг считался неизлечимым. Редкие жрицы Девятого Холма могли приостанавливать его, но защита в этих случаях не помогала. Это всегда сказывалось на их здоровье. Да и, к тому же, спустя несколько недель, хворь начинала цвести снова и пускала новые щупальца.

– Обрываю нити, – произнесла я, когда на щеках Оскара проступил лёгкий румянец.

Жёлтые нити стеклись в одну точку, сжались в комок и, загоревшись яркой вспышкой, растаяли в воздухе. Сандалово-ванильное амбре взлетело под потолок, пропитав комнату.

– Вот и всё, – я опустила руки.

– А теперь я помогу вам, – отозвалась хозяйка дома. – Даже не возражайте.

Я услышала знакомые слова ключа, слетающие с её уст. Женщина попятилась к окну, вытянула руки, и потоки горячего воздуха окутали меня, щекоча кожу. Удивительно, но они не вздыбливали волосы и не колыхали складки юбки: просто проникали сквозь меня, не встречая препятствий. Однако влага с кожи и одежды стремительно испарялась. Ко мне возвращалось удивительное ощущение комфорта и уюта, смытое дождём.

Через три минуты волосы и платье уже были сухими. Оставалась лишь одна нерешённая проблема: грязное пятно на юбке. Впрочем, теперь она казалась не столь важной. Некоторые неприятности можно оставить на потом.

Уходя, я долго слушала благодарности. И думала о том, какими разными бывают люди и как их ломают обстоятельства. Я ненадолго оставила Ленор, не пожелав потакать её капризам, и тут же поймала проклятья в спину. А за двадцать четыре спокойных часа для незнакомого занемогшего, после которых боль неизбежно вернётся, получила уйму добрых слов, да ещё и помощь.

Когда я вышла на аллею перед Храмом, темнота уже наводнила улицы. Беззвёздное небо опрокинулось на город, как синее шерстяное покрывало. Дождь, наконец, успокоился: теперь лишь редкие капли падали вниз, оставаясь кругами на лужах.

Дежурство закончилось. Я шла домой, волоча неожиданно отяжелевший чемоданчик. И надеялась, что завтра будет лучше, чем сегодня.